Дарья Аркадьевна Донцова Жираф – гроза пингвинов

Глава двадцать пятая

Терентьева наконец-то позволила себе чуть сгорбиться.

– Мне совершенно не хотелось принимать участие в каннибальско-магической забаве. Учтите, я не принадлежу к категории дам, которые не могут марципановую собачку съесть, причитают: «Ой, ой, бедный песик».

Конфета – всего лишь конфета, сделана, чтобы человек ею полакомился. Но фигурка с именем… На мой взгляд, это… не подберу слов…

– Не совсем лакомство? – подсказала я.

– Правильно, – согласилась Терентьева, – в колдовство я не верю. Но чем черт не шутит. Вдруг оно существует, сработает. Да и нет у меня людей, которых хочется навсегда лишиться. Но объяснять Ирине и Сергею свое нежелание участвовать в поедании фигурки с именем не хотелось. Им весело, зачем людям портить настроение? Поэтому я нафантазировала: «Вчера мой холецистит разбушевался. Простите, шоколадом сегодня не могу угоститься».

– Нам больше достанется, – засмеялась Ира.

И тут зазвонил телефон, хозяйка сняла трубку.

– Привет. В смысле? Эй, погоди!

Отлично помню, как Ира посмотрела на мужа, на ее лице появилось бескрайнее удивление.

– Похоже, Надька совсем рехнулась. Она сказала: «Не ждите, мы не придем, оставьте нас в покое». Мы их что, ждали? Ну как к ней после этого относиться? Реально психованная. Прислала подарок, чем здорово удивила меня! А теперь это заявленьице!

Сергей выпил стакан воды, взял трубку, набрал номер. Он долго ждал, потом повторил вызов и встал.

– Не подходит. Поеду к ней.

– Зачем? – рассердилась жена.

– Затем, что происходит нечто странное, а нам в Якутск отправляться, – отрезал супруг и ушел.

Мы остались втроем. Где-то через полчаса Полину стошнило. Я решила, что девочка объелась шоколадом, принесла ей капли от желудка. Ира пожаловалась на головную боль, стало понятно: мне пора домой. Арникова мне вслед сказала:

– Мы завтра отправимся к приятелям.

– В Якутск? – спросила я. – Наверное, далеко лететь.

Ира усмехнулась.

– Он под Москвой. Так дачный поселок называется. Полина с нами поедет. Вернемся, я ее к тебе приведу.

Все. Больше я никого из них живым не видела.

Глава двадцать шестая

Костин поднял руку.

– Разрешите вопрос?

– Конечно, друг мой, – кивнула гостья.

– Ирина и Сергей не ждали Надю с Ниной на день рождения Полины?

– Нет, они вообще никогда не устраивали дочери праздники, – пояснила Арина Борисовна. – В тот день сели вместе за стол с девочкой и со мной впервые.

Терентьева умолкла, вздохнула и обратилась к Костину:

– Если бы потом жизнь пошла, как раньше, я могла бы забыть тот день рождения Поли. Но когда все умирают… В этом случае навсегда запоминаешь события. Возможно, я упустила мелкие детали. Подчеркну – мелкие. Основные я изложила точно. Теперь мои догадки и предположения. Понятно, это лишь домыслы и размышления. Но разрешите мне их изложить. Я думаю, что Арниковы на самом деле собрались улететь в Якутск. Хотя не исключаю существования под Москвой дачного поселка Якутск, куда надо ехать на машине. В этом нет ничего необычного. Но Поля должна была отправиться с родителями, вот что странно. Еще пару дней назад Арникова просила меня ее забрать, а теперь передумала.

Арина Борисовна повернулась ко мне.

