Дарья Романовна Максимова
Девальвация человечности
[Чувство находит мысль, мысль находит слова]
Жизнь не что иное, как цепочка событий, включающая в себя постоянную борьбу, сопротивление, победу и поражения. Почти во всех великих историях, от романов Ф.Стендаля до фэнтезийного произведения Дж.Р.Р. Толкина, прослеживается красной нитью, нечто общее, а именно борьба, внутренняя или внешняя, именно она выступает катализатором, позволяющим главным действующим лицам создавать целые плеяды новых форм мышления и поведения. Эта новая сила мысли в противоборстве закаляется, что позволяет растягивать рамки давления до разрыва сковывающих пут.
Глава 1. Падение
[Не все что имеет цену, обладает ценностью,
Но все что ценно, не имеет цены]
Фолмрак, место, в котором не пришлось бы по вкусу ни одному туристу, особенно в свой медовый месяц. Города этого небольшого государства расположенного к югу от холодных северных земель, сплетены единой политической системой – тоталитаризм. Это апогей в падении человеческих ценностей и морали. Одно государство, в котором сконцентрирована вся серость, промозглость, затхлость и черствость мира.
Когда-то процветающая страна воспевающая институт семьи, активно пропагандировала ценность принятия, толерантности и уважения, любви и доблести, вплоть до 28 апреля 1997 г. К тому времени государство постепенно восстанавливалось после изнурительного участия в войне, оказавшись на заключительном этапе в довольно невыгодной для себя позиции, на стороне проигравшей коалиции. По установленным условиям мирного договора, Фолмрак был обязан выплатить денежную компенсацию победившей стороне и отдать часть своих земель, к счастью, меньшую и стратегически незначительно важную. Именно этот сомнительный, но все же, факт подтолкнул правительство принять меры по предотвращению подобных ситуаций в будущем, пускай и далеком. В любом случае следует понимать, в любой войне нет и выигравших, ибо человеческую жизнь не возродит ни один экономически полезный ресурс, ни одна валюта мира. Но что мы видим? Люди по-прежнему развязывают войны из-за денег, чтобы в случае проигрыша ими же и откупиться, а в случае победы нажить состояние, не взирая на неимоверную жертвенность народа. Не все что имеет цену, обладает ценностью, но все что ценно, не имеет цены, а человеческая жизнь бесценна.
Война наций, повлекшая за собою миллионы человеческих жертв и нанесшая значительный ущерб росту экономики Фолмрак, заставила представителей каждого слоя населения объединиться для совместного выбора лидера. Человека, способного оградить их маленький мир от внешних угроз, ограничив полное взаимодействие с остальным миром. И такой человек нашелся.
Линда Гофман. Внешне она напоминала стервятника. Узкое лицо, не отягощенное упругостью кожи, больше походило на иссушенный виноград, маленькие глаза, посаженные слишком близко друг к другу, и непомерно большой нос с горбинкой, не имеющий ничего общего с изящным греческим профилем. Все это придавало ее образу и без того лишенному элегантности неимоверно жуткий вид, отмеченный глупостью. Но было в ней нечто особенное. В борьбе на политической арене ей не было равных. С отличием окончив университет по юридическому направлению, она практически сразу направила все силы на изучение политики и спустя 5 лет, уже имела среди своих знакомых без малого десять, если не больше, высокопоставленных лиц. Гофман не отличалась не свойственной большинству женщинам грацией, ни элегантностью, но будучи превосходным оратором, достаточно быстро нашла союзников. В 1997г, когда страна уже пожинала плоды войны с соседними государствами, окончательно истощившими народ Фолмрака, она, подкрепившись поддержкой, не без труда, набрала максимум голосов на выборах. И в этот день, люди собственноручно дали оружие палачу.
