© Дарья Щедрина, текст, 2022
© Издательство «Четыре», 2022
Большой чёрный джип медленно тронулся в путь, выруливая со стоянки.
Стёпа, ещё полностью не проснувшийся в это раннее весеннее утро, удобно устроился в пассажирском кресле и с удовольствием наблюдал, как большие, сильные руки отца уверенно крутят колесо руля. Ехать в машине рядом с папой было одним из самых больших удовольствий в жизни тринадцатилетнего Степана, потому что случались такие поездки довольно редко – из-за отцовской занятости.
Всё внимание водителя было направлено на дорогу, и мальчик мог тихонько, чуть-чуть скашивая глаза влево, смотреть, как напрягаются чётко очерченные скулы, как упрямо выпячивается подбородок, как отец чертыхается вполголоса на других водителей, мешающих – вольно или невольно – движению автомобиля, или, наоборот, улыбается широкой белозубой улыбкой чему-то хорошему. И так тепло становилось на душе у Стёпки, такой безграничной любовью наполнялось его сердце, что он мечтал, чтобы поездка длилась вечно.
– Вот чёрт! – воскликнул отец и нажал на тормоз.
От резкого неожиданного торможения Стёпа чуть не впечатался в лобовое стекло, но сработал ремень безопасности, прижав его к спинке сиденья. Мальчик удивлённо закрутил головой по сторонам, ища причину внезапной остановки, и растерялся, увидев, как в нескольких шагах впереди автомобиля дорогу спокойно переходит чёрная кошка!
– Ты чего, пап? – спросил он.
– Примета плохая! – процедил сквозь зубы отец, прибавив витиеватое ругательство, и не тронулся с места, пока не дождался одинокого прохожего, не спеша пересёкшего опасную линию. Только тогда, облегчённо вздохнув, он отпустил педаль тормоза. – У меня дело впереди важное. Не хочу, чтобы на него повлияла какая-то кошка.
Вырвавшись из города, машина понеслась по трассе, а Стёпка предался фантазиям под мерное покачивание просторного, уютного салона.
Мальчик представлял, что сам управляет джипом, подчиняя своей воле мощного, норовистого железного коня. В мечтах он уже был героем любимого фильма или компьютерной игры, несущимся по утреннему шоссе спасать друзей, которые попали в беду, или знаменитым полицейским, преследующим опасных преступников. И серая лента шоссе уже не казалась бесконечной, а заурядное путешествие вполне могло превратиться в интересное и увлекательное приключение. Широкие шины тихо шуршали по асфальту, нашёптывая пассажиру, задремавшему на переднем сиденье: «Ждёшь приключений? Жди! Жди!»
Они специально выехали пораньше, чтобы приехать к дяде Тимуру в гости часам к десяти или одиннадцати, когда все уже проснутся, а впереди будет целый день для отдыха.
Стёпка надеялся как можно больше времени провести с отцом, но подозревал, что взрослые опять займутся своими бесконечными разговорами, а его отправят в компанию сестёр-близнецов, дочерей дяди Тимура. Девицы были ровесницами Стёпки, но общего языка найти никак не удавалось.
«Ну и пусть, – подумал Степан, – значит, пойду гулять по городу в одиночестве, а не с этими противными двойняхами!»
Городок Старая Крепость, куда лежал их путь, был совсем маленьким – скорее большая деревня, чем город. Каменных домов там было всего ничего, в основном частные: одноэтажные деревенские домики с садами да огородами. Основной достопримечательностью городка была древняя полуразвалившаяся крепость.
Год назад, когда они с отцом в последний раз ездили к дяде Тимуру, Стёпка просил отца сходить с ним и посмотреть крепость (интересно же!), но тот отказался, сославшись на важные дела, а в одиночку мальчик не решился гулять по чужой местности. За год он успел повзрослеть и был полон решимости исправить эту несправедливость.
