bannerbannerbanner
Мандаринка на Новый год

Дарья Волкова
Мандаринка на Новый год

Полная версия

Глава шестая,
в которой на сцене появляются пироги с капустой, инструктор по рукопашному бою и еще куча разного. А заканчивается всё совсем уж неожиданно

Комната отдыха медперсонала.

– Вкусные пироги, Николай Глебович?

– Очень вкусные, Нина Гавриловна.

– Альбинка у меня такая. – Нина Гавриловна пододвигает ближе пакет с домашними пирогами. – Сама ее выучила, но она уже лучше меня тесто ставит. Вон какие получаются – пышные, мягкие.

Ник с наслаждением откусывает еще пирожок с капустой. Действительно, вкусные. И вообще – хорошо поесть, впервые за день. А то он проспал сегодня, позавтракать не успел. А потом как началось…

Нина Гавриловна Данченко, операционная сестра с тридцатилетним стажем, сидит напротив, сложив руки под внушительным бюстом, и совершенно по-матерински смотрит, как молодой хирург Николай Глебович Самойлов обедает. Хотя для нее какой он Николай Глебович? Николаша… хороший парень. Вот бы такого ее Альбине!

– Кушай, кушай! – Она забирает у него кружку. – Давай еще чаю налью.

– Спасибо. – Николай берёт еще пирожок…

– Коля, ты бы, может… – Медсестра наедине позволяет себе нарушить субординацию и обратиться к врачу на «ты» и по имени. Знает, что Николай к этому относится болезненно – как и все молодые врачи, но сейчас они одни, да и тема разговора… – Может, сходил бы с моей Альбиной куда-нибудь? В кино там или в кафе? Она у меня хорошая, знаешь, какая! Готовит вкусно, дома чистота. И вяжет сама, и шьёт. А уж хорошенькая! И за собой следит – в зал ходит тренажёрный. Я вот тебе фотографии покажу…

– Вы уже показывали! – Николай отодвигает чашку. – Альбина и правда симпатичная.

– Ну вот! – Тон Нины Гавриловны настолько торжествующий, что он мгновенно осознает всю опрометчивость своего ответа. – Вот и пригласи ее куда-нибудь! Не понравится – тогда, стало быть, не судьба. Но она у меня такая… Не может не понравиться!

Ник вздыхает. Не первый это разговор. Пироги Альбина печёт замечательные. И внешне, по крайней мере на фото – ничего вроде бы. Тоже брюнетка. Тоже? Господи, да когда же он эту из головы выбросит? В общем, всё бы ничего, если бы не мама Альбины. Нина Гавриловна – самая опытная сестра в их отделении, человек, к мнению которого прислушивается даже заведующий. Ее и Владимира Алексеевича Ник считал своими учителями. Уважал, внимательно слушал, перенимал опыт. И совершенно чётко понимал, что любой мало-мальский романчик с дочкой Нины Гавриловны поставит его профессиональные отношения с лучшей операционной сестрой отделения под удар. И еще один момент вызывал сомнения: почему такую во всех отношениях замечательную девицу еще не прибрал к рукам какой-нибудь достойный жених? Видимо, или материнский взгляд не совсем объективный, или кастинг претендентов чрезмерно суровый. Обе версии ему не очень-то нравились. Эх, главное, Нину Гавриловну не обидеть. Ценнейший специалист, а уж опыта сколько…

– Нина Гавриловна, да зачем вашей Альбине я? Вы же знаете, что я за человек… Ухаживать не умею, слов красивых говорить – тоже. На принца на белом коне… не тяну. Да и конь у меня зелёный и одноместный. И вообще от меня девчонки шарахаются.

– Вижу я, как шарахаются, – усмехается Нина Гавриловна. – Вешаются – это точнее. Не наговаривай на себя, Николай. Да и моей Альбинке не принц нужен, а нормальный парень. И тебе нужна хорошая девчонка, которая и накормит, и приласкает. Так ведь? Принцессу же не ждёшь?

– Нет, – вздохнул он. – Вообще никого не жду. Не до этого мне сейчас, Нина Гавриловна, вы понимаете?

