Дарья Донцова
Кто в чемодане живет?
Глава 6
На следующий день в начале первого в дверь моей квартиры позвонили. Я сам открыл и увидел высокого стройного мужчину лет сорока, у ног которого громоздился здоровенный баул.
– Доброе утро, – басом произнес он, – разрешите представиться, Генри фон Дюпре. Матушка велела у вас поселиться.
Я, ранее думая, что «мальчику» лет восемнадцать-двадцать, на всякий случай уточнил:
– Вы сын Анны?
– Он самый, – подтвердил «малыш». – Скажите, в вашем пансионе предусмотрен завтрак в комнаты? Не люблю трапезничать в общем зале. Анна предупредила на ресепшен, что мне нужна отдельная ванная?
– Простите, господин Дюпре, вы находитесь в квартире Ивана Павловича Подушкина, – церемонно заметил Борис.
– Прошу извинить, – улыбнулся Генри, – я перепутал номер. Матушка написала…
– Все правильно, – сказал я, – вы попали по нужному адресу. Но я не сдаю внаем жилье.
– Да? – поразился гость. – Как же тогда?
– Иван Павлович пригласил господина Дюпре пожить у себя в качестве гостя, – растолковал секретарь, – бесплатно. Ваша спальня налево. Прошу сюда. Вот. Вуаля!
Борис распахнул дверь, я удержал возглас удивления. Мой помощник постарался изо всех сил. Обои он, правда, не поменял, зато вместо приятных моему глазу темно-коричневых портьер на окне висели светло-голубые. Этот цвет преобладал и в обстановке. Плед на кровати, ковер, скатерть на журнальном столике и куча других предметов были колера летнего итальянского неба.
– Отдельной ванной нет, – пел Борис, – в доме два санузла. Одним пользуется господин Подушкин, другим я. С удовольствием подвину зубную щетку, чтобы вы поставили рядом свою.
Генри поднял бровь.
– Ясно. Спасибо.
В комнату с радостным лаем влетела Демьянка.
– Пес, – поежился Генри.
Я присоединился к беседе.
– Вы боитесь собак?
– Вовсе нет, – протянул господин Дюпре и попытался отпихнуть Демьянку от своего единственного, но здоровенного чемодана.
Псинка, однако, не желала отойти от огромного кофра на колесиках, она скребла его лапой, нюхала, затем попыталась укусить за нижний угол.
– Фу, – строго приказал Борис, – сидеть.
Демьянка завыла. Секретарь схватил ее за ошейник и уволок прочь.
– Сейчас Борис запрет безобразницу, вернется и поможет вам распаковать вещи, – пообещал я.
– Не стоит. Сам прекрасно справлюсь. Не люблю, когда кто-то разбирает мои принадлежности, – отказался фон Дюпре.
– Желание гостя закон, – улыбнулся я, – если передумаете, мой помощник к вашим услугам.
На лице сына Анны появилось задумчивое выражение, потом уголки его губ медленно поползли вверх. Мне стало понятно, что он наконец-то сообразил: я не владелец меблированных комнат, а равный Генри по воспитанию и образованию человек.
– Чудесно, – залопотал гость, – спальня до изумления похожа на мою обитель дома. Благодарен вам за приют. Здесь так уютно. О! Мишка! Точь-в-точь такой же живет в моей комнате дома. Очаровательно! Еще раз примите мое большое спасибо. Оказался в ваших владениях ненадолго, надеюсь вас не обременить.
– Рад помочь, – ответил я ничего не значащей светской фразой и ушел.
Через пару минут из гостевой раздались грохот и бабий визг. Я поспешил назад, постучал в дверь и спросил:
– Генри, вам помощь нужна?
– Нет, спасибо. Извините, я уронил чемодан, – объяснил гость, – право, это ерунда.
– Иван Павлович, вас, – сказал Борис, подходя ко мне с трубкой в руке.
Я взял у помощника телефон, из которого незамедлительно раздался хриплый баритон.
– Господин Подушкин?
– Именно он, – ответил я. – С кем имею честь общаться?
– Бурмакин Василий Федорович, – представился абонент, – следователь, занимаюсь убийством трупа, обнаруженного в селе Коклюшки. Нам надо поговорить.
