Дарья Гущина
Ветер на ощупь
Он смерил меня таким взглядом… В общем, как тогда, когда мне было семь лунных сезонов, и мы только познакомились. Помнится, он вместе с Райденом приехал к нам на каникулы, и меня отправили показывать гостю родовое гнездо. Я, естественно, начала с главной достопримечательности – с подземелья, где случайно сумеречного и потеряла. А подземелья у нас чудные – четырехуровневые, заклятьями защиты и ловушками жуткими опутанные, поскольку там семейные реликвии хранятся… Нашелся наш несчастный гость на третий день стараниями приехавшего на каникулы Язгара. И, кажется, до сих пор на меня дуется за рассеянность. А ведь я и правда помочь могу!
– Ну, давай же! – прошептала глухо, лихорадочно ловя ветер и выплетая нить, и крикнула: – Шхал!..
Мгновение глаза в глаза – и его аура расплылась сумеречным туманом. А я не стала медлить, швырнув к нему цепляющую нить. Зацепилась за что-то и усердно потянула на себя, но заклятье, оказавшееся мощнее предыдущих, упрямо выскальзывало, больно врезаясь в пальцы. И на одно мгновение показалось, что Шхалара повело обратно, к плотному облаку Вечности.
Я перехватила нить, и он выругался:
– Мгла!.. Вперед тащи, а не назад отпускай!
– Ну, извини, не приспособилась еще…
Снова перехватила нить, пытаясь подтянуть его к себе. А она тащила меня к пропасти. Я пыхтела, сопротивляясь, упиралась в землю пятками, но сползала вниз. Тяжелый же он однако… Нить снова заскользила меж пальцев в ненужном направлении. Да как я раньше-то ею управляла, почему же она меня теперь не слушается?..
Позади зазвучали быстрые шаги.
– Райден?
– Держись!
– За что?!
– За меня.
Оттаскивая от пропасти, брат сгреб меня в охапку. А я вовремя перехватила нить, так что следом за мной потянулся и Шхалар. Рывок – и он выбрался из плена, проскочив мимо склизких щупалец черного тумана. Второй – и мы с Райденом оказались у подножия холма, а мой украденный врезался в скалу. А плети Вечности, разочарованно пульсируя, уже сворачивались в тугой кокон, тая в туманной хмари пропасти. Получилось…
– Ой… – мне стало нехорошо.
– Заклятье держи! – рявкнул брат.
Неуправляемая нить вихрем извивалась в руках, и пальцы от боли сводило судорогой. Еще рывок – и Шхалар тяжело плюхнулся рядом с нами. А я с облегчением выпустила из ладоней нить, позволив шаловливому ветру подхватить ее и унести прочь. И устало осела на землю.
– Живой? – спросила сочувственно.
Сумеречный перевернулся, скривился и с хрустом потянулся. Меня накрыло неожиданной волной покалывающей боли. Это что ж такое, последствия воровства непредвиденные?.. Райден сел рядом, и я привычно прижалась спиной к его плечу, а он обнял, поцеловал в висок, прошептав «молодец». Ну, хоть кто-то… оценил.
– С тобой как свяжешься – так и огребешь, – проворчал Шхалар, сплюнув кровью.
Что-то мне нехорошо… И перед глазами темнеет, и желудок к горлу подкатывает, и холодно становится… Я зябко поежилась:
– Ой, не выступай, на тебе все махом заживает, как на туманном слизне… И – да, – кстати, Яссмилина, ты мне жизнь спасла!
– Да, кстати, Яссмилина, ты мне жизнь спасла, – передразнил он, копируя мои интонации, и сморщился: – Но мои ребра – иного мнения.
– Язва сумеречная…
Перед глазами замерцали странные голубоватые огоньки. Я моргнула, провожая удивленным взором вереницу сияющих шаров, снова моргнула, встречая следующую, подняла глаза к небу в поисках новых… И меня с головой накрыла сияющая пустота.
***
…Вокруг шумел ветер. То холодный, то горячий, то порывистый, то спокойный, он то нежно обнимал за плечи, то с силой толкал вперед. И я шла, подчиняясь его капризам. Толчок в спину – и я перехожу на бег, легкое прикосновение к шее – и я снова едва волочу ноги. И вокруг – так пусто…
Я посмотрела по сторонам, удивляясь. Где я? Ни неба над головой, ни земли под ногами. Ничего. Только искрящееся светло-голубым ничто и ветер, управляющий мной, как куклой. И… чей-то настырный голос в ушах, причем такой знакомый…
– Кто ты? – шепчу еле слышно.