– Меня моя интуиция редко подводит, и способности рассуждать не отнять. Итак. Каковы факты? Ирина и Сергей не собирались жить вместе с детьми. Не нужны они им были. Поэтому Поля оказалась у меня, а Нина у Нади. Почему они не сдали девочек в приют? Сочли такой шаг пятном на своем имидже. Арниковы всегда старались производить впечатление идеальной семьи. В подъезде у нас по две квартиры на шести этажах. В начале девяностых первые новые русские, те, кто родился в дальних районах столицы или в городах вроде Люберец и Солнцева, захотели обитать в центре. Они стали выселять коренных москвичей вроде меня. Мне тоже делали, как им казалось, «выгодные» предложения. Но ни Ира с Сергеем, ни я с места не сдвинулись. А остальные поддались на уговоры. Состав жильцов быстро сменился. Из тех, кто в доме давным-давно обитал, остались только мы. Про новых хозяев ничего дурного сказать не могу. Воспитаны плохо, но пытаются выглядеть интеллигентными. Здороваются, двери входные открывают, улыбаются. Сделали ремонт подъезда. Привыкла я к ним за годы совместного обитания. Как-то раз мы с Полей вышли во двор, а навстречу Маргарита со второго этажа. Она заулыбалась: «Добрый день! Ваша племянница так похорошела». Наверное, на моем лице отразилось удивление. Рита его считала.

– Я что-то напутала? Не так родство назвала? Ирочка говорила, что вы ее тетя, помогаете ей ребенка воспитывать. Похвасталась: «Арина лучший в России специалист по этикету. Полю всему обучает».

Я сообразила, что Арникова не хочет выглядеть в чужих глазах матерью-кукушкой, и подтвердила:

– Да, да, я много лет объясняю дипломатам правила поведения.

Повторяю: забирать Полину Арниковы не собирались, про Нину вообще предпочли забыть. И вдруг! Уезжают вместе с девочкой? С какой целью? Отдохнуть, повеселиться? Пара всегда летом на море вдвоем каталась. Странно. Далее. Зачем некоторое время назад они пригласили в гости Надю и Нину? На это Иру и Сергея вынудило мое мнение: девочка должна знать, что у нее есть сестра-близнец. Именно так сказала Ира, сообщая мне о предстоящем совместном чаепитии. Дескать, она поняла справедливость слов умной женщины. Но!

Терентьева сделала паузу.

– Когда Нина и Надежда, посидев немного, сбежали со скандалом, я услышала, как Ирина воскликнула: «Сережа! Теперь тебе понятно, что Полина во сто крат лучше? Она идеально подходит. Нина же шалава. Надеюсь, ты более не станешь спорить».

Арина Борисовна поморщилась.

– Шалава! Сие словцо надо навсегда изгнать из своего лексикона. А уж произносить его в присутствии ребенка – преступление. Родители сами портят детей, а потом гневаются, винят в грубости подростка школу, его друзей. На себя никогда не сетуют. Но меня в тот момент обожгло не ругательство, а все высказывание Иры. Разрешите, повторю его: «Сережа! Теперь тебе понятно, что Полина во сто крат лучше. Она идеально подходит. Нина же шалава. Надеюсь, ты более не станешь спорить». У меня словно с глаз пелена упала. Вот по какой причине вторую девочку впервые за долгое время в родной дом позвали. Могу предположить, что в семье ранее был конфликт. Похоже, Ирина утверждала, что Полина полностью годится. А муж возражал: «Лучше Нина». По результатам визита Нади с девочкой победила жена, и они собрались в Якутск. Понимаете? Чаепитие – это смотрины. Нина им не понравилась.

– Для какой цели отбирали девочку? – не поняла я.

Терентьева дернула плечом.

– Сие мне неведомо.

– Материально пара была хорошо обеспечена? – поинтересовался Энтин. – Жили на широкую ногу или бедненько?

Арина Борисовна улыбнулась.

– Арниковы никогда не демонстрировали свой достаток. Одевались со вкусом, но скромно. Ира не блистала в бриллиантах, однако украшения у нее имелись. В еде они себя не ограничивали, квартира с дорогим ремонтом, импортной мебелью, посуда экстра-класса. Ира никогда не пользовалась дешевыми кружками. Она любила комфорт и красоту. Когда уезжали в командировки, то наряжались похуже, чем в столице. Дешевые куртки, обувь не новая. Один раз я аккуратно намекнула, что лучше отправиться в путь в московских нарядах. Арникова пояснила:

– Мы едем в город, которому далеко до столицы. Зарплаты там копеечные, народ небогатый. Не хочется на общем фоне выглядеть шейхами. Ты же всегда твердишь: «В бриллиантовом колье за картошкой не ходят». И привлекать внимание к себе нельзя. Злые глаза приметят столичных штучек, гадкие языки пойдут болтать: «В гостинице новые русские из столицы поселились». К нам в номер влезут воры. Лучше выглядеть, как все, меньше проблем будет.