– Конечно, – согласился я, меня восхитил оборот «убийство трупа», – говорите, куда приехать.
– А если я сам к вам в агентство заскочу? – неожиданно предложил Бурмакин.
Я несказанно удивился, но быстро ответил:
– Буду рад встрече в своем скромном офисе. Адрес…
– Через полчаса появлюсь, – перебил Бурмакин, – куда ехать, знаю.
В изумлении я положил трубку в карман. Мы с Олегом вчера вызвали полицию, приезда которой пришлось ждать очень долго. Находиться в избе, где лежало тело, было весьма некомфортно, поэтому мы сидели в машине. Прибывший на место дознаватель не стал нас с Рыбаковым опрашивать, он лишь взял наши координаты и велел уезжать домой. На мой взгляд, это неправильно, но я не стал спорить с толстым одышливым человеком, которому по внешнему виду можно было дать лет сто. Домой так домой. Но когда я уже завел мотор автомобиля, из избы вышел полицейский и крикнул:
– Эй, парни, помогите трупешник перевернуть.
Вот тут я не выдержал:
– Думаю, медэксперт, который сюда приедет, будет очень недоволен нашим поведением.
– Еще чего, – прокряхтел местный «Эркюль Пуаро».
– Вы без перчаток и бахил, – продолжал я, – тело до приезда криминалистов перемещать нельзя. И абсолютно недопустимо просить свидетелей трогать мертвеца.
– Уезжайте, – разозлился полицейский, – нашелся тут специалист, частный детектив, блин! Уж я поумней и поопытней тебя!
И вот теперь сей малоприятный тип едет в офис моего агентства? Более чем странно. Я не успел еще поразмыслить на сей счет, потому что из комнаты, в которой поселился Генри, опять раздался истошный вопль.
– Могу вам чем-то помочь? – спросил Борис из коридора.
Ответа не последовало. Секретарь всунулся в кабинет.
– Иван Павлович! Господин Дюпре…
– Слышал, – остановил я помощника, – сейчас зайду к нему.
– Как-то неудобно, – смутился Борис, – мало ли чем он там занят.
Я двинулся в коридор.
– Генри не в гостинице поселился, а в моей квартире. Он не постоялец. Как хозяин я имею право в любое время войти в каждую комнату своих апартаментов. Сейчас мы слышали крик, это обстоятельство настораживает.
Я остановился у двери и постучал.
– Генри! Что у вас случилось?
Тишина.
Я нажал на ручку и увидел открытый совершенно пустой кофр и парня, который стоял, прижавшись спиной к шкафу.
– Простите за вторжение, – произнес я, – я слегка обеспокоился звуком, который донесся из спальни. А вы не реагировали на стук в дверь.
– Мы испугались, вдруг вам плохо, – добавил Борис.
– Я раскладывал вещи и пел, мечтаю стать оперным исполнителем. Сейчас ставлю голос, – ответил Генри.
– Тогда мы более не будем нервничать, услышав громкие звуки, – заверил я, – располагайтесь с комфортом.
– Возможно ли попросить у вас чашечку эспрессо и чай, зеленый, – заулыбался Генри, – ни в коем случае не стану обременять вас заботой о себе, намерен питаться сам, но сразу после приезда…
– Сейчас сделаю, – пообещал Борис, – хотите кофе и чай одновременно?
– Да, – подтвердил гость, – люблю сначала выпить эспрессо, потом крепкий чай.
– Желаете перекусить? – спросил секретарь. – Омлет на быструю руку?
Генри отвел глаза в сторону.
– Благодарствую. Я бы съел болтушку из одного яйца и глазунью из двух.
– Омлет и яичницу разом? – повторил секретарь.
– Да, в две тарелки и кари прибавь, – подтвердил гость, – люблю разнообразие вкусов.
– Минут через десять в столовой накрою завтрак, – заверил Борис.
Генри сконфузился.
– Хочу вам объяснить… Вероятно, моя просьба выглядит странно… но прошу понять некоторые особенности семьи Дюпре. Наш фамильный замок имеет площадь шесть тысяч квадратных метров. Я обитаю в правом флигеле, зал для вкушения пищи расположен в центральной части. Мне туда идти четверть часа, не меньше. Матушка позволила мне питаться в детской. Исключительно ради сбережения моих физических сил и времени, коего у меня мало, а в гимназические годы совсем не было. Кроме того, в зале над камином висит пугающая картина. «Саломея с головой Иоанна Крестителя». Я ее боялся, и до сих пор дискомфортно на нее смотреть.
