Дарья Калинина
Круиз самодовольного амура
Глава 2
Следующей остановкой на пути троих друзей стала квартира Инги. Алена нарочно не говорила подруге о своем приезде, хотела сделать той сюрприз.
– Я поеду к Инге, а вы поезжайте в гостиницу.
Но Василий Петрович с Ваней дружно запротестовали:
– Нет, мы тоже поедем!
Когда они все трое возникли на пороге квартиры, дверь им открыла Инга, почему-то ничуть не удивившаяся их приезду.
Наоборот, она сказала:
– Заходите, я вас жду.
Удивляться пришлось Алене и мужчинам:
– Откуда ты знаешь, что мы приехали в город?
– Звонила в «Дубочки», мне сказали.
Алена с еще большим удивлением взглянула на подругу. Инга была какая-то смурная. Нет, конечно, прыгать от радости, скакать на месте и выделывать прочие коленца, демонстрирующие восторг от приезда гостей – это было не в характере обычно хладнокровной Инги, обремененной грузом безупречных манер, привитых ей с самого детства строгой матушкой. Но все-таки обычно она демонстрировала хотя бы какую-то радость, а сегодня Инга казалась совсем уж пришибленной.
Даже слабой улыбки из себя не выдавила!
Впрочем, Василию Петровичу и Ване чья-то дополнительная радость была не нужна, им с избытком хватало своей собственной, которую они и продемонстрировали, до такой степени затормошив Ингу, что она едва на ногах устояла.
– Идите уже, – пробормотала она. – Умойтесь с дороги.
Согласно законам русского гостеприимства гостя надо напоить чаем. Инга достала заварочный чайник и задумалась рядом с закипающим чайником. На столе уже стояли готовые бутерброды и сладости. Но Инга на них даже не смотрела.
Воспользовавшись тем, что мужчины были в ванной, Алена подошла к подруге:
– Ты чего такая?
Инга посмотрела на нее, и Алена даже вздрогнула от той темноты, что глянула на нее из обычно голубых глаз подруги.
Но первая же фраза подруги все объяснила.
– От меня Игорь ушел, – произнесла Инга и заплакала.
Игорем звали гражданского, а последнее время и законного мужа Инги – следователя Залесного. У них с Ингой был трогательный роман, потом длительный период совместного сосуществования под одной крышей, и вот недавно они расписались по всем правилам гражданского законодательства. И странное дело: пока они были не расписаны, их отношения были более или менее ровными и теплыми. Но стоило печатям украсить их паспорта, как оба тут же почувствовали, что совершили ошибку. Во всяком случае, Инга это точно почувствовала. А почувствовав, призналась в том Алене, которой привыкла доверять всегда и во всем.
И потому сейчас Алена не очень удивилась словам подруги. Она лишь уточнила:
– Совсем ушел?
– Начисто! Собрал все свои вещи и ушел.
– Значит, ты его все-таки выгнала?
– Да нет, понимаешь, в том-то и дело, что не выгоняла я его! Все собиралась, собиралась… а ушел он сам!
– Значит, он что-то такое почувствовал.
– Наверное. Все-таки следователь, должен был смекнуть.
Но поговорить на эту тему подруги не успели. В кухню вернулись мужчины, и Инга шепнула Алене:
– Ничего им не говори!
Алена и не сказала, хотя язык у нее так и чесался. И во избежание того, что, открыв рот, она уже не сможет его закрыть, Алена держала зубы плотно сомкнутыми. Так что чаепитие прошло бы совсем грустно, кабы не Василий Петрович, благодушия и оптимизма которого хватило на всю компанию. Вот когда пригодилось его умение говорить о своих любимых «Дубочках» без остановки!
Но, в конце концов, даже он заметил, что аудитория как-то очень уж вяло реагирует на его реплики. И воскликнул:
– Инга, так ты что? Как я слышал, ты одна завтра на церемонию к Ивашевым пойдешь?