Нина Гавриловна тоже вздыхает в ответ. Упрямый. Ну да ничего – вода камень точит. Уж больно хорош парень. Даже не парень – мужик уже, породу видно сразу. За таких держаться надо, хватать да не отпускать. Ей с высоты жизненного опыта это очевидно.

* * *

Дородная женщина в бирюзовой медицинской форме разгневанно разглядывает крошки на тумбочке.

– Нюрка, паразитка мелкая, ты опять?!

– Тётенька, пожалуйста, не надо… – Шестилетняя девочка тут же начинает всхлипывать. – Не отбирайте!

– Вот что же за бестолочь-то, а? – Дежурная медсестра резко отодвигает девочку, вынуждая ту упасть на койку. – Тебе что говорили? Вот сейчас Николаю Глебовичу все расскажу!

– Не надо, пожалуйста! Оставьте! Меня угостили!

Не слушая детские крики, медсестра выгребает всё из тумбочки, достаёт из глубин запрятанный пакет с пряниками.

– Что это, Перфилова? Что это, я тебя спрашиваю?

– Отдайте, – всхлипывает девочка. – Отдайте, это мое! Меня тётеньки угостили. Отдайте…

– Да что вы творите?! – не выдерживает одна из мам, лежащих тут же, в этой палате, со своим ребёнком. – Девочка и так сирота, из детдома. А вы ее еще и последнего лишаете. Жалко вам, что ли? Мы угостили, а вы…

– Нельзя ей! – резко поворачивается к ней медсестра. – Нельзя. Говорили же! Ни пряников, ни печенья, ничего мучного ей нельзя! Господи, ну она-то маленькая, дурочка, а вы…

– Как вам не стыдно!

– Да это вам должно быть стыдно! Вы-то взрослые люди, у вас самих дети! Всё, пойду дежурному врачу пожалуюсь!

* * *

Уже отбой, но свет не гасят.

Анечка, девочка из детдома, лежит на кровати, уткнувшись в стену, тихо плачет. Рядом, через пару коек, возмущённо обмениваются мнениями две мамаши, судачат о жестокости и душевной чёрствости медперсонала отделения.

Дверь в палату распахивается, и на пороге появляется дежурный врач Николай Глебович. Он подошёл к девочке и погладил ее по волосам.

– Анютка, скажи мне, что Галина Михайловна пошутила. И ты не лопала пряники, они у тебя просто так в тумбочке лежали.

Девочка шмыгнула носом и повернулась к доктору. Глаза у нее опухшие, заплаканные.

– Меня тётеньки угостили!

– Тётеньки – идиотки, – невозмутимо парирует доктор. – Ты же знаешь, что тебе нельзя пряники. Ну, лопала?

– Лопала. – Девочка вытерла нос ладошкой.

– Сейчас ремня всыплю.

Одна из мамочек возмущённо охает, но Аня Перфилова нисколько не пугается.

– Не всыплете.

– На спину ложись и ночнушку подними.

Девочка переворачивается на спину и привычно задирает рубашку, демонстрируя дешёвые хлопчатобумажные трусики в катышках и измазанный зелёнкой длинный безобразный шов во весь маленький детский живот. Пара уверенных движений пальцев доктора, и девочка вскрикивает:

– Ай!

– Здесь?

– Да.

– А тут?

– Да!

Врач со вздохом выпрямляется.

– Опусти рубашечку, Аня.

Доктор Самойлов выходит на середину палаты, в руках у него медицинская карта девочки. И начинает говорить – ровно, спокойно, но тут же раздражение прорывается, и он не может сдержать возмущения.

– Послушайте, у девочки спаечная кишечная непроходимость. Вы знаете, сколько раз ее оперировали? В предпоследний раз – полгода назад! В последний – пять дней назад. Ей нельзя мучного! У ребёнка жёсткая диета! А вы… Да, конечно, врачи и медсестры злые! А вы, мать вашу, добрые самаритянки! Облагодетельствовали сиротку!

Одна из мамаш возмутилась:

– Да какое вы имеете право так с нами разговаривать?

– А какое вы имеете право нарушать врачебные предписания? Да еще относительно чужого ребёнка?

– Мы не знали…

– Пи… врать мне тут не надо! Всех предупреждали! Я! Сам! Лично! А можно еще мозги включить и подумать. Может быть, девочке мучное не от природной жестокости запрещают есть? И для этого есть причины?

