Дарья Палдовская
Грешный маг
Мальчишка протянул выуженную из кармана печать, а затем снял перчатки и поднял руки, в которых Салкард узнал вырезанные в плоти гнезда для камней-проводников.
– Спину показывать не буду, поймите меня, здесь слишком людное для этого место.
Он говорил это так, будто, имея эти выбоины и алый кристалл на цепочке, оставалось еще хоть что-то, что нужно было подтверждать. А выбоины были истинными, если судить по искусной технике выполнения.
Мирозоры были проводниками воли Бога-Ревнителя. То, что Круг Семи решал, они исполняли. Вступить в их ряды было нелегко, а также требовало времени и сил пройти через три церемонии. По каждой на вбитый в тело страждущего волшебный камень, что вместе даровало «правильную» магию. Такова была роль волшебства в Капитолии. Или тебе ее выдают, или ты с ней рождаешься и становишься изгоем-грешным магом, если хочешь жить. Если не умеешь хорошо врать.
У беглеца зачастили маятники в голове, и он привычно завертел на пальце кольцо. То, что его новый знакомый стремился примкнуть к мирозорам, для него было даже не плохо, а погано, еще и вкупе с такой фамилией – Охриды принадлежали к знати, ревностным почитателям канонов. Но Салкард знал человека с этой фамилией, что был исключением из этих правил, пускай и единственным.
– Моя церемония будет на следующей неделе, – продолжил Лихтэрд. – Для этого мне нужно завершить мое паломничество. Я поклонился шести из семи чудес. Осталось последнее – храм в этом городе. Как и во всех остальных, в нем царствует дикий арбор, что небезопасно. Ранее с ним нам помогал мой друг, но сейчас его призвали семейные дела, и потому нам нужна помощь – если я не успею, то мою первую церемонию придется перенести на семь лет, а это непозволительно поздний срок для начала карьеры. Вам всего лишь нужно сопроводить нас до Святого Сада.
До Салкарда дошло.
В этом мире, помимо магов и мирозоров, были проклятые – те, кого отринул мир, от кого отказалась сама суть мироздания. Их преследовали неудачи, им было не суждено когда-либо воспользоваться магией, своей или взятой взаймы. Были и те, кого обрекли на муки маги. Охрид принял его за первого. Но Салкард был вторым, и никогда не бывал пострадавшей стороной.
Проклятые принадлежали черной смерти, как и костяное дерево, которое росло на могилах мертвых. Они противостояли вечно бурлящей белой энергии арбора, чьи песни сводили с ума неискушенных, ну а алая кровь вечного императора, живущая в хрустальных кулонах, должна была соблюдать баланс между этими двумя силами. Три материи, три камня в чужом теле.
Там, у дерева, алькальд не видел его тени, но видел, как он добыл материал с места, куда безболезненно могли зайти только проклятые, и сделал самый логичный вывод. Но ошибся. И это означало, что в описанной мальчишкой ситуации он, Салкард, был не просто бесполезен, а вреден, но скажи он это, его руки с ногами бы прибили к железному кольцу, а самого бы скинули за облака. Потому стоило помолчать и понаблюдать за тем, как будет развиваться ситуация.
Охрид заметил его промелькнувшее сомнение, но неверно истолковал.
– Беспокоится не о чем, – заверил церковник, – несмотря на недавний мятеж в столице, мы на своем пути не встречали ничего опасного. Святилища хорошо защищены, а если вы беспокоитесь о грешных магах, у нашего друга Бедивера на них отличный нюх.
Беглец вежливо улыбнулся, хотя хотелось грубо расхохотаться. Хорош был их ищейка, если не смог разглядеть мага перед собственным носом.
Его тень на земле слабо затряслась. Хорошо зная повадки своего компаньона, Салкард знал, что это означало смех. Он на нее наступил, напоминая, что расслабляться было рано.
– Ваша помощь будет щедро вознаграждена, – добавил церковник, начавший нервничать после долгого молчания мага.
Алькальд рядом прищурился и нехорошо смерил беглеца взглядом – он начал сомневаться в своем решении взять на помощь первого попавшегося «проклятого». Почувствовав это, маг приветливо улыбнулся, пытаясь исправить ситуацию.
– Простите, просто это все так неожиданно. Конечно. Как могу я отказать члену великого рода? – поклонился Салкард.
На лице Охрида заискрилась улыбка, больше умных речей свойственная его возрасту. Если Лихтэрд шел на паломничество впервые, ему должно было быть не больше шестнадцати.
