Дарья Донцова
В когтях у сказки
Глава 3
– Простите за задержку, – извинился бармен, приблизившись к моему столику.
– Вы были вынуждены обслужить нервную клиентку, – сказала я. – Она из интерната?
– Да, Надежда живет в Доме здоровья, – пояснил Роман.
– Судя по тому, что вы звонили в колокол, группа подростков, ушедшая ранее, тоже оттуда, – предположила я. – Надо же, какие разные дети.
Роман потупился.
– Не бывает одинаковых людей.
– Но они совершенно не похожи на больных, – удивилась я. – Ребята выглядят абсолютно здоровыми и явно обладают хорошим аппетитом.
Бармен, склонив голову, понизил голос:
– Марина Ивановна предупредила, что вы пишете о нас книгу.
– Надеюсь, она получится интересной, – кивнула я.
– Хозяйка просила отвечать на все ваши вопросы, – продолжал бармен, – кроме тех, на которые отвечать нельзя.
Мне стоило больших усилий не рассмеяться. Отличное распоряжение! Вторая его часть почти исключает первую.
Роман покосился на дверь и сказал:
– Действительно, те, кто живут в интернате, прекрасно себя чувствуют. Я имею в виду физически, а вот с душой у них… проблемы.
– В приюте содержатся воспитанники с психическими заболеваниями? – удивилась я. – Шизофрения? Тяжелая депрессия?
– Что вы! – испугался бармен. – Ничего такого я не говорил! У одного из парней из той компании отец очень популярный эстрадный певец, который постоянно пребывает на гастролях. С женой он давно в разводе, она подарила сына бывшему мужу, а тому совершенно не до отпрыска. В двенадцать лет мальчик оказался здесь, сейчас ему восемнадцать. Домой он никогда не ездит, отец его у нас не появляется и много денег сыну не дает. Папаша девочки, которая забирала кексы, крупный политик, находится на вершине власти. С супругой он тоже в разводе, та после разрыва покатилась вниз: наркотики, алкоголь и так далее. Ее убили, ограбили квартиру. Слава богу, дочь в тот момент в школе была. Отец Нади снова женился, но мачеха была не в восторге от падчерицы, и девочка оказалась в Доме здоровья. Папаша ощущает перед ней вину и осыпает деньгами. Собственно, все живущие в интернате ребята из очень богатых влиятельных семей. Есть среди воспитаников мулатка, она незаконная дочь русского олигарха и темнокожей модели из-за океана. Когда дочурке исполнилось десять, мамочка улетела назад в Америку, «забыв» малышку в России. Отец сдал девочку сюда. У каждого здешнего ребенка своя история, вы правы, все они разные, но есть одно объединяющее их: БННД.
– Что? – не поняла я.
– Богатые, никому не нужные дети, – расшифровал аббревиатуру Роман.
– При чем тут тогда здоровье? – решила уточнить я. – Почему приют носит такое название?
Роман усмехнулся.
– Неудобно же на вопросы журналистов: «Где ваш сын? Отчего он с папой не живет?», честно отвечать: «Моя вторая супруга ненавидит парня, я запрятал его подальше, чтобы она успокоилась». Намного удобнее говорить: «Увы и ах, у сына проблемы с сердцем. Врачи рекомендовали отправить его на море, тамошний воздух творит чудеса, он живет в Доме здоровья временно»
– Ясно, – вздохнула я. – Сколько я вам должна за вкуснейшее угощенье?
– Для вас все бесплатно, – улыбнулся Роман. – Таково распоряжение хозяйки – вы живете по системе «все включено». Кстати, детские покупки записываются на счета, которые пополняют их родственники, деньги я снимаю оттуда. Несмотря на капиталы родителей, кое у кого из интернатских ребят средств даже на кофе нет, им копейки выделяют.
– Здесь неподалеку есть город? – продолжила я расспросы.
– Два поселка, – ответил бармен. – В Гуранове около двадцати тысяч живет, а тамбовское население чуть больше.
– Тамбов далеко отсюда, – удивилась я.
– Тамбовск, – уточнил Роман. – Раньше здесь совхоз с таким названием был, в годы перестройки он развалился, теперь это просто городок. Можете туда на экскурсию съездить. В Гуранове достопримечательностью являются развалины крепости, музей и предсказательница бабушка Соня, а в Тамбовске рынок, где продают симпатичные сувениры: бусы из ракушек, шкатулки и снимки с обезьянкой. Везде много отдыхающих, чуть ли не каждый житель комнаты сдает. Есть кафе, но трапезничать там не советую: бывал кое-где на кухне – сплошная антисанитария. И пляж грязный. Лучше вам у нас купаться и обедать-ужинать. Сам в Тамбовске живу, уж поверьте, хорошо местные порядки знаю…
Я взглянула на часы и зевнула. Ну все, время позднее, хватит предаваться воспоминаниям о том, как прошел первый день. Я повернулась на бок и заснула.