Терентьева склонила голову к плечу.

– Некий резон в ее рассуждениях был. Не надо павлином в стае ворон гулять.

Арина замолчала, потом набрала в грудь воздуха, но более ничего не произнесла.

– Говорите, мы вас слушаем, – попросил Энтин.

– Менее всего хочу выглядеть в ваших глазах сплетницей, – нахмурилась гостья, – никогда не одобряла тех, кто не умеет язык на привязи держать. Болтливость и обжорство – вот главные причины несчастливой жизни человека. Но у нас сейчас разговор не на лавке у подъезда, поэтому скажу. Ирина числилась проводницей на железной дороге, Сергей носильщиком. Но у них там только трудовые книжки лежали. На самом деле Арниковы были агентами госбезопасности. Ира прямо о работе не говорила, но часто прозрачно намекала.

Арина Борисовна вскинула подбородок.

– Я уверена, что Надежда непричастна к смерти сестры, зятя и племянницы. Ей просто досталась роль преступницы. Почему? Чтобы милиция не добралась до настоящего убийцы. Если кого-то отправят за решетку, то дело в архив уйдет. Вроде все ясно, другого виновного искать незачем. Если учесть, где служила пара, то понятно: их коллегам легко любого представить злодеем. Наверное, Иру и Сергея лишили жизни коллеги. И последнее, что могу вам сообщить: Ирина боялась Жирафа.

– Жирафа? – повторила я. – Они в Москве не водятся.

– Полагаю, что это человек, – уточнила Арина Борисовна. – Один раз я зашла к соседке за какой-то мелочью. Уж не помню, что мне понадобилось. У них тогда был телефон с определителем номера. Женский голос произносил: «Звонит семь… девять… пять…» Диктовал весь набор, а потом, если номер имелся в книжке, уточнял, допустим, Иванов. Я зашла к Ире, что-то мы с ней обсудили, она побежала в туалет. И тут аппарат зазвонил, назвал цифры и объявил: «Жираф». Мне стало смешно. Ира вернулась в комнату, я ей сказала:

– «У меня зазвонил телефон, кто говорит? Слон». А тебя разыскивал Жираф.

У Арниковой лицо стало испуганным, она что-то пробормотала. Я поняла, что моя шутка не удалась, и ушла.

Глава двадцать седьмая

– Лампа, что за губная помада у вас в ванной стоит? – спросила Роза Леопольдовна.

Я зевнула, всю ночь мне мерещились какие-то страшные сны, и я встала с ощущением, что по мне танк проехал.

– Цвет изумительный, мой любимый, алый, – продолжала Краузе, – изготовлена фирмой «Диор». Самое новое их изобретение. Жидкое средство, фирма уверяет, что оно сутки не сотрется, можно есть, пить. Прекрасная косметика. Но цена!

Роза Леопольдовна вздохнула. Наша няня пример того, что настоящая женщина никогда не старится. Краузе уже не девочка, но она обожает декоративную косметику, постоянно пасется на сайтах магазинов, которые ею торгуют. Онлайн-лавки с одеждой, обувью, сумками няня тоже не обходит вниманием. Волосы у нее часто меняют цвет. Иногда я немею от красоты, которую вижу на ее голове. Хорошо хоть, что модница пользуется оттеночным шампунем, «радуга» на волосах держится до первого мытья.

Каждое утро, когда Краузе входит в дом, меня охватывает любопытство: кто она сегодня? Веселая цыганка? Скромная монахиня? Дама восемнадцатого века с мушкой на щеке? Бесшабашная студентка? Возраст Розы Леопольдовны тайна за семью печатями. Она спокойно говорит, например, в понедельник:

– Мне сорок лет!

Во вторник ей исполняется тридцать пять, в среду двадцать восемь, в четверг пятьдесят… Цифры всякий раз оказываются разными. Если кто-то удивляется: «Вроде прежде вы говорили, что старше», няня спокойно отвечает: «Правильно. Мне столько лет, на сколько я себя ощущаю. Если к вечеру опечалюсь, года мигом прибавятся».

