Дарья Донцова
Инь, янь и всякая дрянь

Глава 1

Если ты понятия не имеешь, чем занимаешься, назови это аналитической работой.

Я в сто пятьдесят восьмой раз включила запись и уставилась на экран. Когда Чеслав принес диск и запустил его, меня, бедную, чуть не стошнило от ужаса. Телевизор равнодушно продемонстрировал картинку: темноволосая женщина сидит на стуле, самом обычном, белом, пластиковом. На одной ножке круглое темное пятно – кто-то приложил к стулу горячий предмет и слегка подпалил его. Вроде ничего особенного? Ну да, если бы только лицо несчастной не было покрыто синяками и ссадинами. Один глаз у нее почти заплыл, рот заклеен полосой скотча, руки привязаны к спинке, а ноги примотаны к ножкам. Сначала мне показалось, что незнакомка мертва, но потом она пошевелила головой. И тут из левого угла кадра выдвинулась черная фигура. Она вытянула руку с пистолетом, зазвучал явно измененный с помощью компьютерных технологий голос:

– Срок закончился. Думаю, тебе придется искать новую жену, эта уже пришла в негодность.

Затем раздается тихий щелчок, и по светлой кофте женщины медленно растекается алое пятно. Сначала оно было маленькое, потом делалось шире, шире, шире. Темноволосая голова откинулась набок и упала на грудь, экран погас. Все, казнь свершилась.

Как я уже упоминала, запись принес Чеслав, начальник нашей группы. И теперь мне, Тане Сергеевой, нужно увидеть на экране хоть что-то, что выведет на след убийцы.

Женщину, привязанную к стулу, зовут Оксана Родриговна Бондаренко. Ее муж Федор – мягко говоря, странная личность. Неделю назад Оксана не вернулась с работы. Как поступил бы нормальный человек, если супруги полночи нет дома? Конечно же, он…

Стоп. Прежде чем ответить на этот простой вопрос, нужно учесть несколько фактов. Оксана вполне добропорядочный человек, не пила, не курила, работала в бухгалтерии затрапезного предприятия, больших денег ни на службе, ни дома в руках не держала. После работы, в начале седьмого вечера, она садилась на маршрутку, доезжала до метро, спускалась в подземку и катила домой через весь город. Путь этот занимал два часа (собственно, столько же времени длилась поездка на работу утром).

На мой взгляд, Оксана невероятная дура. Если произвести элементарные математические вычисления, то получается, что за рабочую пятидневку она проводила в транспорте двадцать часов. В году пятьдесят две недели, значит, в год выходит больше тысячи часов на дорогу. Если разделить последнее число на двадцать четыре, то получается сорок с лишним суток! Почти полтора месяца Оксана проводила в течение года в пути. С ума сойти! Не легче ли найти работу в соседнем доме и ходить к своему калькулятору пешком, а? Если бы Оксана трудилась в каком-то пафосном месте, еще хоть как-то можно было бы понять необходимость транспортных мучений, но она-то работала на хлебозаводе и получала за труд пару медных копеек. Ей-богу, я абсолютно не понимаю некоторых людей! С другой стороны, бухгалтеров пруд пруди, может, бедняжке не удалось найти работу неподалеку от родного подъезда?

Ладно, оставим в стороне пустые размышлизмы и вернемся к известным фактам. Утром первого июля Оксана, как обычно, направилась к метро (Бондаренко живут не очень богато, у них нет машины). В свою бухгалтерию фигурантка вошла точно в девять – прямо не женщина, а курьерский поезд, прибыла по расписанию! – и занялась расчетами. В восемнадцать ноль-ноль Бондаренко встала, взяла сумку и покинула хлебозавод. Все, больше ее никто не видел.

Почему главбух не стала паниковать, когда примерная сотрудница на следующий день не явилась на работу? А с какой стати терять голову? Ведь ровно в девять часов начальнице жены позвонил Федор и сказал:

– Оксана заболела, свалилась с температурой.

– Пусть выздоравливает, – милостиво ответила начальница, – вызовите врача для оформления бюллетеня.

