Полная версия:
Дарья Аркадьевна Донцова Милашка на вираже
- + Увеличить шрифт
- - Уменьшить шрифт
– Э… э… э… – забормотал Степан, – для начала: Василия не судили, потому что он умер. По этой же причине дело отправили в архив.
– Вот! – обрадовалась Ира. – А почему он скончался? Его менты запугали!
Эдуард встал.
– Вилка, Степан, Андрей, простите. Жена порой страдает завихрениями мозга. Переклинивает ее. Понятия не имел о денежной подоплеке. Мне она ничего о ней не сказала.
– Мне тоже про желание получить деньги за смерть брата Ира не говорила, – добавила я.
– Спасибо вам за труд, за помощь, – поблагодарил Эдик. – Ира, уходим.
– Куда? – заморгала жена.
Супруг схватил ее за руку и резко сдернул со стула.
– На улице объясню. Извините нас, мне крайне неудобно за все.
– Нет! Она жива, – затрясла головой Ира, – Настя не погибла. Я узнала ее по руке. Косточка запястья уродливая. И пальцы кривые, некрасивые. Меркулова не погибла. Васю подставили. Я хочу получить компенсацию и добьюсь ее! Настя не сгорела! Нет!
Рябов схватил жену, вытолкнул в коридор, потом сказал:
– Покажу Иру психиатру, у нее с головой беда, вы же понимаете, что Савелий и Анастасия покойники. Не обращайте внимания на глупость Иры. Кривые пальцы! У Виолы они тоже уродливые. Да почти у всех женщин руки – грабли. Уж простите нас! У Иры, наверное, шизофрения!
На этой бодрой ноте Рябов покинул ка-бинет.
Я посмотрела на свои руки.
– Нормальные у меня пальцы. Не идеальной формы, средние суставы чуть шире, чем хочется. Но особого уродства нет.
Степан встал, сел рядом и обнял меня.
– Вилка, Ирина не очень красиво с тобой поступила. Ей просто нужны деньги, она обратилась к тебе не из желания оправдать горячо любимого братишку, а из банальной жадности. Охотно верю, что у Ольги Николаевой, которую Ирина считает ожившей Анастасией, была травма лучевой кости. Между прочим, это весьма распространенное явление. Многие дети ломают на катке или во время каких-то проказ руки, часто страдает именно лучевая кость. Скажи, ты сможешь узнать меня по кистям?
Я посмотрела на мужа.
– Навряд ли. Возможно, я невнимательная супруга, но никогда не рассматривала твои пальцы. Особых примет на них нет. Шрамы, какие-то отметины отсутствуют. Что еще сказать? Ладонь широкая. Все!
– Вот-вот, – кивнул Степа, – люди запоминают прическу, черты лица. Мужики – кое-какие части женской фигуры. Но руки? Они редко становятся объектом пристального внимания. Поехали домой. Мне хочется отдохнуть, я устал.
По дороге мы со Степаном, не сговариваясь, болтали о всяких пустяках. О деле, которым занимались по просьбе Ирины, старательно молчали.
Родная квартира встретила нас странным запахом.
– Что-то горит! – испугалась я.
Степан подергал носом.
– Нет. Вроде ароматические палочки курятся.
И тут в прихожую торжественно выплыла Лидия Федоровна.
– Дорогие дети, у нас сегодня праздник.
– У кого-то день рождения? – осведомилась я.
– Можно и так сказать, – согласилась Федина, – сегодня на свет появился великий бизнесмен. Он мне позвонил! Рассказал о феерическом успехе.
Договорить Федина не успела, входная дверь, которую я не захлопнула, открылась, появился Жорик с пакетом.
– Йо-хо-хо! – заорал он. – Я подписал контракт на производство! Пока в количестве ста штук.
– Речь идет о собачке, которая ест свои какашки, или о кукле, громко называющей части тела? – полюбопытствовала я.
– Нет! Стакан и тарелка! – объявил Жорик. – Сейчас покажу!