Губы у Инги задрожали, но она не заплакала перед мужчинами, сдержалась и только кивнула в ответ.
– А Игорь чего не пойдет? На работе занят?
Инга снова кивнула, словно робот. На сей раз Василий Петрович заметил неладное, он проницательно взглянул на подругу своей жены, крякнул и сказал, обращаясь к Ване:
– Поедем в гостиницу. А вы тут, девочки, без нас посидите, поболтайте. Алена, мы заселимся в номера, а после Ваню за тобой пришлю.
Когда топот мужских ног затих, Инга наконец дала себе волю. Так долго сдерживаемые слезы прорвали невидимую преграду и все же хлынули из ее глаз. Алена засуетилась, захлопотала. Она была замужем давно и счастливо, так что уже забыла, как это больно, когда тебя бросают. И то обстоятельство, что Инга и сама собиралась бросить Залесного, дела не меняло. Он бросил ее первый, и этим было все сказано.
Так что Алена могла только бегать вокруг подруги, принося той то водичку, то успокоительные капли, но поделать ничего толком не могла. Инга рыдала почти целый час, довела себя до икоты и только после этого замолчала.
– Ну, вот и хорошо, – с облегчением произнесла Алена. – А теперь взгляни на дело с другой стороны.
– С какой?
– С хорошей.
– И что тут хорошего?
– Ты ведь хотела, чтобы вы расстались, но терпела, потому что боялась сделать ему больно?
– Ну… да.
– А теперь и тебе терпеть не надо, и больно ты Залесному не сделала.
Увы, аргумент Алена привела неудачный. Она это поняла, когда увидела, что губы у Инги снова начинают дрожать, а глаза заполняются влагой.
– А… а он мне не побоялся сделать больно? – почти прокричала Инга. – Как подумаю, какая же он сволочь, прямо убить его хочется!
И она снова зарыдала. К счастью, на сей раз поток скорби иссяк значительно быстрее. Уже через четверть часа Инга перестала лить слезы и начала просто сухо всхлипывать. Видимо, вся лишняя влага в организме у нее закончилась, и слезам было просто уже неоткуда браться. Алена сочла за лучшее воды подруге больше не предлагать.
Вместо этого она сказала:
– Завтра все будет иначе. Пойдем к Ивашевым на свадьбу Евлалии, повеселимся.
– Не знаю, – с сомнением покачала головой Инга. – Смогу ли я?
– Ты должна пойти!
– Но я в таком состоянии…
– Тем более тебе надо развеяться! И потом, надо же посмотреть, что за сокровище оторвала себе Евлалия.
Переглянувшись, подруги начали сначала сдавленно хихикать, потом смеяться, а затем и вовсе расхохотались во весь голос. Смех помог Инге окончательно прийти в себя. И она уже куда более бодрым тоном пообещала Алене, что будет завтра присутствовать на свадьбе Евлалии, чтобы лично наблюдать за этим сокровищем.
Тут надо немного отступить от темы и объяснить, по какой причине упоминание завтрашней невесты вызвало у подруг такую бурную реакцию. Дело в том, что госпожа Ивашева-младшая могла называться младшей лишь по сравнению со своей матерью. На самом деле Евлалия была уже далеко не молода. И хотя она бессовестно врала всем вокруг, что ей лишь тридцать, ей стукнуло сорок с гаком. Алена уяснила этот факт сама для себя, лишь раз затруднившись элементарной сверкой дат.
Ни красотой, ни ростом, ни стройной фигурой Евлалия не могла похвастаться даже в нежном девичьем возрасте. А с годами, когда фигура ее стала напоминать набитый картошкой мешок, а черты лица заплыли жиром, Евлалия вряд ли могла очаровать кого-нибудь сама по себе.