Узкое шоссе серой лентой стелилось под колёса автомобиля, а по бокам зеленели бесконечные леса. Сейчас, в самом конце мая, старая, потемневшая еловая хвоя сочеталась с юной нежностью берёзовой листвы – как прошлое сочетается с будущим в точке настоящего на оси времени, в обе стороны уходящей в бесконечность.
Последние дни весны стояли по-летнему тёплые и солнечные, и Стёпка радостно глазел по сторонам, замечая, как молодые ёлочки, растущие стройными рядами вдоль обочины, весело машут ему своими ладошками с растопыренными зелёными пальчиками.
Он открыл бардачок и достал пачку жвачки. Прямоугольная подушечка растеклась во рту сладким арбузным соком, и Стёпка зажмурился от удовольствия.
– Что ты там опять жуёшь? – строго спросил отец, бросив короткий взгляд в сторону мальчика.
– Жвачку… – виновато промямлил Стёпка.
– Хватит жевать! И так нехуденький. Лучше бы спортом занимался, а не жевал всякую гадость. Я тебя предупреждал: вырастешь толстым – девчонки любить не будут.
Стёпа после папиных слов как-то сник и даже ссутулился. Он молча достал изо рта жвачку, ещё пахнущую арбузной мякотью, и, немного опустив боковое стекло, выбросил в окно.
– То-то же! – удовлетворённо произнёс отец, не отрывая взгляда от дороги. – Запомни, у настоящего мужчины не должно быть слабостей! Надо тренировать силу мышц и силу воли, чтобы быть победителем по жизни. Понял?
– Угу… – кивнул сын.
Они подъезжали к Старой Крепости. По бокам дороги замелькали палисадники с кустами цветущей сирени, и салон машины заполнился её волшебным ароматом. Одноэтажные домики, такие не похожие друг на друга, выкрашенные в разные цвета, казались весёлыми и яркими в обрамлении цветочных клумб и кустов. Слева по ходу машины, на вершине холма, Стёпка увидел большую белую церковь с пятью зелёными куполами-луковками.
– Пап, а что это за церковь? – спросил он, поворачивая голову.
– А чёрт её знает! – отмахнулся отец. – Какая разница? Церковь и церковь. Сейчас я тебе одно место покажу, хочу построить там дом.
– Дом? – Стёпка удивлённо округлил глаза. – У нас же есть дом… и квартира есть. Зачем нам ещё?..
– Дурачок! – беззлобно усмехнулся отец. – Здесь такие места!.. Река, лес! Красота! Вот где настоящий отдых!
– Как у дяди Тимура?
– Даже лучше! У дяди Тимура дом на окраине, а я построю в самом центре, на берегу реки.
Они подъехали к заасфальтированному пятачку местной парковки и остановились. Джип, казавшийся невероятно большим на фоне низеньких заборчиков одноэтажных домишек, замер на парковке, словно огромный притаившийся зверь.
– Пойдём, покажу! – сказал отец, выключая двигатель.
Стёпа открыл дверь и неуклюже вывалился из высокого автомобиля. «Как мешок!» – с неприязнью подумал о себе и вздохнул. Его ровесники вовсю росли ввысь, а он, Степан, умудрялся расти ещё и вширь, что несказанно огорчало родителей. Мальчик честно старался не есть сладкого и мучного, но силы воли хватало ненадолго. Как подсмеивался над ним отец: сила есть, воля есть, а силы воли нет. О том, что он совсем не такой, каким должен бы быть, Стёпа узнал однажды, заглянув в отцовские глаза – как в зеркало. С тех пор он отворачивался от настоящих зеркал, не желая расстраиваться.
Стёпка семенил сзади, пытаясь попасть в широкий, уверенный шаг отца. Высокий, крепкий, мускулистый, тот шёл и смотрел вокруг взглядом хозяина, приехавшего проинспектировать свои владения.
«Почему я совсем не такой?» – с тоской в сердце думал Стёпка. Крупный, круглощёкий и круглоголовый, с покатыми плечами и широкими бёдрами, в нём словно не было прямых линий и острых углов, а только скруглённые и вогнуто-выпуклые. И характер у него был мягко-округлым: ни лидерских замашек, ни амбиций, только покладистость и уступчивость. Одним словом – тюфяк!