– Ну, извините, пожалуйста!

– Засуньте себе свои извинения знаете куда?! – Самойлов просто кипит от дурости тёток. Уже на выходе из палаты он бросает: – Курицы безмозглые!

Ночью Анечку Перфилову все-таки пришлось экстренно прооперировать.

* * *

Утром в ординаторскую зашёл заведующий детским отделением.

– Добрый день.

– Здравствуйте, Владимир Алексеевич.

– Николай Глебович, я только на работе появился, а мне на тебя уже нажаловаться успели. Что там у тебя опять с мамашами за скандал вышел?

– Благодаря этим бабам мы с Пал Палычем сегодня ночью экстренно оперировали Перфилову из двенадцатой палаты.

– Мы ж ее несколько дней назад оперировали?

– Добрые тётеньки накормили девочку пряниками.

– Бл*дь!

– А я сказал гораздо мягче!

– Николай, да что хочешь говори! Но не при пациентах! Как девочка?

– В реанимации.

– Как операция прошла?

– Как научили.

– Ладно, – вздыхает заведующий. – Я сам с ними еще поговорю. Жалобы они строчат… Но, Николай, я тебя по-хорошему прошу: держи свой темперамент в узде! Не надо говорить людям всё, что ты о них думаешь.

– А как они тогда узнают правду?

– Самойлов! Хочешь работать в медицине – умей вовремя промолчать! Понял меня?

– Понял.

* * *

Николай осматривает Ванечку Баженова.

Надя внимательно наблюдает за уверенными движениями мужских рук. Вспоминает своё изумление в первый осмотр сына – как Ник с ним обращался. Они сами с Виком первое время до ужаса боялись что-то не то сделать, когда брали ребёнка на руки. Бабушки целый месяц приезжали по очереди внука купать, пока молодые родители освоились. А Ник… В его огромных ручищах малыш казался совершенно хрупким, но что-то в спокойной неторопливости этих рук убеждало в абсолютном профессионализме их обладателя.

– Коля, ну что?

– Да всё отлично, Надюш. С богатырём нашим полный порядок. Думаю, обойдёмся без операции.

– Думаешь?

– Пока рано утверждать точно, но вполне вероятно.

– Хорошо. Ты же с работы? Голодный? Есть будешь?

– Ааа… ммм… кто готовил?

– Ну, знаешь ли! Хамить не надо! Я научилась вполне прилично готовить! За голубцы мне даже папа твёрдую четвёрку поставил.

– Ну, если Стас Саныч четвёрку поставил…

– Обойдёшься! – фыркнула Надя. – Раз такой привереда!

– Ну, пожалуйста… Накорми голодного доктора.

 

– Доктор вечно голодный. Пошли.

И спустя десять минут:

– Надь, а добавки можно?

– А волшебное слово?

– Пожалуйста! Очень вкусно, правда.

– То-то же, – снисходительно усмехается Надя, забирая у него тарелку. На ее лице выступает румянец довольства. Дожили – Надя Соловьёва радуется комплиментам своим голубцам!

– Вик в котором часу придёт?

Вместо Нади отвечает дверной звонок.

– А вот и он. – Надя передаёт Нику сына. – Покарауль хулигана, пока я дверь открываю.

Замок в прихожей щёлкнул, что-то негромко произнёс Вик, потом стало тихо. Ваня дотянулся до ложки и звонко стукнул по столу.

– Давай-давай, – подбодрил крестника Ник. – Зови родителей. Спорим, они там целуются?

– Завидуй молча.

Молодые родители зашли на кухню, обнявшись. Надя снова кинулась к плите, а Вик протянул другу руку для рукопожатия. Навстречу ему ответно протянулись рука Ника и ручонки Ванюши.

– Витя, руки сначала помой!

Виктор скрылся в ванной.

– Что за жизнь, – чуть позже отозвался он. – Приходишь с работы домой, а на твоей кухне, на твоём любимом месте сидит какой-то тип.

– А ты работай больше – я еще и жену твою соблазню!

Вик посмотрел на Надю, и оба прыснули от смеха.

– Бедный малыш. – Ник демонстративно погладил по головке грызущего черенок ложки крестника. – Родители у тебя со странностями.