Хороши у нее были только волосы – густые, жесткие и рыжие, они воинственно торчали во все стороны, утверждая, что их владелица – существо далеко небезобидное. И это была чистая правда. Потому что и характер Евлалии нельзя было назвать не только легким, но хотя бы покладистым. Она была агрессивна, импульсивна и подвержена неконтролируемым вспышкам ярости. Такой характер хорош на войне, но никак не в мирной семейной жизни.
– Но зато у нее есть папа.
Да, папа у Евлалии был. И кроме того, что он просто был, мало ли у кого есть папа, Филипп был еще и замечательно влиятелен и богат. Всю свою жизнь он крутился в депутатских кругах, заседал то в одном, то в другом законодательном собрании. Нет, в крупных городах ему депутатствовать не приходилось, но Россия – большая страна, тут есть множество мест и помимо мегаполисов, в которых тоже можно неплохо погреться в отдалении от высшего начальства.
Что касается самой Алены, то она втихомолку полагала, что Филипп еще тот жук, имел и имеет всюду, где только можно, и даже там, где нельзя. Потому что размер его трат, ну никак не совпадал с размером его официальных доходов, к слову сказать, тоже совсем не маленьких. Однако иметь в столичных городах одну пятикомнатную, две трехкомнатные, три двухкомнатные и некоторое количество однокомнатных квартир, записанных на всех возможных родственников, плюс виллу в Испании, бунгало в Тайланде и совсем маленький кусочек пляжа с совсем уж крохотным пятизвездочным отелем где-то в Египте – на зарплату депутата весьма проблематично.
Да еще Евлалия с маменькой регулярно совершали перелеты в бизнес-классе, курсируя между Миланом и Москвой. И ворчали, что жить им приходится поближе к папе, то есть в Питере, и они устали мотаться туда и сюда. А когда к ним однажды в загородный дом забрались грабители и вынесли золотые украшения, то ни Евлалия, ни ее маменька так и не сумели вспомнить, что именно у них украли, и ограничились лишь примерным весом украденного золотишка. Килограммчика так полтора, может быть, два. Около того, так они сказали.
При этом ни одна из женщин не выглядела опечаленной своей потерей. Подумаешь, скромненькие такие два килограммчика ювелирки, нечего особенно и переживать из-за их утраты. Евлалия и вовсе выразилась в том духе, что украденное золото давно морально устарело, пусть его лохи носят, а они с мамой купят себе эксклюзив, специально с этой целью смотаются завтра к Тиффани, очистят там все прилавки.
– И папе чего-нибудь прикупим.
– Что-нибудь недорогое, как он любит. Чтобы не выделяться.
И Филипп получил новые часики за смешные тринадцать тысяч евро. Через неделю они ему разонравились, и любящие жена и дочка тут же смотались в Вену и купили ему другие часики, подороже, уже за тридцатник. Эти часы Филиппу пришлись больше по вкусу. Он носил их и всем рассказывал, как его милые «девочки» купили ему эти часики на сэкономленное ими из сумм «на булавки».
Те, кто знал примерную стоимость этих часов, выразительно кривились в ответ и хмыкали. Но, как известно, не пойман – не вор. А депутатская неприкосновенность помогала Филиппу выкручиваться из многих неприятностей.
Однако, несмотря на то что Филипп был такой замечательный, и жизнь у него была замечательная, и жена замечательная, на дочурке природа отдохнула, и довольно серьезно. Все знакомые втихомолку удивлялись, как у такой красивой пары могла уродиться такая гадкая и откровенно страшненькая девчонка.
– Просто какой-то утенок, который все никак не превратится в лебедя.
Даже в ранней молодости Евлалии не помогали никакие пластические операции, никакие ухищрения модельеров и косметологов – натура, как говорится, перла наружу. Что бы ни делала Евлалия со своим лицом, гадость лезла у нее из глаз, сочилась через каждую пору. Отвратительная злобность, которая порой, помимо желания самой девушки, буквально вырывалась из Евлалии, заставляла неестественно кривиться рот, нос уползал куда-то вбок, щеки взрывались пятнистым румянцем, отчего личико Евлалии делалось похожим на мордочку лысой морской свинки, да еще страдающей крайней степенью диатеза.