Парень полез в пакет.
– Давай сядем за стол, – остановила его тетя Лида, – во время ужина ты все спокойно расскажешь.
– Да! – обрадовался Жорик. – И лучше продемонстрирую. Ну! Вперед! Не тормозите! Эй, ты куда?
– Руки помыть, – ответила я, – не привыкла ужинать с грязными лапами.
– Не тяни, ополосни быстренько – и в столовую, – приказал племянничек Лидии Федоровны.
Я вошла в ванную, взяла мыло и вздохнула: тихий вечер на диване с книгой отменяется. Интересно, как долго тетя Лида и Жорик у нас проживут? Задавать этот вопрос гостям неприлично, а сами они молчат, ничего про отъезд не говорят.
– Вилка! – завопил из столовой Жорик. – Ты что, утонула?
Я повесила полотенце и безо всякого желания побрела туда, где сидели тетя Лида, ее племянник и Степан. Признаюсь, никого, кроме мужа, мне видеть не хотелось.
– Садись, – скомандовал парень, когда я наконец очутилась в комнате, – перед тобой развивающая посуда. Она рассчитана на малыша трех лет, ты легко справишься с загадками.
От последнего слова меня передернуло, а Степан осведомился:
– Кто будет задавать вопросы?
– Молчите все, – велел Жорик, – я объясню, как работает гениальное изобретение. Что мы хотим от своего ребенка?
– Хоти не хоти, а ни фига от него не получишь, – хмыкнула тетя Лида, – он сам от тебя телегу всякого добра потребует.
– Тетя! – остановил ее племянник. – Каждый родитель мечтает сделать наследников умными.
– Давайте сначала определим, что такое ум? – с абсолютно серьезным видом предложил Степан. – Жорик, что ты понимаешь под этим словом? Образование? Житейскую смекалку?
– Ум – это ум, – отрезал великий изобретатель, – нечего далее бла-бла разводить. Вилка, представь, что тебе три года.
– Не могу, – вздохнула я.
– Почему? – зашипел Жорик. – Это простая задача.
– Не помню себя в столь раннем возрасте, – честно ответила я.
– Вы зануды, – огорчился племянник. – Виола, видишь тарелку?
– Да, – кивнула я.
– Хорошо, что Степан не изъявил желания, чтобы ему объяснили философский смысл слова «посуда», – съехидничал изобретатель. – Открой крышку!
– Зачем она здесь? – спросила тетя Лида.
– Сейчас поймете! Дайте, наконец, мне договорить, замолчите все, – распорядился Жорик. – Вилка, давай, поднимай.
Глава тридцать седьмая
Я подчинилась, но не достигла успеха, крышка не сдвинулась с места, зато тарелка запела:
– Тирли бом-бом, тирли бом-бом, не сгорел кошкин дом. Все обедать сели, сладко поели и тебя позвали. Отгадай, что на тарелке, и получишь вкусную белку!
– Что мне надо сделать? – спросила я.
– Дай ответ, – велел Жорик.
– На какой вопрос? – удивилась я.
Жорик постучал ладонью по столу.
– Имей терпение, она сейчас его задаст.
Тарелка издала хрюканье и продолжила:
– Сегодня у тебя покушать вкуснота. Любят ее зайчики, любят ее мальчики, любят ее девочки, любят ее сопелочки.
Степан уронил нож.
– Кто такие сопелки? Не слышал ничего о таком животном.
Посудина чихнула и снова завела песню.
– На чистенькой куверточке лежит большая, круглая, мягкая, сладкая, ароматная, да не одна! С плоскими штучками, с красной поливкой и офигенным сыром. Что это? Угадаешь? Крышечка поднимется. Ответишь три раза неправильно? Голодным останешься. Прибежит мордастая белка и сожрет всю едалку. Ну, начинай. Я жду. Лабу-ду-ду-ду! Йо-хо-хо!
– Нужно угадать, какая еда под крышкой? – уточнила тетя Лида. – Увлекательно! Детям такое нравится.
