– Что, опять косички? – заканючила девочка. – Жесть!
– Есть четкие указания режиссера, – ответила я, раскладывая на письменном столе все необходимое. – Извини, но придется подвинуть твои тетради. Места мало.
– Противная комната, – скривилась Настя, – ненавижу ее.
– Здесь очень уютно, – улыбнулась я.
– Повернуться негде, – фыркнула Настя, – попой стены задеваешь!
– Да, помещение небольшое, – согласилась я. – Но в огромных спальнях часто бывает неуютно. Интерьер в них оформляет дизайнер, а не хозяева, поэтому ни малейшей индивидуальности в обстановке нет, она смахивает на фото в журнале: красиво, стильно, но обезличенно. А у тебя все подобрано с любовью. Розовые занавески, обои с мишками, на столе лампа в виде кошки, на стуле подушка с вышитой черепашкой, на полочке над кроватью сидят любимые плюшевые собачки. Многие девочки мечтают иметь такую комнату. Знаешь, кое-кто из детей спит на кухне или делит спальню с родителями или с бабушкой.
Настя скорчила рожицу.
– Отстой, не прикидывайся, что тебе это нравится.
– Но мне на самом деле нравится твоя комната, – сказала я.
– Да здесь всего девять метров! – обиженно протянула Анастасия. – Из мебели стол, стул и диван. Спать на нем парашно, а убирать-разбирать его каждый день меня просто задолбало. Вечером вытаскиваю матрас… а куда верхние подушки деть?
– На полу можно устроить, – ответила я.
– Ага! Гадость! – воскликнула Настя. – Я их к батарее затыриваю. И ты понимаешь, что у меня только пол-окна?
Я решила успокоить обозленную девочку.
– Света вполне хватает.
– Не-е-ет! – зло воскликнула Настя. – Родители Родьку больше любят, ему все шоколадное, а мне дерьмо. Мать, когда ремонт делала, одну комнату перегородила. Меньшая часть мне досталась, а у сыночка огромная спальня. Здоровенная! У него там все-все есть, и кресло, и шкаф. А мои жуткие дерьмовые шмотки в коридоре висят. Мне надо утром диван собрать, вечером разобрать. Задолбало! А у маминого любимчика кровать. На ней красивый плед. Меховой. А у меня – мерзость. Лежать на тряпке невозможно, она из синтетики, стреляется.
Я порылась в кофре и протянула юной скандалистке баллончик.
– Держи.
Настя спрятала руки за спину.
– Это чего?
– Хороший антистатик, – пояснила я. – Обрызгай им покрывало, оно перестанет искрить. А диван, кстати, можно не собирать, просто застели его, и дело с концом.
– И где тогда ходить? – выкрикнула девочка. – Останется только два сантиметра, на которых не повернуться! Не хочу здесь жить! Раньше у меня спальня была на втором этаже с балконом… Окно во всю стену…
Я не успела ничего сказать – девица одним движением руки сбросила на пол семью плюшевых игрушек с полки и начала топтать их ногами.
– Ненавижу это дерьмо! Их купили сюда специально, они мне на фиг не нужны! Где моя коллекция гномов? Где кровать с балдахином?
Дверь отворилась, показалась хозяйка.
– Анастасия, в чем дело?
– В дерьме, в котором мы теперь живем! – заорала дочь. – В блевотине, которую едим, в убогих шмотках, в хачиках, с которыми я в одном классе сижу. Мама! Я хочу домой!
– Степонька, – ласково зажурчала хозяйка дома, – причеши пока Родю и Кирилла. Думаю, лучше начать с мальчика.
Я быстро покинула владения истеричной девицы и постучалась к юноше.
– Входите! – крикнул Родион.
Я вкатила свой кофр в комнату сына Монаховых и не смогла сдержать удивления:
– У тебя спальня меньше, чем у Насти, от окна остался огрызок, диван тоже раскладной, вместо стола доска!
Студент, лежавший на самом обычном темно-сером флисовом пледе, сел.
– У Настьки припадок шизы? Опять орет, что мне лучшее досталось? Ем райские яблочки, а ей огрызки достаются?
– Вроде того, – согласилась я.
– И что покрывало у меня на ложе из норки? – захохотал Родион.
– Сестра часто про меховой плед говорит? – удивилась я.
Парень хмыкнул.