Достаточно мирный приход к власти абсолютно не мирного человека, лишенного понимания ценности человеческой жизни, чреват последствиями. Изначальная цель, выдвигаемая обществом, была достигнута за скромный срок. Линда была не из тех людей, что откладывала на длительное время важные дела. Всего за два года, она добилась тотальной свободы Фолмрак от внешнего мира. Прекратились экспорт и импорт, богатство земель полезными ископаемыми сыграло как нельзя лучше, поскольку достаточных запасов золота хватило, чтобы избежать повторного экономического кризиса после войны, а так же позволило выплатить установленный мирным договором счёт, в кротчайшие сроки. Разрывая союз с другими государствами, страна будто сняла гипс, после долгого нахождения в статичном состоянии, казалось, жизнь начинала по новому обретать динамику, после тягот войны. Конечно, отсутствие экспортных и импортных отношений с развитыми странами сказалось, на десятке фирм, промыслом которых как раз таки и выступали эти взаимодействия, удовлетворенных же людей в этом вопросе было значительно больше. Но почему? Ответ на удивление простой – послевоенный период. Подобно тому, как человек, перенесший сильное заболевание испытывает страх, вновь оказаться на больничной койке, народ перенесший ужасы войны, всевозможно подавляет все, что может возродить ее снова. Отсутствие зависимых отношений с окружающими государствами, конечно, не означало абсолютную уверенность в минимизации риска обострения военных конфликтов, но хотя бы позволяло на этот случай сохранить независимость, чтобы даже в тягостных условиях борьбы, у народа отсутствовали бы нужды в чем-либо извне, что подразумевало снижение риска морального истощения и реального голода.
Такое успешное начало политической карьеры, единственное словосочетание с положительным окрасом, которое можно предоставить президенту Фолмрака. Практически лишенная эмоций, бессердечная и жестокая Мисс Гофман, обладала искусно прекрасным красноречием. Именно этот фасад так успешно скрывал коварную натуру со слабыми способностями к эмпатии. Блестяще поразительная и правдоподобная актерская игра чувственности, помогла ей завоевать поддержку среди отдельных представителей населения, но не среди народа. К сожалению, зарождающийся политический строй и ярых его представителей, в конце XX в. не особенно сильно интересовало мнение отдельного человека.
Период с начала апреля по август 1999 г. навсегда запечатлелся в памяти людей как страшная утрата свободы. Ранняя пропаганда активного роста независимости от внешнего мира переросла в навязывание личностных устоев, таких как осуждение за любое проявление чувственности к другому живому существу. Кратко описать суть навязываемых тенденций гражданам Фолмрака, можно в крайне неудачно исковерканном афоризме Платона про закон, который так умело, Мисс Гофман переформулировала под свои цели. Суть проста: «Процветание в разуме свободном от страсти». Подобные мысли у лидера страны кажутся абсолютно абсурдными, но попробуйте дать террористу гранату и смиренно надеяться, что он ею не воспользуется.
Она использовала все возможные ресурсы для того, что бы достичь своей цели. Не стоит недооценивать действенность жестоких методов. Даже сильные духом сдавались или уходили в подполье с одним стимулом – выжить. Власть ее укреплялась с каждым новым бесчинством, начинали ходить слухи о демонстративных казнях, об арестах и то, что сначала было воспринято обществом как глупая шутка, розыгрыш или хотя бы просто страшный сон, внезапно облачилось в кроваво окрашенную, коварную реальность. Страх разрастался среди населения, словно злокачественная опухоль, незаметно, но быстро. Из уст в уста, шепотом, тайными письмами, передавались истории о безумных репрессиях призванных искоренить любовь. С особой изощренностью мисс Гофман планомерно вселяла неподдельный ужас в сердца людей, и каждый день институт брака трещал по швам.
Общество Фолмрака словно кануло в XVIв., но если в столь далеком прошлом, олицетворением фобических форм реагирования на пагубные внешние воздействия выступала власть церкви, предававшая анафеме и смертной казни любого научного деятеля осмеливавшегося вносить изменения в непогрешимый труд Клавдия Галена, то на заре XXI века, палачом выступала не церковь, а лидер страны.
Так народ, возжелавший независимость от мира в котором политики боготворили экономическую ценность войны, оказался заперт внутри системы с человеком, не только не разделявшим нужд народа, но навязывающим апофегей к человечности, максимальное безразличие к самому её естеству.