Я стала размышлять вслух:
– Круглая, мягкая, сладкая, ароматная. Определенно, это булочка. Еще плоские штучки с красной поливкой и офигенным сыром. Хм. Что это?
– Ватрушка, – предположила тетя Лида.
– Она с творогом, – возразил Степан.
– Наверное, десерт, – пробормотала я, – ну… вроде… э… э…
– Гамбургер! – зааплодировала тетя Лида. – плоская штучка – котлета, красная поливка – соус, скорей всего, кетчуп. Ну и сыр.
– Часики, часики, часики тик-так, – запела тарелка, – нужен быстро точный ответ. Иначе придет голодная белка и сожрет все с твоей тарелки.
– Белка на самом деле появится? – напряглась я.
– Ага! – заявил Жорик. – Непременно!
Лидия Федоровна вскочила, закрыла форточку и села на место.
– Гамбургер! – ответила я.
– Ха-ха, три ха-ха! – закричала тарелка, потом раздался такой хохот, что у меня зашевелились волосы на затылке. – Ты проиграл! Посмотри на белку!
Крышка тихо щелкнула.
– Открывай, – велел Жорик.
Но мне почему-то не хотелось выполнять его указание.
– Давай, не бойся. Или ты трусишь? – подначил меня изобретатель.
Я протянула руку…
– Стой! – засуетилась тетя Лида и ринулась к двери.
– Ты куда? – крикнул ей в спину племянник.
– Вернусь через минуту, – пообещала тетя и не обманула.
Не успела стрелка больших часов, которые стояли у нас в углу, перескочить на одно деление, как Лидия Федоровна, тяжело дыша, вновь очутилась в столовой. В руках она держала мухобойку и матерчатую хозяйственную сумку.
Степан привстал, потом снова сел.
– Зачем тебе сей прекрасный набор?
Тетя Лида заняла позицию справа от меня.
– Мы не угадали загадку, Вилка откроет тарелку, а там обещанная голодная белка.
Я взглянула на Степана, тот засмеялся.
– Тетя, ну подумай, кто поместится под крышкой? Кроме того, белка никогда не станет сидеть тихо. И где она там расположилась? Лежит на котлете? Зря ты форточку захлопнула. Никто в нее не полезет.
– Мухобойка зачем? – задала я свой вопрос.
Лидия Федоровна помахала сумкой.
– Когда белка выпрыгнет, я сначала огрею ее шлепалкой, а когда она упадет, запихну в сумку. Иначе она в квартире кучу всего разобьет, испортит.
Степан подошел к Лидии Федоровне и отнял у нее все орудия ловли зверушки.
– Тетя Лида! Не надо воспринимать всерьез то, что говорила миска. Она шутила.
– А вот и нет! – закричал Жорик. – Все на полном серьезе. Нельзя обманывать малышей. Вилка, хватит сидеть, как теща на свадьбе. Открывай!
Мне стало понятно, какие эмоции испытывает психиатр, когда к нему в кабинет входит человек в шапочке из фольги, с эмалированным тазом в руке и произносит:
– Доктор, инопланетные монстры только что высадились в коридоре. Можно у вас спрятаться?
И, прикрыв голову тазиком, лезет под стол.
Как поступит в этом случае врач? Мне сейчас надо взять пример с него.
– Тетечка Лида, – нежно завела я, – только не волнуйтесь! Белок не существует. Это ваша фантазия. Смотрите, совсем не страшно.
Я сдернула крышку, и меня парализовало.
На тарелке сидела… рыжая, пушистая обитательница леса. Похоже, вид зверька поразил всех. В комнате воцарилась тишина. Белка сложила лапки на груди и проникновенно за-пела:
– Тра-та-та, тара-та-та! Неправильный ответ! Съем твой винегрет. И котлету, и картошку, даже вкусную моркошку! Слопаю я все, а тебе ничего.