Теперь вернемся к вопросу, что сделал бы нормальный мужик, если бы жена до полуночи не вернулась домой. Собственно говоря, насчет нормального мужика все понятно, а вот Федор, когда супруга так и не появилась (и даже не позвонила), лег спать. В пять утра в квартире раздался телефонный звонок, некто произнес два слова:

– Почтовый ящик.

– Что? Кто говорит? При чем тут почта? – стал спрашивать спросонья Федор, но из трубки уже летели короткие гудки.

Очевидно, муж Бондаренко не отличается большой сообразительностью, потому что он решил: кто-то ошибся номером – и преспокойно улегся спать дальше.

В семь утра Федор решил спуститься на первый этаж за газетой, открыл ящик, и ему в руки выпал диск. Бондаренко и тут не удивился (вот такой спокойный человек!), просмотрел прессу и уехал на службу. Лишь вечером, усевшись у телевизора, он надумал поинтересоваться, что же содержит нежданный подарок, и запустил диск.

Запись оказалась короткой. На экране возникло изображение Оксаны. Она была привязана к стулу и казалась то ли одурманенной наркотиками, то ли напуганной до потери сознания.

– Меняем ее на тайну, – прозвучал за кадром странный голос. – Если пойдешь в ментовку – она покойница. Завтра, Ваганьковское кладбище. В полдень. У церкови.

Федор страшно удивился. О какой тайне идет речь? Но решил, что завтра в полдень все выяснится, и… лег спать.

В указанное время заботливый супруг приехал на погост и стал расхаживать у церкви. Был какой-то православный праздник, поэтому народу вокруг толпилось много. Федор провел на площади четверть часа, а потом уехал несолоно хлебавши – к нему так никто и не приблизился.

На следующее утро в почте обнаружился новый диск. На сей раз, правда, Бондаренко не стал ждать вечера, запустил DVD сразу. На экране опять появилась Оксана. Выглядела она намного хуже, чем в первом «кино», – ее, похоже, сильно избили.

– Меняем жену на тайну, – без всяких эмоций произнес тот же голос. – Пойдешь в ментовку – она покойница. Завтра. Ваганьковское кладбище. В полдень. У церкви.

Федор покорно выполнил приказ, но получился какой-то день сурка. К нему опять никто не подошел. А спустя неделю в том же почтовом ящике он обнаружил диск с записью казни.

Бондаренко растерялся и решил посоветоваться с… мамой. Но тут ему позвонили из милиции. Оказалось, что кто-то отправил точь-в-точь такую же запись сотрудникам правоохранительных органов. Впрочем, у них есть железное правило: нет трупа – нет дела. Мертвого тела Оксаны Бондаренко никто не видел, но ведь была снята сцена убийства, весьма шокирующее зрелище, и механизм следствия начал со скрипом вертеться.

В милиции Федору задали кучу естественных вопросов. Почему он не испугался, когда жена не пришла ночевать? Отчего не обратился в милицию, увидев первый диск? О какой тайне идет речь?

Федор постарался достойно ответить дознавателю. Наверное, здесь уместно привести запись их беседы.

– Ваша супруга частенько задерживалась на службе?

– Нет, она всегда около восьми приходила домой, плюс-минус пятнадцать минут. Мы живем не у метро, надо еще от станции на маршрутке проехать.

– Оксана не любила гулять?

– В парке?

– После рабочего дня многие женщины любят расслабиться, ходят по торговым центрам. Оксана была из таких?

– Нет, у нас денег немного, еле-еле на жизнь хватало!

– Можно бродить по лавкам, не делая покупок.

– Она не любила без цели шляться, только конкретно, за едой или стиральным порошком.

– А одежда?

– Откуда на нее средства взять? Старое донашивала.

– Значит, ваша жена сразу после службы отправлялась домой?

– Да.

– И не встречалась с подругами?

– Нет.

– Никогда?

– Я их не видел.

– Вообще?

– Я их не видел, – повторил Федор.

– Может быть, Оксана болтала с ними по телефону?

– Не слышал, при мне она не разговаривала.

– Ага, понятно. Вернее, совсем непонятно.

– А что, собственно, не так?

– Да вообще-то странно получается, Федор Николаевич. Ваша супруга всегда аккуратнейшим образом являлась домой в восемь…

– Могла без пятнадцати прийти, иногда чуть позднее восьми, – уточнил муж.

