Дарья Донцова
Шуры-муры с призраком
Глава 3
В переговорной сидела худенькая, похожая на кузнечика женщина неопределенного возраста.
– У меня муж пропал, – сердито сообщила она, увидев меня на пороге. – Хороши порядки в вашем агентстве, изождалась вся, пока нужный человек появится.
– Простите, в городе пробки, – ответила я.
– Надо выезжать пораньше, и повсюду успеешь, – огрызнулась клиентка. – Не в полицию пришла, не забесплатно помочь прошу, за деньги. А вы недешево берете!
Я устроилась в кресле напротив хмурой тетки.
– Финансовые вопросы решает Владимир Костин, возможно, он предложит вам скидку, окончательная сумма выяснится, когда наша работа завершится. Она зависит от расходов.
– О как! – фыркнула клиентка.
– Иногда расследование затягивается, – пояснила я, – приходится привлекать разных специалистов. Допустим, понадобились некие материалы из закрытого архива, официально к ним не подобраться, надо добывать другими путями.
– Ну и ну! – скривилась тетка. – Обдираловка!
Я встала.
– Наверное, вам лучше дождаться господина Костина, он вот-вот появится. Я не уполномочена обсуждать вопрос оплаты.
– У меня муж пропал, – тоскливо произнесла дама, – по телефону не отвечает. В полиции отмахнулись, сказали: «Ежели он три дня не появится, тогда и приходите. Да вы не дергайтесь, ну загулял мужик, протрезвеет и припрется». Я им попыталась объяснить, что Никита спиртное даже не нюхает, никогда выпивкой не увлекался, а сейчас и подавно. Болен он сильно.
Я вернулась на место.
– Чем страдает ваш супруг?
– У него болезнь Крейтцфельдта-Якоба, – без запинки выпалила незнакомка. – Слышали про нее?
– Никогда, – призналась я.
– Счастливая, – вздохнула женщина, – да и я про нее понятия не имела, пока она в дом не постучалась.
– Как вас зовут? – спросила я.
– Лаура Кривоносова, – представилась она, – мама решила, раз у меня фамилия неблагозвучная, то пусть хоть имя шикарное будет, в школе дразнить не станут. Да не вышло ничего хорошего! Меня все «Кривой нос» обзывали. А сейчас на работе пациенты посмеиваются, я в клинике пластической хирургии служу. Увидят клиенты табличку на двери «Старшая медсестра Лаура Кривоносова», и давай ржать. Я их не осуждаю, реально смешно. Кривоносова в клинике красоты! Обхохочешься.
Я поняла, что из клиентки потихонечку уходит агрессия, и продолжила:
– Надо было, выйдя замуж, паспорт поменять.
Лаура вдруг улыбнулась.
– Люблю читать журналы по психологии, например, «Пифия», очень там интересно пишут, недавно узнала про родительское программирование: что мать малышу с пеленок внушает, то с ним во взрослой жизни и случится. Мне моя твердила: «С твоей внешностью замуж быстро не выйти, учись хорошо, получи профессию, чтобы от мужика не зависеть. Чует мое сердце, попадется тебе спутник жизни с фамилией почище родительской. Это наша семейная карма. Бабка, в девичестве Дуракова, стала Хохотушкиной, я за Сергея Кривоносова выскочила. Ох, быть тебе Лаурой Выпивохиной». И ведь по всем позициям мамаша права оказалась. За лекции про необходимость хорошего образования я ей благодарна, на работе коллеги и начальство меня ценят, уважают. Но супруга я нашла в тридцать восемь лет, и зовут его Никита Владимирович Обжорин. Вот ведь напророчила мать, только слегка ошиблась, не Выпивохин мне попался, но все равно не хотелось Лаурой Обжориной становиться. Муж мой хороший человек, не пьет, не курит, рукастый, все починить может, не жадный. Одна беда – молчун. Он у меня бывший спортсмен, биатлонист, призовые места на Олимпиаде не занимал, но простых соревнований много выиграл, потом в школе учителем физкультуры работал. Мы с ним шестой год живем, я его прошлой зимой стала подбивать гимназию бросить, там мало платили, предложила в фитнес устроиться. К нам в клинику бизнесвумен ходит, она сетью спортивных залов владеет. Я к ней подкатилась с вопросом:
– Не нужны ли вам инструкторы? Супруг мой Никита биатлонист бывший, много его медалей дома на стене висит.
Она ответила:
– Лаура, у нас требуется специальное образование, дам тебе адрес курсов, пусть твой муж получит диплом, и тогда мы возьмем его на работу.