Последние слова лесное животное произнесло слишком визгливо, потом продолжило:
– А потом сожру тебя-я-я! Не оставлю ни куска-а-а! Ни волоска-а-а, ни ноготка-а-а!
Белка выпрямилась, вытянула лапы, оскалила клыки и грозно зашипела. Я ойкнула и сползла под стол. И тут же раздался хлопок.
– Эй, хорошо, что ты промазала! – заорал Жорик. – Отойди от демонстрационного экземпляра. У меня пока он только один. Тетя Лида! Остынь! Она не настоящая!
Я высунулась из-под стола, Степан протянул мне руку.
– Понимаю, ты не ожидала ничего подобного, поэтому потеряла способность здраво мыслить. Ни одно животное, даже самое умное, не может петь по-человечески, – сказал Степа.
Я почувствовала неловкость.
– Никому не рассказывай, что я испугалась игрушки. Но белка так неожиданно возникла! Оказалась такой крупной! Как это возможно?
Жорик обрадовался.
– Ага! А я говорил: придет белка. Но мне не верили! Ладно, открою секрет. Если ребенок не угадывает еду, то половина дна тарелки раздвигается. Жрачка падает в «подвал», первый отсек закрывается, открывается второй, там лежит резиновая белка, сложенная конвертом. Одномоментно срабатывает надувание. И, опля тра-ля-ля, перед капризником, который не желает ничего есть, появляется грызун. Оцените, как он шикарно сделан, будто настоящий. Здорово? Да?
Я не смогла сдержать своих эмоций.
– Катастрофа. Я чуть заикой не стала. Большинство малышей сразу описается.
Жорик встал в позу Наполеона.
– Ты просто завидуешь, что гениальное изобретение создано мной, а не тобой.
Степан положил руку мне на плечо. Я выдохнула. Не стоит объяснять Жоржу, что он идиот.
Тетя Лида тоже перевела дух.
– Какая еда предлагалась?
– Проще некуда, – засмеялся Жорик, – котлета с картошкой, все посыпано сыром и добавлен кетчуп. Никакой экзотики! Все наше родное, привычное.
Меня опять охватило негодование.
– Круглая, мягкая, сладкая, ароматная. И это котлета?
– Что же еще? – хмыкнул Жорик.
– Мясо несладкое! – возразила я.
Племянник прищурился.
– Оно кислое?
– Нет, – ответила вместо меня тетя Лида, – только если оно испорчено.
Жорик потер руки.
– Мамаша целует своего ребенка и приговаривает: «Ах ты мой сладенький, такой сладенький, что съесть тебя хочется». Она что, каннибалка? Решила сожрать малыша?
Глупость вопроса зашкаливала за все рамки.
– Конечно, нет, – снова поддержала беседу Лидия Федоровна, – это нежности. Не всякие выражения нужно понимать буквально. Порой восклицаешь в сердцах: «Как ты мне надоел! Чтоб тебе провалиться». На самом деле ты вовсе не хочешь, чтобы тот, кто тебя до ручки довел, под землей исчез.
Жорик склонил голову к плечу.
– Вот и в песне тарелки всего лишь образные выражения.
Я непонятно зачем ввязалась в спор.
– Тарелка задавала загадку. В этом случае каждое слово важно.
– Ты подписал контракт на производство этой посуды? – спросил Степан. – У меня есть еще одно предложение по твоему бизнесу.
В глазах Жорика вспыхнул огонь.
– Какое?
– Возьми тарелку и отправляйся с ней в офис к тем, кто торгует туалетной бумагой, – сказал мой муж, – предложи им альянс. К каждой тарелке надо приложить рулон. Покупатели загадочной миски благодарны будут.
Глава тридцать восьмая
Утром, когда я умывалась, прилетело сообщение от Попова. «Аэлиты Кробченкиной нет». В ту же секунду трубка затрезвонила. Я подавилась зубной пастой и ответила:
– Привет.
Андрей завел светскую беседу.
– Как дела?