– Хорошо, но сути дела ваше последнее замечание не меняет. А потом вдруг Оксана не является ночевать, и вы не переживаете?

– Зачем дергаться? Может, осталась у подруги.

– Вы же сами сказали, что подруг у нее нет.

– Я так не говорил. Сказал: я их не видел.

– Хотите убедить меня, что подруги у Оксаны все-таки были, просто вы с ними не встречались?

– Ну, наверное.

– Ладно, – следователь не терял самообладания. – Но неужели вас не поразило требование обмена жены на некий секрет?

– Удивило, конечно.

– О какой тайне шла речь?

– Понятия не имею! Оксану, наверное, по ошибке похитили.

– Откуда вы знаете, что супругу похитили? – милиционер решил поймать Федора на несоответствиях.

– Не сама же она себя к стулу примотала и побила, – раздалось в ответ.

– Вижу, вы очень любили свою жену, – не выдержал дознаватель.

– Я к ней хорошо относился, на Восьмое марта цветы дарил. И вообще, такого мужа еще поискать: не пью, не курю, зарплату в дом несу. Не то что некоторые.

– Кого вы имели в виду, сказав «некоторые»?

– Мужики любят погулять, а я идеальный, – не постеснялся похвалить себя Федор.

И тут у следователя кончилось терпение.

– Я со своей женой через день ругаюсь, – заорал он, – но, если Ленка домой после полуночи не явится, всех на ноги подниму!

– Так у вас власть, – забормотал Федор, – вы при погонах ходите, а я оператор малой механизации. Кому такие нужны?

– Кто? – слегка остыл следователь.

– Я работаю на машине в фирме, – пояснил Бондаренко. – Ну… если по-простому… коридоры мою.

– Коридоры? – удивился мент.

– Я ж вам в самом начале разговора сказал, – с укоризной заметил Федор. – Так и представился: Федор Бондаренко, оператор на фирме «Вир» ^[1]. Оперирую машиной, такой маленькой, со щетками. На ней удобно коридоры мыть.

– Коридоры? – вновь переспросил следователь.

– Ага, – подтвердил Федор. – В комнаты меня не пускают, там другие чистят. У нас по бумажкам проход, их Леонид Михайлович раздает: синие, желтые, красные… Моя зеленая, значит, я езжу только по коридору, еще в столовую могу заходить, для техперсонала. Служба хорошая. Платят, правда, мало, но у меня много свободного времени, в четыре уже домой отпускают. Я на досуге картинки собираю из кусочков. Вот сейчас купил мозаику из пяти тысяч частей. Такую не всякий сложит! Их надо потом склеить и…

– Послушай, объясни честно, почему ты сразу к нам не пошел? А? Отчего не явился, получив первый диск? – оставил официальный тон следователь.

– Так ведь они предупредили: если я обращусь в милицию, то Оксанка – покойница, – протянул Федор. – И разве б вы ее искать стали? Я ж не президент! Да и я думал, вернут ее. Зачем им моя жена? Готовит она плохо, никак не научится правильные щи варить, как мама.

Тут только до следователя с большим опозданием дошло: у Федора явно проблемы с головой, и он отпустил Бондаренко домой.

– Что скажешь? – спросил Чеслав, после того как я прослушала запись допроса и посмотрела «кино».

– Федор Бондаренко псих? – ляпнула я.

Чеслав поднял бровь.

– Полина Юрьевна, его мать, объяснила: сын родился вполне нормальным, но в подростковом возрасте подрался с мальчишками и получил удар по голове. Оказался в больнице, ему сделали операцию, удачную, паренек выжил, но, похоже, хирург ему в мозгах все же что-то повредил. У Феди стало плохо с памятью, он бросил школу, попытался выучиться на повара, затем на маляра, но ни одну профессию освоить не сумел. В конце концов Бондаренко взяли на работу уборщиком. В армии он не служил, его признали негодным.

Я кивнула, подумав: хорошо хоть откровенных идиотов в армию не забирают.