Стёпа был так сильно не похож на отца, что даже подозревал нехорошее… Не подменили ли его в роддоме?.. Может, злые люди, дав «на лапу» врачам и медсёстрам, выкрали родного сына и подложили чужого?.. Но мама не сомневалась в родстве и говорила, что он похож на её деда. Тот тоже был крупным, похожим на добродушного увальня-медведя.
Отец старался воспитать сына настоящим мужчиной, несколько раз устраивал его в спортивные секции: то восточных единоборств, то хоккея. Но глупый Стёпка искренне не понимал – почему он должен бить другого мальчика, если тот ему ничего плохого не сделал? А удержать массивное тело на скользком льду в вертикальном положении оказалось настолько сложно, что тренер сам вежливо посоветовал отцу найти для сына другой, менее травмоопасный вид спорта. Отец тогда в сердцах наорал на Стёпку, обозвал его рохлей и мямлей. И был, конечно, прав.
В конце концов Стёпа нашел единственно подходящий ему вид спорта – шахматы. Соревнование умов оказалось для него более понятным, чем соревнование мускулов. Но чувство ущербности, неполноценности глубоко угнездилось в его душе, что мешало заводить новых друзей и знакомых. Даже просто находиться в большой компании сверстников ему было некомфортно: всё время казалось, что окружающие смотрят на него неодобрительно и шушукаются за спиной. Так он и рос замкнутым и необщительным, погружённым в мечты и фантазии, чувствуя себя инородным телом даже в собственной семье.
…Они перешли дорогу и оказались прямо напротив крепости. Стёпка замер, засмотревшись: две чудом сохранившиеся квадратные башни из пепельно-жёлтого камня и стена между ними с узкими прорезями бойниц под шатровыми крышами. В крепость вели высокие, из потемневшего дерева ворота, где располагался краеведческий музей, о чём свидетельствовала надпись на воротах.
К воротам через мостик вела дорожка, но отец направился мимо неё, свернув на узкую тропинку, неприметно огибавшую крепостную стену слева вдоль берега речки – небольшой, заросшей камышами и кувшинками. На другом берегу теснились частные владения с небольшими деревенскими домиками посреди огородов. А вправо уходил крепостной ров (вернее, то, что от него осталось), совершенно заросший высокой травой.
– Эй, чего застыл?! – окликнул его отец, и Стёпка побежал за ним следом по тропинке, привычно любуясь каждым отцовским движением – упругим и отточенным, словно поступь молодого и полного уверенной силы дикого зверя.
Тропинка огибала башню и шла дальше, мимо полуразвалившейся стены. И чем дальше от башни, тем ниже были развалины и больше камней грудами валялось у подножия. Вскоре стена закончилась, сравнявшись с землёй, и даже камни, бывшие когда-то частью стены, тоже закончились. Перед отцом и сыном лежала ровная площадка, образующая нечто вроде мыса в месте слияния маленькой речки-притока и большой реки. Справа, в отдалении, громоздились развалины крепости, а за рекой сплошной зелёной стеной шумел лес.
– Ну, как тебе место? – спросил отец, широким жестом обводя пространство вокруг. – Вот здесь я и построю дом. А тут будет причал для катера. Представляешь, сынок, какая будет рыбалка?!
Он обнял Стёпку за плечи и притянул к себе. На губах его играла мечтательная улыбка.
– Пап, но это же территория крепости… – неуверенно произнёс Степан.
– Ну и что? – усмехнулся отец. – И разве это крепость? Так, рухлядь какая-то. Видишь, всего две башни сохранились, да и те скоро рассыплются. Мы тут место себе расчистим и построим небольшой домик специально для рыбалки, на самом берегу. Хочешь – рыбу лови, хочешь – купайся… Представляешь: с утра пораньше выбегаешь из дому и прямо в речку – бух! Вместо утренней зарядки… Переплыл реку на катере или лодке, и – в лес на охоту или за грибами… Будешь со мной за грибами в лес ходить?