Справедливости ради замечу, что никогда не видела Розу Леопольдовну в подавленном состоянии. Если происходит нечто неприятное, она на пару минут расстраивается, потом машет рукой.

– Пустяки, бывало и хуже, ерунда. Живу дальше с хорошим настроением.

По идее, такая женщина не подходит на роль няни, несерьезная она. Но Краузе на редкость ответственна, аккуратна, пунктуальна, готова играть с Кисой, но, если надо, говорит твердо: нет. Девочка ее обожает, няня любит ребенка, и я совершенно спокойно ухожу из дома. Мне все равно, кто Роза Леопольдовна сегодня, каков ее возраст, какой наряд она нацепила, как причесалась и накрасилась. Я ценю ее не за внешний вид.

– Редкой красоты помада, – вздыхала Краузе, – наверное, привезена из-за границы. В Россию «Диор» такой оттенок не поставлял. Я уточнила.

Я опять зевнула.

– Роза Леопольдовна, не знаю, о какой косметике вы говорите, но мне помада не нужна. Если вам нравится, то я с удовольствием отдам ее.

– Мне? – ахнула Краузе.

Я изобразила раздумье.

– Можно предложить Максу или Володе, но они любят декоративные средства в зеленых тонах.

Краузе заморгала, а я засмеялась.

– Роза Леопольдовна, забирайте из ванной непонятно как попавшую туда помаду и пользуйтесь ею на здоровье.

– О-о-о! – воскликнула няня, но тут же осеклась. – Нет, нет. Это очень дорогая штука.

– Видели меня когда-нибудь с алыми губами? – осведомилась я.

Краузе на мгновение задумалась.

– Да.

– Когда? – изумилась я.

– Ну… когда-то, – туманно ответила она.

– Наверное, я заболела, заработала температуру и в бреду схватилась за косметику, – хихикнула я. – Пожалуйста, Роза Леопольдовна! Если не заберете, я выброшу тюбик.

Краузе молча пошла в санузел, и тут ожил домофон.

– Ты дома? – закричал голос Зои. – Открой.

– Нет, – ответила я, – уехала в офис.

– А кто говорит? – спросила Яковлева.

– Автоответчик, – пробормотала я и открыла дверь.

– Шутница, – засмеялась соседка, – домофон с автоответчиком! Таких не делают.

– А зря, – вздохнула я, – полезная вещь. Вернешься домой и узнаешь, кто в твое отсутствие в гости напрашивался.

– Нас трое, – заявила Зоя, – со мной Никита Павлович и Фаина Сергеевна.

– Это кто? – спросила я.

Зоя сделала большие глаза.

– Обожаю твой юмор. Ха-ха! Дизайнеры нового оформления нашего подъезда. Мы вместе ходили изучать…

– Да, да, – закивала я, – но сегодня я не могу вас сопровождать. Очень занята по работе.

– Мы на пять минут, – пообещала Яковлева, – надо посмотреть на собак!

– Зачем? – удивилась я и посторонилась.

– Добрый вечер, – произнес Никита.

Я покосилась на часы, которые висят в прихожей. Восемь утра.

– У меня в горле пересохло, – пожаловалась Зоя. – Кофейку не найдется?

Я вспомнила о гостеприимстве.

– Конечно, проходите, пожалуйста.

– Руки можно помыть? – осведомился Никита. – Ездил смотреть коттедж под отделку, хочется освежиться.

– Сейчас покажу вам санузел, – пообещала Краузе. – На дворе недавно рассвело. Вы ночью дом изучали?

Никита кивнул.

– У каждого хозяина свои требования. Этот заказчик свободен только после трех утра.

– О, мне вас жаль, – ахнула Роза Леопольдовна, – представляю недовольство вашей супруги.

– Я убежденный холостяк, – сообщил дизайнер.

– И правильно, – сказала няня.

Никита удивился.

– Правильно?

Роза Леопольдовна повела его в сторону ванной для гостей, по дороге объясняя свою позицию.

– От жены хорошего не жди. Деньги ей все отдай, а взамен что? Щи? Слишком дорогая плата за противный супчик и пилежку, которую баба станет каждый день проводить.