– Полина Юрьевна была счастлива, когда Оксана согласилась выйти за Федю замуж, – продолжал Чеслав. – Мать Бондаренко не очень пожилая женщина, но по виду совершенная старуха, у нее большие проблемы со зрением, тяжелая гипертония, было аж три инфаркта. Ясное дело, ее мучил вопрос: если она умрет, что станется с сыном? И тут появилась Оксана. Может, кому-то такая невестка и могла показаться не очень удачной кандидатурой: сорок лет, скромная зарплата, заурядная внешность, и навряд ли сможет родить ребенка, но для Полины Юрьевны Оксана была принцессой. Потому что она единственная, кто согласился строить семью с ее Феденькой. И все недостатки избранницы сына в данном случае превращались в достоинства. Наследников Бондаренко не надо, отсутствие у Оксаны красоты и амбиций – тоже большой плюс. Такая баба не уйдет к другому, не захочет делать карьеру. Короче, свекровь не знала, куда невестку усадить и чем угостить. Да еще квартира, в которой жили супруги, принадлежала жене, Федор все еще прописан у мамы. Понимаешь?

– Его интерес ясен, – кивнула я. – Но что могло привлечь Оксану? Да, она не супермодель, но тысячи женщин самой простецкой внешности преспокойно выходят замуж за нормальных мужчин!

Чеслав усмехнулся.

– Даме сорок. Никаких кавалеров на горизонте не было. А Федору нет тридцати, и беда у него только с головой, физически он здоров и крепок. К тому же парень не пьет, не курит, тихий, ведет домашнее хозяйство, в свободное время складывает пазлы. Как думаешь, сколько баб с удовольствием променяют своих алкоголиков с дипломами о высшем образовании на ласкового идиота?

– Короче, Федор вне подозрений? Не он подстроил похищение?

– Ему нет никакого смысла, – сказал Чеслав. – А вот тот, кто задумал преступление, отлично знал, как поведет себя Федор, и рассчитывал, что милиция, естественно, его заподозрит. Надо же, муж ждал несколько дней и не обращался в органы, потому что ему запретил похититель! Мало кто так поступит. Вопросы есть?

– Полно, – ответила я… – Зачем кому-то похищать обычную бухгалтершу? Как правило, есть два варианта ответа на этот вопрос: деньги и информация, их обычно хотят получить в обмен на чью-то жизнь. С финансами тут явный облом – Бондаренко бедны как церковные мыши, никакого навара не снять. Оксана не актриса, не политик, не звезда шоу-биза, газеты не заинтересуются ее судьбой, и я сильно сомневаюсь, что бухгалтерша с хлебозавода была в курсе тайн государственной важности. Так кому понадобилось ее убивать?

– Вот ты это и выяснишь, – сухо сказал Чеслав.

– Но… как… – растерялась я.

Начальник пожал плечами.

– Действуй. Вот телефон Эдуарда Кузнецова, который занимался делом Бондаренко, можешь рассчитывать на помощь следователя.

Я растерянно заморгала. Те, кто не первый раз встречается со мной, знают, что я не юрист и никогда не служила ни в милиции, ни в ФСБ, ни вообще в какой-либо силовой структуре. У меня нет медицинского образования, я не способна, бросив беглый взгляд на бездыханное тело, торжественно заявить: «Время смерти десять часов утра, кончина наступила вследствие огнестрельного ранения, произведенного из пистолета». Я не сумею отличить колотую рану от резаной и, честно говоря, до жути боюсь покойников. Я могу заорать при виде мыши (впрочем, пауков не выношу еще больше, чем грызунов, и ни за какие коврижки не пойду одна поздним вечером в подвал даже собственного дома). Физическая подготовка у меня страдает на обе ноги, извините за идиотский каламбур, – я никогда не занималась спортом, быстро бегать и высоко прыгать мне мешает лишний вес. Конечно, я постоянно пытаюсь похудеть, но пока все попытки были безуспешными. Да, еще я не владею компьютером, не умею водить машину и до сих пор не выучила таблицу умножения. В общем, как видите, госпожа Сергеева – настоящий Джеймс Бонд.