– Угу… – промычал неуверенно Стёпа.
Идея отца казалась ему странной, он чувствовал в ней некую неправильность, но не мог понять, какую. Полуразрушенная крепость походила на великана из древних сказаний – израненного, потерявшего в битвах за Добро руку или ногу, да так и оставшегося лежать на поле боя. Картина, где пепельно-жёлтые стены гордо возвышались на фоне синей воды и зелёного леса, была совершенна, и мальчик чувствовал интуитивно, что любое вмешательство – в виде нового дома или даже катера – непоправимо нарушит эту гармонию и совершенство.
Степан привык считать отца всегда и во всём правым, но сегодня впервые засомневался в его правоте. Он промолчал, запутавшись в новых и пока смутных ощущениях, которые силился, но не мог облечь в слова.
Постояв на месте своего будущего дома ещё немного, мужчина и мальчик направились обратно к машине.
Иванка вскинул правую руку и быстрым, выверенным движением выхватил из висевшего за спиной колчана стрелу. Прислонившись плечом к стенке бойницы и поднимая тяжёлый боевой лук, отрок взглянул на медленно текущую в знойном мареве реку.
По реке в окружении солнечных бликов, резвящихся в мелких волнах, плыла лодка. Митрофан, один из воинов княжеской дружины, не торопясь, даже как-то лениво пошевеливал вёслами, и при каждом движении было видно, как на его плечах под закатанными рукавами рубахи перекатываются мощные бугры. В ногах гребца, на корме лодки, замер мешок с песком – та самая движущаяся мишень, в которую, по приказу воеводы, надо было всадить три стрелы подряд.
Иванка поднял лук и прицелился.
– А что это Митрофан в одной рубахе, без брони? – раздался удивлённый голос Фрола из соседней бойницы.
«Оттягивает время…» – подумал Иванка о товарище и недовольно нахмурился, но лук опустил.
– А это, отрок, – загремел за их спинами густой бас воеводы, – чтобы ты промахнуться боялся. Не захочешь ведь подстрелить дядьку Митрофана, что учит тебя, неслуха, уму-разуму?
Вдруг лодка, послушная сильным и резким движениям рук гребца, рванула вперёд с такой скоростью, что в груди Иванки заколотилось сердце. «Не успею!» – мелькнуло в его голове, но рука уже натягивала тетиву, а острый взгляд вцепился в мишень.
Тонкий, резкий свист распорол знойный воздух, и через мгновение стрела своим жалом впилась в мешок с песком, слегка подрагивая белым оперением хвоста. Иванке показалось, что от удара немного качнуло лодку. Вторая и третья стрелы легли друг за другом кучно, несмотря на то, что лодка двигалась быстро. Следом за Иванкиными просвистела стрела Фрола с чёрным хвостом и вошла в воду в двух шагах от лодки, подняв небольшой фонтанчик. Вторая стрела резанула по боку мешка, распоров его, и тоже утонула, а из мешка в лодку заструился золотистый ручеёк речного песка.
– Э-эх! – разочарованно выдохнул Фрол. На третий выстрел у него уже не было времени.
Лодка ушла из поля зрения лучников. Оба отрока обернулись к своему наставнику.
– Ну, Ваня, молодец! – похвалил воевода, улыбаясь в густую русую бороду, и похлопал отрока по плечу огромной ручищей, привычной к рукоятке меча так же, как к обеденной ложке. От этого дружелюбного прикосновения у мальчишки дрогнули колени. – За меткий глаз и твёрдую руку разрешаю тебе сегодня сходить в город, навестить семью – мамку да младших братишек. В крепость вернёшься с рассветом. Да смотри, не опоздай на построение!
– Не опоздаю! – радостно, не сдерживая ликования, крикнул Иванка и, прижимая к себе лук, пустился бегом вприпрыжку по галерее туда, где узкий проход вёл к спуску с крепостной стены во двор крепости.