– Настька всегда такой была, вечно в моей тарелке картошку пересчитывает.
– Картошку пересчитывает? – изумленно повторила я. – Зачем?
– Чтобы любимому брату на одну больше не положили, – продолжал веселиться Родион.
– Ясно, – протянула я. – Знаю, мужчины не очень любят, когда им брызгают на волосы лаком, и терпеть не могут пудру, но на время съемок придется потерпеть. Уж извини, альтернативы нет…
– Делайте что хотите, мне по барабану, – перебил меня сын Кирилла.
К Насте я вернулась, когда все остальные члены семьи уже были готовы к встрече со съемочной группой. Девочка, одетая в розовые брючки и светло-голубую майку, выглядела мрачнее снеговой декабрьской тучи. Я решила приободрить ее.
– Тебе очень идет этот наряд.
– Он из самого дешевого магазина, – прошептала Настя, – за копейки куплен. А у Родиона фирменные джинсы.
– Большинство звезд Голливуда предпочитает одеваться в демократичных фирмах, – остановила я завистницу. – А у французов считается просто неприличным каждый день носить платья ценой в десять тысяч долларов.
– Ага, а у тебя кофточка от «Прада»! – взвизгнула Настя. – Я видела такую в журнале, знаю, сколько она стоит! Нечего тут пургу мне в глаза гнать.
Я быстро задрала край блузки и показала ярлычок.
– Читай, что написано?
– «Рики Вики», – озвучила Анастасия.
– Совсем не «Прада», не «Шанель», не «Валентино», – улыбнулась я. – Вещь сделана молодой англичанкой, я купила ее в Лондоне в крохотном магазинчике на небольшой улочке. В витрине стоял манекен, мне понравилось, как он наряжен, поэтому я зашла внутрь, за прилавком торговала сама дизайнер. Не помню, сколько заплатила за блузку, но ее приобретение не пробило брешь в моем бюджете.
Настя на мгновение растерялась, потом вновь заорала:
– Врешь! Отрезала лейбл дорогого бренда и приклепала эту «Рики Вики».
– Ты встречала людей, которые так поступают? – усмехнулась я. – Знаю нескольких женщин, которые всегда отрезают от одежды ярлыки. Делают они так потому, что лейблы им кожу натирают. Слышала о тех, кто нашивает на недорогие изделия бирочки Дольче Габбана, Хлое, Стеллы Маккартни, выдает товар невысокой ценовой категории за изделие всемирно известных брендов. Но с теми, кто маскирует «Прада» под начинающую английскую портниху, мне сталкиваться не приходилось. Назови хоть одну причину, по которой я стала бы это делать?
– Ты прикидываешься несчастненькой, – зашептала Настя, косясь на плотно закрытую дверь спальни. – Убогих жаль, гримерше на бедность больше заплатят, на чай отсыплют.
– Все наоборот, – возразила я. – В моем мире много получают успешные люди.
– Мать теперь так делает! – с вызовом воскликнула Анастасия. – Когда отцу в голову ударила кретинская идея уродам помогать и мы в эту жуть переехали, мамахен все мои красивые, дорогие шмотки в приют отдала, приказала мне ноги вместо лабутенов в говнодавы всовывать и дерьмобрюки носить. А сама отстригла со всех своих платьев-костюмов лейблы, приделала к ним ярлыки от фигни и думает, что обманула меня. Ха! Я ей сказала: «Нечестно так! Я хожу в школу в жути, надо мной весь класс ухахатывается – у новенькой одежда хуже всех, меня презирают. А ты по-прежнему в своей любимой «Шанели» рассекаешь». И чего она ответила? «Доченька, не выдумывай. Я продала костюмы, отдала вырученные за них деньги в наш фонд строительства Дома Души. Да и неважно, кто произвел наряд, главное, чтобы он был удобен».
Последние слова Настя проорала во весь голос и тут же захлопнула рот.
– Что у вас происходит? – крикнула из коридора Антонина. – Еще долго? Роза звонила, она через пятнадцать минут подъедет.
– Извините, – громко ответила я, – дернула Настеньку за прядь, вот она и взвизгнула.
– Ничего страшного, – отозвалась хозяйка.
Я взяла брашинг.
– Давай сделаю тебе не косички, а красивые локоны и на веках тоненькие стрелочки нарисую, их никто не заметит, но получится прекрасный эффект.
