Дарья Донцова
Черный список деда Мазая
Глава 7
В состоянии, близком к истерике, я покинула «пентхаус» Нечитайло, расположенный на третьем этаже блочной башни, и позвонила Маслову.
– Как дела? – осведомился шеф. – Пообщалась с Валентиной?
– Слов нет, – выдохнула я, – сильно сомневаюсь, что смогу справиться с заданием.
– Думай о гонораре, – посоветовал Иван, – мне, жадине, всегда помогает предвкушение денег.
– Боюсь, тут даже миллиарда окажется мало, – пробормотала я и рассказала об увиденном, утаив лишь информацию об общении с медвежьей мордой.
– Ерунда, ты справишься, – оптимистично воскликнул Ваня, – всего-то надо убедить бабу сменить имидж.
– Завтра веду ее в салон, – устало сказала я и зашмыгала носом, – договорилась с Ликой Рубакиной, она считается лучшей по прическам и макияжу.
– Вот видишь! – обрадовался Иван. – Дело сдвинулось с мертвой точки, Валентина согласилась встретиться со стилистом. Ты молодец, еще вчера Нечитайло заявила Адаму: «Я прекрасна, о каких изменениям может быть речь?» А ты сумела пошатнуть позицию дамы с комплексом сверхполноценности.
– Лучше не спрашивай, чего мне это стоило, – уныло произнесла я. – Пообещала ей в среду радиоэфир с Виктором Сойкиным.
– Это который вещает на «Толстой FM»? – насторожился Иван. – Да он Нечитайло в лохмотья порвет! Ехидный, злой мужик.
Я чихнула.
– У Валентины навязчивая идея затоптать Смолякову. Нечитайло полагает, что та у нее отнимает славу и деньги, а Сойкин каждый месяц Милану к себе зовет. Скажу тебе по секрету, его жена, мать, теща, короче, все женщины в семье – фанатки Смоляковой. Валя сначала наотрез отказалась от стилиста, а я ей предложила сделку: завтра днем идем к Лике, а вечером к Виктору. Апчхи!
– Ты уломаешь Сойкина? – засомневался Ваня.
– Мы с ним старые приятели, – пояснила я. – Апчхи!
– Простудилась? Выпей что-нибудь, – заботливо посоветовал босс.
– Непременно, – пообещала я и открыла окошко.
Я-то здорова, просто в носу поселился запах духов Валентины, на редкость въедливый и стойкий.
Мы поговорили с Ваней еще некоторое время, потом я аккуратно установила телефон в держатель. Спасибо, Макс! Если бы не предусмотрительность мужа, оплакивать бы мне сейчас свою СИМ-карту со всеми контактами, погибшую под каблуками Жеки. Год назад, когда я потеряла мобильный, Макс принес мне два новых аппарата и сказал:
– Положи один в бардачок машины и не доставай до той поры, пока снова не посеешь сотовый. Я сделал тебе две симки: лишишься одной, а под рукой будет вторая, готовая к работе.
– Не надо считать меня безголовой блондинкой, – рассердилась я, – любой человек может забыть сотовый неизвестно где.
– Ну конечно, – кивнул Макс. – Тебе всего-то надо воткнуть в новый аппарат зарядку. Вот она, держи. Сразу в двух вариантах – для обычной розетки и для машины.
Я положила руки на руль. Кстати, о телефоне. Надо завезти Ковалевой ее мобильный, заодно посмотрю, как она себя чувствует. Уже вечер, Жека небось вернулась с работы.
Порядка ради я набрала несколько раз домашний номер подруги, но из трубки постоянно неслись короткие частые гудки. Миша большой любитель повисеть на проводе. Считается, что занимать телефонную линию часами – болезнь, присущая женскому полу, но Жека всегда говорит коротко, а вот Мишенька может обсуждать всякую ерунду годами.
Я отлично знаю: во дворе дома, где живет Ковалева, припарковаться невозможно. Поэтому оставила свою «букашку» около расположенного неподалеку супермаркета и пошла пешком. Погода неожиданно решила порадовать москвичей. Ни жары, ни холода, ни дождя, ни ветра, ни духоты. По дороге мне попалась будка с мороженым. В ней продавалась любимая «Лакомка», я съела ее и перестала ощущать постоянный аромат кокоса и ванили, в голове прояснилось, жизнь снова стала прекрасной. В чудесном настроении я вошла во двор и замерла.
На узком пятачке толпилось много народа. На газоне, безжалостно смяв чахлые московские цветы, громоздился фургон «Скорой помощи», почти впритык к нему – не очень новая темно-синяя иномарка, за задним стеклом которой висел плюшевый бегемот в полицейской форме. Я отлично знаю, кому принадлежит автомобиль. Не раз ездила в нем и подарила игрушку его владельцу на Новый год.
Я сделала пару шагов, уперлась в ленту, натянутую поперек двора.
– Гражданочка, дальше нельзя, – сурово сказал парень в фуражке, – если живете в этом подъезде, то подождите, пока с трупом разберутся. А лучше погуляйте, нечего тут смотреть. Зачем только люди из окон прыгают? Неужели не понимают, что их потом с земли соскребать придется?
Я обвела глазами людей за лентой и крикнула:
– Костин! Володя![4]
От толпы отделилась высокая фигура, быстро приблизилась и спросила:
– Лампа?! Кто тебе сообщил?
Мои ноги превратились в желе.
– О чем?
Вовка приподнял рукой ленту.