– А как же я?., – заныл Фрол, обиженно шмыгнув носом.
– А ты будешь тренироваться, отрок, пока не научишься стрелять так же, как твой товарищ, – пробасил воевода и, приобняв ученика за плечи, повёл следом за Иванкой.
Дорога до дома дяди Тимура заняла всего минут пять – таким «узким», хотя и растянувшимся вдоль берега реки километра на три, оказался городок.
Трёхэтажный белый особняк под коричневой черепичной крышей прятался за высоченным забором. Вылезая из машины во дворе дома, Степан вздрогнул, услышав басовитый лай. Он с раннего детства боялся собак и ничего не мог с этим поделать.
Отец заметил реакцию мальчика и пристыдил:
– Хватит трусить! Нашёл кого бояться! Это же обычный домашний пёс. Эх ты, Стёпа-растрёпа…
Услышав разочарование в отцовском голосе, Степан усилием воли подавил предательскую дрожь в коленках и посмотрел в сторону сетчатого загона вдоль забора, по которому носился огромный лохматый пёс, громыхая тяжеленной цепью и хрипло лая.
Из дома навстречу прибывшим гостям вышел хозяин – под стать Стёпиному отцу: высокий, спортивный, с самоуверенной улыбкой на красивом лице.
На крыльце маячили «двое из ларца, одинаковы с лица» – близнецы Марианна и Снежана с кислыми физиономиями. В одинаковых гламурных розовых платьицах, украшенных стразами и блёстками, в одинаковых золотых туфельках, увешанные браслетами и серёжками, девочки поздоровались и скривили хорошенькие личики. Вероятно, такая гримаса означала дежурную улыбку.
Дом дяди Тимура ничем особенно не отличался от загородного коттеджа, где жил Степан с родителями: просторный, богато обставленный, напичканный современной техникой. В родном доме Стёпа выбрал для себя самую тесную комнату под крышей, чем удивил отца. Но комната, в отличие от всех остальных, была уютной, и в ней мальчик чувствовал себя спокойно и уверенно. Это была его маленькая «берлога». Вот и в гостях, не обращая внимания на уговоры хозяев выбрать спальню на втором или третьем этаже, Стёпа остановил свой выбор на небольшой боковой комнатке первого этажа с окном, выходящим в сад.
После завтрака дядя Тимур и отец засобирались куда-то по важному делу, а сёстрам-близнецам поручили развлекать гостя. Судя по выражению лиц, девочки были не в восторге, предвкушая скучный день в компании скучного ботаника. А Стёпа застеснялся, оказавшись в центре внимания.
– Хочешь, посмотрим хороший боевичок по телику? – скучным голосом предложила Марианна (а может, Снежана. Стёпка их все время путал).
– Давай лучше ужастик про вампиров! – предложила вторая сестра.
– Да что ты всё со своими вампирами! – возмутилась первая. – Этот ужастик мы уже раз десять смотрели.
– И что? Он-то не видел!
Сёстры стали ссориться, а гость почувствовал себя лишним и попятился к двери.
– Да вы смотрите что хотите. А я лучше пойду по городу погуляю, в краеведческий музей загляну.
– В музей?! – в один голос фыркнули девочки и многозначительно переглянулись. – Что там может быть интересного? Ну, если тебя интересует эта скукотища, пожалуйста. Делай что хочешь…
Они снова так усердно принялись спорить о том, какой фильм посмотреть, что забыли о присутствии Стёпы почти сразу, а он тихо вышел из дома.
Во дворе Стёпа замедлил шаг, подходя к калитке в заборе… Из-за сетки вольера на него внимательными жёлтыми глазами смотрел пёс. Он был огромным, больше самого Степана, серо-рыжим, с тёмной мордой и пушистым хвостом.
Сердце мальчика тревожно забилось… Огромная лобастая голова из-за купированных ушей напоминала медвежью морду. Такой монстр мог убить, просто махнув лапой!