– Тебя отругают, – после небольшой паузы сказала девочка.
– Если очень уж возмутятся, заплету тебе косы за минуту, – пообещала я. – Насчет макияжа не переживай, я умею делать его невидимым. Ты пользуешься косметикой?
Настя горестно всхлипнула:
– Раньше покупала «Бак», но теперь мне денег не дают. Только рваную купюру на булочку в школьном буфете мать в карман с утра сует.
Я достала из грим-кофра запечатанный подарочный набор.
– Хочешь такой?
– Бесплатно? – опешила Настя.
– Не совсем. Пообещай, что сегодня весь день будешь паинькой, девочкой, которой тебя хотят видеть родители, и вечером получишь подарок, – объяснила я. – Там пудра, румяна, губная помада, тушь, тени – более тридцати разных цветов. Ну, договорились?
Настя уставилась на набор.
– А тебе зачем, чтобы я шоколадно себя вела?
– Хочу побыстрее закончить съемку, – честно ответила я. – Будешь капризничать – работа затянется до полуночи.
Настя замолчала. Я, тоже не говоря ни слова, орудовала феном.
– Один день придуриваюсь и получаю косметику? – спустя некоторое время уточнила Настя.
– Отдам ее тебе перед уходом, – кивнула я. – Если отлично сыграешь сладкую девочку, подумаю о дальнейшем сотрудничестве. Злишься на родителей за то, что они больше не дают тебе денег?
– А ты бы радовалась? – фыркнула Настя. – Падала бы на колени и благодарила: «Мамочка-папочка, спасибки вам, что в какашке поселили, в дерьмушку одеваете»?
– Мне тоже в детстве не очень нравилось носить то, что приобретала бабушка, – призналась я. – Но я нашла выход, как получать модные вещи.
– Тырила в магазинах? – оживилась Настя. – У меня не получилось защиту содрать.
– Не советую воровать: тебя непременно поймают, – предостерегла я. – Есть способ получше – начинай работать. Станешь получать деньги и тратить их как душе угодно.
– Я еще в школу хожу, – заявила Настя. – По-твоему, мне после уроков чизбургерами надо торговать? Люди, сюда, свободная касса!
– Неплохой вариант, – одобрила я. – Еще можно выгуливать собак соседей по утрам-вечерам. Давай заключим договор? Сегодня ты попробуешь, по плечу ли тебе хорошо сыграть роль девочки-колокольчика. Всем улыбаться и сюсюкать нужно только в присутствии посторонних. Останешься с мамой вдвоем, можешь ее съесть.
– Она старая, невкусная, – хихикнула скандалистка.
– А за сегодняшнее старание получишь этот набор, – продолжала я. – Если до конца съемок продержишься в роли воспитанного ребенка-конфеты, я устрою тебя в «Бак» на разовые показы. Немного заработаешь, получишь бесплатно кое-какую косметику, а еще могут перепасть модные вещи с небольшим браком. Ну, допустим, у платья дырочка на подоле. Продавать его не станут, отдадут своим за бесценок, но ведь дырку нетрудно зашить, никто и не узнает, что шмоточка была повреждена.
Настя резко дернула головой.
– Вау! А ты не врешь?
– Нет, – ответила я.
– Согласна! – подпрыгнула Настя. – Эй, ты чего мне на голове вертишь?
– Косички, – спокойно пояснила я.
– Не хочу этот гадкий причесон, – закапризничала девица, – ты же обещала локоны.
– Девочки-колокольчики, душеньки-пусеньки обычно носят косы, – продолжила я. – Режиссер утвердил именно их. А ты сегодня кто: Настя во всей своей красе или Настя-телевариант? Наборчик «Бак» мне прятать или ты его честно зарабатываешь?
Девица покосилась на запечатанный чемоданчик с палетками-баночками и пробормотала:
– Заплетай косы.
Режиссер Роза, женщина лет сорока, с порога начала хвалить все, что видела:
– Какая милая квартира! Обставлена с большим вкусом, ничего лишнего… Ах, необычайно удобная кухня, все под рукой… У нас сегодня по плану сцена: Родион приходит из института, сестра подает ему обед.
– Она мне в суп ядовитой слюной плюнет, – буркнул парень.
– Прости, милый, ты что-то сказал? – не расслышала Роза.