* * *
– А-а-а-а-а! – закричал кто-то на улице. – А-а-а-а! Помогите!
Вскочив с кровати, я застыла на месте, в первую секунду не сообразив, где нахожусь. С улицы опять донеслось:
– А-а-а-а!
Очнувшись, я выбежала на балкон, перегнулась через перила и увидела женщину в форме горничной, которая стояла, закрыв лицо руками.
– Что случилось? – спросила я.
– Она там! – заголосила тетка. – Лежит!
Я вернулась в номер, надела халат, сунула ноги в тапочки, сбежала вниз, посмотрела на бейджик на блузке служащей и попыталась ее успокоить.
– Галина, перестаньте кричать.
– Не могу! – заорала она.
– Ладно, тогда вопите, – разрешила я. – Но имейте в виду, Марина Ивановна может вас сегодня же уволить за нарушение тишины. Что случилось?
– Светлана Иосифовна… она… – уже тише произнесла Галина, всхлипнула и замолчала.
– Ну, продолжайте, – попросила я.
Горничная показала пальцем на скамейку у стены коттеджа.
– Там… за лавкой…
Я заглянула за спинку деревянной скамьи и увидела женщину, лежавшую на боку. Лицо ее было повернуто в мою сторону, и мне сразу стало понятно – незнакомка мертва.
Непроизвольно отпрянув в сторону, я постаралась прийти в себя.
– Галя, сядьте и подышите спокойно.
– Сесть? Сюда? Да никогда! – подпрыгнула горничная. – Там же Светлана Иосифовна лежит.
– Ладно, – кивнула я, – тогда я останусь здесь, а вы позовите Марину Ивановну.
– Нет, нет, я боюсь, хозяйка очень строгая, – зачастила Галина.
– Значит, придется мне идти к Лавровой, – согласилась я. – А вы стойте тут, постояльцев к скамейке не подпускайте. Хотя сейчас пять утра, навряд ли кто-нибудь гуляет в столь ранний час.
– Нет, нет, мне ужасно страшно, – зарыдала Галина. – Светлана Иосифовна умерла-а-а! Ой, мне плохо… Тошнит… Голова заболела, сейчас упаду…
– Только, пожалуйста, падайте вон в те кусты, чтобы на дороге не лежать, – разозлилась я, вынимая телефон. – Алло! Эвелина? Извини, не знаю, сколько сейчас времени в Москве, здесь начало шестого утра. Возникла проблема, но у меня нет мобильного номера Лавровой…
Минут через десять после того, как я ввела в курс дела Самойлову, около коттеджа появились двое парней с носилками, за ними шла растрепанная Марина Ивановна. Она взглянула на съежившуюся Галину и сделала движение рукой. Горничная шмыгнула за угол коттеджа. Молодые люди молча подняли тело Светланы Иосифовны и унесли. Через секунду возникла тетушка с граблями и секатором. Она начала обрезать поломанные ветки куста, в котором недавно лежал труп.
– Что вы делаете? – не выдержала я.
Садовница замерла.
– Работай, работай, – велела ей хозяйка имения, потом посмотрела на меня. – Виола Ленинидовна, огромное спасибо, что сообщили мне о неприятности. Стоит ли просить вас никому о происшествии не рассказывать? В гостинице в основном женщины, не хочется их пугать.
– Я понимаю, что ни один отель в мире не станет ставить постояльцев в известность о гибели сотрудника, – сказала я, глядя на тетку, которая быстро сгребала мусор и запихивала его в мешок, – но, думаю, полиция будет недовольна, ведь ваша служащая нарушает картину произошедшего.
– Полиция? – удивленно повторила Лаврова. – А кто ее вызвал? Вы?
– Нет, – ответила я, – полагаю, это должны сделать вы, владелица отеля.
– Только дураков в форме здесь не хватало! – всплеснула руками хозяйка. – Зачем они тут?
– Ваша сотрудница скончалась. Возможно, ее убили, – предположила я.
– Крови нет, – неожиданно вмешалась садовница, – ни капельки.
– Если человека отравили, то ее и не бывает, – возразила я.
Марина Ивановна нервно рассмеялась.