Смех смехом, а про соблазнение он сказал в каком-то смысле правду. Учитывая сходство сестёр… Не думать!

– Чаю нальёте, хозяева?

– И даже печенье дадим.

Они пили чай и обменивались новостями. Зазвонил Надин телефон. Ваня радостно гукнул, увидев у матери в руках любимую игрушку, и был тут же сдан на руки отцу. Надя приложила телефон к уху:

– Привет, Любаш.

Ник в этот момент поднёс чашку к губам. Услышав приветствие, он тут же поставил ее на стол. И это было ошибкой, так как младший Баженов сию секунду воспользовался моментом и мгновенно опрокинул чашку с чаем на стол. Хорошо, что чай был уже не горячий. Под общее негодование Виктор вытер стол и пол. Надя ушла разговаривать в комнату.

Не успела она вернуться, как муж тут же передал ей малыша.

– Забирай хулигана, я чай допью. Ну, что там у Любы новенького? – поинтересовался Виктор.

– Да со своим очередным разобраться не может. Всё ругаются, – поморщилась Надя. – На извечную гамлетовскую тему: дать или не дать?

– Замуж ей пора.

– Пусть погуляет еще, – со знанием дела ответила Надя.

– Чую, догуляется она… – с видом закоснелого брюзги парирует Вик. – Вашу сестру надо как можно раньше окольцовывать.

– Но-но-но! Разговорчики в строю!

Вик в ответ лишь ухмыльнулся.

– А очередной – это который?

– Марк.

– Это тот тощий белобрысый хмырь, в которого Ванька плюнул?

– Ага, – хихикнула Надя. – И потом – кто бы говорил! Ты сам-то… огромный толстый брюнет, можно подумать.

– Но я и не тощий!

– Это точно. Тебя все-таки откормили за год семейной жизни, – ехидно встревает Ник.

– Да его что корми, что не корми… Не впрок.

– Всё равно этот хлыщ – противный. Какой-то скользкий тип, – упорствует Вик. – Пусть Люба его на фиг посылает. Он нашей девочки недостоин.

– Ты хуже папы! – Надя так знакомо поднимает глаза к потолку. – Мало ли что противный. Может, Любе он нравится. Не тебе с ним спать.

– Хорошо, что я уже поел. Ты как скажешь…

– Ой, какие мы впечатлительные. Вик, а ты помнишь, какой завтра день?

– Помню.

– И что?

– Букет роз?

– Нет!

– Коробка конфет?

– Я на диете!

– М-м-м… Плюшевый мишка с сердечком?

– Витя… – Он получил предупреждающий взгляд.

– Флакончик Rose Lumière?

– Укушу!

– Ладно-ладно, я понял. Позвоню маме, она завтра посидит с Ваней, а мы куда-нибудь сходим, да?

– Да! – Звонкий поцелуй в щеку.

Когда видишь чужое счастье так близко, обмануться невозможно. Они действительно счастливы, любят друг друга и счастливы. Кто бы мог подумать, что одна из сестёр Соловьёвых может сделать счастливым обыкновенного парня, вроде Вика. Или его самого.

* * *

Люба просто не знала, что делать. Как поступить.

Марк доставал ее почти ежедневно. Так дальше нельзя. Надо или послать его к чёрту и разорвать отношения. Или… или соглашаться. Потому что это уже реально даже не смешно.

Не хотелось ничего делать. Почему ее все не могут оставить в покое? Почему всё в этой жизни происходит у нее не так, как надо, неправильно, наперекосяк?

Марк поставил ей завуалированный ультиматум. Очередная пафосная дата – День всех влюблённых. На Новый год не вышло, так вот теперь у него новая идея фикс. И она согласилась. По одной-единственной причине. Потому что ей пришла в голову странная мысль, что если она пошлёт Марка подальше, то это будет вроде бы как из-за Ника. Нет уж, такой чести Звероящер недостоин!