Глава 2. Любовь
[Власть одурманивает]
После первых побед на политической арене, лозунг ««Процветание в разуме свободном от страсти», стал значить гораздо больше, чем кто-либо мог представить в самом начале. Официальное принятие закона «О запрете любви», означало тотальный контроль государства над жизнью общества. И чувственный мир рухнул. Парадокс заключается в том, что под запрет не попадали, ни книги, ни музыка, ни любая другая форма творческого выражения с чувственной основой. Все было еще хуже. Вы когда-нибудь сидели на диете? Представьте огромные полки магазина, наполненные съестными продуктами, сырами, сластями, ароматными и пышными хлебами, настолько свежими, что корочка их поверхности буквально трещит в момент, когда вы отламываете самый маленький кусочек, выпуская горячий пар из пористой структуры теста. Здесь все способное пробудить аппетит даже в самом невозмутимом человеке, но вы проходите мимо, потому что решили, что гораздо больше, хотите иметь спортивное тело, или у вас заболевание ограничивающее поле для реализации потребности. Основное отличие данного примера от суровой реальности Фолмрака состоит в разных мотивах. Принципиальное различие кроется в том, что при диете доминирует осознанное стремление придания телу максимально идеальных форм, закон же «О запрете любви» даровал людям лишь одну сознательную причину подчинения – страх. Жестокость и состояла в том, что свобода самовыражения в творчестве осталась, художник мог так же творить, используя силу любви или разрушения, влюбленный поэт мог писать поэмы и короткие стихотворения о любви, но без возможности практического использования, все это было лишь теоретической прорисовкой, словно макетом. Человек мог самозабвенно думать о другом человеке, но не говорить об этом, чувствовать, но не касаться.
Все попытки политического переворота становились тщетными для борцов за справедливость и свободу. Их дух был силен, но численность не была столь многозначительной. Общество было не готово. Слишком быстро произошли все перемены, для того чтобы организованно собраться и бороться с абсурдной властью, нужен был лидер внутри народа, но его не было. А поодиночке, никто не представляет угрозы и все попытки разрозненных групп переменить ход истории, обрывался на корню. Механизм работы системы, на который и рассчитывала мисс Гофман, был не хитер, но сработал ужасающе блестяще. За основу была взята теория выученной беспомощности Мартина Селигмана. Основная суть теории применимой ей на практике заключается в генерировании пораженческой позиции у людей, т.е. пассивного принятия, что формируется, после сильного и крайне негативного воздействия неподконтрольной ситуации. Выученная беспомощность была прекрасно продемонстрирована учеными на примере блох, которых посадили в открытую банку. Первоначально, все испытуемые пытались сбежать, спустя некоторое время, исследователи накрыли банку стеклом. В начале, блохи бились о стеклянную преграду весьма отчаянно, стараясь выбраться, но спустя некоторое время произошло нечто странное. Когда наконец-то преграда была устранена, ни одна блоха не осмелилась выпрыгнуть из банки! Стекло убрали, а блохи оставались там, но почему? Страх снова удариться о невидимую преграду заставлял бездействовать, и более того, этот страх предавался через поколения. Ни один потомок экспериментальной блохи из банки, не прыгал выше уровня стекла установленного исследователями. Блохи блохами, но аналогичные реакции не чужды и для Homo Sapiens. Словом говоря, эта теория сработала, мисс Гофман получила желаемое. Слабое место у любящего человека очевидно. Именно это и выступало главным рычагом давления. Когда в твой дом приходит человек и вежливо просит отказаться от прошлой системы ценностей, это звучит бредово, но имеет место быть, вспомните сектантов, но когда в твой дом приходят десять таких же людей, уже не с просьбами, а с угрозами, не только тебе, но и твоей семье, это совершенно другое. Затем, к тебе не приходят. Больше трех раз они никогда не приходят, потому что доводы имеют исключительно действенные. Редкий случай, когда так массово человечность обратилась против самого ее носителя. В духовный мир каждого, внедрился страх – любить.