– Переходи сразу к делу, – велела я.
Попов вздохнул.
– Трудно с тобой. Никакого воспитания. Ты должна ответить: «Прекрасно. А как ты, Андрюша, поживаешь, как тебе спалось?» Вот тогда я могу ответить: «Спасибо, Вилка. В целом все хорошо, а по отдельности фигово. Придавить подушку у меня не получилось, Степан велел найти Аэлиту Кробченкину. Зная, что память у тебя девичья, напомню. Эти имя и фамилия указаны в «рукописи» Чернова последними. Встреча с дамой потрясла шофера до глубины его печени, но он не сообщил почему».
– На смену моей девичьей памяти пока еще не притопал старческий склероз, – ответила я Попову. – Помню про Аэлиту, но зачем она нам сейчас? Теперь-то я понимаю: Савелий и Анастасия поехали в Товарово по указке Никиты. Жена согласилась на предложение Меркулова о серии заданий и погибла. Сразу после смерти Насти Меркулов уехал жить в другой поселок, а теперь обитает за границей. В России не появляется. Конец истории.
– Но остались вопросы, – напомнил Андрей.
Я вытерла лицо полотенцем.
– Согласна. Вот только после последнего общения с Ириной Рябовой, которая втянула нас в эту историю, желание получить ответы у меня испарилось.
– А у Степана нет, – сказал Попов, – поэтому я искал Аэлиту Кробченкину. Но не нашел таковую. Женщины с таким именем есть. А фамилия редкая. В Москве прописана лишь одна Кробченкина, но ее имя Иаиль, она мастер по маникюру. Сведений об отце нет, покойная мать работала уборщицей в храме. Я предположил, что мамаша была верующей, назвала дочь по святцам. Заглянул в перечень православных имен. И точно! Есть там Иаиль. Женщина из племени кенеев, дружных с израильтянами. Она жестоко убила Сисару, военачальника ханаанского войска. По этой причине и закончилась война между израильтянами и ханаанами.
Я вернулась в спальню.
– Я не сильна в древней истории, но вроде убийство, о котором ты говоришь, произошло не одно тысячелетие тому назад. Сия дама воткнула в висок Сисару кол.
– Ты читала Библию? – изумился Попов.
– Нет, – призналась я, – когда мы со Степаном ездили последний раз отдыхать, я видела в музее картину Якопо Амигони «Иаиль и Сисара». Нам попался отличный экскурсовод, все объяснил. А Библию надо наконец прочитать, без ее изучения невозможно понять мировое искусство.
Попов продолжил:
– Я позвонил женщине, сказал: «Здравствуйте, Иаиль!» Она ответила: «По паспорту это мое имя, но прошу вас, лучше зовите меня Аэлитой». Вот так! Нашел я кого надо. Договорился, что ты встретишься с ней в кафе «Розовый Буратино».
– Надо же так обозвать ресторанчик, – захихикала я.
– Мальвина, девочка с голубыми волосами, никого не смущает. Чем деревянный мальчик розового цвета хуже? – спросил Попов. – Возьми наличные. Аэлита готова побеседовать только за гонорар.
Кафе оказалось неуютным, напоминало советскую столовую. Квадратные столы без скатертей или клеенок, в центре лоток с солью-перцем. Сидеть пришлось на жестких пластмассовых стульях, а еду брали сами посетители.
Я взяла старый битый поднос, сделала пару шагов и очутилась напротив толстой тетки в белом халате.
– Из супов сегодня борщ по-московски, лапша куриная, – хмуро сообщила она, поправляя на голове колпак из накрахмаленной марли, – вам порцию или половину?
– Спасибо, – поблагодарила я, – лучше второе съем.
– А мне целую лапшу, – заказала Аэлита и повторила: – Целую! В прошлый раз недолили.
– Шикуешь? – ухмыльнулась дама с половником. – Сейчас живо свои деньги прожрешь и придешь в долг просить. На второе котлета с гречей, макароны по-флотски.