Женихи, пару раз понаблюдавшие подобные вспышки бешенства у невесты, обычно тихо сливались в сторону. Кто-то подыскивал себе девочку пусть и не с таким богатым папой, но зато покладистую и ласковую. Кто-то вообще уходил от греха подальше в монастырь, где потихоньку приходил в себя. А один бедолага, побывав месяцок в женихах у Евлалии, потом и вовсе заделался на всю жизнь геем. И ничего ему уже не помогло. Так и сгинул безо всякой пользы, а ведь был совсем неплохим пареньком, мог бы жениться, завести деток и пополнить генофонд страны. Но знакомство с Евлалией начисто отбило у парня охоту к подобным экспериментам.
Одним словом, годы шли, богатство Филиппа росло. Но никакие деньги не могли помочь Евлалии найти себе мужа. А замуж красотке хотелось. И чем старше она становилась, тем отчаяннее становилось это желание. В последнее время Евлалия, ставшая уже до неприличия капризной и вздорной, открыто требовала у отца «купить» ей мужа.
Филипп был бы и рад сделать подарок дочурке, но при этом у самой Евлалии имелось одно непременное условие. Надо было, чтобы будущий муж был не последним человеком. Выходить замуж за кого попало Евлалия тоже не желала. У нее были свои принципы. И непременным условием со стороны невесты было, чтобы у потенциального мужа было денег не меньше, чем у любимого папочки. Все попытки Филиппа объяснить чадушку, что если жених будет при деньгах, то он на Евлалию и не посмотрит, разбивались о стену глухого непонимания со стороны дочери.
– Почему ко мне никто не сватается? Почему? Это вы во всем виноваты! Ты, папа, и особенно мама! Вы не хотите пошустрить среди своих друзей и поискать мне мужа.
А ведь вся отведенная Евлалии часть квартиры была буквально увешана зеркалами. А уж ванная комната девушки и вовсе была одним сплошным зеркалом. И, кажется, видя свои многочисленные отражения в них, Евлалия могла бы уже понять: красота ушла от нее безвозвратно. Если в молодости, смири она норов, у нее еще был шанс очаровать кавалера, то теперь не помогали никакие пластические операции. Не успевала Евлалия прийти в себя после манипуляций одного хирурга, как ей надо было отправляться к следующему.
За последние годы Евлалия растолстела до невероятных размеров, как следствие – подурнела, и всем казалось, что теперь у нее точно нет никаких шансов найти кавалера по своим запросам.
– И вот поди ж ты! Нашелся какой-то чудак!
Пару месяцев назад Филипп и Настя оповестили знакомых о том, что у их дочери появился серьезный кавалер. Все вокруг долго не могли поверить, что нашелся смельчак, готовый назвать женой это перезревшее и презлющее сокровище. Да еще, как громогласно оповещали всех счастливые Филипп и Настя, их дочери удалось отхватить не просто какого-то там жениха, а очень даже успешного предпринимателя, предложившего тестю некий совместный бизнес, который мог в ближайшее время еще больше обогатить их обоих.
Впрочем, что это за бизнес, пока держалось в тайне. Но торжество по случаю объединения двух капиталов обещало быть грандиозным. И отказаться от его посещения было бы большой глупостью.
Вот в таких обстоятельствах и произошел приезд Алены и Василия Петровича в город их молодости. Петербург был им особенно дорог хотя бы потому, что именно тут они познакомились, поженились и долгое время жили вполне счастливо, пока Василию Петровичу не пришла охота стать помещиком и землевладельцем.
В отличие от многих, кого посещало подобное желание, деньги для воплощения своей мечты в жизнь у Василия Петровича имелись в избытке, обращаться за кредитами в банки ему не пришлось. А раз были деньги, то и дело пошло на лад быстро. Была взята в аренду земля, построена усадьба и начато фермерское хозяйство, которое с годами обрастало все новыми и новыми пристройками и наращивало хозяйственные мощности.