Никита загорелся, ходил по вечерам учиться, трудно ему приходилось, он школу-то почти не посещал, все тренировался, ни в математике, ни в литературе, ни в истории не разбирается. Но очень уж ему хотелось достойные деньги получать. Мы в основном на мою зарплату существуем, его заработок совсем маленький. А потом на него болячка напала. Узнали мы о ней случайно. Я мужа постоянно мотивировала:
– Давай, Никитос, за два года не состаришься, мозг еще не обветшал. Это как в спорте, нацелься на результат, и победишь. Учеба сродни тренировкам, сначала тяжело, затем получишь медаль. Эльвира Михайловна обещала тебя в самый свой крутой фитнес взять, в закрытый клуб, куда олигархи и звезды ходят. Оклады там у инструкторов по сто двадцать тысяч, плюс чаевые клиенты дают, на круг до двухсот выходит. Мы ипотеку возьмем, из однушки выберемся, машину новую купим…
Он сначала говорил:
– Лорик! Не беспокойся, затвержу названия чертовых костей и мышц. Ты у меня в новой шубе ходить будешь.
Но никак ему наука не давалась. Я посоветовалась с нашим главврачом и владелицей клиники Майей Григорьевной. Та меня очень внимательно выслушала, сказала:
– Дай мне время до завтра подумать.
А на следующий день вручила мне три большие банки биодобавки «Быстроум», велела:
– Пусть твой супруг принимает по восемь капсул ежедневно. Отличное средство, оно ему поможет. Препарат производят в Америке!
Кит начал пить БАД, и так у него мозг просветлел, так просветлел! Легко учиться стало. Все у нас отлично складывалось, Никита как на крыльях летал, а потом…
Лаура отвернулась к окну.
– Я, дура, ничего сначала не заподозрила. Правда, видела, что Никита странный стал, пару раз на меня огрызнулся, раньше он всегда со мной только ласково разговаривал. Спал муж плохо, по ночам на кухню уходил, чай пил. Но я подумала, что это из-за учебы. На курсах инструкторов серьезно готовят, и анатомию преподают, и психологию, учебников штук двадцать. А потом Кит сказал:
– Лаура, я долго не проживу, у меня болезнь Крейтцфельдта-Якоба, она имеет несколько форм, но все они не лечатся, стопроцентная смерть, как правило, в течение года после начала заболевания. На конечной стадии больной совсем теряет разум. Основные симптомы: головная боль, головокружение, снижение умственных способностей…
Признался мне и заплакал. Я полезла в справочник, прочитала про болезнь, перепугалась, но сказала:
– Нельзя сдаваться, болячка неприятная, но она не очень хорошо изучена, для установления точного диагноза нужно сделать биопсию мозга. Возможно, у тебя что-то другое. Кто тебе про Крейтцфельдта сказал?
Оказалось, что у Никиты голова уже пару месяцев болит, он болеутоляющие лекарства пил. Сначала одна таблетка помогала, потом перестала, муж стал две пилюли глотать, три, четыре… Когда до десяти дошел, решил к специалисту обратиться, меня волновать не хотел, пошел в районную поликлинику к невропатологу, а тот ему заявил про смертельную хворобу. Господи! Я на супруга налетела:
– Докторишка – кретин! Разве так диагноз ставят? Он тебе направление на исследование выписал? В справочнике сказано: «Необходимо ЭКГ-исследование, на нем выявляются фоновые плоские колебания в виде волн, состоящих из трех фаз».
Никита занервничал:
– Это что такое?
А я сама не знаю, хоть медсестрой работаю, но о многом понятия не имею, хорошо, ума хватило ответить:
– Это говорит о тупости врача! Услышал красивое название и тебе его приклеил. Голова все время болит? Ты просто устал, очень много занимаешься. Ну, подумай, «Быстроум» ведь тебе помог? Больному от витаминов легче не станет.
Никита вздохнул:
– После них я легко учиться стал, а теперь опять плохо. Голова кружится, руки иногда дрожат, колени слабые.
Но я решила не сдаваться.
– Кит! Майя Григорьевна Федина психолог, ведет в нашей клинике психотерапевтические сеансы. Но по образованию она невропатолог, я попрошу ее тебя посмотреть.
Лаура замолчала.
– Диагноз подтвердился? – спросила я.
Кривоносова кивнула.