– Тициан, – кивнул я, – великое произведение, но, соглашусь с вами, мрачное, жестокое. Если не ошибаюсь, оно хранится в Риме, в галерее Дориа-Памфили.
– Там копия, – возразил Генри, – подлинник у нас дома.
Я не стал спорить, гость продолжил:
– Посему с младых ногтей я привык трапезничать в одиночестве. На людях кусок в горло не лезет.
– Сервирую завтрак в спальне, – согласился Борис.
Мы с секретарем вышли из комнаты и взглянули друг на друга.
– У каждого свои привычки, – вздохнул Борис, – гостя надо окружить комфортом.
– Согласен, – кивнул я, – отнесите Генри поднос в спальню. Хорошо, что в моей квартире не шесть тысяч квадратных метров. Бедняга парень! Наверное, он, живя в замке, всегда пьет холодный чай и ест остывшие блюда. Пока из кухни кушанья доставят, они замерзнуть успеют.
– В крупных отелях на тележках для доставки заказа в номер предусмотрены маленькие горелки, – растолковал Борис. – Возможно, Дюпре такие используют.
И тут раздался звонок в дверь.
Глава 7
– Вчера на месте происшествия я видел другого сотрудника, – заметил я, когда мы с гостем устроились в кабинете. – Чай, кофе? Бутерброды?
– С удовольствием угощусь капучино, – потер руки парень в джинсах и светло-голубой рубашке, – если честно, я проголодался.
Я позвал Бориса, тот пообещал сделать свои фирменные сэндвичи с курицей. Бурмакин пришел в восторг, рассыпался в благодарностях. Минут десять мы занимались пустыми разговорами, в конце концов я решил, что хватит зря тратить время.
– Василий Федорович, зачем я вам пригодился?
Юноша откашлялся.
– Никак не привыкну к отчеству, если обращаются так, как вы сейчас, то я вздрагиваю и начинаю оглядываться: где тут старичок Федорович?
– Ваша профессия обязывает к официальности, – предупредил я, – господин Бурмакин государев человек.
– Кто? – удивился юнец.
– Чиновник, – перевел я выражение на современный язык. – Посетители должны вас по батюшке величать.
– Но с вами мы коллеги, – возразил парень.
Я удивился еще сильнее. Не секрет, что в частные сыщики идет много бывших сотрудников МВД. Но действующие полицейские не преминут заметить, что гусь свинье не товарищ, мало кто из них назовет сотрудника детективного агентства «коллегой». А уж я, никогда не служивший «на земле», и вовсе не достоин уважения. Правда, я, став владельцем конторы «Шерлок», обзавелся приятелями в рядах борцов с преступностью на окладе у государства. Вот они ценят мои профессиональные качества по достоинству. Жаль только, что Макса Воронова больше нет.
– Дело об убийстве неизвестного трупа поручили мне нарочно, – вздохнул Василий. – Уверен, без Ренаты Глебовны тут не обошлось.
– Минуточку, – остановил я гостя. – Почему неизвестного? Я полагал, что в избе тело Нины Игоревны Лапиной пятнадцати лет. По словам Ильи Рыбакова и Вениамина Морозова, приятелей жертвы, бабушка Нины не заплатила деньги за работу матери Ильи. У семьи из-за этого случился финансовый коллапс. Школьники решили исправить ситуацию, разыграли похищение Нины. Девочка спряталась в доме покойной бабушки Рыбакова. Я понял, что киднеппинга не было, мы с отцом Ильи отправились за Ниной и нашли несчастную с разбитым лицом на кровати.
– Ну нет, – возразил Василий, – все не так.
– Я не успел еще побеседовать с Галиной Михайловной, вчера приехал поздно, не счел нужным сообщать даме ночью трагическое известие. Сегодня с утра пока не смог до нее дозвониться, – кивнул я. – Возможно, вы правы. Все не так. Вероятно, деньги Алине Марковне передали, а она их куда-то дела, соврала, что ее обманули. У женщин свои секреты. Понимаю, внешность человека не всегда соответствует его сущности, но Лапина не похожа на мошенницу, она мать богатого бизнесмена, для нее восемьдесят тысяч рублей не составят проблему.