И вот теперь они будут отмечать День всех влюблённых у Марка дома. Понятное дело, что это только повод для того, чтобы наконец-то затащить ее в постель. Исключительно из вредности она утром надела самое скромное белье, которое нашла в шкафу. Эх, жаль, нет у нее в гардеробе таких тёплых байковых панталон до колена, желательно отвратительного розового цвета. Вот это был бы сюрприз дорогому Марку! Люба посмотрела на себя в зеркало и отвернулась. При мысли, что он будет вот так же смотреть на нее в одном белье, а потом и вовсе без – передёрнуло. Почему мысли об интимной близости с одним вызывают отвращение, а с другим… С другим вообще какая-то непонятная хрень!

Второй раз боль была почти терпимой. Но зачем она вообще – эта боль? Несправедливо. Потому что до определенного момента ей с ним было хорошо. Даже очень… хорошо. И однозначно хотелось большего. Только вот это большее и во второй раз обернулась болью. Странная эта штука – секс. Странная и непонятная. И хорошо, и больно одновременно. Хотя, возможно, дело действительно… в крупногабаритности звероящера. С Марком всё будет иначе. Люба зажмурилась и негромко застонала. У кого бы спросить… Кто бы научил ее, как вытерпеть близость мужчины, который вызывает такое отвращение? И отказаться она уже не может. Потому что… потому что Звероящер недостоин такого – чтобы из-за него отказывались! Он не должен быть единственным. Больно много чести ему!

* * *

Она сказала: «Не звони мне!» А он и не будет. Но просто так он это оставить уже не может. Какого-то дьявола он не может оставить это всё так. Так… неправильно! И Марк там этот… ну-ну…

Люба вышла из здания, где находилась ее работа, под руку с каким-то типом, держа огромный букет красных роз. Красивая. Улыбающаяся. С другим. Он шагнул вперёд, даже не думая, что скажет. Просто, чтобы…

– Привет.

– Николай? – У нее абсолютно чужое выражение лица, и тон такой церемонный, будто они едва знакомы. Забыла, как голая лежала под ним? – Какими судьбами?

– Вы кто, простите? – пыжится тип рядом.

– Инструктор по рукопашному бою. – Ник в одно движение оттирает типа от Любы. – Любовь Станиславовна, вы забыли, что у нас сегодня урок?

– Колька, ты охренел? – С нее махом слетела вся ее напускная церемонность и холодность. – Какой урок?

– Третий бесплатный. – Он забрал у нее букет и всучил в руки оторопевшего от его натиска хмыря.

– Какие уроки? О чем вообще речь? – негодует тип. – Любушка, объясни мне, что происходит?

Хрен тебе, а не Любушка!

– У Любови Станиславовны сегодня по плану урок самообороны. Отменить невозможно. Всё заранее согласовано, не так ли, Любовь Станиславовна?

– Коля… – У нее совершенно потрясённый взгляд. – Ты пьяный?

– Я не пью. У меня режим. Всё, не будем терять время. – Он схватил ее за руку, кивнул хмырю. – Всего наилучшего.

– Эй, погодите! Люба!

– Или ты идёшь со мной сама… – Он наклонился к ее уху. – Или я унесу тебя на руках. Предварительно сунув этого типа башкой в сугроб.

– Ты… ты… ты… – Она совершенно не находит слов для хоть сколько-нибудь связного ответа.

– Всё, время не ждёт!

Она едва успевает перебирать ногами, Ник ее буквально тащит. А Марк так и остался стоять на месте, удовлетворившись ее невнятным: «Ах, да, урок… Я и забыла». И кто Марк после этого? Не мужик точно! Один размазня, другой звероящер! Вот за что ей это?

– Ты мне так руку выдернешь!

– Извини. – Он не разжимает ладонь. – А мы и пришли, собственно.

– Куда?

– К машине.

И тут она начинает хохотать. До слёз. Нервное напряжение отпускает, наверное. И, несмотря на возмутительное неандертальское поведение Кольки, отчего-то вдруг становится легко и хорошо. Она не хотела этого, не хотела. А он пришёл и спас ее. Принц Звероящер на красном Daewoo Matiz. Люба снова, едва успокоившись, начинает уже сдавленно хихикать.

– Чего ты ржёшь? – Тон у него вроде бы как обиженный, а глаза улыбаются.

– Ой, спасибо-о… насмеши-ил… – Она аккуратно убирает выступившие в уголках глаз слезы. – У тебя ноги из-под днища не торчат? Чем ты думал, когда такую машину выбирал?