Я чуть не заплакала от умиления. Время в кафе замерло в прошлом веке. «Котлета с гречей» – любимое блюдо первоклашки Вилки в школьной столовой. Но сейчас я не готова его попробовать, удовлетворюсь компотом из сухофруктов.
Взяв стакан с мутной желтой жидкостью, в которой плавало три разваренных кусочка яблока и нечто, похожее на огрызок груши, я села на стул, положила на стол руки и ощутила, что поверхность липкая. Теперь, едва не зарыдав от приступа ностальгии и прогнав из памяти семилетнюю Вилку, которая отчаянно завидовала Насте Тихоновой, потому что та могла купить к компоту булку с маком, а у меня никогда не было ни копейки, я спросила у Аэлиты:
– Где вы познакомились с Сергеем Черновым?
– Деньги вперед, – деловито сказала та.
Я отбила подачу.
– Покупать кота в мешке не мое хобби.
– Сначала рубли, потом информация, – не дрогнула Кробченкина.
«Сначала деньги, потом стулья!» Роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» сохранил свою актуальность и в эпоху дикого капитализма в России.
Я вынула кошелек. Аэлита внимательно смотрела, как из него появляются купюры, потом схватила их и так быстро спрятала, что было невозможно понять, куда они делись.
– Я честная девушка, – заявила Аэлита.
Вот объясните, почему, услышав фразу: «Я честный человек», у меня мигом возникают сомнения по поводу порядочности собеседника?
– Вы спросили, где я встретила Чернова, – начала Аэлита после того, как мы наконец завершили акт оплаты ее откровений. – Он ко мне домой пришел. Живу я в Товарове.
Я не смогла сдержать удивления.
– В Товарове? Но там давно никто не живет. Деревня вымерла.
– Так и я зарегистрирована в другом месте, – поморщилась Аэлита, – вы правы, в селе никого, кроме меня, нет. Фабрика закрыта, другой работы в округе не найти, соседи разбежались кто куда, да и было-то их всего две семьи, вместе с нашей три. Остальные приезжали на работу. Моя мама была уборщицей, тетя Лена сидела в бухгалтерии, а Екатерина Михайловна на складе чего-то делала. Когда предприятие закрыли, мамочка уже умерла, а я только школу окончила, пошла учиться маникюр-педикюр делать. Дом у нас из двух комнат, удобства во дворе, огород и куры. За всем мамуля следила. После того как ее похоронили, хозяйством никто не занимался. Соседки в Москву смотались. У одной там дочь, у второй сестра. Дома свои они на продажу выставили, да кому их халупы нужны? После окончания курсов я решила в Москве на работу устроиться. Но нигде не брали, видели областную прописку и рожи воротили, типа, нам деревня зачем? Потом мне одна девочка дала адресок бабушки, которая за сто тысяч рублей прописывала у себя людей. Только не гастарбайтеров, россиян. У нее двушка в Капотне. Деньги огромные! Но я смогла их надыбать, недавно только расплатилась с тем, кто их дал. Теперь считаюсь столичной жительницей, а в реале в Товарове как жила, так и живу.
– Наверное, неудобно жить в безлюдном селе, – посочувствовала я, – и страшно.
Аэлита сделала глоток компота.
– Мне еще повезло. Электричество почему-то не отключили, а платить за него не надо, потому что официально света нет. А в реале он есть. И остановку рейсового автобуса не убрали. Автобус возил сотрудников фабрики, раньше много людей там сходило утром, а вечером уезжало. Сейчас я одна. Водители меня знают, ждут, если я опаздываю, но это бывает редко, аккуратно прибегаю.
– Верк, – закричал кто-то, – куда пирожные ставить?
– Слева пихай, – ответил другой голос.
Аэлита горестно вздохнула, я встала, купила по одной штуке каждого пирожного и поставила в центр стола.
– Угощайтесь.