– Я про другое говорил, – протянул Бурмакин, – жертва идентифицируется как Лариса Михайловна Бумагина девятнадцати лет. Но это предположительно. Поэтому я и сказал: неопознанный труп.
– Но на теле была футболка с надписью «Ниночка», – напомнил я. – Почему девушка в одежде с чужим именем?
– Фиг его знает, – вздохнул Бурмакин, – Рената небось постаралась, чтобы мне стремное дельце подбросили. Она надеется, что я не справлюсь. И в стоматологи подамся.
– Василий Федорович, не понимаю, о ком вы ведете речь, – остановил я парня, – если вас интересует, что знаю я, то в общих чертах сообщил сведения вчера полицейскому, который прибыл по вызову. Могу их дополнить. С Ренатой я никогда не встречался, среди моих знакомых дамы с таким именем нет.
– Это моя мама, – пояснил Бурмакин, – владелица частной зубной клиники. Я младший сын. Есть еще Юра – старший, вот он радость мамули, дантист, женат, отец двух детей. А я решил следователем стать. Год сижу в отделе, зарплата пустяковая, интересных дел не поручают. В основном у телефона дежурю или в интернете копаюсь. Мама мою карьеру порушить надеется, ждет, когда мне осточертеет бумажки туда-сюда перекладывать. Уверен, муттер Федору Петровичу, моему начальнику, велела меня на приколе держать. Я поступил в мединститут, выполнил приказ матери. Но не собирался провести жизнь рядом с бормашиной. Мне другое интересно: перестрелки, погони, преследование преступника на самолетах…
– Друг мой, вы насмотрелись сериалов, – улыбнулся я, – в жизни следователя, слава богу, мало событий, о которых вы сейчас упомянули. Большую часть рабочего времени он проводит за изучением бумаг или за болтовней с разными, чаще всего неприятными людьми. Прибавьте сюда профессиональную болезнь полицейских гастрит, недостаток сна, маленькую зарплату, требовательное сверх меры начальство, ненормированный рабочий день… Может, ваша маменька права? Дантисты хорошо зарабатывают, у них крепкие семьи. А у полицейских распадается каждый второй брак.
– Нет, – отрезал Василий, – у меня другие жизненные планы. Мать решила младшего сына измором взять. Она велела Федору Петровичу меня к стулу в кабинете прибить, думает, я от тоски-безделья офигею и в клинику ее сдаваться побегу.
Василий стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
– Фигу ей. До маман дошло – у меня упорства через край, и она придумала другой ход. Уверен, это ее идея мне висяк с трупом в избе подкинуть. Федор Петрович так мерзко утром улыбался, говорил: «Василий, застоялся ты, как поросенок в хлеву. Пора плавать начинать. Работай по убийству». Я сначала обрадовался, а как материалы почитал! Ё-моё!
– Полагаете, ваша маменька настолько значима, что может управлять начальником отделения? – улыбнулся я.
Бурмакин хихикнул.
– Мамаша до того, как своей клиникой обзавестись, в ведомственной пахала. Да у нее все полицейское начальство пломбы ставило, и до сих пор они к матери рулят. Эмвэдэшников она у себя бесплатно обслуживает. Да у нее сам Николай Львович с разинутым ртом в кресле сидит. Соображаете?
Я понятия не имел, кто такой Николай Львович, но ответил:
– О! Сие меняет дело.
Василий хлопнул ладонью по коленке.
– Ну, вот так! По плану мамаши я дело завалю, и меня выгонят. Куда деваться? Ползти к бормашине.
– Зачем вы приехали? – не выдержал я. – Хотите услышать мой наиподробнейший рассказ о том, что я знаю?
– Хочу вас нанять, – выпалил гость.
Я подумал, что ослышался.
– Кто-то из ваших знакомых нуждается в моих услугах?
– Ага, я, – уточнил Василий, – лично.
Похоже, мне не удалось справиться с удивлением, которое явно отразилось на моем лице.