Замирая от страха, Стёпа постарался бочком проскочить мимо собаки к выходу, но двигался он неуклюже, и пёс, учуяв запах страха, рванулся, загрохотал цепью и зарычал, продемонстрировав в страшном оскале жёлтые клыки чудовищного размера. У Стёпки перехватило дыхание, но он уже выбежал за калитку и прижался спиной к забору, пытаясь совладать с нервной дрожью во всём теле, а мохнатый сторож ещё долго беспокойно носился по вольеру, рыча и предупредительно взлаивая.
Стёпа подпирал спиной забор особняка и ждал, когда успокоится охваченное испугом сердце, а дыхание выровняется.
Над его головой свешивала ветки сирень, благоухая нежнейшим ароматом. Мальчик опустил веки, втянул носом воздух, наслаждаясь запахом и с облегчением вздохнув, а когда открыл глаза, то прямо перед собой увидел пышную сиреневую гроздь, а в ней, среди множества крестообразных цветков, – один с пятью лепестками. Отец сказал бы, что это хорошая примета. К удаче!
Стёпка потянулся к ветке и, сорвав необычный цветок, сунул его в рот. Такие цветочки надо есть, учил его отец, как счастливые трамвайные или автобусные билетики, – на удачу. В трамваях и автобусах Степану выпадало ездить очень редко, поэтому пятипалый цветок сирени обрадовал его и настроил на ожидание чего-то хорошего.
Вздохнув свободнее, мальчик уверенным шагом отправился в центр городка – туда, где на берегу реки упирались в небо остроконечными крышами две древние башни крепости.
В маленькой будочке у крепостной стены Стёпа купил у пожилой кассирши билетик в музей и пошёл к воротам. У самого входа он замер, подняв голову вверх.
«Почему ворота такие высокие? – подумал он. Но тут же появилась догадка: – Чтобы можно было проехать верхом!» И мальчик представил, как въезжает в крепость через эти ворота на вороном коне, в кольчуге и шлеме, левой рукой держа овальный, вытянутый углом вниз щит, а правой – алебарду.
Воображение нарисовало столь яркую картину, что Степан увидел, как усталый боевой конь пошевелил острыми ушами, правая ладонь ощутила тёплое древко алебарды, а плечи устало ссутулились под тяжестью кольчуги. Но Стёпка выпрямил спину и развернул плечи: негоже доблестному воину показывать свою усталость.
Проводив князя с дружиной до оврага и подождав, пока последние верховые скроются за поворотом дороги, трое всадников медленно повернули назад к крепости.
Привычная грусть расставания с отцом, многие годы служившим в дружине, впервые в жизни сочеталась в душе Иванки с гордостью за себя: на днях его зачислили в дружину и оставили охранять крепость на время похода князя.
Отрок крепко сжал правой рукой древко алебарды, а левой незаметно погладил новенький доспех: блестящую на солнце, тонкого плетения кольчугу, нарочно для него выкованную знаменитым мастером Гаврилой Чёрным по наказу отца.
Не зря он целый год ходил в учениках, перенимая у старших боевую науку, приучая себя к трудной, но почётной жизни дружинника, не зря до седьмого пота тренировался каждый день, пока не привык меч к его ладони, как к родным ножнам, пока не стали ложиться стрелы в центр мишени одна к одной, и не изрёк воевода своим громоподобным басом так, что слышала вся дружина: «Добро!»
И вот теперь Иванка ехал рядом с другими витязями, покрытыми славой и шрамами многих сражений, чувствуя себя почти равным им.
Копыта коней пылили по жёлтой дороге. Впереди виднелся большой и шумный торговый город, раскинувшийся под стенами крепости. С ремесленной стороны доносился мерный перестук молотков: кузнецы ладили подковы, а может, ковали новые доспехи. Все их изделия за хорошую цену уходили на торгу в два счёта! Заморские купцы, чьи ладьи ждали загрузки у причала, щедро платили не только за отменные русские меха, лён, пеньку, но и за прочные кольчужные доспехи местных мастеров.