– Обернись.
О, а вот это мне знакомо! Когтистая «лапка» сумерек тянулась за мной, разрывая пустоту. И я тоже потянулась к ней, и почти добралась, и почти ухватилась, когда резко взвыл ветер. Просачиваясь меж пальцев, он до крови раздирал ладони, вцепившись в волосы, резко тянул за собой. Я отчаянно дернулась, выпутываясь из его сетей и оставляя в лапах ветра клочья волос, не чувствуя боли, из последних сил рванулась к «лапке» и… открыла глаза.
Темнота. Тишина. Светлячковый костер, рядом с которым спит, завернувшись в одеяло, Райден. И – Шхалар, окруженный сизым сиянием собственной силы и хмуро всматривающийся в мое лицо. И сидящий подозрительно близко. И, собственно, я – нервно дрожащая и замерзшая. Эй, а где же пресловутые десять шагов?.. Или… раз уж украла, то?..
– С возвращением, – Шхалар натянул на мои плечи одеяло.
– Откуда? – спросила неуверенно.
– Оттуда, – загадочно отозвался он.
– Странные вещи ты говоришь… – промямлила я, потирая лоб.
Сумеречный пододвинулся и усмехнулся:
– Да нормально бы ответил, если бы знал, куда тебя занесло.
– А ты как… понял?.. – ощущение сияющей пустоты не проходило, и мне стало не по себе.
– Я же источник, – обронил он сухо.
Как будто это все объясняло… Хотя… объясняло это многое. Наверно. Мне сложно понять. Ему виднее. И куда виднее, чем мне.
Я на мгновение закрыла глаза, вспоминая.
– Ветер… – так, мне срочно нужна моя сумка.
Символ вора…
– Что? – не понял Шхалар.
– Ветер, – повторила я, с трудом садясь. – Ветер. Там был ветер… Шхал, пожалуйста, подай мою сумку!
Он странно на меня глянул, но требуемое мановением руки подтянул. Я высунулась из одеяла, открыла клапан и вытащила сшивку. Эйрин точно должен знать… Открыла нужную страницу и вопросила:
– Что это было?..
А на странице дневника невидимая рука уже выплетала вязь столь важных слов: «Тебя унесло. Наш мир пронизан потоками различной силы, он держится на них, словно доски моста на веревках, над пропастью. Потоки бывают слабыми, средними и сильными. В зависимости от того, сколько силы тебе нужно и каков твой потенциал, ты и используешь необходимый поток. Главное, что после использования его нужно отпускать. Мы называем это заметанием следов. Отпустить поток, перерезать те нити, которые вас связывали и которые тебя питали. Иначе он приклеивается к тебе. И если поток слабый – то вреда не причинит, но твое местонахождение вычислит любой, идущий по следам украденного. А если поток сильный – затянет в себя и унесет».
– Ну и что? – уточнила я.
«Ну и все».
Я молча посмотрела сначала на вязь слов, потом – на Шхалара.
– Очень верный ответ, – прокомментировал он, через мое плечо замечания Эйрина прочитавший. – Ну и все… – хмыкнул и добавил: – Я не силен в вопросах ремесленной силы, но знаю, что магам ее дает Вечность, и она же нас к рукам прибирает. А сила вора… иного толка, но, думается, ты едва не попала на порог Вечности.
Я судорожно сглотнула. Возмущенно уставилась на сшивку:
– Почему ты не рассказал, как заметать следы?..
«А кто же знал, что ты полезешь в столь мощный поток силы? Те, на которых ты тренировалась, слабенькие, вреда бы не причинившие. Их и отпускать-то не надо, они тают сами по себе, сделав дело. Я не предполагал, что ты сможешь найти и удержать сильный поток. Но тебя же понесло», – последовал ответ.
– Эй!.. – моему возмущению не было предела. – Я же не знала, где какой поток! И вообще!..