– Виола, дорогая, вы все не так поняли. Светлана жива, она просто… э… не очень приятно об этом говорить, но раз уж вы стали свидетельницей происшествия… э… она находится под воздействием таблеток, поэтому вид у нее как у трупа. Да-да, именно так.
– Учительница наркоманка? – поразилась я.
– Конечно, нет! – замахала руками Лаврова. – У нее часто давление поднимается, голова болит. Светлана одну пилюлю съест, эффекта нет, тогда она пьет вторую, третью… пятую… десятую, и бац – обморок. Сто раз я ей говорила, что нельзя лекарство глотать, как конфеты.
– Ваша подчиненная выглядела мертвой, – не успокаивалась я.
– Наумова не моя сотрудница, – уточнила Марина, – она заведует учебной частью в интернате. Ей вообще на нашей территории делать нечего.
Я показала на скамейку.
– Вечером здесь сидели ребята из Дома здоровья, Юра и Лена. Последняя поссорилась с юношей и убежала, на ее место села Светлана Иосифовна. Они с Юрой немного поговорили, он угостил Наумову чипсами, которые купил для девочки, и ушел.
– Вот она какая! – разозлилась вдруг Лаврова. – Тыщу раз говорила: сотрудникам интерната запрещено ходить через наш парк на маршрутку. А они что делают? Не желают кругом идти, ломятся напрямую. Пойду к Анне Семеновне, директрисе, разнос ей устрою. Пригрожу: «Если не можете справиться с педсоставом, собирайте манатки, найму другую заведующую. Охотников на такой оклад много найдется». Сделали проходной двор из парка элитной гостиницы! Не волнуйтесь за Светлану Иосифовну, ее сейчас осмотрит врач. Жива она, просто в обмороке, объелась болеутоляющего. Вы уже начали писать роман? Сюжет выстроили? Расскажете потом? Вот, думаю, может, мне по мотивам вашего произведения фильм снять? Или даже сериал, а? Как вам эта идея?
Продолжая сыпать вопросами, госпожа Лаврова оттеснила меня ко входу в коттедж и проводила в мой номер.
Глава 4
Я вошла в свои временные владения и уставилась на письменный стол, на котором лежала стопка чистой бумаги. Обычно вид незаполненных листов вызывает у меня приступ бурного недовольства собой: опять за весь день ни строчки не написала!
Сколько раз я читала интервью разных моих коллег, которые на вопрос журналистов: «Когда же мы увидим вашу новинку? Уж пять лет прошло, как вышла ваша последняя книга», начинали объяснять: «Времени нет – семья, дети, сам болел долго, ездил по регионам, встречался с читателями». Так вот, я точно говорю: это все отговорки! Дело в обычной лени и в отсутствии материальных проблем. Когда у писателя закончатся деньги, он живо сядет за ноутбук и в короткий срок напишет свой новый шедевр.
Хорошо, если у сочинителя есть жена, которая каждое утро кричит:
– У меня нету шубы! Надо платить за школу, за детский сад, купить путевку на море…
Куда деваться писателю? Понукаемый супругой он вынужден трудиться.
И прекрасно, когда представитель сочиняющей братии, например, картежник, как Достоевский. Сколько бы гениальных книг навсегда осталось в чернильнице у Федора Михайловича, не проигрывай он за столом, покрытым сукном, свои гонорары!
Я опять обозрела кипу девственно чистых листов. У меня нет семьи, как и вредных привычек. Мне-то как принудить себя к работе?
Давайте будем откровенны: я скорее журналист, чем писатель. Да, у меня хороший слог, а вот фантазии нет совсем. Выдумать сюжет госпожа Арина Виолова неспособна, она может лишь лихо описывать реально произошедшие события. Все мои книги – это рассказ о реальных ситуациях, в которых побывала я сама, Виола Тараканова. В гостиницу я приехала, не имея в голове никаких идей о любовном романе, ведь обычно я работаю в жанре детектива. И сейчас жизнь мне подбрасывает очередной сюжет – под балконом автора криминальных романов умерла женщина.
Стоп, Вилка, остановила я себя, Светлана казалась мертвой, но ты же не наклонялась над ней, не щупала пульс. Тебя пригласили для написания любовного романа. Любовного! Марина Ивановна ждет произведения о страсти на берегу моря. Навряд ли Лавровой, желающей привлечь в свое заведение обеспеченных клиентов, понравится роман, который начнется фразой: «Утром я вышла на балкон и увидела в кустах обездвиженное тело, над которым склонился полицейский».