Что заставило Чеслава взять подобный экземпляр в свою группу, которая занимается выполнением спецзаданий? Маловероятно, что его привлекло мое доскональное знание литературы. Предполагаю, что за меня ходатайствовал муж, гениальный актер по имени Гри. Впрочем, по паспорту моего супруга зовут Аристарх, и он невероятно красив, умен, талантлив, молод. Ох, лучше остановиться, о Гри я могу говорить часами. Поверьте, иметь такого мужа – невероятное счастье и… огромное неудобство. Каждое утро, подходя к зеркалу, я спрашиваю себя:

– Эй, девушка, почему Гри на тебе женился? И по какой причине он до сих пор не удрал от своей суперкрасавицы? ^[2]

И поверьте, ответа на сии вопросы у меня нет. Зато есть огромный страх, временами переходящий в ужас. В особенности жутко мне делается по вечерам, когда я, встав на весы, вижу, как стрелка решительно переваливает через цифру «80». Нет, Гри непременно бросит толстуху, это лишь вопрос времени. Зачем красавцу чудовище?

Глава 2

Чеслав помахал рукой перед моим носом.

– Татьяна! Ау! Выйди из тьмы, включи свою наблюдательность и скажи, что ты увидела на дисках?

Я потрясла головой, отогнала прочь ужасные мысли об уходе мужа и сказала:

– Ничего.

– Совсем? – разочарованно спросил Чеслав.

– Пластиковый стул самый обычный. Белый, дешевый, такие везде продаются. На ножке есть черное пятно, вроде ее прижгли чем-то горячим, но это нам ничего не дает. В качестве фона для видеозаписи выбрана чистая белая стена, ни одного предмета мебели, кроме стула, к которому привязана несчастная, в кадре нет. Убийца одет в черное, лица не видно. Может, если Дима поработает со звуком и изображением, мы что-нибудь узнаем, – бойко отрапортовала я.

– Коробков не смог выжать из записи ничего особенного, – ответил Чеслав, – кроме одного: голос на записи принадлежит Спонжу Бобу.

– Кому? – подскочила я.

– Это персонаж известного мультика, по-русски его зовут Губка Боб, – пояснил начальник. – Слова «меняем ее на тайну», «она покойница», «завтра», «в полдень», «у церкви» – звуковая «нарезка» из того же рисованного фильма.

Я непонимающе заморгала. Чеслав потер ладонью лоб и поинтересовался:

– О программе фотошоп слышала?

– Конечно.

– И что ты о ней знаешь?

– Можно взять мою голову, приставить ее к телу красотки – победительницы конкурса «Мисс Вселенная», а затем поместить изображение рядом с изображением американского президента, и получится, что он вручает мне огромный букет роз.

– Точь-в-точь такие же возможности существуют и для звука. Человек берет чужие фразы, вырывает их из контекста, соединяет вместе – и опля, мы имеем обращение от похитителя, – сказал Чеслав.

– Значит, у преступника есть дети. Либо он сам смотрит сериал про ту мочалку. Остальные про него и не слышали! – протянула я.

– Тонкое наблюдение, – без тени улыбки отметил Чеслав, – но я ожидал от тебя большего.

– Ваганьковское кладбище тоже из импортной мультяшки? – запоздало удивилась я. – Насколько помню, в записи на диске были слова про этот погост.

– Да, – кивнул Чеслав, – в мультике в одной серии дело происходит на кладбище и в тексте звучит название «Ваганьковское». Уж не знаю, почему так решили поступить при дубляже.

– Наверное, ради прикола. Значит, нарезка из мультика… Надо же было ухитриться сделать такую! – воскликнула я.

Чеслав чихнул.

– Коробков уверяет, будто ему на подобный трюк понадобится четверть часа.