Дома в городе были крепкие, справные: не обижал князь своих подданных, заботился о них, как о детях родных. Чуть поодаль на холме, на крутом берегу реки, соперничая красотой с крепостными башнями, высился белокаменный мужской монастырь с недавно возведённым пятиглавым храмом Иоанна Крестителя.
На подходе к крепости им попалась стайка девчонок, чей щебет разносился далеко окрест. Иванка узнал одну из них, соседскую Нюту, рядом с которой вырос. Сверкая босыми пятками под подолом и россыпью весёлых веснушек на носу, Нютка подбежала к нему и уцепилась рукой за стремя:
– Иванка, пойдём с нами на берег хороводы водить и песни петь! – позвала девочка.
– Не могу. На службе я, – даже не повернув головы, басом (для пущей важности) ответил отрок.
– Ну, как знаешь! – крикнула Нюта и побежала догонять подружек.
«Вот глупая девица! – вскипел душой отрок. – Мыслимое ли дело отвлекать воина от службы песнями да хороводами?» Иванка скосил глаза на товарищей, взрослых дружинников: не смеются ли над ним, молодым да неопытным? Но бывалые солдаты ехали не замедляя шага, толковали о чём-то между собой и не обращали внимания на новобранца.
Впереди, в ослепительных потоках солнечного света, отчего камни казались белыми, высилась новенькая, недавно перестроенная по последнему слову фортификационной науки крепость, гордо возносившая островерхие шатровые крыши в бездонную синь летнего неба.
Миновав ворота, Стёпа оказался под каменными сводами и всем своим существом ощутил мощь крепостной стены. Справа в каменной кладке виднелась небольшая дверь, а надпись сверху гласила, что здесь находится вход в выставочные залы краеведческого музея.
– Двадцать семь ступенек, двадцать семь ступенек… – пропел Стёпка, чувствуя удивительный душевный подъем, распахнул дверь и заглянул в узкий проём.
Разномастные по высоте и ширине каменные ступеньки, словно каждую из них вытачивал отдельный мастер, вели вверх, в глубины квадратной башни. Мальчик не торопясь стал подниматься, считая ступеньки, и удивился, когда их оказалось ровно двадцать семь.
Два небольших музейных зала освещались узкими, вытянутыми вверх окошками. Возле покрытых белой штукатуркой стен громоздились стеклянные витрины с аккуратно выставленными на полочках артефактами и пожелтевшими от времени фотоснимками. Степан долго и внимательно рассматривал их, читал выцветшие печатные буквы на табличках, рассказывающих историю экспонатов.
И восхищённо замер перед витриной, в которой висела настоящая кольчуга со шлемом и боевое оружие русских воинов: копья, алебарды, бердыши, сабли и мечи. Мелкие колечки в кольчуге сплетались между собой так, что с расстояния трёх шагов казалось, будто это просто рубаха, связанная из домашней шерсти любящими и заботливыми руками матери, а не кованая сталь, переплетённая столь плотно, что ни вражеская стрела, ни остриё алебарды не могли пробить её и достать до живой человеческой плоти. Края кольчуги свободно свисали, и трудно было поверить, что весит эта броня многие килограммы. Буйное воображение Стёпки снова включилось, и он почувствовал ласковую тяжесть кольчуги на собственных плечах…
– Что, нравится?.. – неожиданно прозвучал за спиной мальчика тихий голос.
Стёпа обернулся.
Перед ним стоял невысокий сухонький старичок с белыми, как ковыль, волосами, на фоне которых живые, совершенно юношеские голубые глаза казались прозрачными, словно мартовское небо. Старик приветливо улыбался.
– Здравствуйте! – вежливо поздоровался мальчик.
– Добрый день, молодой человек! Вас заинтересовала эта кольчуга или холодное оружие? – Старик подошёл к витрине, держа руки за спиной.
– И то и другое. Мне всё интересно! – не стал скрывать Стёпка.
– Это радует. Значит, вы попали по адресу. Я директор музея, зовут меня Иваном Тимофеевичем. А как ваше имя, позвольте узнать?..