Горестно вздыхая, я села к столу. Ну и как начать любовный роман? Какой должна быть первая фраза? «Он подошел ко мне, снимая рубашку». Нет, это похоже на визит к терапевту. «Он подошел ко мне, снимая брюки». Опять не то, тоже смахивает на посещение врача, только проктолога. «От страсти раздирая на груди рубашку, он подошел ко мне». Уже лучше, но не понятно, кто такая я. Может, мужик разорвал в клочья сорочку, испытывая страсть к бараньей ноге, которую увидел на столе.
И вообще, фраза «От страсти раздирая на груди рубашку» какая-то не гламурная. Может, лучше так: «От страсти раздирая на груди шелковую рубашку, купленную в Париже на распродаже…» Я замерла. Вилка, очнись! При чем тут распродажа? У тебя любовный роман! «От страсти раздирая на груди шелковую рубашку, купленную в Париже на Эйфелевой башне…»
Интересно, на этом сооружении есть магазины? Так, на эту тему размышлять не стоит, большинство моих читательниц никогда не бывало на родине круассанов. Правда, редактор Олеся Константиновна туда ездит… Ну и что? Бутики открываются-закрываются. Может, когда мужик покупал сорочку, лавка работала, а потом разорилась. Ее вообще только на один день открыли, чтобы герой моей книги купил шелковое безумие.
Начнем! «От страсти раздирая на груди шелковую рубашку, купленную в Париже на Эйфелевой башне, распространяя аромат роскошных французских духов, он подошел ко мне, длинноногой стройной блондинке восемнадцати лет, безо всяких признаков целлюлита, изнемогавшей от страсти на шкуре белого медведя, расстеленной у горящего камина, возле которого стояли бутылка шампанского, ваза с букетом из ста роз и лежала коробка шоколадных конфет».
Я перечитала написанное. Гламура теперь через край, но необходимо править текст. Из-за слов «шкура белого медведя» меня обвинят защитники животных: «Виолова призывает убивать бедных мишек!» Вроде эти животные занесены в Красную книгу? Бутылка шампанского не понравится обществу борьбы за трезвый образ жизни. Шоколадные конфеты тоже не к месту, на меня подадут в суд те, кому по состоянию здоровья нельзя употреблять сладкое, обвинят в рекламе продукта, который для них яд. И французский парфюм ты, дорогая, зря упомянула. Это некорректно, надо поддерживать отечественного производителя. Вилка, включи мозг!
Я зевнула. Ладно, попробуем еще раз. «От страсти раздирая на груди шелковую рубашку, купленную в Париже…» Эй, эй, помни про отечественного производителя. «От страсти раздирая на груди шелковую рубашку, купленную в бутике…» Нет! Мои читатели простые люди, им бы от аванса до получки дотянуть, какие еще бутики.
Минут через пять я снова перечитала начало повести. «От страсти раздирая на груди рубашку, купленную в магазине «Все за пятьдесят рублей», и благоухая одеколоном «Петя и три медведя», он подошел ко мне, длинноногой блондинке семнадцати лет без признаков целлюлита, лежащей на пледе, который связала мне в подарок любимая бабушка, расстеленном на кухне, где стояли бутылка лимонада «Мальвина» и тарелка с нарезкой докторской колбасы, произведенной на ферме в деревне Уборы». Что ж, неплохо, все правильно. Только название села надо убрать, а то меня обвинят в продакт-плейсменте, газеты напишут, что фермер заплатил Виоловой десять миллионов долларов за рекламу его предприятия.
За спиной раздался выстрел. Я подпрыгнула на стуле и живо юркнула под стол.
– Простите, пожалуйста, – заныл женский голос, – не хотела вас напугать.
Я осторожно высунулась из укрытия и увидела горничную Галину, державшую в руках стопку полотенец.
– Извините меня, – бубнила она, – я колотила в дверь, колотила, никто не открыл. Подумала, что вы купаться ушли, хотела вам свеженькие повесить. Ой, как неудобно получилось! Вы аж под стол залезли от страха.
– Не слышала стука, – прокряхтела я, выбираясь из-под стола. – И, кстати, я ничего не боюсь, просто уронила ручку и полезла ее достать. А кто стрелял?
– К нам с оружием нельзя, – сообщила Галина, – вам показалось. Может, это в телевизоре?
– Он выключен, – заметила я. – Был такой резкий короткий звук – бах!
– Не слышала, – удивилась тетка. – Возможно, с улицы донеслось. Все-все, я ухожу, прошу у вас прощения за свое вторжение. Приду позднее.