Я протяжно вздохнула. Наш Коробок – гений. По годам он уже дедушка, но, глядя на Димона, забываешь про его возраст. Он покрыт татуировками, носит собачий ошейник, утыканный шипами, изредка, в минуту хорошего настроения, красит ногти черным лаком. А еще он периодически меняет цвет волос и сооружает креативные прически (например, в понедельник Дима предстал передо мной с ярко-зелеными волосами, заплетенными в косу). В качестве личного средства передвижения Димон предпочитает мотоцикл, и ездить с ним я вам не советую, а если все же рискнете, непременно наденьте памперсы. У меня появилась седая прядь после того, как Коробков по приказу Чеслава однажды привез меня на место происшествия. Даже труп, увиденный после этой поездки, не поверг меня в ужас, хотя обычно при виде покойника я превращаюсь в соляной столб. Но в тот день, сойдя с байка Коробкова, я поняла: ничего в жизни не может быть хуже, чем мчаться на мотоцикле со скоростью истребителя, лавируя, как взбесившийся заяц, между машинами, пешеходами и вопящими от негодования гаишниками. А еще Димон крайне невоздержан на язык и иногда матерится. Вот только все эти его недостатки и странности искупает одно достоинство – Коробков компьютерный гений. И гениальный хакер. Если вы попросите его влезть в личный ноутбук президента, то есть в тот, где глава государства держит семейные фото, будьте уверены – через пятнадцать минут Димон окажется там, где надо. Я, с огромным трудом отправляющая обычный е-мэйл, смотрю на дедулю как на бога. Впрочем, называть Диму стариком нельзя – он намного моложе нас всех, думаю, ему лет тринадцать (не по паспорту, конечно, а по состоянию души).

В общем, если Коробок ничего особенного в записи, присланной Федору Бондаренко, не заметил, то что могу увидеть я? Впрочем, один вопрос у меня все же возник.

– Ну? – прищурился Чеслав. – Говори.

– Наверное, мне надо научиться держать лицо бесстрастным, – улыбнулась я.

– Не тяни кота за бантик! – велело начальство.

– На первой записи, там, где Оксана еще не избита, она одета в бордовую водолазку.

– Ну?

– И на втором диске, где Бондаренко уже с синяками на лице, она в той же одежде.

– Замечательно. И что тут странного?

– А в момент казни на ней белая блузка. С какой стати похищенную переодели? Посмотри на экран.

Чеслав уперся взглядом в телевизор.

– М-да… Молодец! Хотя на самые сложные вопросы обычно имеются простые ответы. Например: водолазка испачкалась.

– Тебе встречались бандиты, которые перед тем, как лишить жертву жизни, заботливо переодевали ее, соблюдали, так сказать, дресс-код во время казни?

Начальник хлопнул ладонью по столу.

– Может быть, ты зацепилась за интересную деталь. Других все равно нет. Работай.

– Йес, босс! – бойко ответила я, глядя, как Чеслав идет к двери.

Он всегда безукоризненно одет. Даже если провел ночь на ногах, все равно его костюм, рубашка, галстук и ботинки будут в идеальном состоянии. И бесполезно спрашивать у Чеслава, кто приказал ему заниматься похищением Бондаренко. Я знаю одно: наш спецотдел подчиняется лично САМОМУ ГЛАВНОМУ. Естественно, его, то есть главного шефа, я никогда не видела, для меня боссом является Чеслав. Знаю лишь фамилию и имя нашего верховного главнокомандующего – Иван Иванович Петров. Правда, прикольно? Но мое дело работать по заданию, которое дал Чеслав, если я начну тормозить, то легко могу вылететь из отдела, а этого мне очень не хочется.

Еще раз посмотрев запись, я позвонила Эдуарду Кузнецову, следователю, и попросила:

– У вас есть описание одежды Бондаренко? В чем она ушла из дома?

– В рабочем костюме, – ответил Эдуард. – С одеждой у нее было негусто, скудный гардероб, прямо скажем. В день исчезновения Оксана надела белую блузку с рукавами три четверти и серую юбку. Еще она прихватила с собой шерстяную кофту.

– Бордовую? – уточнила я.

– Нет, серый кардиган на трех пуговицах, подарок свекрови на Новый год, – сообщил Кузнецов.

– А водолазки цвета свеклы у нее не было?

– Нет. По радио в день ее исчезновения обещали к вечеру дождь, вот Бондаренко и прихватила кофту, – добавил следователь.

– Спасибо, – сказала я, затем соединилась с Коробковым.

– Вы позвонили в службу «секс по телефону», – прозвучало из трубки, – в данный момент все операторы заняты, просьба подождать.

– Дима! Прекрати!

– Слушаю вас, говорите.

– Это я!

– Крайне польщен. Не каждый день простого человека беспокоит их королевское величество.