Мы же с Фаиной устроились в комнате, я включила кофе-машину, и потек разговор:

– Знаете о концепте? – осведомилась дама, делая глоток из чашки.

– На стене у каждой квартиры изобразят домашнего питомца хозяев, – улыбнулась я. – Замечательная идея.

– Хочу изучить ваших собачек, чтобы они вышли похожими, – пояснила Фаина.

Я привела мопсих.

– Какие красавицы, – умилилась гостья, – хороши необычайно. Можно их щелкнуть?

– Нет, – возмутилась Краузе, которая успела вернуться в кухню.

– Ладно, – не стала спорить Фаина, – но, может, у вас есть фото девочек? Люди думают, что собаки все на одну морду, но это неверно. Лица у них разные.

– Снимков много, – улыбнулась я, – но лучше вам самой их запечатлеть.

Фаина смутилась.

– Ваша подруга против, чтобы я их снимала.

Краузе вскинула брови.

– Я няня и помощница по хозяйству. Почему вы решили, что мне не по нраву фотосессия Фиры и Муси?

– Я спросила: «Можно их щелкнуть?» А вы ответили: «Нет».

Роза Леопольдовна кашлянула.

– Я не так вас поняла. Подумала, что вы вознамерились девочек по-настоящему щелкнуть пальцами по носу.

Фаина взяла телефон. Когда мопсихи были запечатлены в разных позах, я попросила:

– Хочется, чтобы на стене появились изображения обеих собак.

– Не сомневайся, именно так мы и сделаем, – пообещала Зоя.

– Есть просьба, – продолжила я, – в подъезде, который мы осматривали, одна из дверей была оформлена, как вход в пасть акулы. Мне это не нравится. Не хочу, чтобы у гостей и у нас создавалось впечатление, что Фира или Муся их глотают.

– Нет, нет, – замахала руками Фаина, – я полностью с вами согласна. Крайне неприятное визуальное решение. Мало кому захочется примерить на себя роль жертвы морского хищника, и даже оказаться проглоченным милейшим мопсом не очень приятно. Цвет шубки сделать натуральным или посочнее?

– Поярче! – воскликнула Роза Леопольдовна, которая успела нанести на губы новую помаду, а на глаза зеленые тени. – В жизни так много серого, скучного.

– Черную шубку увести в синеву или серый тон? – продолжала беседу Фаина.

Мы договорились о цвете, об изображении мордочек, выпили кофе, съели печенье… В конце концов я забыла о хороших манерах и спросила:

– А где ваш спутник?

– Он руки моет, – ответила Фаина.

– Похоже, они у него, как у великана, длиной и шириной с Тверскую, – неделикатно заметила Краузе. – Что в лапах полтора часа скрести? Или Никита в чумном бараке ночевал?

Дизайнер улыбнулась.

– Он иногда может от усталости в любом месте заснуть, в особенности если ночью работал.

– Бедняга, – пожалела Никиту Краузе, – пойду разбужу его. В санузле неудобно сны смотреть, можно с унитаза упасть.

Няня ушла, я сварила еще кофе. Говорить с Фаиной было более не о чем, тему ее визита мы обсудили полностью. Пора гостям уходить.

– Его там нет, – заявила Роза Леопольдовна, возвращаясь в столовую, – ушел!

– Да? – удивилась Фаина. – Впервые такое происходит, обычно Никита без меня не уезжает. Совсем зарапортовался. Мне пора в офис, до свидания. Спасибо за кофеек и печенье.

Я проводила ее до двери, живо оделась и помчалась в гараж.

Глава двадцать восьмая

Не успела я выехать на проспект, как позвонил Костин с вопросом:

– Ты где?

– Еду к Надежде Арниковой, – напомнила я, – Константин Львович вчера договорился с ней о встрече. Мы с Энтиным у ее дома встречаемся.

– Жираф существует, – сообщил Володя.

– Ты только сейчас это узнал? – развеселилась я. – Живет в Африке, у него длинная шея…

– Я про человека, – перебил меня приятель. – Вчера Арина Борисовна сказала, что Ирина боялась Жирафа. Навряд ли она опасалась млекопитающего, да и по телефону оно звонить не умеет. Возможно, это кличка, которая родилась от фамилии. Я велел Николаше поискать, и он нашел. Жираффэ Леон Вальтерович.