Антонина, которая, в отличие от нее, разобрала фразу сына, округлила глаза. А Родион изобразил счастливую улыбку:
– Если Настя просто супец из кастрюли в тарелку нальет, это неинтересно, никакой движухи. И те, кто фильм смотреть будет, подумают: «Бедная у них мама – готовит, стирает, квартиру убирает, а дочь, лошадь здоровенная, только и умеет суп в тарелку плескать». А вот если Настя сама первое сварит, получится супер.
– Отличная идея! – восхитилась Роза. – Лично мне сцена «девочка с половником» тоже не особенно нравилась. Родион, ты гений! Но я предлагаю расширить сцену: Кирилл с Антониной приходят с работы, ты прибегаешь из института, а в прихожей вас встречает Настя со словами: «Я заждалась! Скорей мойте руки и за стол, я приготовила на ужин…» – Роза повернулась к девочке: – Какое у тебя коронное блюдо?
Настя опешила:
– Чего?
– Что тебе лучше всего удается? – уточнила режиссер. – Мы отснимем процесс, камера проследит, как ты готовишь. Бегущей строкой дадим рецепт, это всегда привлекает зрителей.
Школьница замерла.
– Подумай, дорогая, не торопись, – улыбнулась Роза.
– Лучше всего моя сестра кипятит воду, – чуть слышно пробурчал Родион. – А потом, если кипяток остается, ставит его в холодильник, чтобы к утру не испортился.
– Макароны! – нашла выход из неловкой ситуации хозяйка дома. – Настенька прекрасно варит спагетти. Мы их обожаем, и они недорогие. Естественно, используем только российские, итальянские нам не по карману, потому что каждую свободную копейку мы вкладываем в возведение Дома Души. Настюша потом посыпает пасту тертым пошехонским сыром, и получается восхитительно. Правда, доченька?
Настя поджала губы, сдвинула брови, уперла руки в боки… Но тут я тихо кашлянула, и девочка вздрогнула. Она вспомнила про замечательный косметический набор и растянула губы в улыбке:
– Конечно, мамочка. Обожаю макароны варить.
Родион приоткрыл рот, на лице Антонины на мгновение появилось выражение откровенного изумления, а Кирилл, до сих пор хранивший молчание, спросил:
– Может, начнем?
– Да, да, приступим, – засуетилась Роза. – Саша, Дима, ставьте камеры на кухне… Настенька, надень свой фартучек…
Девочка растерянно оглянулась на мать:
– У меня его нет.
– Понимаю, у вас общие фартуки, – сказала режиссер. – Значит, бери любой.
Повисло секундное молчание.
– Мы не пользуемся передниками, – защебетала Антонина, – они нам не нравятся.
– Не боитесь запачкать одежду, например, мукой? – удивилась Роза. – Или майонез на кофту капнуть?
– Когда еду из коробки вытаскиваешь и в СВЧ-печку запихиваешь, шмоткам не навредишь, – хмыкнул Родион.
Я ущипнула парня за бок, тот ойкнул и с недоумением посмотрел на меня.
– Не желаешь принимать участие в съемке – уходи отсюда и другим не мешай, – прошипела я.
– Я говорю правду, – тихо ответил студент, – врать некрасиво.
– Супер, – зашептала я, – молодец. Тогда не будешь в обиде, если услышишь правду от меня: ты ведешь себя как идиот.
Родион насупился.
– Все-таки надо прикрыть одежду, – озадачилась Роза, – иначе зритель нас не поймет. Эй, администратор! Миша, сходи скорей в торговый центр у метро, купи…
– У меня есть фартук, – неожиданно сказал Родион и юркнул в свою комнату.
– Прекрасно! – обрадовалась режиссер. – Что ж, начинаем.
– Тесно, – закапризничал оператор Саша.
– Не в первый раз, – остановила его Роза.
– Во! Держи, – запыхавшись, сказал Родя, протягивая Насте пакет.
Девочка быстро вытащила нечто разноцветное, набросила на себя и, встав ко мне спиной, велела:
– Завяжи.
– Отлично получится! – восторгалась Роза. – Все молодцы! Работаем по-зверски!
– Хорошо было бы, если б при этом нам еще по-человечески платили, – ворчливо заметил второй оператор Дима.
– Все, работаем. Мотор, – оповестила Роза. – Настенька идет к шкафу, достает спагетти. Давай, солнышко…
Девочка, стоявшая к нам спиной, повернулась.