Стёпку немного смутила манера Ивана Тимофеевича говорить с ним как со взрослым.
– Степан, – скромно ответил он.
– Вы не из местных, – констатировал директор музея. – Я бы вас знал в лицо, если б вы учились в нашей школе.
– Да, я только сегодня утром приехал с папой в гости к знакомым.
– И сразу пошли в музей?.. Похвально, похвально… Теперь молодёжь редко по собственной инициативе ходит в музеи. Обычно школа организует экскурсии для учеников. Но вы, видимо, особенный человек.
– Нет, что вы, я обыкновенный! – застенчиво потупившись, возразил Стёпа. – Просто я ещё ни разу не был в настоящей крепости.
– Вам разве не доводилось побывать в Петропавловской крепости в Петербурге или в московском Кремле?
– Там я был. Но это же не настоящие крепости. Это музеи.
– Но здесь вы тоже находитесь в музее, – возразил Иван Тимофеевич и улыбнулся.
– Нет, эта крепость какая-то особенная. Она будто живая!
Старик с удивлением посмотрел на неуклюжего, крупного подростка, и на восторженный блеск в глазах мальчика душа его откликнулась радостью узнавания родственной души. Смутное предчувствие подсказало сердцу, что встреча эта не случайна.
– Вот ведь, не думал, что кроме меня кто-то может воспринимать Крепость как живое существо! Но вы правы, друг мой, она живая! – старик мечтательно улыбнулся. – Я ведь родился и вырос здесь, долгие годы был сначала учителем истории, а потом директором школы. Лет сорок назад, ещё в прошлом веке, – а для вас, можно сказать, что во времена доисторические, – вместе с моими учениками мы развернули активную деятельность по созданию краеведческого музея и восстановлению Крепости. К нам приезжали археологи и историки из ведущих научных институтов, проводили раскопки. Многие из представленных здесь артефактов найдены в результате этих раскопок. – Иван Тимофеевич указал на экспонаты в витринах. – Но прошли годы, сменилась эпоха, а вместе с ней изменились и люди.
В голосе старого директора зазвучала грусть. Он медленно подошёл к узкому оконцу в стене и поднял глаза к голубому лоскуту неба, по которому плыли редкие белые облачка.
– Мои ученики разъехались по всей стране в поисках лучшей жизни. Многих институтов, из тех, что организовывали раскопки, давно уже нет, а те, что ещё остались, погрязли в нескончаемых финансовых трудностях. Пятнадцать лет назад я ушёл на пенсию и вот, как старая курица, трясусь над своим никому не нужным детищем, спасаю этот краеведческий музей из последних сил. А сил, надо сказать, с каждым годом всё меньше и меньше… – Седая голова склонилась под тяжестью невесёлых дум, голос затих.
– Почему вы говорите, что музей никому не нужен? – удивился Стёпа.
Старик встрепенулся, словно забыл на миг о присутствии слушателя, погрузившись в собственные мысли.
– Министерство культуры не берёт его на свой баланс, у них и без нас забот хватает. А местные власти всё время ворчат, что прибыли музей никакой не приносит, одни расходы, что только висит у них камнем на шее и тянет весь бюджет города вниз. А о продолжении раскопок и говорить не приходится…
– Вам нужен менеджер по маркетингу, – посоветовал Стёпа.
– Вот-вот… – улыбнулся старик. – А ведь я, к стыду своему, даже слов таких не знаю! Стар я уже. Отстал от жизни. Угнетает только, что после меня некому будет позаботиться о музее. Вместе со мной уйдет в небытие и сама Крепость – боюсь, что в прямом смысле этого слова. Время, к сожалению, безжалостно не только к людям, но и к каменным стенам. Крепость разрушается…
Немного помолчав, старик вдруг вскинул голову, распрямил плечи и с доброй улыбкой предложил:
– А пойдёмте-ка, мой юный друг, погуляем по Крепости. Я вам покажу всё, что смогу. Пойдёмте?
– С удовольствием! – обрадовался Стёпа и пошёл следом за директором.