«Не шуми. Я забыл, что твоя аура не «проштопанная», и ты к любым потокам силы подпущенная. Тебе срочно нужно найти хорошего вора-наставника и «прошить» ауру, чтобы отрезать доступ к сильным потокам. Позже и о разнице расскажу, и следы заметать научу. А ты пока силы у источника наберись – чужая магия отрежет путь к потокам вора наверняка. И после – спать», – и сшивка с шорохом закрылась.
Я несколько мгновений таращилась на потертый переплет, а потом, вздохнув, повернулась к сумеречному:
– Похоже, мы с тобой в расчете на сегодня. Только… силой поделись, а?
Он склонил голову набок, и из-под упавшей на лоб волнистой пряди сверкнули заинтересованно сизые глаза:
– А что взамен?
Это он к чему?.. Я насупилась и попыталась отодвинуться – не пустил, неожиданно обняв. И опять так смотрит, словно я у него что-то украла… И, странно, глаза у него – теплые-теплые, а взгляд – обволакивающий, словно вязаная пушистая прабабушкина шаль, уютный-уютный… И так хочется в этот теплый уют окунуться, чтобы согреться и забыть о сияющей пустоте мира ветра…
– У тебя после встречи с Вечностью голова совсем… того? – пробормотала я, краснея под пристальным взглядом.
– Ты давно это заметила, – Шхалар расслабленно улыбнулся, и черты его лица начали расплываться, теряясь в сизом тумане. – Еще в первую нашу встречу. Или во вторую?
– Ты меня в окно выбросил! – возмутилась я.
– Я был злым и в ловушки подземелья угодившим. По твоей вине. А тебя Райден все равно поймал, – и вьющиеся плети теплого тумана заструились вокруг, маня первозданной силой и… могуществом. Кажется, руку протяни – и владей…
– У з-земли п-почти… – пробормотала я, заикаясь.
Как же он на меня странно действует, источник, а… Я физически перестала его ощущать, словно не человек рядом, а плотный клубок тумана. И ни глаз не видно, ни рук – не чувствуется… И на мгновение показалось, что я вернулась обратно – в мир ветра, где не было ничего, кроме меня и мощного потока силы. И руки так и чешутся это богатство… к рукам прибрать.
– А ты потом долго мстила, – его лицо окончательно скрылось в мглистой пелене, из вязкости которой гулко, как из колодца, доносился глухой голос. – А я терпел.
– Да-а-а? Это когда ты меня…
…поцеловал? Ага, размечталась…
Лица коснулся вязкий туман, руки погрузились за холодную сизую пустоту. И я растворилась в том, чем он стал. И по капле, с удовольствием, вдыхала силу. Вот, значит, как источники ее добровольно отдают, вот зачем ее от таких, как я, прячут…
Я стала вором, но, рожденная Перекрестком, все еще нахожусь на распутье, и как использовать могу силу любого пути, так и принимать – тоже. Прохладная сумеречная мгла проникала сквозь кожу, струилась по венам, помогая прийти в себя. Нет, как, ну вот как он ухитряется каждый раз оказываться рядом именно тогда, когда мне это необходимо?.. От избытка чужеродной силы мутилось в голове. Как?..
– Все, хватит с тебя. Спать пора. С рассветными сумерками идем дальше, – под моими руками снова оказались вполне человеческие плечи.
– Да, конечно… – и я вздрогнула, вспоминая недавний кошмар, и обняла его крепко: – Не уходи! Мне… страшно. А вдруг?..
Сумеречный достал свое одеяло, укутал меня до кончика носа и остался рядом. А я с удовольствием свернулась клубком под его боком. Завтра все вернется на круги своя, а сегодня… Сегодня можно помечтать. О том, что может быть, когда-нибудь…
***
Мне снился странный сон. Я лежала в собственной комнате и в своей постели – умытая, в ночнушку переодетая и в одеяло бережно завернутая. А у моей постели стояли родители и шептались.
– Прошу тебя, не набрасывайся на нее сразу!.. – тихо говорила мама, поправляя мою подушку.
– Не набрасываться? – шипел отец. – Не набрасываться, говоришь?.. Да ты посмотри на нее, посмотри, кем она стала!
– Ренмир!.. Дай ребенку в себя прийти!
Родитель смерил меня критическим взглядом и коротко бросил:
– Посмотрим.