Теперь в «Дубочках» производилось практически все, что нужно для жизни человека. Но большое хозяйство требовало постоянного присмотра за собой. Василий Петрович с утра и до позднего вечера проводил в разъездах из одного уголка поместья в другой. И даже те несколько дней, которые он выкроил ради посещения свадьбы Евлалии, стоили ему немалых душевных терзаний. А ну как в его отсутствие в поместье случится какой-нибудь форс-мажор?
Вернувшись от Инги в гостиницу к мужу, Алена застала Василия Петровича перед экраном планшета, он беседовал со своим управляющим – Андреем, который на время отъезда хозяина должен был полностью взять бразды правления в свои руки.
– Как дела дома? – спросила Алена.
Василий Петрович как раз уже прощался с Андреем. Отложив планшет, он сказал жене:
– Ты должна уволить Марину.
– Почему? – оторопела Алена. – За что ей такая немилость?
– Или, по крайней мере, переведи ее из старших горничных в техническую обслугу!
– Но что Марина сделала?
– Лучше спроси, чего она не сделала! – кипятился Василий Петрович.
– Вася, говори нормально, – попросила мужа Алена. – Я очень устала, немножко расстроена, мне не до твоих ребусов.
– Марина твоя драгоценная манкирует своими обязанностями! Исчезла. Никому не сказала, куда идет. Работа не сделана, комнаты не прибраны, ее нигде нет. А я еще хотел оставить на нее весь дом! Хорошо, ума хватило на тетю Пашу обязанности старшей возложить. Та хоть и не семи пядей во лбу, но надежная. А Маринка твоя – профурсетка! Уволь ее немедленно!
Василий Петрович всегда очень строго следил за тем, чтобы каждый исполнял свою часть работы старательно и в срок. Каждый работающий в «Дубочках» человек был своего рода винтиком в сложной системе функционирования поместья. Если один из винтиков разбалтывался, разлаживалась работа всего механизма. Поэтому Василий Петрович поощрял тех, кто работал старательно и справлялся со своими обязанностями, а тех, кто брал на себя лишнее, а затем не укладывался в срок, наказывал. Наказание заключалось главным образом в том, что никакой ответственной работы этому человеку еще очень долгое время не доверялось.
– Когда приеду, она у меня туалеты мыть будет! – сердился он. – Ишь, удумала! Кот из дома – мышки в пляс. Ну, она попляшет, как я вернусь.
Василия Петровича отвлек какой-то странный звук, идущий от входной двери. Алена тоже оглянулась назад и увидела Ваню, который проводил ее до номера да так и остался тут. Вид у охранника был какой-то на редкость лукавый и самодовольный одновременно.
– А ты чего лыбишься? – набросился на него Василий Петрович.
– Ничего.
– Вижу, что ничего. А у самого улыбка-то шире рожи.
Ваня и впрямь улыбался так широко, что были видны все его тридцать два безупречно крепких зуба.
– Маринка-то за мной рванула, – пояснил он своим хозяевам. – Ревнует она меня к городским барышням. Она ведь мне давно грозилась, что ежели Алена Игоревна ее добром с собой в город не возьмет, то она следом за нами своим ходом приедет.
Василий Петрович даже разинул от изумления рот:
– Чего? Сюда?
И, повернувшись к жене, возмущенно воскликнул:
– Алена, ты об этом знала?
– Нет!
Алена и сама была в крайнем изумлении. Ну, дает Маринка! Не утерпела все-таки, поехала следом за любовником. То-то Алене еще на станции в «Дубочках» показалось, что это Марина садится в соседний вагон. Тогда Алена сказала себе, что это у нее галлюцинация на фоне чувства вины перед своей горничной. А выходит, что это была никакая не галлюцинация, это была самая настоящая Маринка из плоти и крови, которая вознамерилась проследить за поведением любовника в большом городе.