– Она не моя. Варькина. Хотя, вообще-то, нам родители одну на двоих машину обещали купить. – Он пиликнул сигналкой. – А потом… В общем, на тот момент, когда они собрались машину брать, я лежал в больнице под капельницей. И Варвар выбрала, как обычно… лучший вариант для нас обоих. «Коля, ну ты же знаешь – я боюсь больших машин!» – весьма удачно передразнил он сестру. – А то, что я в маленькие не влезаю, об этом она не подумала. А отец сказал, что это мои проблемы, что у меня есть мотоцикл, а гараж не резиновый, и вообще… В общем, вот такая история с этой машиной, – невесело заключил он.

Люба вдруг перестала смеяться. Кое-что в его словах зацепило ее, и конкретно.

– Под капельницей? А… зачем? Почему? В смысле, я не знала, что у тебя что-то серьёзное было со здоровьем.

– Да так, ерунда, – отмахнулся он. – Садись в машину.

– Нет.

– Люба…

– Ты первый. – Она демонстративно убрала руки в карманы шубки. – Хочу посмотреть на это шоу.

Ник не выдержал и улыбнулся.

– Твоё право. Если верить Варьке, – тут он вздохнул, – это действительно смешно.

Садился он в машину спиной вперёд. Потом наклонил голову, и лишь затем втянул в машину свои длинные ноги.

– Эй, шеф, – Люба наклонилась, заглядывая в машину. – А там для пассажира вообще-то место еще есть?

– Садись, давай, – усмехнулся Ник. – Счётчик включён.

– Ну, и куда мы едем?

– Ко мне домой.

– Чай пить? – съехидничала она.

– Вроде того.

– Слушай, ты, инструктор… по рукопашному бою! Ты, между прочим, сорвал мне свидание! С моим постоянным молодым человеком!

– Угу. С постоянным молодым человеком. Странные у вас отношения, скажу я тебе. Учитывая… хм… ряд обстоятельств.

– Не твое дело! Между прочим, мы планировали сегодня… – Тут она краснеет, понимая, что сказала явно лишнее.

– А до сегодняшнего дня вы что… не?

– Самойлов!

– У вас было что-то или нет?

– А с чего ты взял, что у тебя есть право задавать мне такие вопросы? – Она снова заводится. Какие-то американские горки с настроением в последние полчаса – то злость, то смех.

– Нет у меня такого права, – ровно соглашается Ник, не отрывая взгляд от дороги. – Так было или не было?

Она молчит какое-то время. А потом почти прошептала:

– Нет. Не было. После тебя никого не было. И вообще – не было…

Он отвернулся к окошку – сдержать довольную улыбку невозможно.

– Но учти! Это еще ничего не значит! И не мечтай – я не собираюсь больше… потакать твоим капризам! Если ты думаешь, что тебе стоит только щёлкнуть пальцами и я тут же…

– Тут же что?

– Тут же брошусь к тебе в постель! И не рассчитывай! И вообще… – У нее внезапно заканчиваются слова.

– Зачем ты тогда со мной едешь?

Вопрос кажется настолько неприкрыто издевательским, что Люба задохнулась от возмущения.

– Знаешь, что?! Не знаю, что ты там себе вообразил, но ты мне противен! Я не хочу тебя, понял? Останови машину! Немедленно!

Удивительно, но малолитражка тут же резко принимает вправо, прижимается к обочине. Но открыть дверцу Люба не успевает – он обхватывает ее лицо, а губами запечатывает рот. Вот и продолжай дискуссию в таком невыгодном положении!

Она попыталась отпихнуть его, вырваться. Но он держал ее, словно в тисках. Сопротивление было сломлено и спустя минуту салон огласил первый тихий стон. Делай это, да, вот так! Ты знаешь, как мне нравится…

– А теперь… – Он все-таки оторвался от ее губ, но дыхание тяжёлое. – Скажи еще разок… – Он буквально рычит. – Скажи, что я тебе противен и ты меня не хочешь!

– Скотина!

– А ты-то как меня бесишь!

– Звероящер!

– Стерва!

 

Красная малолитражка резко, с пробуксовкой колёс, трогается с места, вливаясь в поток машин.

