Дарья Вячеславовна Морозова
Цвет: фиолетовый
– Мдааа, не густо, – разочарованно протянул следователь. – Мы могли бы и дальше продолжить пытки, но я не вижу в них смысла. Пожалуй, на этом мы закончим.
– Как вам будет угодно, – хмыкнула Елена.
– Напрасно, Елена Дмитриевна, бодритесь. Вот, например, Вы знаете, кто именно помог нам вас разоблачить?
– Да, – к нескрываемому удивлению следователя прозвучал ответ ровным голосом. – Это мой сын. Я не хотела замечать его намерений, мне следовало уделить ему больше времени, всё прояснить, но мне всё казалось, что это может подождать. Что на разговоры по душам у нас ещё будет время. Жаль… Но я полагаю, теперь государство поддержит его как борца с предателем, верно?
Следователь помедлил с ответом, прикидывая в голове что-то.
– А я был уверен, что Вы – умная и проницательная женщина. Весьма досадно, что столь же глупая и безрассудная. Последний раз спрашиваю, Вам есть, что добавить к своим показаниям?
Елена, поджав под себя ноги, упрямо помотала головой.
– Ну что ж… Уведите!
Её рывком подняли и почти потащили за собой вон из комнаты. Из короткого коридора женщину вывели на вечернюю улицу и толкнули к бетонной стене, покрытой брызгами крови и воронками от пуль. Она нашла в себе силы выпрямиться и прижаться спиной на последнюю опору в своей жизни, мысленно читая молитву.
Её стражники прицелились, Елена непроизвольно зажмурилась, ожидая выстрелов, но совсем иной звук раздался где-то впереди и заставил её вздрогнуть всем тело и поднять веки.
– Мама!
К ней в чуть великоватых сапогах, старом шерстяном тёплом платке, перевязанным крест-накрест на груди, бежала её дочь – девочка 6 лет.
Она с разбегу уткнулась лицом в живот матери и зарыдала.
– Мама! Мамочка!
– Шшшшш, девочка моя, тихо, всё хорошо! Милая моя, посмотри на меня… ну подними голову, солнышко! – Елена так хотела обнять свою дочь, но кисти ей так и не развязали. – Не плачь, Олюшка, ласточка моя, не надо…
Елена подняла глаз и увидела смертельно бледного сына – 14-летнего подростка с дрожащим подбородком и нашивкой городского дозорного.
– Вот и хорошо, – подумала женщина, – значит, ему будут давать приличный паёк и поселят где-нибудь. Может даже оставят жить в прежней квартире.
– Коленька, – ласково позвала она, – всё хорошо, сынок. Ты всё правильно сделал. Ты уж прости свою мать.
– Мама? Мама, почему ты так говоришь? Что он сделал? – девочка оторвалась от матери и хотела услышать правду, которую и так подозревала.