– Майя Григорьевна сначала с Никитой долго говорила, меня в кабинет не пустила. Потом его сама отвезла на исследование в медцентр… ну и да! Болен мой муж. Очень болен. Нет надежды на исцеление. Правда, Федина Никите лекцию прочитала, ну, знаете, такую, оптимистичную. «Сдаваться нельзя, учебу нужно продолжать, многим людям ставили тяжелые диагнозы, но они не опустили рук, боролись и вылечились. Разве вы слабак?»
В Никите вроде боевой дух проснулся, он даже повеселел, мне пообещал:
– Ни за что не слягу.
А потом у мужа на курсах занятия стали проводить не два раза в неделю, а каждый день, и длились они дольше, Кит возвращался домой после одиннадцати. Раньше он за мной заезжал, но теперь у него не получалось. Вчера я после работы поехала к клиентам. Многим после операций курс уколов назначают, я их хорошо делаю, не больно, следов не остается. Вот кое-кто, уходя из стационара, и просит: «Лаурочка, вы мне инъекции не согласитесь дома делать?»
Почему нет? Приработок нужен. Вчера по пяти адресам смоталась, люди в разных концах города жили, домой около полуночи притопала. Никиты нет, машины тоже. Я забеспокоилась, начала ему звонить: мобильный отключен. Спать не легла, на кухне сидела, но муж не пришел. Вот такая петрушка. Нехорошее у меня предчувствие, помогите, пожалуйста. Уж простите, что я из-за денег скандалить начала, заплачу сколько потребуется. Это я от нервов заистерила. Кредит в банке возьму, не обману.
Я нажала на кнопку в столе, в переговорную ворвалась Марина, наш секретарь.
– Слушаю, Евлампия Андреевна.
– Принесите, пожалуйста, Лауре ваш фирменный капучино и печенье с шоколадной крошкой, – попросила я.
Помощница убежала.
– Не беспокойтесь, я уже пришла в себя, – пробормотала Кривоносова.
– Хороший кофеек никогда не помешает, – перебила ее я и взяла телефон. – Роман, добрый день, ты занят?
– Нет, лежу на пляже, пью коктейль, пялюсь на красивых девушек, – вмиг рассердился Бунин, наш главный компьютерщик, – говори, что надо.
– Никита Владимирович Обжорин вчера не вернулся домой, проверь, не попал ли он в больницу. Прошерсти как муниципальные, так и частные клиники, – попросила я.
– Только среди живых искать? В морги не заглядывать?
– Рядом сидит его жена, – продолжила я, – она рассказала, что муж страдает редким заболеванием.
– Понятно, не хочешь при ней морг упоминать, – догадался Роман, – но, если тело там обнаружится, придется ей правду сообщить.
– Проблемы надо преодолевать по мере их поступления, – остановила я Бунина, – действуй по стандартной схеме.
– Больницы-морги, временно задержанных полицией, вокзалы-аэропорты, вдруг он куда смылся, – на едином дыхании выпалил главный компьютерщик.
– Кофеек, – пропела Марина, входя в кабинет.
– Руки вымыть можно? – спросила Лаура.
– Пойдемте, провожу, – любезно предложила секретарша.
– Сделай побыстрее, супруга очень переживает, – сказала я, когда Кривоносова ушла.
– Все переживают, – буркнул Роман, – нас тут всего двое, я и Николай – стажер, загружены выше бровей.
– Ну, пожалуйста, – заныла я.
– Постараюсь, – пообещал Бунин и отсоединился.
Глава 4
Через полчаса, записав адрес и телефон Лауры, я осторожно посоветовала:
– Когда закончим беседовать, вам лучше поехать домой, как только Роман что-то разузнает, я сразу сообщу.
– Ладно, – согласилась Кривоносова.
– Еще хорошо бы получить фото вашего мужа, – сказала я.
Лаура взяла сумку.
– Дома есть, в альбоме. Сейчас у всех телефоны с камерами и Интернетом, снимки делают и друг другу пересылают, а у нас с Никитой старые трубки. Мы экономим, копим на квартиру, лишних покупок не делаем, хотим трешку купить. Еще бы дачку нам, я цветы обожаю, дома все подоконники горшками заставила.
– Хорошее жилье большая радость, – согласилась я. – У меня к вам есть еще один вопрос, заранее прошу извинения, если он покажется вам бестактным. Пока пили кофе, мы обсудили, у кого из друзей Никита Владимирович мог остаться переночевать…
– Я ответила: нет у мужа никого, – поморщилась Лаура. – Чего по сто раз про одно и то же говорить? Муж родителей рано потерял, его бабушка воспитывала, она мальчика в секцию отдала, чтобы по улицам без дела не болтался, под дурное влияние не попал. В спорте друзей нет, там соперники. В юности Кит ни с кем контактов не поддерживал, в зрелости тоже. Вот у меня есть подруга, она учитель, а у Никиты из близких одна я. Все праздники втроем отмечаем. Мы и Лена Яшина.