Засим сновидение оборвалось коротким полетом во тьму, после которого я открыла глаза и увидела почти то же самое, что и прежде. Я лежала в своей постели, на краю которой сидела мама, украдкой вытирающая слезы, а боком ко мне, у окна, заложив руки за спину, стоял отец.
– Доченька, проснулась! Как ты себя чувствуешь, чудо мое? – затараторила мама. – Есть хочешь? Хочешь?..
Я и пикнуть не успела, а мама уже помогла мне усесться, поправила под спиной подушку и поставила на мои колени поднос. Мой любимый рыбный суп с укропом и имбирем, порезанные треугольниками ломти свежего хлеба, пирожки с мясом… У меня предательски защипало глаза. Как же я соскучилась по дому…
– Мам… – я тихо шмыгнула носом.
– Ты ешь-ешь, – она ласково взъерошила волосы на моей макушке. – Ешь. Потом все. Ешь.
Я не заставила себя упрашивать, живо подъев все до последней крошки. Куда братовой походной похлебке до маминого супа… И на мгновение почудилось – обойдется, все будет, как прежде… Красивый морок, вдребезги разбитый безжалостным отцовским:
– Тмилла, выйди.
– Но…
– Выйди, прошу.
Мама вздохнула, поцеловала меня в макушку, посмотрела странно – не то с сожалением, не то виновато, – и вышла, тихо прикрыв дверь. Лишь в дверном проеме напротив моей кровати мелькнул длинный подол светло-сиреневой юбки. Я тихо шмыгнула носом, неловко поерзала и осмелилась робко посмотреть на отца. Он по-прежнему стоял у окна, боком ко мне, но его косой взгляд сказал о многом. Взгляд – как у цепного зверя, готового и зарычать, и наброситься, да поводок крепкий не пускает.
Я уставилась на собственные кулаки, сжимающие складки цветастой простыни. Подобные его взгляды я ловила на себе и раньше, и за ними следовало по очереди: нравоучения – попа – шиворот – подземелье – «я больше не буду!..» – нравоучения. Теперь, боюсь, этим все только начнется. А кончится – куда как хуже. Даже если в силу моего возраста из обычного списка исключат «попу».
– Если тебе есть, что сказать, говори, – тихо обронил он.
Какое там говорить, язык от страха не ворочается, а челюсти я нарочно покрепче сжимаю, чтобы зубы не стучали… Страх, похожий на пережитый в пустоши, вернулся, затаившись под гулко колотящимся сердцем, и в ответ на вопросительный взгляд я отрицательно покачала головой. Слова объяснения уйдут в пустоту – отец уже се решил, по глазам вижу. Хана мне. Не отвертишься и не оправдаешься.
– Чай допивай, – сказал он неожиданно.
Я дрожащими руками взяла с тумбочки кружку и сделала пару глотков. Легче не стало. Зато стало очень себя жалко. Я тоскливо изучила свою комнату. Высокий потолок и окна, выходящие на рассвет, на всю стену, закрытые шторами в сине-зеленую полоску. Каменная кладка стен скрыта за яркими коврами. Кровать с тумбочкой у окна. Очаг со светляками – рядом. Скучно-коричневые шкафы и полки, которые я терпеть не могла, по противоположной стене. Плющ, затягивающий цветущими плетями потолок и часть стен. И что-то мне подсказывает: уйду я отсюда, а вернусь нескоро…
Отец тем временем вытащил спрятанное между шкафами кресло, пододвинул его к моей кровати и сел, вытянув ноги. Райден все-таки – его копия, только смотрят на меня по-разному… Те же светлые волосы, пронзительные темные глаза и загорелое лицо с резкими чертами и упрямым подбородком. Вообще все мое семейство светловолосое и загорелое, одна я – теперь понятно, в кого – светлокожая и темноволосая. А до «встречи» с прадедом иногда думала, что я подкидыш и…
– Яссмилина, как ты думаешь, почему в древних родах был введен запрет на появление вора?
Не в бровь, а в глаз… Я отвлеклась от тоскливых размышлений и пожала плечами. Самой интересно знать.
– Ладно. Скажи мне тогда, дочь, зачем был создан, например, наш род.