Злиться на Коробкова невозможно, требовать от него серьезности – зряшное занятие, лучше всего не обращать внимания на его выверты.

– Посмотри диск.

– Вау! Мне не хватит жизни, чтобы изучить все DVD-записи мира.

– С убийством Бондаренко.

– Зачем?

– Я работаю по этому делу.

– Ух ты! Сама? Одна? Чеслав доверил?

Я сжала зубы. Коробок невыносим!

– Изучи картинку.

– Уже открыл. Что надо? – неожиданно посерьезнел хакер.

– Блузка, та, что на женщине в момент смерти. Мне нужны подробности об одежде.

– Йес, мой генерал! – гаркнул Коробков. – Будут ли еще поручения для верного пса?

– Пока нет, – процедила я и бросила трубку.

Ну и как тут похудеть? После общения с Димоном сразу хочется плотно пообедать, чтобы слегка успокоить расходившиеся нервы.

Ладно, пока Дима пытается узнать хоть какие-то подробности об одежде, я съезжу на хлебозавод и потолкую с коллегами Оксаны Бондаренко. Наверное, в бухгалтерии сидят одни тетки, до сих пор их допрашивали мужчины, а представители сильного пола не всегда умеют беседовать с женщинами, они их пугают.

Интуиция меня не подвела: в небольшой комнатке, плотно заставленной обычными письменными столами, сидели три особы неопределенного возраста. Две, очевидно, давно семейные дамы – они махнули рукой на собственную привлекательность и явно не заглядывают в салоны красоты. Третья же пытается стать красавицей, и я пожалела бедняжку. Интересно, сама-то она понимает, что, превратив волосы в белую паклю и намазав на лицо тон цвета «спелый персик», она отнюдь не стала похожа на тот самый персик, а выглядит как слегка подгнивший сухофрукт? К тому же ее посетила не очень удачная идея вкачать в губы гель, сделать татуаж бровей, наложить пару кило румян и нарастить гелевые когти устрашающей длины. По идее, все принятые меры должны были сделать ее красивой, но получилось нечто ужасное. Две затрапезные тетки выглядели намного симпатичнее своей «тюнингованной» коллеги.

– Разрешите? – улыбнулась я, протискиваясь в узкое пространство между столами.

– Если вы по поводу работы, то в объявлении четко указано: приходить в четверг, – недовольно протянула «красавица».

– Нет, я подруга Оксаны Бондаренко, – бойко соврала я.

Тетки моментально оторвались от компьютеров.

– Валечка, поставь чайник, – попросила пергидрольная блондинка.

– Минуточку, Нина Алексеевна, – прозвучало в ответ, и мне стало понятно, кто тут главный.

– Оксана никогда не рассказывала о подругах, – удивилась Нина Алексеевна.

– Она была очень ответственная, – объяснила я, – не хотела путать работу с личным.

Валентина вынула из коробки пакетики с заваркой.

– За все время работы она десяти слов о семье не сказала, – с легкой обидой отметила она, – мы ничего про нее не знаем. Молчала как рыба, рта лишний раз не открывала!

– Точно, – кивнула Нина Алексеевна. – Пришла на место Кати, та в декрет отправилась.

– Не побоялась после сорока родить, – заявила до сих пор молчавшая шатенка.

– Ну, Верочка, – остановила подчиненную заведующая, – ты же знаешь ее обстоятельства: мужа нет, матери тоже…

– Тем более глупо безотцовщину плодить, – не смутилась Вера. – А теперь она каждый день звонит и стонет. Без помощи плохо, я двоих ребят поднимала и отлично понимаю, каково это. Хоть и есть мужик, да толку от него…

– Мне иногда кажется, что лучше уж стать матерью-одиночкой, чем возвращаться в пустую квартиру, – тихо сказала Нина Алексеевна и одернула кофту, слишком туго обтягивавшую ее располневшую фигуру.

– Некоторые с алкоголиком мучаются, – вмешалась в беседу Валентина, – и мечтают жить без мужа.

– Давайте вернемся к Оксане, – предложила я. – Ее свекровь попросила меня забрать вещи.

– Какие? – сдвинула брови Нина Алексеевна.

– Мелочь из письменного стола, чашку, фотографии…

– Что-о? – протянула Валя.