– Господи, – ахнула Роза, – это что?
Саша и Дима заржали в голос.
– Отвратительно! – возмутилась Антонина. – Откуда в нашем доме эта гадость?
Я, пытаясь сохранить серьезный вид, смотрела на Настю. Да уж, фартучек просто восторг. Его украшал принт в виде торса голой грудастой тетки, понятия не имеющей о креме, который удаляет растительность. Настя выглядела потрясающе: голова с трогательными косичками, тонкая шея, потом бюст этак пятого размера, пресс с кубиками, пупок, в котором торчит серьга в виде колокольчика, ниже… э… как бы поприличнее это назвать… интимная зона без эпиляции, а потом две ноги, обутые в практичные туфельки на небольшом каблуке. Завязки и окантовка передника были телесного цвета, так что с первого взгляда и не сообразишь, что на девочке фартук.
– Немедленно сними это безобразие! – распорядилась Монахова-старшая.
– Чего не так? – не поняла Настя, которая не видела изображение на ткани.
Я приблизилась к ней, развязала тесемки и стащила с нее «красоту».
– Откуда в нашем доме эта мерзость? – повторила вопрос хозяйка. – Родион!
– Чесслово не знал, что он такой, – на мой взгляд, честно ответил студент. – Мне его Алиска вчера вечером подарила, в пакете. Сказала: «Там прикол, фартук». Я сверток в сумку сунул и забыл о нем. А сейчас вспомнил.
– Отвратительно! – передернулась Антонина. – Не смей дружить с этой девочкой!
– Милая, это всего лишь неумная шутка, – сказал Кирилл. – Напомню тебе первое правило того, кто хочет сделать свою душу здоровой: никого никогда не осуждать. Родион сам должен решить, хочет он тратить свою прану общения на Алису, какую энергию от нее получит взамен, и лишь тогда он поймет, как должен поступить. Это его душа, его жизнь, его путь. Мы можем лишь дать сыну пример. Скажи, милая, ты бы носила такой фартук?
– Нет! – отрезала Антонина.
Кирилл повернулся ко мне.
– А вы, Степа?
– Маловероятно, – улыбнулась я.
Отец взглянул на дочь.
– Настюша, твое мнение?
– Жесть дерьмовская, – высказалась Настя. Но потом, вспомнив про роль хорошей девочки, быстро добавила: – Так говорят девицы, которые передники с гадкими рисунками покупают. А я отвечу: «Нет, папочка, лучше я свою красивую футболочку запачкаю, но никогда-никогда эту пакость не повяжу».
Я мысленно зааплодировала Насте.
– Миша, рыси в торговый центр, – приказала Роза.
– Не надо, – остановила я администратора. Затем сняла с крючка большое кухонное полотенце, голубое в мелкий цветочек, вынула из кофра булавки и, задрапировав ткань крупными складками, закрепила ее на талии девочки. – Так подойдет?
– Супер! – обрадовалась режиссер. – Камера! Мотор! Начали!
Настя подошла к холодильнику и открыла дверцу.
– Спагетти в шкафу на второй полке, – шепотом подсказала мама. – Извините, Анастасия волнуется, ведь впервые стоит перед объективом, поэтому все путает.
– Да, мамочка, – сладко пропела любительница косметики «Бак», – меня прямо колбасит, то есть трясет всю.
– Не переживай, это не прямой эфир, – приободрила ее Роза, – при монтаже лишнее вырежем, получится супериссимо.
Настя порылась в шкафу и достала упаковку, на которой крупными красными буквами было написано: «Растворимый какао «Гномы и Аленушка», стопроцентно натуральные какао-бобы с добавлением тертой сушеной моркови и свеклы».
– Наверное, жуткая дрянь этот напиток, – хмыкнул Дима.
– Солнышко, спагетти в высокой узкой керамической банке, – вновь пришла на помощь дочке Антонина. – Теперь кастрюльку вытаскивай, она внизу, под разделочным столиком. Налей в нее воды.
Настя наполнила гнутую алюминиевую емкость водой из-под крана. Я, увидев утварь, удивилась. Ну и ну! Сколько лет этому монстру? Помнится, во времена моего детства на кухне в гостинице «Кошмар в сосновом лесу»[2] была подобная посудина, в ней варили яйца.