Я подняла глаза к потолку и заученно ответила прабабушкиными словами:
– Родам поручено хранить знания и артефакты, некогда врученные магам Девятью неизвестными. Хранить, чтобы не допустить новой сумеречной войны, которая случилась из-за жадности магов и желания одной ветви сумерек узнать тайны остальных. Лишь представители родов имеют право пользоваться реликтовыми знаниями, и передавать их нужно из поколения в поколение, не допуская до охраняемых тайн чужаков.
– Запомни то, что сказала. И послушай меня очень внимательно. То, что я расскажу, касается твоего прадеда, – отец откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, а я оживилась. – Некогда твой прапрапра – основатель нашего рода – стал одним из участников подписания мирного договора между магами сумерек, который положил конец последней затяжной войне. И поэтому ему было предложено возглавить Старший род Мглистых сумерек.
– Об этом я знаю… – пробурчала себе под нос.
– И все бы ничего, если бы не его наследники, – продолжил он невозмутимо. – Дети прапрапра погибли во время войны, а единственные внуки – двое известных тебе, надеюсь, близнецов, мальчик и девочка – воспитывались с младенчества домовыми духами. И он не успел ни воспитанием их заняться, ни на путь наставить, ибо скончался вскоре после подписания договора при таинственных обстоятельствах. Да, не смотри так удивленно, твои прабабушка и прадедушка – оба Перекрестки. И – да! – это у вас семейное. И твоя бабушка, и твоя мать – тоже Перекрестки.
Точно семейное… И, видимо, семейная же, по женской линии – точно, запущенность перекрестковых способностей.
– И я подозреваю, прапрапра чистым магом мглистых сумерек никогда не был, – продолжал монотонно рассуждать мой собеседник. – А что случается со взрослым Перекрестком, ты уже знаешь. Он выбирает путь не по уму, а по душе. Эйрина стала артефактологом, Эйрин – вором. А запрет тогда гласил: вор не должен появиться в роду со стороны. Почему, Яссмилина?
– Все дело в том, что мы храним? – спросила наобум.
Отец глянул на меня цепко:
– Не только в том, что храним, но и в том, как храним. А как мы храним, а, дочь?
– Ну, – я вспомнила прабабушкины рассказы, – в подземелье храним, в паутине ловушек и всего прочего…
– «Всем прочим» являются заклятья на крови, – недовольно вздохнув, сообщил он. – Только тот, в ком течет кровь основателя рода, может пройти лабиринтами подземелья. Только того пропустят охранители. И только тот избежит всех магических ловушек. А вошедший в род получает и браслет, заклятый на крови, и такой же доступ к реликвиям, как прямой наследник. Понимаешь, к чему веду?
Я судорожно сглотнула, невольно ощупав родовой браслет на правом предплечье. Я понимала. Обычному члену семьи нужно долго плутать лабиринтами подземелий и говорить охранителям ключевые слова. А вору достаточно лишь пустить по следу сокровищ цепляющую нить, и все…
К тому же я – неуправляемый вор. Обычно после инициации ребенку «прошивали» ауру, чтобы отсечь его от источников и обучить основам силы. И в Младшее поколение выходил тот, кто умел управлять «швами», приподнимая их и впуская в себя клочья силы. И в Среднее переходил тот, кто умел оставлять «швы» приоткрытыми. А к Старшим – тот, кто подчинял себе силу, снимая «швы» совсем. А у меня «швов» нет, доступ к силе – прямой, как и силы – ко мне. И любой порыв ветра – вроде того, что привел меня в пещеру, – грозил… неприятностями. Потому как не я владела силой. А сила – мной.
Пока я лихорадочно размышляла о своем, отец молчал. И продолжил, когда мой отчаянный взгляд перестал метаться по комнате, вновь сосредоточившись на собственных судорожно сжатых кулаках.
– После появления твоего прадеда во всех родах вышел новый запрет. Рожденный в роду вор либо сразу из него исключается, либо должен навсегда остаться неинициированным. Как думаешь, почему?
– Папа, – я хмуро поджала губы, – ты же знаешь…
– Знаю. И ты тоже должна знать. Более того, ты должна понимать. Сегодня, Ясси, мы храним лишь треть сокровищ, завещанных твоим прапрапра. Остальные я ищу с тех пор, как встретил твою мать, и продолжаю искать поныне. Почему, спросишь ты? Потому что в один прекрасный день Эйрин вымел хранилище подчистую и пустил тайны рода по миру.