– Не волнуйтесь, – затараторил Бурмакин, – я в средствах не стеснен, могу заплатить сколько потребуется. Наликом. Аванс я принес!
На мой стол шлепнулась пачка купюр.
– Хватит? – поинтересовался посетитель.
– Прежде чем дойдем до денег, необходимо составить договор, – пояснил я, – я выставлю счет, вы перечислите сумму в банк. Наличку я не принимаю. Но, простите, Василий Федорович, вы сами служите следователем. Зачем вам понадобился частный детектив?
– Вот те на, – удивился Бурмакин, – я уже объяснял: дело глухарь, его раскрыть надо.
Я уставился на посетителя, в такую ситуацию я попал впервые. В мой кабинет приходят разные люди со всякими, подчас странными, проблемами. Один раз мне пришлось искать болонку с ошейником, украшенным крупным бриллиантом. Но следователь, который хочет, чтобы я вместо него кинулся по следу убийцы?! С таким я еще не сталкивался.
– Я полазил в интернете, почитал про детектива Подушкина, вы профи, – с легкой завистью в голосе заметил посетитель, – а я с глухарем не справлюсь. Помогите. А? Будем вместе пахать, только главный вы! Очень прошу, никак мне нельзя облажаться. Если накосячу, Федор Петрович кому надо доложит, представит меня балластом и отправит малолетними преступниками заниматься. Такой у них план, у матери и у моего начальника. Вчера я ее телефонный разговор подслушал. Она прямо говорила: «Федюня, постарайся». И о чем мамахен ныла? Явно обо мне. Не оставьте меня в беде. Заплачу вам.
Я посмотрел на румяные пухлые щеки посетителя.
– Простите, сколько вам лет?
– Двадцать пять, – отрапортовал Бурмакин, – школу окончил, мамахен в медвуз запихнула, год отучился, сбежал на юрфак, получил диплом, попал в отделение. Знаете, как меня мать поедом жрала, пока я на юридическом учился?! У вас же в молодости, наверное, тоже мечта была. Сейчас, в старости, вам уже ничего не надо, а вы вспомните свою юность и поймете меня.
Дверь тихо скрипнула, появилась Демьянка, в зубах она несла красный лифчик с устрашающе торчащим в разные стороны черным кружевом.
– Вау, – хихикнул Василий, – вы, несмотря на возраст, зажигаете!
– Борис, – крикнул я.
Секретарь незамедлительно возник в комнате.
– Слушаю вас!
Я показал глазами на собаку.
– Что это?
– Демьянка, – ответил помощник.
– Не кто, а что, – вздохнул я, – у нее из пасти свисает.
– Матерь Божья! – подпрыгнул Борис. – Фу! Где ты это взяла?
– Сейчас она ответит, – захохотал Василий, – я вам вместо пса доложу: стянула у бабы, которая тут живет.
– Иван Павлович не женат, – быстро заметил секретарь.
– Чтобы спать с кем-то, штамп не требуется, – возразил Бурмакин.
Из коридора послышался грохот, потом раздался голос Генри.
– Господа, я временно покидаю ваш гостеприимный дом.
Я встал.
– Борис, развлеките пока Василия Федоровича, я провожу господина Дюпре.
Глава 8
Я вышел в прихожую и опешил. На Генри красовалась белая косоворотка с вышитыми повсюду красными петухами. Брюками служили темно-синие шаровары с оранжевым кушаком. На голове гостя сидел картуз, слева в него был воткнут искусственный цветок мака. Сбоку на длинном шнуре висела балалайка. Сын Анны натягивал черные сапоги.
– Уезжаете? – только и смог сказать я.
– Ухожу, – уточнил «малыш».
– С кофром? – продолжил я, разглядывая чемодан, который стоял у вешалки. – Можете смело оставить его в комнате, никто его не возьмет.
– Там шубы мамы, – сообщил Дюпре, – она просила их ей доставить. Срочно.
Я кивнул. Меховые манто – это именно то, без чего в раскаленной Москве в августе точно не обойтись.
– Когда вы отходите ко сну? – уточнил гость, поправляя съехавший картуз. – Не хочется разбудить вас и прислугу.
– До полуночи в доме никто не укладывается, – объяснил я и снял с крючка связку. – Возьмите ключи и приходите когда удобно.