– Наверное, Оксана пила с вами чай?

– А вот и нет! – фыркнула Вера. – Это не для царицы.

– Мы ее отлично встретили, – вздохнула Валентина, – сразу предложили влиться в коллектив, угощали: «Оксаночка, хотите тортик? Очень свежий, из нашего цеха…»

– А она даже не улыбнулась, – перебила коллегу Вера, – сухо так бросила: «Спасибо, я не люблю сладкое», – и в бумаги уткнулась.

– Явно на мое место метила, – неожиданно заявила Нина Алексеевна.

– Ну что вы! – хором воскликнули подчиненные. – Разве можно такого главбуха заменить!

– У нее данных для руководителя мало было, – кивнула начальница, – хотя работала отлично. Не опаздывала, не курила, не обедала…

– Автомат, – заявила Валентина. – Представляете, о том, что у нее муж есть, мы узнали лишь после аварии!

– Какой аварии? – удивилась я и тут же прикусила язык.

– Ее же машина сшибла, – распахнула глаза Вера. – Или вы не знаете? Оксана пострадала от пьяного водителя.

– Конечно, я в курсе, – попыталась я выкрутиться, – просто такая ситуация называется наездом, авария – это когда вы сидите в машине, а не идете по улице. Так можно забрать вещи?

– А их нет, – ехидно ответила Валя. – Она даже чашку сюда не принесла!

– Ее рабочее место у окна? – поинтересовалась я, рассматривая абсолютно пустую поверхность стола.

– Да, – кивнула Вера. – Знаете, хоть о мертвых плохо не говорят, но она странная была. Ни фотографий, ни сувениров не имела.

– В туалет один раз за смену ходила, – хихикнула Валя. – Встанет, комп выключит, бумаги в ящик уберет, запрет его и спросит: «Нина Алексеевна, разрешите отлучиться на пару минут?» Говорю же, настоящий робот. Правда, что у нее муж молодой?

– Не старый, – я решила подкормить сплетниц информацией.

– Наши говорят, ему восемнадцати нет, – с горящими глазами заявила Нина.

– Врут, – покачала я головой.

– Сколько же парню? – не отставала Нина Алексеевна.

– Тридцати не исполнилось, – ушла я от точного ответа.

– Ох и ни фига себе! – подскочила Вера. – Сама страшная, а мужика молодого отхватила!

– Можно порыться в ее столе? – повторила я просьбу.

– Сколько угодно, – милостиво кивнула главбух.

Я открыла верхний ящик. Калькулятор, штук десять прозрачных пластмассовых шариковых ручек, коробка со скрепками, точилка. Во втором ящике лежали пачка обычной писчей бумаги, клей, карандаши и стопка прозрачных папок. В третьем было пусто. Никаких милых мелочей, которые обычно скапливаются у женщин на рабочем месте, – ни открыток с поздравлениями, ни игрушек, ни косметики, ни начатой шоколадки. Почти отчаявшись найти что-то интересное, я выдвинула последний ящик, поставила его на пол и заглянула внутрь – иногда что-нибудь заваливается из ящиков вниз. Но нет, пусто. Я неловко подняла ящик и чуть не уронила его, пришлось живо опустить его на паркет, на этот раз набок. На оборотной стороне дна я увидела белую бумажку, приклеенную скотчем. Мгновенно отодрала находку и сунула в карман. Бухгалтерши ничего не заметили.

– А мне ее жаль, – вздохнула Нина Алексеевна.

– Может, это и некрасиво, – нахмурилась Валя, – но мне больше жаль Лерочку, она красивой вещи лишилась. Когда еще такую получит!

– Сама виновата, – пожала плечами Вера.

– Вовсе нет, это же произошло случайно, – возмутилась Валентина.

– Могла не давать водолазку.

– Ты ведь знаешь Лерочку…

– Ага! И кто ей теперь обновку вернет? – вопросила громко Вера.

– Простите, вы о чем? – навострила я уши.

Нина Алексеевна встала из-за стола, налила в кружки чаю, открыла шкафчик, вынула оттуда небольшой торт, усеянный кремовыми розами, и спросила:

– Не побрезгуете? Наш фирменный, только что из цеха принесли.