Дарья Вячеславовна Морозова
Оплачено алым

– Угрожаешь мне? – Клэр двинулась вперёд, уперев кулаки в бёдра. – Угрожаешь той, что спасла твоего сына этим летом от водянки? Той, что лечит гнилые зубы твоей матери? Знаешь, что делают волки со слабыми и больными? – Клэр подошла вплотную к растерянному мужчине. – Они их зарезают, – девушка провела ребром ладони у шеи крестьянина. – Но мы люди ведь другие, верно? – её тон стал чуть мягче. – Мы ЛЕЧИМ больных, ухаживаем за ними, а ещё следим за своим языком, пока он не распух и не посинел! – тут она почти шипела от злости. – Пошли прочь и не смейте угрожать мне!

Чуть спотыкаясь и шёпотом ругаясь на ту, что «слишком возомнила о себе» трио поспешило покинуть место несостоявшейся расправы.

А Клэр, проводя их долгим и тяжёлым взглядом, отправилась домой, предвкушая ссору с матерью и слухи в деревне о её связи с волками.

– Надеюсь, ты в порядке, – подумала она, обращаясь мыслями к Волку. – Пусть ты и убил Франсис, но всё это так неправильно, так глупо! Надо снять заклятье и освободить тебя. Это всем будет на руку.

Остаток дня она провела дома, выслушивая нравоучения от матери и готовя лекарства для жителей деревни: её обязанностей с нее никто не снимал. Люди болеют, им нужна помощь. Кроме того, наконец нашлось время как следует обработать свою левую руку. Волка не было слышно и видно, но, конечно, он был где-то неподалёку. Клэр решила хотя бы день побыть просто лекаркой де ла Руа. Кстати, надо бы достать себе новый плащ…

День прошёл незаметно. Из-за того, что похороны Франсис не потребовались, Лили с дочерью помянули её за ужином и снова поплакали: каждая о своём. Письмо сыну с новостью о смерти бабушки Лили написала ещё днём, и оно, запечатанное, лежало теперь на столе.

Пока были дела, Клэр удавалось заглушать в себе неприятные мысли. Однако стоило дому погрузиться во тьму перед сном, как пришлось столкнуться с ними. И их нельзя было прогнать так, как крестьян.

Красная шапочка с грустью думала о том, как ей не хватает её нарядного алого плаща: красивый, яркий, уютный он гордо заявлял всем в округе о том, какая она особенная и важная! А сейчас? Сейчас кто она? Красная шапочка без самой шапочки, потомок де ла Руа без алого плаща, лекарка без знака отличия. Обычная. Вот она кто теперь. Не волшебница, не мудрая целительница, не важная особа. Просто дурочка, которая умудрилась потратить сокровище рода на то, чтобы привязать к себе дикого зверя.

Клэр вжалась лицом в подушку, будто это могло стереть неприятные мысли и вернуть ей покой! Где-то в лесу за окном заухал филин: смеётся наверно. Девушка решила прибегнуть к безотказному способу, которому её научила старая Франсис.

– Я закрою глаза всего на 10 минут, – пообещала она себе, – а потом пойду перебирать фасоль…

Здоровый сон быстро сморил девушку, сумевшей обмануть свои тревоги.

Коротко и звонко прокукарекал петух, возвещая о предрассветной поре.

Клэр села на кровати и потёрла лицо руками. Рассвет ещё не занялся: самое время для сбора трав! Если повезёт, то и с камней удастся собрать росу!

Мама тоже уже была на ногах, всё ещё недовольная утратой дыхания дракона и соседством с волком, она громче, чем нужно гремела посудой. Клэр переоделась, застелила кровать, перекинула растрепавшуюся во сне длинную косу назад и с удовольствием умылась: холодную воду девушка очень любила. Кончики нескольких локонов привычно окунулись в таз для умывания. Это никогда не смущало девушку, ей даже нравилось потом заплетать такие влажноватые волосы. Глядя на своё отражение в небольшом круглом зеркале на стене, она распустила волосы и широкой расчёской прошлась по ним.

Девичья гордость струилась ниже копчика, и не будет преувеличением сказать, что стояла на втором месте по важности для Красной шапочки после плаща.

Но тут она заметила что-то чужеродное, даже без яркого солнечного света оно выделялось отчётливо и однозначно.

Клэр вскрикнула и выхватила один локон, поднесла его к глазам.

– Мама!

Лили, услышав настоящий испуг в голосе дочери, потеряла напускную обиду и тут же оказалась рядом.

– Мама, что это? Смотри!

Клэр, бледная и с подрагивающей нижней губой – вот-вот расплачется – держала на вытянутой руке абсолютно чёрную густую прядь, смотревшейся насмешкой среди копны светло-пшеничных волос…