– О, замечательно! – сказал юноша. – Батюшка и Корделия могут мною гордиться.
Услышав знакомое имя, Салкард решил осторожно проверить.
– Корделия? Не могли Вы быть родственником знаменитой Корделии Охрид?
– О, да, она моя сестра.
– У нее потрясающие стихи.
– О, конечно. Сестра хорошо озаботилась тем, чтобы оставить после себя долгое наследие.
При напоминании о Корделии в голову постучались мысли о тех, кто облаву двух дней назад не пережил. Она ранее говорила, что у нее был запасной план, вероятно, им воспользовалась. Брат мог и не знать о роли своей сестры в тех беспорядках, потому просвещать его не стоило, однако эта родственная связь была хорошей причиной постараться от чистого сердца помочь амбициозному юноше. Как минимум, если он им поможет, то сможет встретиться с Корделией и, возможно, как-то поправить свое положение. Да, рискованно, но никто не станет проверять его, если он будет под защитой алькальда с церковником. Только маг-самоубийца решиться на путешествие в такой компании.
– Поторопимся, – сказал Лихтэрд. – Это в центре города.
Тень ощутила, что затевалось что-то нехорошее, но она не имела право голоса. Она была всего лишь тень.
***
Городом это место можно было назвать лишь с большой натяжкой – так, захирелая деревня, хоть каменные дома и шептали о пропитавшей их кирпичи древней истории.
Скромная делегация из трех человек стояла перед святилищем, почти полностью погруженным в землю – снаружи был виден лишь поеденный временем и невзгодами вход, который чуть рябил от магии, защищавшей его от посторонних. Храм был окружен пустырем, словно больной проказой – другие дома чурались приближаться к нему, в страхе прижимаясь друг к другу. С этого места, как и почти с любой земли, было видно ведущую в небеса гору, чью вершину украшал сияющий во тьме Капитолий – место, где обитал бог.
Если верить старцам, когда-то небо было не фиолетовым, но ярко-голубым, как алмаз, и на нем днем светил белый шар, который звали «солнце». Ребенком, Салкард втайне мечтал его увидеть. Говорили, что оно, это «солнце», было жарким, но свет его был ласков.
Беглец опустил взгляд обратно на святилище. Юный Охрид достал из кармана печать и поднес ее к порогу – барьер спал. Ржавая пасть вела вниз. И зубы ее норовили сомкнуться.
– Все хорошо? – позвал Лихтэрд.
Тень заволновалась. Она чувствовала желание мага послать все возможные выгоды к бесам, запихнуть церковника с алькальдом в глотку железного монстра, завалить за ними вход и вернуться к первоначальной затее отсидеться в Огненных Землях, пока суматоха в Капитолии не стихнет. На плечо Салкарда опустилась тяжелая рука Бедивера. Тот появился так внезапно, будто услышал чужие мысли.
– Вы не говорили, что нужно будет спускаться в подземелье, – сказал Салкард.
– Это ненадолго, – спокойно заверил алькальд, сжав чужое плечо и мотнув светильником в другой руке в сторону храма. – Вы не любите подземелья?
– Немного.
– Поте́рпите.
Ладонь алькальда надавила, заставляя мага первым спуститься на лестницу под давящие низкие своды храма. Проход был настолько узким, что приходилось одновременно нагибаться и идти боком, чтобы протиснуться вперед. Пламя светильника плясало на грубых стенах, красивших одежду мелом. Спустя вечность выйдя из каменной кишки, Салкард зашипел.
– Что случилось? – спросил Охрид, когда Бедивер затормозил и перегородил ему путь.
– Всего лишь трава, ваша Светлость, – ответил алькальд.
Салкард удержался, не став возражать, что «всего лишь трава» оставила дырки в его добротных сапогах. Облюбовавшие святилище железные цветы скалились острыми лепестками. Они перестукивались тяжелыми листьями, рождая перезвоном тихую песню. Ветра в святилище не было.
– Там должна быть тропа, – сказал Лихтэрд. – Мы пользовались ими в каждом из святилищ.
– Плохо видно, – сказал маг. – Не могу ее разглядеть.
– Подожди. Бедивер, отойдите.
Потомок Охридов выступил вперед провожатого и высоко поднял взятый у алькальда круглый светильник, внутри которого стрекотало контролируемое вырезанными на подложке знаками пламя. Под его светом выяснилось, что дорожка была и в самом деле недалеко – она была кропотливо вытоптана возжелавшими урвать себе силу и славу, будущими мирозорами. Железные цветы окружали ее с обеих сторон, но не только они.