Щёлкнул замок. Дверь распахнулась. Они вошли в квартиру. Николай зажёг свет в прихожей, помог Любе снять шубку.

Она нарушила затянувшееся молчание:

– Кем ты меня считаешь? Своей личной игрушкой? Ты полагаешь, что если ты… ты стал у меня первым, то теперь я обязана быть только с тобой, исполнять твои прихоти? Разве ты имеешь право так вот врываться в мою жизнь, хватать и тащить куда-то, лишь потому, что тебе… тебе приспичило? Я только этого достойна в твоих глазах? Знаешь, я такого от тебя не ожидала. Если бы я знала, что ты будешь так со мной обращаться, я бы никогда… Не думала я, что всё выйдет именно так! – Она выпалила это зло, на нерве, заводя себя, но отчего-то не вышло выдержать этот тон и последние слова прозвучали горько и обиженно.

Ник не знает, что сказать, стоит, словно нашкодивший школьник перед распекавшей его учительницей.

Люба тоже молчит. Молчание затянулось. И тут Николай прижимает ее к себе и шепчет на ушко:

– Нет. Всё не так, как ты говоришь.

– А как?

– Вот так…

Первый нежный поцелуй приходится в висок. А потом в щёки, закрытые глаза, кончик носа и, наконец-то, в губы. Нежно и томительно неторопливо. Он шепчет между поцелуями, как наговор, как заклинание: «Вот так… Вот так…» Вот так. И сопротивляться этой магии совершенно невозможно.

* * *

Он выложился на двести процентов. Прислушиваясь к каждому ее вздоху. Не сводя взгляда с лица. Замечая малейшую дрожь тела. Не позволяя себе, думая лишь о ней, только о ней. И отпустил себя ровно тогда, когда почувствовал, какая она мягкая и расслабленная в его руках. И не только в руках – там, где соединились их тела, она тоже перестала болезненно сжиматься, доверившись ему. И нет и следа слез на лице, и ее бедра так мягко подаются ему навстречу. Вот тогда он себя отпустил. Воздержание длиной в несколько месяцев, их с Любой два предыдущих раза, во время которых он только заводился как сумасшедший вхолостую… В общем, оргазм его накрыл как хорошая волна: ослепил и оглушил. Таких ярких и сильных ощущений он и припомнить не смог – потом, когда способность соображать вернулась. А сначала просто лежал рядом и дышал, как выброшенная на берег рыба. Было нереально хорошо, и в тот момент ничего не хотелось. Вообще. Но потом он всё же собрался с мыслями.

– Ты как?

– Нормально. – Она ответила ровно, глядя в потолок.

– Нормально и… – Ник поворачивается всем телом к ней, подперев голову рукой.

– И не больно. – Всё тот же взгляд в потолок.

– Не больно – и всё?

– Ну… – Она склоняет голову набок, прижимаясь к плечу щекой, будто с этой точки ракурс лучше. – В конце стало даже… немного приятно.

– Капец. – Он со стоном откидывается обратно на подушку. – Вот сейчас у меня образуется комплекс неполноценности размером с Гренландию!

– Почему?

Он все-таки умудрился оторвать ее от созерцания потолка.

– Потому что это самый большой в мире остров!

– Молодец! Садись, пять тебе по географии. А комплекс неполноценности-то тебе зачем?

– И без него бы прекрасно обошёлся.

– Ну и?..

– Я лежу в постели с самой красивой девушкой, которую только видел в своей жизни. У нас только что был секс. И единственное, что она почувствовала со мной – это «в конце стало немного приятно». Кто я после этого? Лузер!

– Ну, извини, – невесело усмехается Люба. – Что ж делать… если я такая… невосприимчивая. Фригидная, видимо, – блеснула она познаниями. – Не зря же до таких лет… хм… в девках засиделась.

– Люб, ты несёшь бред.

– Угу. А ты с Гренландией – образец адекватности.

Она снова переключает внимание на потолок.

Похоже, выбор у него очень простой. Или смириться с этим взглядом в потолок и «невосприимчивостью». Или попытаться шугануть своих тараканов. Ник вздохнул. Нет ничего труднее, чем бороться с собственными комплексами. Живучи, сволочи.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18 
Рейтинг@Mail.ru