И этот страх, поселенный в сердцах людей разрастался с большей силой, как чума, пожирающая одного за другим. На вечерних улочках городов окутанных романтикой лунного света, вы уже никак не могли увидеть прогуливающихся под руку влюбленных, мужчины и женщины вообще перестали совместно проводить время в обществе, поскольку любой намек на любовь карался законом. Казалось мрак, словно кислород внедрялся в каждую клеточку живого и неживого, пропитывая все естество и даже солнце, будто забыло про небольшое государство Фолмрак. Отныне здесь холод.
Любовь, матерь заботы и нежности, преданности и жертвенности была незаслуженно возведена в ранг постыдного и мерзкого проявления человеческой натуры. Особую роль в этом весьма сомнительном достижении сыграл человек завистливый и педантичный, славящийся излишней злопамятностью, правая рука мисс Гофман – Гордон Наркисс. Во внешности его выделяла приземистая фигура и порядком округленная форма черепа, как бы вдавленная в плечи, что придавало всему его образу крайне напряженный вид. Именно он был главным блюстителем исправности работы закона и отвечал за его исполнительность. Словно шакал, преследующий свою добычу, он отлавливал преступников, людей уличенных в демонстрации любви. Следует отметить, что под демонстрацией чувств сердечных, согласно законодательной системе государства Фолмрак, понимался как физический контакт романтического характера, так и более хрупкие, но и куда более мощные проявления любви в виде: заботы, поддержки и неиссякаемой веры. Эти три формы были основными, но не единственными запрещенными. Одержимый целью поимки таких вот «преступников», Наркисс даже создал секретное подразделение. Ему не было дано название, у сотрудников отсутствовала и специализированная форма, по сути, это были обычные мужчины и женщины, которых вы могли абсолютно случайно встретить повсюду, в магазине, на улице, в кафе, они ничем не отличались от других, ничем кроме цели пребывания где-либо. Доносчики не щадили ни женщин, ни детей. Достаточно присутствовать один раз при аресте ни в чем не повинных влюбленных подростков, по сути дела, детей, что бы впредь мать боялась прилюдно сказать доброе слово ребенку, и отец держал дитя от себя в стороне. Мог ли кто-нибудь из случайных прохожих спасти жертв безумного закона, не рискуя так же оказаться в грязной кутузке, под тяжелым взглядом надзирателей? Конечно же, нет. Все отцы, все браться и сестры, все матери и друзья на этих показательных арестах безучастно наблюдают за чужим горем, не потому что им не жаль, не потому что сердца их окутала жестокость, а потому что никто не хочет так же. Говорят, если человек видит зло и не оказывает помощь нуждающемуся, он повинен в нем ровно также как и сам его создатель. Но всегда ли это истинно верно? В ситуациях, где не вмешательство оправдано реальной витальной угрозой, я думаю, что нет. И все это понимали. К несчастью в своем горе люди были едины, но разобщены страхом и этот естественный ужас с неимоверным чувством сожаления, каждый раз отражался в молящих взглядах наблюдающих «помоги им Господи и огради наши семьи от этой участи». Без права на оправдание, без права на защиту, арестованным беднягам, что становятся жертвами доносов, просто заламывают руки и увозят в неизвестном направлении. Увозят лишь потому, что какому-то доносчику показалось, что ты флиртуешь, слишком любезен, не по-товарищески проявляешь заботу, а с более глубоким эмоциональным подтекстом. Просто кто-то берет и перечеркивает твою жизнь, стирает из истории, так же легко, как обычно говорят «С добрым утром, вам один кофе Сэр?».
К слову говоря и доносчикам было не сладко, как упоминалось выше, это были обычные люди, только те, что не спали ночами из-за криков, арестованных по их воли людей, застревающих в голове с ужасающими гримасами боли. Серьезно, когда ты случайным образом становишься свидетелем переворачивающей душу картины, как мать, опустившись на колени, в слезах, буквально воет, чтобы дочь отпустили, это леденит кровь, сжимает сердце, потому что ты ничего не можешь изменить. Это страшно. Когда все вокруг так же ничего не делают, словно безликие статуи и сам ты понимаешь, что внешне подобен этой же статуе, такое, такое, просто выбивает из колеи. Но если, причиной таких событий выступает твое слово, и мозгами ты прекрасно осознаешь, какое горе причинил, чтобы спасти свою шкуру, это подавляет, другие чувствуют глубочайший трагизм от безучастия, но ты, как палач, чувствуешь огромную бурю вины. Именно вины, а не стыда, потому что к последнему взывает социум, а к первому нравственный судья. В определенный момент внутри словно взрывается бомба, заряженная неимоверным горем и сожалением. Конечно, никому не было известно о том, кто именно является доносчиком, но для губителя не по своей воле, терзания совестью страшны.