– Ваша знакомая не замужем? – уточнила я.
Кривоносова кивнула.
– Многие женщины остерегаются несемейных знакомых, – сказала я.
– Вон что вам в голову пришло, – протянула клиентка. – Лена не способна на подлость, мы знаем друг друга не первый год. Когда мы с Китом поженились, Лена его в свою школу перетащила, пошепталась с директором, и Никиту взяли физруком. До того, как мы встретились, супруг в магазине лыжами торговал, еще раньше коньки в прокате выдавал, а благодаря Елене стал педагогом, престижная работа, жаль, что малооплачиваемая.
Я молча слушала Лауру. Давно успела понять, что у каждого человека свои тайны, и любимая жена, как правило, последней узнает о походе налево своего заботливого, нежного, идеального мужа.
На столе заверещал телефон, меня искал Роман.
– Есть результат.
– Ага, – приуныла я, понимая, почему он почти мгновенно справился с задачей. – Где?
– Морг на Всеволжской. Вчера в районе десяти вечера на Ремонтную улицу вызвали «Скорую». Медики нашли разбитую машину и два трупа. Никита Владимирович Обжорин находился за рулем, он застрелился.
– Погоди-ка, ничего не понимаю, – воскликнула я, – сейчас зайду к тебе.
– Что? – одними губами спросила Лаура. – Узнали про моего мужа?
– Пока нет, – соврала я, – отбегу на секундочку, пришел человек, которому назначили встречу на пять вечера. То ли он время перепутал, то ли решил, что все равно, когда в агентство заглянуть. Быстро вернусь. Включить вам телевизор?
– Не надо, – отказалась Кривоносова, – так посижу.
* * *
– Рассказывай коротко, – велела я Роману, влетая в его забитую компьютерами комнату.
– Обжорин застрелился. Случилось ДТП. Он сбил человека, – в телеграфном стиле сообщил начальник отдела.
– Ничего не поняла, объясни, – потребовала я.
– Уж определись, тебе надо коротко или подробно, – ухмыльнулся Роман.
– В деталях, но быстро!
– Дайте мороженое погорячее, – съязвил Бунин.
– Жена Никиты в переговорной, – объяснила я, – не хочу ее надолго одну оставлять.
Роман крутанулся на стуле.
– Вчера примерно в двадцать два часа на улице Ремонтной напротив банка «Мэте» автомобиль «ВАЗ‑21099» совершил наезд на гражданина Сыркина Виталия Павловича. Последний скончался на месте. Водитель достал из бардачка оружие, и бум! «Скорую» вызвали в четверть одиннадцатого. Медики зафиксировали смерть, кликнули полицейских, те живо установили, что водителя звали Обжорин Никита Владимирович, права находились при нем, в кармане лежал паспорт. И вот самая интересная штука. На переднем пассажирском сиденье нашли конверт с письмом. В нем написано: «Я, Обжорин Никита Владимирович, добровольно ухожу из жизни. Я страдаю тяжелой болезнью, которая неминуемо сделает меня безумцем. Не готов проводить последние дни как сумасшедший. Прошу никого в моей смерти не винить. Я специально выбрал для совершения суицида парк на улице Фонарева, там в позднее время никого не бывает, я никого не напугаю. Не хочу, чтобы жена нашла мое тело в квартире, она не заслужила такого стресса. Прости, Лаура, я был с тобой очень счастлив, но лучше уйти сейчас, пока я еще способен принять решение, находясь в твердом уме». Дальше подпись и число.
– Послание длинное, – протянула я.
Роман показал на экран ноутбука.
– Зацени оперативность, вот тебе фото предсмертной записки. Обрати внимание, написано без единой помарки.
– Обжорин не спешил, – отметила я, – он заранее приготовил текст, вероятно, составил его дома. Непохоже, что у него дрожала рука. Если ты только что переехал человека, то не останешься хладнокровным. Нет, он решил застрелиться, выехал из дома…
– Парк находится через три квартала от улицы, где случилось ДТП, – подхватил Роман. – Обжорин готовился уйти из жизни, наверное, нервничал, стемнело, шел дождь… он просто не заметил Сыркина, а тот не увидел автомобиль. Можно считать случай банальным ДТП, но суицид придает ему необычный окрас.