– Прекрасно, – обрадовался «балалаечник», – крайне любезно с вашей стороны.
Гость схватил чемодан за торчащую вверх ручку…
– Подождите, – остановил я его. – Генри, вы часто посещаете Москву?
– Впервые прибыл, – улыбнулся он, – мама не ездила и мне не разрешала. В СССР опасно, на улицах стреляют, повсюду бандиты и голодные жители, которые хлеб из рук прохожих вырывают, много воровства, грабежей. Не испытывал особого желания посетить родину предков, но мамуля вбила себе в голову, что мне нужно посмотреть на страну ее детства и познакомиться с дворянским кругом.
– Вы прекрасно говорите на русском языке, – похвалил я Дюпре, – ни малейшего акцента.
Генри усмехнулся.
– С Анной не поспоришь, она наняла для меня няню из обедневшего рода Неустроевых. А та заставила меня с матерью только с помощью ее родной речи общаться. Я и кухню вашу знаю. Щи, борщ, ячневая каша с ливером, квас с изюмом, блины с икрой, сбитень, кисели.
– Генри, почему вы так оделись? – задал я наиболее интересный вопрос.
– Ошибка в выборе образа? – смутился гость. – Это исконно русский наряд. Специально приобрел его в магазине, где торгуют советскими швейными изделиями. Я уважаю родину мамы, однако я лишь наполовину советский и не ощущаю глубокую эмоциональную связь со страной предков. Но мне не хочется оскорблять взгляды прохожих, как говорят в Стране Советов, капиталистическими джинсами, поэтому…
Я кашлянул.
– СССР давно нет.
– Как? – изумился гость.
– В девяносто первом году Союз развалился, – уточнил я, – теперь мы живем в России.
Генри помолчал, потом протянул:
– Газет я не читаю, телевизор не люблю, интернетом не пользуюсь, а в книгах, которые есть в домашней библиотеке, речь только об СССР идет. Извините, если я совершил бестактность.
– Что вы, – улыбнулся я, – просто я решил на всякий случай вас предупредить. Генри, вы так оделись…
– Вам не нравится мой костюм, – опечалился Дюпре. – Скажите откровенно: что вам не по душе? Коренное население страны, в которую я приехал гостем, нужно уважать. Когда мы с мамой посещаем Шотландию, я всегда надеваю килт. В Париже хожу в красном берете и шарфе. В Америке – в джинсах, кожаном жилете с бахромой, сапогах до бедер из того же материала. Мама моя желание проявлять дружеские чувства к разным народам поддерживает.
– И что она сказала по поводу косоворотки, картуза с цветком и прочего? – поинтересовался я.
– Ничего, – ответил Генри, – это для нее сюрприз. Во всех странах прохожие на улицах меня приветствуют, делают фотографии.
– В Москве душно, – заметил я, – советую использовать легкие льняные брюки, футболку и сандалии. В сапогах вы далеко не прошагаете.
– Сандалии? – повторил Генри. – Это не моя обувь. И в СССР, ох, простите, в России их не носят. У вас лапти. Но я их не смог достать, поэтому пришлось натянуть эту обувь. Я строго соблюл соответствующий внешний вид. Дома внимательно изучил по картинам художников прошлых лет, как выглядел народ. Не хочу подчеркивать свою аристократичность. Мечтаю окунуться в массы. Получить бесценный опыт общения с простолюдинами, честными, прекрасными, наивными российскими крестьянами. Сожалею, что лапти не нашел. Отсутствие обуви из лыка – боль моего сердца. Представляю, как мамочка обрадуется, увидев меня одетым как мужчины ее детства.
– Ну да, Анна забьется в восторге, – пробормотал я. – Господин Дюпре…
– Простите, мне пора, – заторопился ряженый.
– Лучше переоденьтесь, – попытался я остановить Генри, – современные москвичи мало чем отличаются от жителей Нью-Йорка или Парижа.
– Понимаю, – кивнул Генри, – исторический костюм уже не в фаворе. Но для выражения респекта гражданам он необходим. Я пошел! Подскажите, где ближайшая стоянка извозчиков?
– Такси можно поймать на улице или вызвать по телефону, – объяснил я, – давайте организую вам наемный экипаж.