А Настя выхватила из банки макароны, воткнула их в холодную воду и удивилась:
– Мала кастрюля! Не влезают!
Роза вскинула брови, но в этот драматический момент раздался звонок в дверь.
– Розочка, сделайте любезность, откройте, – попросила Антонина.
Режиссер вышла в коридор. Мать живо вытащила спагетти из кастрюли, включила электрический чайник, вылила в алюминиевого уродца вскипевшую воду, водрузила все на огонь и начала медленно опускать в нее длинные трубочки, приговаривая:
– Настенька, деточка, ты слишком эмоциональна, представь, что находишься на кухне одна.
– Вам принесли посылку, – сообщила Роза, входя в кухню.
– От кого? – поразилась хозяйка.
– Мне пакет не отдали, – пожала плечами режиссер.
– Ой, ой, у вас тут что, кино снимают? – заверещал из-за ее спины противный въедливый голос. – Как интересно! Можно посмотреть?
В кухню протиснулась полная пожилая дама, одетая, несмотря на теплый май, в шерстяное платье с меховым воротником.
– Вы знаменитости, да? – с жадным любопытством осведомилась она. – Почему тогда купили квартирку у Родионовых? Она маленькая, тесная, надо было приобрести жилье Кротковых, у них объединены трешка и однокомнатная. Давайте знакомиться. Я председатель ТСЖ, Нина Егоровна Лямзина.
– Очень приятно, – ответила за хозяйку дома Роза, – но мы очень заняты, лучше отложить церемонию вручения верительных грамот на другой день.
– Я не собираюсь мешать, – обиделась Нина Егоровна, – но вы должны были предупредить меня о приезде киногруппы. Общее собрание нашего дома решило, что любые съемки должны проходить с моего согласия. Поэтому сейчас необходимо рассказать…
– В вашем подъезде много знаменитостей проживает? – улыбнулась Роза. – Отчего местный контингент напрягают камеры, а? Вы принесли посылку? Так отдайте ее хозяйке.
– Но есть постановление собрания… – попыталась сопротивляться излишне любопытная тетка.
– Есть закон, – повысила голос Роза, – который гласит: никто, даже участковый, не имеет права переступить порог чужого жилища без ордера прокурора.
– Дорогая Нина Егоровна, – зачирикала Антонина, – очень вам благодарна за заботу. Давайте бандерольку. Заходите к нам вечерком, поговорим по душам.
Лямзина протянула ей пакет, обернутый в светло-коричневую бумагу и запечатанный сургучной нашлепкой.
– Странно, тут нет штемпеля, – удивилась Роза, – только номер квартиры и надпись: «Антонине Монаховой, лично». Как к вам попала посылка?
Лямзина сложила губы трубочкой.
– Я забочусь о своем здоровье, поэтому всегда хожу по лестнице вверх-вниз пешком, лифтом не пользуюсь. Увидела у ваших дверей сверток и забеспокоилась: вдруг там бомба? Знала, что въехали новые жильцы, может…
– Похоже, кто-то его вскрыть пытался, – перебил оператор Дима, забирая у Антонины упаковку и положив ее на стол. – Сургуч пробовали отковырнуть, но не получилось.
– Пакет уже таким ко мне в руки попал, – закудахтала Нина Егоровна, – а на почте излишне любопытная Надька работает.
– Люблю нашу почту, – пропел Саша. – Хочешь спрятать труп – отправь его посылкой из одного района Москвы в другой. Но эту посылку кто-то подкинул под дверь. Роза правильно отметила: штемпелей нет.
– На что вы намекаете? Я патологически нелюбопытна! – взвизгнула Лямзина. – Мы живем в условиях угрозы терроризма, подъезд мог на воздух взлететь. Я отвечаю за безопасность жильцов, поэтому взяла опасную вещь и решила отдать непосредственно получателю.
– Отличное решение! – с ухмылкой «одобрил» Саша. – Конечно, нехай новых жильцов в клочья разнесет. Но это нелогично: если квартира Монаховых квакнется, то и остальные пострадают.
Дима вышел из-за камеры и взял Нину Егоровну под локоток.
– Разрешите проводить вас на выход?
– Я еще вернусь! – пригрозила председательница ТСЖ.
– Непременно приходите. Вечерком за чашечкой травяного настоя поболтаем, – сказала ей в спину Антонина.