Я поежилась.
– Никита Владимирович, наверное, здорово перепугался, когда наехал на человека, понял, что приедет ГАИ… и решил сразу свести счеты с жизнью. Бедняга, не повезло ему в последние минуты.
– Ну, Сыркину еще хуже, – заметил Роман.
– Знаете, что необычно? – вдруг спросил стажер Николай, до этого молча слушавший нашу беседу. – Ремонтная улица прямая, широкая. Странное дело, но на ней не особенно оживленное движение.
– Ничего удивительного, – возразил стажеру Роман. – Ремонтная тупиковая, насквозь ее проехать, чтобы миновать пробки, нельзя. И там практически нет жилых домов, только на пересечении с Форткина возведена блочная башня. Из учреждений там поликлиника, банк «Мэте», агентство недвижимости, театр «Новая абстракция», дальше несколько автосервисов. Все это на момент аварии уже закрылось. Откуда народу взяться?
– Театр должен вечером работать, – возразила я.
– Этот нет, – заспорил Николай, – я проверил. Представления у них начинаются в семь. Вчера шла пьеса «Мой любимый каннибал», она завершилась в девять тридцать, мест в зале мало, публика быстро разъехалась. В двадцать два на Ремонтной, наверное, было пусто. Разве что кто-то из жильцов блочной башни домой спешил. Но ему лучше идти по улице Форткина, там остановка автобуса.
– К чему ты клонишь? – спросил Роман.
– Ремонтная пустая, отчего Обжорин не заметил пешехода? – прищурился Николай.
– Лампа только что сказала: «Никита Владимирович был в состоянии стресса», не задавай глупых вопросов, – вскипел начальник. – Человек приготовился свести счеты с жизнью, на сиденье лежала предсмертная записка, он думал только о самоубийстве.
– Ладно, спрошу иначе, – не успокоился Николай. – По какой причине Сыркин не заметил машину? Было темно, шел дождь, но свет фар хорошо виден.
– Некоторые люди надевают наушники, на голову накидывают капюшон и топают, не думая о безопасности. Сколько раз я таких объезжал, – негодовал Роман.
– Непонятно, однако, – тянул Николай. – Чего Обжорин не сигналил?
Бунин закатил глаза.
– Е‑мое! Да не заметил он мужика! Не заметил!
– «Скорую» кто вызвал? – не утихал Николай.
Мы с Романом переглянулись, Бунин забегал пальцами по клавиатуре, а Николай продолжал:
– Сыркин покойник. Обжорин застрелился. Кто врачам звякнул?
– Никита Владимирович? – предположила я.
Николай потянулся.
– Заботливый, однако, сначала переехал, потом решил врача пригласить и лишь после этого: ба-бах? Не похоже на стрессовое состояние. Аффект иначе выражается: увидел труп на дороге, хвать пистолет! И почему Обжорин решил, что Сыркину уже не поможешь?
Я откашлялась.
– Коля, Никита Владимирович полагал, что человек, которого он сбил, жив, поэтому перед тем, как самому уйти из жизни, вызвал врачей.
– Чего он тогда до парка не докатил? – спросил парень. – Там десять секунд ехать. И нелогично получается. Сначала вы говорили: «Обжорин пустил себе пулю в лоб, когда понял, что убил человека». Типа психанул – и бумс. А сейчас, по-вашему, получается, шофер увидел, что пешеход шевелится, и обратился к докторам. Чего ему в этом случае психовать? За фигом прямо на месте наезда стреляться? Можно в парк отправиться, сделать, как решил.
– Ты у нас психиатр доморощенный или специалист по поведенческому анализу? – налетел на стажера Роман. – Неизвестно, кто врачей вызвал. Человек не представился. Аноним.
– Если не ошибаюсь, диспетчеры всегда видят номер того, кто звонит, – пробормотала я, – даже если он скрыт, специальная аппаратура определяет телефон, а сейчас еще и выясняется местоположение.
– Только в случае, когда звонят с трубки последнего поколения, – уточнил Николай, – местонахождение древнего мобильника останется тайной. Думаю, на месте происшествия был еще кто-то. Свидетель. Это он в службу спасения обратился, а там все записывают. Не смотрите на меня волками, давайте проверим, сравним голос Обжорина со звуковым файлом. Если не самоубийца врачей вызвал, значит, там был еще кто-то. И почему он удрал?
– Хорошо, узнай всю информацию и вышли мне фото предсмертной записки, – попросила я и пошла в переговорную.