– Хочется самому окунуться в гущу жизни родины предков, – возразил недоросль и покатил чемодан к выходу.
– Генри, – окликнул я его, – простите мое беспардонное любопытство, чем вы занимаетесь?
Он оглянулся.
– Составляю каталог картин нашего замка, параллельно пишу книгу о музее искусств Дюпре, он открыт в нашем имении, по выходным вожу группы экскурсантов. Работы по горло. Я искусствовед. А вы? Надеюсь, мой вопрос вас не оскорбил.
– По образованию я редактор, – начал я, – окончил некогда Литературный институт, а сейчас…
– О-о-о-о! – восхитился сын Анны. – Приятно встретить человека, с которым сразу ощущаешь общность взглядов. Восхищен вашей библиотекой, она не такая большая, как в замке, но подобрана с тонким вкусом, во многих томах закладки. Глубоко впечатлен вашей эрудированностью. И…
Из кабинета вышла Демьянка.
Генри запнулся на полуслове.
Я увидел, что изо рта псинки по-прежнему свисает красный с черными кружевами лифчик, и быстро произнес:
– Понятия не имею, где собака сие нашла, в доме нет женщин. Возможно, отрыла на помойке и тайком в дом притащила.
Демьянка приблизилась к гостю, села у его ног и завиляла хвостом.
– Вы ей понравились, – улыбнулся я.
Псинка встала и, тихо повизгивая, начала скрести лапой чемодан. Бюстгальтер она выплюнула.
– Удаляюсь, пошел искать остановку конки![3] – воскликнул Генри и скрылся на лестничной клетке.
Я вернулся в кабинет и обнаружил там Василия и Бориса в процессе увлекательной, но непонятной мне беседы.
– Следует отбить, – велел мой секретарь.
– Никогда, – отрезал Бурмакин, – нарушится структура листа, на выходе будет тряпка.
– Нет, – заспорил Борис, – если пренебречь молотком, получится жестко.
– Можно потяпать серединку, – согласился Вася, – но по бокам конкретно не трогать.
– Без муки жарить.
– Невозможно. Сухо будет.
– Масла побольше.
– Несъедобно.
– Хотите покажу, как правильно делать?
– Давайте, – согласился Борис и встал из кресла.
Василий поднялся следом.
– Вы куда? – не понял я. – О чем шла речь?
– Василий Федорович знатный кулинар, – восхитился Борис, – поделился со мной парой потрясающих рецептов, простых в исполнении, но, полагаю, очень вкусных. Террин из курицы с фисташками. Полкило куриной грудки, сто граммов ветчины, горсть очищенных фисташек, сливки двадцатипроцентные семь столовых ложек, бекон – двести граммов, соль, перец по вкусу, одна столовая ложка сливочного масла. Сырое куриное мясо делим пополам. Одну часть пропускаем через блендер, вторую мелко-мелко нарезаем. Ветчину тоже режем крошечными кусочками. Все мясо, плюс фисташки, сливки, специи смешиваем. Сковородку…
– О нет! – перебил Василий. – Фу! Разъемную форму, прямоугольную, можно воспользоваться той, что для кекса, застилаем фольгой так, чтобы снаружи осталось побольше железной бумаги.
– Железная бумага, – повторил я, – впервые слышу такое словосочетание.
– Потом выстилаем ее беконом, – не обращая внимания на мое замечание, продолжал горе-следователь, – и опять надо сделать так, чтобы часть полосок сальца свисала за форму. На бекончик кладем фарш, прикрываем его сверху оставшимися полосками, фольгой. Если последней не хватает, можно еще оторвать от рулона, и в духовку. Я готовлю террин один час при температуре сто семьдесят. Но все зависит от духовки.
– Не особо люблю фисташки, – заметил Борис.
– Так не кладите их, – воскликнул Бурмакин, – это дело вкуса.
– Завтра же попробую, – азартно заявил Борис.
– Могу помочь, – предложил Василий, – а насчет отбивания капустного шницеля, о котором мы беседовали ранее…
Я кашлянул.
– Господа! Я люблю вкусно поесть, но сейчас у нас не гастрономическая проблема. Если в избе обнаружено тело Ларисы Михайловны Бумагиной, то где Нина?