– Положите полотенца куда надо, – сказала я.
– Правда? Можно? – обрадовалась Галина. – Спасибо вам невероятнейшее!
Горничная поспешила в санузел, а я опять села к столу.
Но не успела ничего написать, потому что вновь услышала резкий звук. На сей раз это был звон. Я встала и пошла в ванную, почувствовала резкий запах моих любимых духов, затем услышала тихий плач и лепет:
– Господи, что теперь будет? Боженька, спаси!
– Галина, вы в порядке? – спросила я, заглядывая в просторное помещение с громадной джакузи. – О! Мои духи!
Горничная упала на колени и ткнулась головой в пол.
– Не губите меня, случайно разбила флакон, не заметила его на умывальнике.
Я бросилась поднимать ее.
– Встаньте немедленно!
Но Галина вцепилась руками в ножку консоли, на которой лежали махровые полотенца.
– Нет, буду так стоять, пока прощения не вымолю. Христа ради, не жалуйтесь хозяйке! У меня дочка больная, мужа нет, родителей тоже, одна на своих плечах девочку-инвалида тяну. В Тамбовске работу не найти, мне несказанно повезло, что я к Марине Ивановне устроилась. Уволит она меня – подохнем обе с голоду, лекарства для Вари дорогие, она без них не жилица.
Я присела около горничной на корточки.
– Что случилось? Почему вы в истерику впали?
Галина оторвала голову от пола, выпрямилась и шмыгнула носом.
– Неужто не понимаете?
– Нет, – честно ответила я.
– Духи ваши грохнула, – простонала прислуга.
– Соберите аккуратно осколки флакона, – попросила я. – Не хочу пораниться, когда встану босиком на плитку. И впредь будьте внимательней. Вот и все.
– Не сообщите Лавровой о моем проступке? – прошептала Галина.
– Зачем? – удивилась я. – Пузырек разбился, от кляузы он целым не станет. В некотором роде я сама виновата – не следовало оставлять флакон на рукомойнике, надо было убрать в шкафчик.
– Парфюм дорогой, – прошептала горничная.
– Наверное, – пожала я плечами. – Точную цену не знаю, мне его Степан презентовал.
Галина схватилась за голову.
– Ой, ой, ой! Я раскокала подарок вашего мужа, нет мне прощения!
– Успокойтесь, – попросила я, – Дмитриев просто мой приятель. Происшествие пустяковое, давайте его забудем. Спасибо за полотенца, сделайте одолжение, займитесь своими делами. Мне тоже пора за работу.
Горничная принялась шмыгать носом.
– Я переживаю, мучаюсь из-за своей неловкости, голова прям заболела.
Я выпрямилась.
– Уважаемая Галина, вы разбили мои духи, я не злюсь, не собираюсь жаловаться, но утешать вас у меня времени нет.
Горничная оперлась о раковину, начала подниматься, но ее пальцы соскользнули с белого фаянса. Чтобы не потерять равновесие, она замахала руками, задела мою открытую косметичку, стоящую на полке. Та свалилась на пол, из нее вылетели стеклянный дозатор с тональным кремом, палетка теней, жидкие румяна в пузырьке, пудренница, губная помада, тушь…
Галина закрыла лицо ладонями и зарыдала.
Я уставилась на пол. «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями».
– Мне конец! – зарыдала неловкая баба. – Лучше сразу из окна выброситься, тогда Варю в интернат возьмут, хоть покормят там раз в неделю. А если мать жива, ребенку нечего на помощь от государства рассчитывать, загнется от голода с безработной родительницей.
Я развернулась и пошла к выходу.
– Я прыгну из окна! – выкрикнула Галя.
– Перед тем, как лишить себя жизни, уберите в ванной, – спокойно сказала я. – Аккуратно соберите осколки и вымойте пол, по которому размазана моя косметика…
– Вы на меня сердитесь, – заныла горничная. – Боже! Что сделать, чтобы заслужить ваше прощение? Что? Я повешусь!
– Вроде вы собирались сигать с балкона, – не выдержала я. – Уж определитесь со способом суицида.
– Вам все равно, что будет с моей больной дочкой, когда меня понесут на кладбище? – неожиданно спросила Галина.
Я посмотрела на нее.
– Я отойду на некоторое время, а когда вернусь, надеюсь увидеть ванную убранной.
– Всем плевать на несчастную Варю, – захныкала горничная. – А ведь ей можно помочь, да у нас, нищих, денег нет.
Я молча повернулась и ушла.