– Возмутительное самоуправство! – подвел итог всему приключившемуся Василий Петрович. – Распустились у меня. Ваня, зови сюда эту негодницу! Буду ее казнить!
Но Ваня лишь развел руками:
– Да я и знать не знаю, где она сейчас.
– Как не знаешь? Разве у вас с ней договора не было? Не ты ее сюда позвал?
– Что вы, Василий Петрович! Нужна она мне тут! Да я от нее только отдохнуть собрался. Вон и Алена Игоревна подтвердит. Маринка мне и в «Дубочках» надоела так, что хоть волком вой. Ведь каждый день меня подкарауливала. Утром и вечером. И все лезет, и все ластится. Ну, чисто банный лист, а не девка!
– У тебя ее телефон есть? – повернулся к жене Василий Петрович. – Напиши ей сообщение. Звонить бесполезно, Андрей и тетя Паша ей уже обзвонились, прежде чем мне о пропаже сообщить. Но ты ей напиши, пусть не дурит и назад возвращается.
– Туалеты драить?
– Если сегодня же не сядет на обратный поезд, точно все унитазы в усадьбе ее будут!
Не желая спорить с мужем, Алена написала сообщение и отправила его горничной. Если Марина не совсем дура, она должна понять, что дело серьезное и хозяин очень недоволен ее выходкой.
На этом все и закончилось. Василий Петрович не умел долго сердиться. К тому же после дороги все были утомлены, а завтра еще предстояло пышное и длительное торжество по случаю бракосочетания Евлалии и Романа. Поэтому все трое решили лечь спать пораньше и больше не думать ни про взбалмошную Маринку, ни про то, где девица может болтаться в двенадцатом часу ночи.
Ваня пошел к себе в номер. Алена, провожая его до дверей, сказала:
– Ваня, единственное, о чем я тебя прошу: если Марина объявится у тебя, ты уж дай мне знать.
– Алена Игоревна, да неужели я стал бы вас или Василия Петровича обманывать? Клянусь вам, мне эта девка тут на фиг не нужна.
Алена махнула рукой, мол, я тебе верю, иди уже к себе. Но Ваня все не уходил. Его что-то тревожило. Помявшись, он спросил у хозяйки:
– А что это… похоже, что Инга плакала?
– Ничего не плакала. С чего ты взял?
– Глаза у нее красные были. И сама грустная такая. Чего это она? Со своим поссорилась, да?
Ваня старался выглядеть невозмутимым, словно бы это его ровным счетом не касалось. Но Алену было не обмануть. Она знала о давней страсти их телохранителя к Инге. Как знала и о том, что Ваня ради ее подруги готов хоть в лепешку расшибиться. Вот только до недавних пор самой Инге это было не нужно. Но как знать, возможно, теперь все изменилось? Уход Игоря мог повысить шансы Вани.
И Алена решила, что может частично просветить Ваню на этот счет:
– Я дам тебе совет.
– Слушаю.
– Если завтра ты постараешься уделить Инге максимум своего внимания, думаю, она не будет против.
Ваня просиял:
– То-то я и думаю: забирать вас приехал, уже поздно было, а Залесного-то дома не видно и не слышно. А оно вот что… ушел он от нее.
– Я тебе этого не говорила.
– Ну, понял я вас, Алена Игоревна. Можете на меня рассчитывать, я уж не подведу.
Выпроводив Ваню, который рвался еще обсудить с хозяйкой свои планы на завтра, Алена вернулась к мужу и застала того уже сладко похрапывающим в кровати. Василий Петрович, как всякий человек с чистой совестью и душой, умел засыпать практически мгновенно. А вот Алена, хотя и не могла припомнить за собой никаких серьезных грехов, все же в кровати поворочалась изрядное количество времени, прежде чем сумела заснуть.