Из меня словно воздух вышибли. Я растерянно смотрела на отца, а память услужливо подбирала доказательства из редких откровений прадеда. «Я слишком поздно понял, что на самом деле никогда не понимал речь ветра. И за свою самоуверенность заплатил очень большую цену». Вот так вот. Как, кажется, теперь все просто и понятно… Жаль лишь, что тайны прошлого не решают проблем настоящего, а добавляют их.
– Теперь, надеюсь, понимаешь, почему в роду тебе оставаться нельзя?
Пожалуй, я была к этому готова…
– И что, исключишь? – спросила устало.
– Либо – замуж, – уточнил отец, – и в другой род, который ничего ценного не хранит.
– Не пойду! – вскинулась я.
– Тогда – вон. Мне все равно, что ты будешь воровать у других. Я жизнь положил на поиски родовых реликтов, и не позволю какой-то девчонке испортить свое дело.
– Я – не «какая-то»! – обиделась, обернувшись. – Я твоя дочь!
– Нет, не моя.
И снова – словно удар под дых. Я молча хватанула ртом воздух, а мой собеседник сухо добавил:
– Не наша.
– К-как т-так?.. – пролепетала я.
Не верю!.. Я же видела портрет прадеда! Я же на него похожа!..
– После четырех сыновей жена очень хотела дочку, но возраст для родов у нее был уже не тот, – объяснил он, отстраненно глядя в окно. – А потом ты ей приснилась. Тмилла увидела тебя во сне и плешь мне проела просьбами найти. Мы объездили тьму приютов, но приснившуюся девочку Ясси нашли на пороге комнаты, которую снимали на постоялом дворе. С тех пор ты вошла в семью, получив родовой браслет, а вот откуда взялась, я не знаю.
– Но я на прадеда похожа!.. – выдавила еле слышно.
– У всех свои недостатки, – отозвался отец иронично.
Я опустила взгляд на свои крепко сжатые кулаки. В мозгу – ни одной связной мысли, а внутри – так пусто… И почти не больно. И… понятно. Ведь часто думала об этом прежде, словно чувствовала… Я шмыгнула носом. Остро захотелось расплакаться и надавить на жалость, но… С отцом такое не пройдет. Это у Райдена на плече можно реветь, пока не надоест. А отец – как Шхалар. Только покажи слабину и распусти нюни – живо окажешься связанной по рукам и ногам собственными же соплями.
– Можно я… подумаю?.. – пробормотала сдавленно.
– Думай, – он закинул руки за голову и потянулся. С чувством выполненного долга.
Откинув простыню, я сползла с постели, вышла из комнаты, притворив дверь, и, постепенно набирая шаг, устремилась туда, где меня до темных сумерек никто не найдет. В свое гнездо. Там тихо и спокойно, там можно обо всем забыть… хоть на время. И, наверно, там я пойму, как быть дальше…
Я перешла с шага на бег, подобрав полы длинной ночнушки. А я – пойму… а не пойму – так придумаю!.. Бардак в жизни – еще не повод опускать руки и вешать нос. Это повод заняться делом и навести в своей жизни порядок. Да. Надо просто разложить все по полочкам и поверить. В то, что было. В то, что есть. В то, что будет. И в то, что все будет хорошо.
Выскочив из-за угла, я наткнулась на скучающего Шхалара. Кинула на него дикий взгляд и побежала дальше, пропустив мимо ушей недоуменный возглас. До тебя ли, когда мой мир разваливается на части?.. Добрались – и ладно…
Я торопливо пробежала до конца длинного коридора, поднялась по лестнице, пересекла гостевую комнату и, остановившись у стены, решительно отдернула оконную портьеру. Мало кто знал, что одно из окон – на самом деле морок, скрывающий вход в Закатную башню. Я сама узнала случайно, когда, играя в детстве, чуть из этого окна не вывалилась. Вообще огромный древний замок, построенный прапрапра, таил в себе много секретов…
Пройдя сквозь окно, я быстро поднялась по длинной витой лестнице, оказавшись в крохотной комнатке, нащупала на полу плиту, наступила на нее и провалилась вниз. Плита, едва я с нее сошла, вернулась на место, а я устало осела на пол, на ворох подушек и одеял. Все, я дома… Крошечный, неприметный балкон под черепичной крышей Закатной башни, оплетенный толстыми ветвями старого плюща, давно служил мне убежищем. Здесь я пряталась от нагоняев, ревела от детских обид и просто мечтала о разном, наблюдая за закатными сумерками. А теперь здесь придется думать.