Зачастую Наркисс находил людей для своего подразделения не случайно и чаще одиночек, чтобы было меньше возни, в случае если человек не выдержит давления и сорвется, чего он не мог допустить, преследуя цель сохранения конфиденциальности внутри группы. Он заманивал их деньгами, а угрозами удерживал, иногда применял пытки, но редко, потому как брал людей изначально трусливых и слабовольных, тех, кто до ужаса боится за свою жизнь и с легкостью предаст, чтобы спастись. С такими, элемента морального угнетения было вполне достаточно. К тому же эгоистичных, трусливых одиночек и с меньшей вероятностью будут разыскивать. Был, и нет. Приносить информацию об окружающих полагалось раз в два дня, так что за неделю ты в среднем мог загубить порядочное количество жизней, в довесок забудь про сладкие сны. Конечно, таких чувственных крыс среди подразделения было немного и они быстро отсеивались, что позволило Гордону, в конечном счете, сформировать подразделение из идеально холодных и безразличных к чужому горю людей, способных спокойно коверкать судьбы.
Две простые вещи, о подразделении, которые, довольно быстро доходили до новичка:
Первое, Гордон Наркисс сорил деньгами для своих пешек легко, следовательно, карман твой, ровно, как и желудок всегда будет полон.
Второе, если ты попал туда, выйти живым из подразделения будет крайне трудно, поэтому через огромные душевные терзания доносчикам приходилось изображать холодность по отношению к чувствам жертв, дабы самим не стать жертвами. И даже со временем, привыкая к крикам, ожесточившись, большинство подневольных, наблюдая за очередным арестом, задавалось вопросом «Разве моя жизнь дороже?».
Лишенные свободы выражения чувств люди были вынуждены пойти по пути наименьшего сопротивления. Конечно, некоторым удавалось спастись, чаще всего они скрывались за пределами городов, в местах напрочь лишенных уюта, но сполна заполненных жизнью. Для тех же, что не успели укрыться, попытка бегства – идеальная имитация русской рулетки.
В ходе вышеописанных событий, гражданам Фолмрак оставалось одно, создание видимости подчинения. И словно актеры захудалой театральной труппы, ежедневно они надевали маски. В лице внешнего мира и государства они были послушными и податливыми куклами, без права на эмоции, без права на любовь. Притворство создавало сумасшедший внутренний конфликт между созданием видимости принятия нововведений, и их внутренним отторжением. Народ был ослаблен, но истинная сила заключается не в отсутствии слабости, а в ее принятии.
Глава 3. Фестрад
[Духовная бедность невосполнима материальным богатством]
Прекращение экспортных и импортных отношений с внешним миром не было сумасбродным решением. Механизм функционирования и жизнеспособности Фолмрак был построен особым образом. Каждый город, будто клеточка большого организма, выполнял свою роль. Так были созданы сети городов специализирующихся преимущественно на промышленных отраслях, сельском хозяйстве, транспортной системе и связи. Крупнейшим в общегосударственном масштабе центром управления экономики и одновременно финансовым ядром страны, был Тэмвуд, столица государства. Такое разделение исполнителей для выполнения важнейших функций, было предусмотрено на случай блокады государства или же иных пагубных внешних воздействиях. Тщательно подготовленная независимость от внешнего мира здесь сыграла на руку мисс Гофман, по тому как, в принципе, на уровень жизни закон «О запрете любви» никак не влиял. Несмотря на послевоенный период, какой никакой, а все же работой был обеспечен каждый, по этому, никто не голодал. Средний класс остался средним классом, богачи остались при своем богатстве. Вот только без языка чувств: поцелуев, заботы, объятий, поддержки и нежных взглядов, все было серым в буквальном смысле и здесь все были равны. Каждый был бедняком.