В голову лезли всякие непрошенные мысли про разобиженную Марину, про Ингу, про Ваню. Как разберется Ваня с этими двумя женщинами? Ингу он любит давно, а сейчас у него появился шанс. Но Марина так просто тоже не сдастся. Об этом достаточно ясно говорит ее демарш, когда она самовольно покинула поместье, приехала в город и тоже что-то замышляет.
– Ой, не нравится мне это, – проворчала Алена. – Что на уме у этой девки?
Но больше всего Алену тревожил вопрос: достаточно ли компетентна здешняя прислуга, и сумеет ли горничная в этом отеле вовремя и качественно выгладить платье, в котором Алена собиралась появиться завтра на свадьбе? Алене очень хотелось поразить всех своим видом. Первые минуты, когда все придирчиво изучают друг друга, – самые важные. Если появиться замарашкой или в чем-то вульгарном, то репутации твоей конец. В чем ты будешь светиться перед гостями на следующий день, уже не так важно.
С собой Алена привезла платье из красного шелка с вытканным золотым поясом. Мягкая натуральная ткань струилась по бедрам, драпируя ноги и идеально подчеркивая высокую грудь и талию. Но для того, чтобы платье выглядело идеально, его нужно было надеть свежевыглаженным. Алена заранее договорилась с горничной отеля, что та приготовит ей завтра к утру платье и занесет в номер. Но справится ли она? Может, надо было все-таки взять с собой Марину?
– Нет, – покачала головой Алена. – Пусть я лучше завтра буду в мятом платье, но зато у Инги с Ванькой все наконец получится.
Она быстро помолилась на сон грядущий. Прочла молитву за себя, за мужа, помолилась Богородице за Ваню, чтобы он наконец уже успокоился и остепенился. Не пристало мужчине в его годы гоняться за молоденькими девчонками! А Ваня, что ни год, выбирает себе девчонок все моложе и моложе. Того и гляди, переключится и вовсе на малолеток!
Но Алена была уверена: если Инга все же согласится обратить внимание на Ваню, то он мигом забудет про всех своих прежних подружек.
«Хоть бы завтра у них все срослось!» – мысленно пожелала Алена счастья двум своим друзьям.
И снова мысли ее вернулись к завтрашнему торжеству.
Завтра в полдень им всем предстояло быть во Дворце бракосочетания на Английской набережной, где и должен был начаться праздник, который обещал продлиться не меньше трех дней.
В первый день планировали саму регистрацию брака, поездку по городу, а затем свадебный ужин в ресторане, закрытом для других посетителей. Ради такого случая Филипп пригласил любимых артистов своей ненаглядной Евлалии. Обещали приехать Газманов и другие звезды российской эстрады. Музыканты должны были играть до последнего посетителя, хоть до утра, хоть до следующего дня.
Утро второго дня должно было начаться с завтрака все в том же ресторане. А затем гостям предлагалось пересесть в специально поданные автомобили и организованной колонной перебраться за город в арендованный по такому случаю коттедж. И продолжить веселье гостям и самим новобрачным предстояло уже на лоне природы, на берегу Вуоксы, с рыбной ловлей, спуском на байдарках, катанием на катамаранах, водных мотоциклах и прочими летними развлечениями.
И третий день был полностью посвящен общению с природой. Подразумевался выезд в лес, где для всех желающих была бы организована охота, для дам – своего рода пикник на лесной полянке, откуда все желающие могли вернуться в коттедж, арендованный до конца недели, а кто-то мог отправиться по своим делам и вернуться туда позднее.
Одним словом, программа предстояла значительная и по времени, и по затратам сил, и по материальным затратам. И, уже погружаясь в сон, Алена снова подумала: сколько же должен будет заплатить Филипп за эту свадьбу своей дочурки? Похоже, мероприятие влетит ему в копеечку. Даже если богатый зять поучаствует в расходах, все равно затраты для обеих сторон получатся значительными. Наверное, Филипп очень уж рад, что его дочери повезло ухватить за хвост золотую рыбку, раз уж он готов раскошелиться на такую пышную свадьбу.