Поелозив, я натянула на колени одеяло и прижалась спиной к стене, закрыв глаза. Хотя думать – последнее, чего мне хотелось. Зато хотелось… улететь. Стать ветром, что ворошил сухие ветви плюща, срывая старые листья и унося их вдаль – туда, где синело далекое море, сливаясь с ясным небом. Очень хотелось улететь, но…
Я безотчетно пускала по следу кармана с заклятьем-порталом цепляющие нити, но ничего не находила. Пока я спала, его забрали вместе с сумкой и спрятали. И то ли у меня руки дрожали так, что нити срывались, то ли спрятали мое добро под защиту заклятий, но… Я горько улыбнулась. Прабабушка не раз говорила: придет то время, когда проблемы придется решать, а не прятаться от них в ожидании чуда. Вот оно и пришло. Только так… не вовремя.
Сияние солнца, приглушенное дымкой светлых сумерек, медленно тускнело, спускаясь к кайме моря, а я так и сидела, обняв колени и бездумно глядя вдаль. На то, как пенилась вдали, ударяясь о крутые скалы, полоса прибоя, меняя оттенки с далекого черного до близко-бирюзового. На то, как порхали над водой перламутровые буреловки, примечая добычу. На то, как путался в ветвях серебряных ив и макушках могучих сосен ветер. И закрывала глаза, но слышала лишь шуршащий смех да чувствовала привкус морской соли на губах. И ощущала, как где-то внутри разрастается пустота – холодная и неприветливая, чужая в моем радужном мире…
И когда светлые сумерки начали сменяться закатными, я решила. Напьюсь. Чтобы завтра все проблемы показались несущественными в сравнении с дикой головой болью и отвратительным самочувствием. У мамы есть, кстати, чудесная настойка, которую Айло метко прозвал «выверни-мозги». И ее-то мне и надо. Чтобы сбросить с плеч оцепенение, встряхнуться и начать снова жить дальше. Да, малодушно и незрело… Но я не привыкла к самостоятельности. За меня всегда и все решала семья. А теперь под этим временем нужно подвести черту. И поставить точку. Пусть – малодушно. И, наверно, хорошо, что жизнь сдвинулась с мертвой точки… Но сейчас мне от этого «хорошо» так плохо…
– Хаян, – позвала я и испугалась собственного надтреснутого голоса.
Дух невысокого пожилого мужчины появился передо мной, выйдя из стены, и сурово поджал губы. Да, духи меня не любили. Вред я им причинить не могла, но вот работой обеспечивала. Существенной и стабильной.
– Принесешь кое-что из маминых закромов? – спросила тихо, и дух кивнул.
Я объяснила, что нужно, и спустя несколько мгновений уже сидела у балконного карниза с внушительной бутылью на коленях, принюхиваясь. Пахла настойка мятой, корицей и почему-то свежими сливками. Собравшись с духом, я сделала один глоток и цокнула языком. Вкусно… Сделала второй. Затем третий. А после четвертого глотка у меня все поплыло перед глазами, застучала в висках кровь и зашумело в ушах. И сквозь малознакомый шум пробивались родные голоса, и… Жалобно хлюпнув носом, я сделала следующий глоток. Что имеем – не храним, потерявши – плачем? Да. Но… я не хочу терять! Я не хочу терять свою семью, я люблю всех, даже отца с его приступами маразма и… Ну и что, что я неродная? Они-то мне родные! Как от них отказаться, вот как?..
Обняв прохладную бутыль, я закрыла глаза, а голоса приближались, разгоняя шум, всплывая перед внутренним взором знакомыми с детства образами. Мама, папа, прабабушка, братья… Вереницей ярких лиц они вились вокруг меня, смеясь, бормоча что-то, а я… Я вспоминала. Судорожно цеплялась за каждый миг, проведенный вместе, за каждое общее событие… Но слез почему-то не было. И не уходили прочь пустота и оцепенение. А я глубже погружалась в воспоминания, страшась неизвестности. И пугающей одинокой самостоятельности.