Фестрад располагался на северо-западе страны и был главным сосредоточением основных видов пищевой промышленности: молочная, хлебобулочная, кондитерская и др. С Севера от города располагалась гора Пан, с юга его омывал залив Атль, что позволяло транспортировать продукцию к другим городам, не только по воздуху, но и по морю. Фестрад был наиболее удален от Темвуда, поэтому контролировать исполнение закона, полагаясь на исполнительность уже обладающих властью лиц, мисс Гофман не могла. Все что ей оставалось, это либо самой объезжать отдаленные уголки страны и проверять подчинение закону «О Запрете любви», либо отправлять приближенных лиц, которых было не так много. Вторым по важности человеком среди её свиты, после Гордона Наркисса, был Ат Ментира. Этот высокий и чересчур худощавый мужчина молодо выглядел в свои 50 лет, и отличался сдержанностью манер с крайней скрытностью. Независимый и сильный одиночка с пристрастием к жестокости и обману был убежден в том, что другие люди заслуживают эксплуатации. Именно он и был отправлен на руководящую должность в Фестрад, чтобы регулировать работу нового закона и подавлять вспышки восстаний, на случай если «действенных» методов будет недостаточно. Блестяще вжившись в роль руководителя, Ментира быстро прославился своей любовью к жестокости и насилию, а оказав поддержку идее Гордона Наркисса в создании «секретного подразделения», он лично стал контролировать работу этой организации в Фестраде и близлежащих городах. Ат Ментира был из тех людей, что приходили в ярость от малейших погрешностей в их идеально созданном порядке. Безупречно чистый кабинет, каждая вещь лежит ровно на своем месте, папка к папке, всё разложено по цветам, от светлых тонов к темным. Даже маленькая ручка, что располагается на рабочем столе под углом не идеально параллельным вертикальной линии листа, была способна вызвать искрометное раздражение у этого человека. За этим всегда следовал неконтролируемый всплеск прямой физической агрессии, который всякий раз обрушивался на сочное, нежное тело молоденькой, но бойкой секретарши, терпеливо сносящей каждый удар массивной мужской руки по той части тела, что возможно прикрыть одеждой. Только не лицо, Ментира искренне считал себя ценителем женской красоты, поэтому всегда старался быть обходительным и за каждый свой промах по лицу, дарил секретарше Лиззи очередное изящное украшение, чтобы извиниться за неаккуратный синяк, так некрасиво уродующий столь чудесную мордашку. И как бы секретарша не хотела покинуть эту работу, находясь в состоянии травматической привязанности к агрессору, трезво мыслить она не могла, посему, с готовностью приносила свое тело в жертву его желаниям, пускай зачастую далеко и не ласковым. Деструктивные воззрения Лиззи, создавали иллюзию компенсации, физические раны за счет интимной близости, поскольку, именно за каждой ситуацией насилия, следовал бурный секс, искаженно воспринимаемый ею как показатель значимости ее личности в его глазах. По этой же причине, почти каждый день она возвращалась с работы с очередным синяком, не отдавая себе никакого отчета в том, что на самом-то деле, единственным ценным человеком для жестокой личности, выступает он сам. Ментира же, пропагандирующий идеи Гофман никогда не говорил, да и не то чтобы испытывал нежные чувства, он почитал страх и подчинение в глазах других. И этот человек, не скрывая презрения к окружающим, обладал властью.
Средства же, используемые для смиренного принятия обществом закона «О запрете любви» в прочем, были одинаковы, как в центральных городах, так и в отдаленных. После ряда показательных наказаний за проступки перед государством ни один мирный житель не осмеливался бы что-то предпринимать, по крайней мере, до тех пор, пока не адаптируется. Это похоже на борьбу с ранее неизвестным вирусом, для ликвидации которого необходимо больше сведений, а, следовательно, необходимость изучения первостепенна. Поэтому жители Фестрада аналогично своим товарищам так же были вынуждены начать маскарад, игру притворства.