– Спасибо, – обрадовалась собеседница и схватила «орешек» с вареной сгущенкой. – А насчет того, что одной страшно… Да, верно, но потом привыкаешь. Я давно поняла – никто ко мне не полезет, все думают, что в Товарове никого нет. Только однажды вечером постучался мужчина, имя назвал, паспорт показал: Сергей Петрович Чернов. Он спросил:
– Вы тут давно живете?
Узнал, что с рождения, и продолжил:
– В ноябре на повороте авария случилась. Вы о ней слышали?
Аэлита схватила венгерскую ватрушку.
– Ха! Если кто о том происшествии знает, так это я. Ответила ему:
– Вам зачем?
Чернов рассказал, что погиб его единственный друг. Он ищет человека, который видел ДТП. Приехал в Товарово специально вечером, чтобы люди уже с работы вернулись. А вокруг одни пустые нежилые избы. Только в моем окне свет горит.
Дядька мне понравился, видно, что непьющий, одет нормально. В окно специально глянула: машина у него дорогая. Я ему условие выдвинула.
– Информация стоит денег, и никому ее передавать нельзя.
Он спорить не стал, вынул кошелек. Глаз у меня – алмаз. Осмотрю незнакомого и понимаю, можно с ним дело иметь или ну его куда подальше. Никогда не ошибаюсь. Вот какой у меня талант есть, понимаете?
Я кивнула. Говорить вслух то, что я думала, сообщить Аэлите, что внешность обманчива, многие маньяки заманивают своих жертв в ловушку с помощью сладких речей да выглядят так, что никогда не заподозришь, что милый парень жестокий убийца… Это сейчас произносить определенно не стоило.
Очень довольная собой, Аэлита улыбнулась.
– И вам расскажу, вижу: вы добрая, не жадная женщина. Я считаю: главное, чтобы человек не жабился. Да и дело давно было, не страшно растрепать, никому теперь то ДТП неинтересно. Вы же мне дадите еще денег за честный рассказ?
Я кивнула.
– Конечно. Говорите. Вся внимание.
Молодая женщина, вдохновленная моим согласием еще заплатить, начала повествование.
Тот ноябрьский день у Аэлиты сложился неудачно. Хозяйка салона не заплатила ей за месяц работы, попросила подождать до завтра. В кошельке у мастера по маникюру было пусто. Да еще последняя клиентка припозднилась, пришлось на полчаса задержаться после закрытия. Кробченкина очень боялась опоздать на последний автобус. Что есть сил бежала от метро к остановке, поскользнулась, шлепнулась, разорвала джинсы. А когда, наконец, добралась до места, там шумел разгневанный народ, оказалось, что автобус по непонятной причине укатил раньше. Неполученная зарплата, опоздавшая клиентка, падение на ледяном тротуаре, невозможность добраться до дома – все сложилось в ком жгучих неприятностей. Аэлита никогда не хнычет, но в тот момент, когда она подсчитывала все свои сегодняшние несчастья, неподалеку от нее притормозила новенькая дорогая иномарка. Из нее выпорхнула девушка с виду одних лет с Аэлитой, она осмотрелась, вытащила мобильный и громко заговорила:
– Котик! Ну я тут. Стою в грязи. Ты где? Я? Э… э… э… Какой-то затрапезный магазин напротив. А-а-а! Сейчас развернусь. В эту попу мира я зарулила впервые. Ну, извини, с детства живу в центре, станций метро не знаю. Все, несусь к тебе!
Красавица юркнула за руль и умчалась. Аэлиту охватила свинцовая, черная зависть. Ей так захотелось очутиться на месте этой девчонки, иметь свои колеса, шубку, жить где-нибудь в районе Арбата в просторной квартире с ванной, туалетом, не знать станций метро. И, наверное, в кармане у той, что «зарулила впервые в попу мира», лежит толстый кошелек. Аэлита же опоздала на вонючий автобус, не знает, как добраться до своего сарая, в котором из еды есть только полбатона и дешевый чай. Ну почему жизнь так несправедлива?