– Офигела, ма? Реально собираешься с этой жабой чай глушить? – в свойственной ей манере выпалила Настя. Но сразу осеклась и исправилась: – Ой… Мамочка, ты хочешь с этой бабушкой подружиться?
– Степа, сделайте любезность, попудрите мне носик, – попросила хозяйка, сделав вид, что не услышала вопроса дочки.
Я взяла кисточки и начала поправлять безупречный макияж Монаховой.
– Жесть! – заорал Родион. – Бли-ин!
Вздрогнув, я посмотрела на него и поняла: пока все отвернулись от стола, Родя вскрыл упаковку, выудил оттуда коробку и откинул крышку.
– Милый, ты почему так грубо разговариваешь? – укорила сына мать.
– Щаз сблюю… – сдавленно сказал парень и опрометью кинулся в коридор.
– Чего там? – засуетилась Настя и в один прыжок очутилась около посылки. – А‑а-а‑а! А‑а-а‑а!
Девочка отшатнулась и налетела на Розу. Та отстранила ее, посмотрела на стол и зажала рот рукой.
Мы с Кириллом, Антониной и операторами приблизились к коробке. Меня чуть не стошнило от увиденного.
Внутри в пластиковой упаковке, похожей на те, в которые в магазинах раскладывают готовые салаты, лежало нечто кровавое, отвратительное. Через секунду я сообразила, что это вроде бы куски сырой печени, на которых лежит… человеческий глаз. Рядом с ним блестело обручальное кольцо. Мне безумно захотелось зажмуриться, но лицо закаменело, желудок задергался, по позвоночнику побежали мурашки, а уши вспыхнули огнем.
– К внутренней стороне крышки коробки приклеена записка, – деловито сообщил Саша. – «Монахова, я знаю твой секрет, все вижу».
Побледневшая Антонина рухнула на табуретку. Кирилл продолжал молча рассматривать «подарок».
– Кто это прислал? – взвизгнула Настя.
Саша неожиданно рассмеялся и двумя пальцами взял глаз.
Роза закрыла лицо ладонями, вскрикнув:
– С ума сошел?
А оператор положил жуткую вещь на стол и пояснил:
– Это конфета. Их в магазине приколов продают.
Тележурналистка опустила руки.
– Глаз не настоящий?
– Нет, – успокоил ее Саша. – Сам такие покупал, племянника пугал. Магазин называется «Веселый вампир», там до фига подобного. Кстати, а вот потроха настоящие, вроде куриные, печень мелкая. Кольцо…
Парень вытащил украшение, повертел.
– Хм, не золотое, очень легкое. Может, латунь или медь. Правда, я не разбираюсь в металлах. Что скажешь, Дим?
Второй оператор, успевший выпроводить Лямзину и вернуться, тоже стал изучать трофей.
– Не, медь рыжеватая… Думаю, это просто дешевая безделушка, такие в ларьках с газетами продаются.
В кухню влетел Родион.
– Вау! Че, правда, прикол? Я офигеваю! Где такое берут?
– В «Веселом вампире», – повторил Саша. – Там есть марципановые уши как бы отрубленные, черепа из теста и куча подобных жутких сладостей в ассортименте.
Я перевела дух. Удивительно, что мне, прожившей все детство в гостинице с названием «Кошмар в сосновом лесу», где постояльцев пугали печеньем в виде отрезанных пальцев и разлитой на лестнице фальшивой кровью, не пришло в голову, что коробку прислал шутник-идиот.
– Фу… – выдохнула Монахова. – Кому могла взбрести в голову идея так пошутить? Кирилл, ты как? В порядке?
Супруг молча кивнул.
Я с сочувствием посмотрела на Антонину. Видно, что ее сильно испугал чей-то неуместный прикол. Даже под слоем плотного грима заметно – лицо ее потеряло все естественные краски. И, похоже, она очень любит мужа: в первую очередь поинтересовалась его состоянием, а детям никаких вопросов не задала. Если хотите понять, кто в семье любимчик хозяйки, обратите внимание на то, о ком она позаботится в первую очередь в момент опасности или стресса. Что вы крикнете, услышав про пожар в доме: «Где моя мама? Любимый, скорее беги на выход! Дети, закройте лица мокрыми полотенцами! Боже, моя собака…»? Кого или что схватите, бросаясь на улицу? Шкатулку с документами? Коробку с деньгами? Кошку? Ребенка? Вы могли сколько угодно твердить о любви к дочери, но, если в момент опасности подхватили на руки не ее, а морскую свинку, значит, именно это животное занимает главное место в вашем сердце.