– Странная фамилия, – заметила я.

– Поговорить с этим Леоном не удастся, – объяснял далее Володя, – он умер. Своей смертью, от глубокой старости. По профессии он хирург с безупречной репутацией. У него есть единственный сын, он пошел по стопам отца. Марк Леонович Жираффэ. Леон Вальтерович в начале девяностых основал одну из первых частных клиник. Сын ею руководил, о нем в соцсетях нет ни одного дурного слова, только хвалебные комментарии: «Золотые руки», «Спасает безнадежных больных», «Не берет ни деньги, ни подарки». Активный противник грудных имплантов, увеличения губ, блефаропластики и всего такого прочего. «Под нож хирурга идут только по жизненным показаниям» – эти слова он постоянно во всех своих аккаунтах писал. Но! Марк уже несколько лет инвалид, у него случился инсульт. Детей у него нет.

– Ну и почему Ирина могла бояться доктора? – удивилась я.

– Может, она ему задолжала? – предположил Костин.

Я затормозила на повороте.

– Врач не тот человек, кого мы ищем, он парализован. Вероятно, Жираффэ вовсе не Жираф. Это прозвище.

– Николаша не нашел никого с такой кличкой, – возразил Вова.

– Почему вы решили, что он из криминальной среды? – удивилась я. – Что, если у него рост два с половиной метра? И парня так в школе прозвали. Или он всегда носит желто-коричневый пиджак, смахивает на обитателя просторов Африки? Или зоолог, который работает с длинношеими животными?

– С тобой трудно спорить, – приуныл Костин, – никаких зацепок, кроме слова «жираф», нет. Поэтому я и ухватился за Жираффэ. Скорей всего, он не тот, кто нам нужен. Ты права. Зачем дрожать от страха, если тебе звонит врач?

Я поежилась.

– Я покрываюсь холодным потом, когда на экране телефона высвечивается фамилия «Темкин. Клиника Голливуд». Аркадий Залманович мне никогда не сделал больно, у него волшебные руки, он прекрасный стоматолог. Но я жуть как его боюсь.

– Может, Жираф – дантист? – предположил Костин.

– Или гинеколог, – подсказала я, – женщины их тоже не жалуют.

– Уролог тоже весьма неприятен, – заметил Володя, – и сидеть перед кабинетом УЗИ не большая радость.

– Там не делают больно, – удивилась я, – просто обмазывают липким гелем и утюгом водят.

– Я прямо жду, что доктор мне про рак всех органов скажет, – признался приятель, – не хожу к врачам, потому что побаиваюсь, вдруг чего найдут?

Я припарковалась у нужного дома.

– Ну и ну!

– Что случилось? – насторожился Костин.

Я вышла из машины.

– Наш мэр решил извести владельцев автомобилей, как тараканов. Цена парковки убивает. Я приехала. Пойду к Надежде Петровне.

– Может, она в курсе, кто такой Жираф? – оживился Володя. – Не забудь спросить. А я пока побеседую с доктором. Энтин приехал?

– Уже рядом, идем в подъезд, – отрапортовала я.

Костин вздохнул.

– Будем надеяться, что Надежда хоть немного разгонит туман, которым пока окутано это дело. Знаешь, мне сейчас все не нравится.

– Надеяться на Надежду, – повторила я, – каламбур случайно получился. Ты прав, пока мы не очень преуспели. Наверное, преступник, который отравил шоколад, уже знает, что его заказ не дошел до адресата. И предпримет новую попытку отравить кого-то.

– Заказ не дошел, – повторил Костин, – не дошел заказ. У меня родилась идея. Проверю – расскажу.

Володя отсоединился, я посмотрела на Константина.

– Кто с хозяйкой через домофон побеседует?

– Лучше вы, – предложил психолог, – незнакомый мужской голос может испугать женщину.

Я нажала на кнопку и сказала:

– Константин, предлагаю перейти на «ты».

– Кто там? – спросил женский голос.

– Добрый день, Надежда Петровна, – начала я, – меня зовут Евлампия Романова. Вы согласились побеседовать с нами. Я не одна, а с Константином Львовичем Энтиным.