Но любой побег в никуда всегда оборачивается резким столкновением с реальностью. И вместе с половиной выпитой настойки я пришла к выводу, что уходить из рода все-таки надо. Хотя бы из чувства благодарности за беззаботное время детства и ощущение безопасности и любви. Но мои благие намерения испортила многозначительно скрипнувшая плита потолка. Райден. Ну, зачем, ну вот зачем нашел меня, а?..
Подойдя, он сел рядом, плечом к плечу. Я глянула на него искоса. Все такой же бледно-зеленый и опустошенный. И встревоженный.
– Ну, рассказывай, – и брат потянулся к бутылке. – А это – мне отдай.
– Нет! – я обняла бутыль и… расплакалась.
Наболевшее выходило тягучими толчками, как кровь из раны под ударами сердца, оставляя после себя тихую усталость. И о многом захотелось рассказать… но о большем – промолчать. Запрятать подальше и забыть. Несказанное вслух – еще не принято…
Я упрямо шмыгнула носом:
– Не уйду из рода никуда… Ну и что, что я со стороны? – и приложилась к бутыли.
– Значит, сказал, – задумчиво протянул Райден.
– Ты знал?.. – я поперхнулась настойкой.
– Ясь, – он снисходительно улыбнулся, – при мне трое братьев родились друг за другом – Язгар и Айло с Сартом. Мне было семь, когда ты появилась в семье, и я уже знал, откуда берутся дети и в какие сроки. И считать тоже умел неплохо. Все, кроме младших, про тебя знают, даже Язг догадывается.
– И вы молчали?.. – я возмущенно насупилась.
– Зря? – просто спросил Райден и потянулся, забирая у меня бутыль.
– Не знаю, – проворчала, вцепившись в отнимаемое.
– Ясси, отдай, тебе хватит. Отдай, кому сказал!
– Ой, вот только старшего брата корчить не надо! – вырвалось невольное.
Райден нахмурился. Я съежилась под его пронзительным взглядом. Ой, растяпа безголовая-я-я… Он отодвинулся, и без его поддержки сразу стало холодно, пусто… и очень одиноко.
– И-извини… – пролепетала, отводя глаза.
– Знаешь, – сказал он негромко, – наверно, я всегда хотел иметь сестренку. Чтобы под ногами путалось маленькое прилипчивое создание, которому все интересно знать. Которое обнимаешь и чувствуешь себя большим и сильным. Которое смотрит на тебя с обожанием, и ты понимаешь, что способен на все, что непреодолимого не существует.
Я молча смотрела вдаль, но видела нескладного долговязого мальчишку – до дрожи боясь высоты, он храбро лез на дерево за приглянувшимся мне светляком. Потому что я подергала его за рукав, ткнула пальчиком в пушистую крону, где краснел огонек, и капризно проныла: «Лайден, достань!».
– Знаешь, каково это – быть старшим? – продолжал он, нервно взъерошивая светлые волосы. – Когда все взрослые уезжают, а тебе – всего десять? И за вами – глаз да глаз. И один убегает из дому в поисках выдуманных кладов, а ты бежишь его отлавливать. А второй изобретает новое зелье и разносит полбашни. А третий ставит на тебя же ловушки, в которые ты попадаешься. Потому как отвлекаешься на четвертого, который успел сделать пакость третьему и с воплями бегает по дому, зовя на помощь. А второй – вторит с верхушки дерева. Знаешь, каково мне приходилось? Знаешь, каким беспомощным себя чувствуешь, не умея справиться со всеми сразу?..
– Я… никогда не думала… – мне стало стыдно.
Ту историю я помнила прекрасно. Когда Язгар, вдохновленный искательством, в первый раз попытался сбежать из дому. Как Сарт, будущий алхимик, пользуясь отсутствием Райдена, разнес Рассветную башню, уцелев лишь чудом: вынесенный воздушной волной в открытое окно, он застрял в ветвях серебряной ивы. Когда Айло, обиженный за что-то на Райдена, ставил ловушки, а я, защищая нашего старшего, пакостила Айло. И от его же мести потом бегала по всему дому под завывания Сарта. А Райден, держа за шиворот пойманного Язгара, в растерянности и ярости метался между нами, решая, кого надо спасать, а кого вернее сразу прибить.