– Кто-то решил развлечься, – пожал плечами Дима.
– Очень глупо, – прошептала хозяйка.
– Дураков на свете много, – философски заметил Саша.
– Посылка точно вам адресована? – усомнилась Роза.
Настя расправила коричневую оберточную бумагу.
– Ага. Номер дома и квартиры верный. И надпись: «Антонине Монаховой, лично». Это точно маме.
– Среди моих знакомых способных на столь дикую выходку нет, – отрезала хозяйка дома.
Дима пошел к камере.
– Вас несколько раз показывали по телику, вы уже стали знаменитостью, а в Москве на один квадратный метр сто психов приходится. Адрес свой скрываете?
– Нет. А разве надо? – удивилась Антонина.
– Кретин прогуглил фамилию, – вступил в беседу Саша, – и припер презентик.
– А зачем он напечатал записку: «Монахова, я знаю твой секрет, все вижу»? – спросила Настя.
– Идиот же, – подвел итог Дима. – Что у дурака в черепушке варится, ему одному известно.
– Митя прав, – подхватил Александр. И продолжил: – Вас раскручивают – значит, на огонек жабы слетятся. Так всегда происходит, оборотная сторона известности.
– Нам не нужна слава, мы хотим помочь тем, кто отчаялся, впал в депрессию, предался унынию, – речитативом пропела Антонина. – Чем больше людей узнает о Доме Души, примет участие в его возведении, а потом станет его посещать, тем прекраснее будет жизнь. Правда, дорогой?
Вопрос повис в воздухе – только сейчас я поняла, что Кирилл тихо покинул кухню.
– Можно я глаз возьму? – попросил Родион. – Завтра подброшу его Алиске в сумку. Вау! Она помрет!
– Нет, – отрезала мать, – эту дрянь надо выкинуть.
– Подарочек нужно показать полиции, – посоветовала я.
– Зачем? – удивилась Антонина.
– Специалисты вычислят, кто по-идиотски пошутил, и накажут «шутника», – ответила я.
Хозяйка взяла со стола бумажную салфетку, промокнула вспотевший лоб и покачала головой:
– Приятно встретить в наше циничное время молодую девушку, которая верит во всемогущество полиции. Степа, в отделении просто расхохочутся, никто такой ерундой заниматься и не подумает. Эту гадость надо вынести из дома. Родя, брось это в пакет… вон они, в корзинке лежат… и оттащи на помойку.
– Все равно я глаз возьму, – пробормотал себе под нос первокурсник.
– Нет, – ледяным тоном возразила мать.
– Тебе что, жалко? – заканючил юноша. – Мне охота над Алиской прикольнуться.
Роза хлопнула в ладоши.
– Все, забыли о происшествии! Настенька, спагетти уже сварились? Проверь готовность. Ребята, работаем, иначе до вечера даже одну сцену не отснимем. Поскакали… Настюша, твоя задача разложить макароны по тарелкам и посыпать сыром. Потом займемся другим эпизодом. О’кей? Давай, дорогая. Камера! Мотор!
К моему удивлению, Анастасия уже не смотрела на маму как тонущий в бурном водопаде цыпленок. Девочка натянула толстые варежки, уверенно схватила дуршлаг, опрокинула в него макароны, встряхнула их пару раз, потом вытащила одну трубочку и… подбросила ее. Естественно, та упала на пол.
– Недошвырнула, – деловито сказала повариха. – Щас…
Она выудила следующую макаронину и повторила действие. На сей раз спагеттина долетела до потолка и прилипла к нему неподалеку от затрапезной трехрожковой люстры.
– Раз, два, три, четыре, – начала считать Настя.
– Что ты делаешь? – поразилась Антонина.
– Отстань, собьюсь… то есть извини, мамочка, не мешай, пожалуйста, – скороговоркой произнесла дочь. И продолжила: – Пять, шесть… десять… двадцать… тридцать. Не, сырые пока.
Настя перебросила содержимое дуршлага назад в кастрюлю.
Мать подскочила к юной «кухарке».
– Котеночек, спагетти уже сварились.