– Пролезай.
– Что случилось? – прошептала я, подныривая под ограждение. – Почему ты приехал на простое падение из окна?
Костин внимательно посмотрел на меня.
– Сначала скажи, по какой причине ты сама сюда заявилась?
Я вынула из сумочки мобильный Ковалевой.
– Приехала к Жеке, она сегодня забыла свой телефон в кафе. Можно мне пройти в подъезд? Я надену бахилы, ничего не трону, могу комбинезон у криминалистов взять и…
Слова застряли в горле, я увидела эксперта Рому Казакова. Он шел к нам, помахивая прозрачным пакетом для улик, внутри которого виднелся браслет в виде змеи с двумя головами.
– Красивая безделушка, – почему-то с неодобрением заметил Роман, – прочно на руке сидела, не свалилась. Привет, Лампа, у тебя ничего попить нету? В горле пересохло.
– Это украшение Жеки, – выдавила я из себя.
Казаков потряс полиэтиленовым мешочком.
– О его содержимом говоришь? Что, знаешь эту цацку? Где видела?
– Исчезни, – коротко приказал Вовка, – немедленно испарись!
– Понял, – кивнул Рома и живо убежал.
– Там Жека? – прошептала я, отлично зная, какой ответ услышу. – На асфальте?
Костин притянул меня к себе.
– Прости, да.
– Точно она? Вдруг это ошибка? – я цеплялась за последнюю надежду. Украшения бывают одинаковыми, браслет не эксклюзив, может, кто-то купил такой же.
Вовка начал гладить меня по голове.
– Это Ковалева. Она покончила с собой, прыгнула из окна спальни сына. Несчастье случилось часа три тому назад.
– Невозможно! – воскликнула я, вырываясь из объятий лучшего друга. – Либо вы перепутали время, либо место, откуда Жека совершила прыжок.
Костин наклонился ко мне.
– Почему?
– Она обожает Севу, – пояснила я, – он уезжает на работу в свой клуб около девяти вечера. Значит, в момент самоубийства матери Всеволод находился дома. Жека никогда бы не подвергла любимого мальчика такому стрессу. Нет, нет, и еще раз нет. Хотя…
– Что? – спросил Вовка.
– Сева мог уехать раньше, – растерянно пробормотала я, – и все равно нет! Господи, я сошла с ума! Не понимаю, что говорю! Вовка! Там, на земле, не Жека!
– Извини, – мрачно произнес Костин. – Ковалева скончалась.
Я вцепилась в руку друга.
– Она не могла совершить суицид! Да еще прыгнуть из комнаты сына! Тут что-то не так! Всеволоду сообщили о смерти мамы? Ему позвонили? У меня есть его номер, секундочку.
Я включила телефон Жеки, увидела, как загрузилась заставка – снимок весело смеющегося Севы. Хотела нажать на кнопку и была остановлена Вовкой.
– Не надо. Всеволода только что увезли!
Я чуть не уронила трубку.
– Что? Он стал свидетелем гибели матери? Нет, нет, нет! Ты плохо знаешь психологию Ковалевой. Это невозможно! Там не Жека! А! Знаю! К сыну пришла девушка, они с ней ну… того… самого, потом девица пошла в ванную. У Севы постоянно завязываются отношения со стриптизершами, танцовщицами, всякими невоспитанными особами. Нацепить халат и туфли матери любовника для такой…
Костин схватил меня за плечи, встряхнул и сказал:
– Лампа! На земле Евгения, в квартире обнаружили Севу, на его теле две раны. Сначала парня ударили ножом в грудь, затем перерезали ему горло. Всеволод остался жив, его отправили в клинику, но пообщаться с ним невозможно. А Михаил психологически недоступен.
Я вздрогнула.
– Миша? Он дома? Жека шагнула вниз в присутствии всех членов семьи?
Володя взял меня под руку.
– Мы пока знаем лишь часть случившегося. Падение Ковалевой видела соседка Алевтина Меркулова, медсестра со «Скорой помощи», она не потеряла головы, поступила грамотно. Приблизилась к телу, поняла, что помочь Ковалевой невозможно, и позвонила куда следует. Алевтина, как понимаешь, не боится покойников, и жертвой суицида ее не удивить. В момент, когда Меркулова общалась с полицией, из подъезда выскочил Михаил и кинулся к жене. Вот тут медсестра дала маху: она не смогла остановить мужа, а тот практически упал на колени перед трупом Жеки. Да вон она идет!
– Кто? – вздрогнула я.
– Алевтина! – закричал Вовка. – Подойдите к нам!
Симпатичная круглолицая женщина, шедшая от подъезда, приблизилась к нам.
– Могу чем-то помочь?
– Вы видели падение Ковалевой? – спросила я.
Медсестра вздохнула.
– Нет, сидела на детской площадке, читала книгу, вдруг бах! Звук такой, как небольшой взрыв. Я вскочила, увидела тело и поняла: кто-то из окна сиганул. Подбежала, узнала Женю.
– Она была уже мертвой? – зачем-то уточнила я.
– Да, – кивнула Алевтина, – без сомнений. Я начала звонить куда положено, тут выскочил Миша, почему-то со свернутым полотенцем в руке, бухнулся на колени, кричит, а я ему на спину смотрю и понимаю: утешить его шансов нет. Знаете, порой такие глупости память удерживает! На муже Ковалевой была футболка с принтом на спине, смайлик с улыбкой. В этой ситуации майка произвела на меня жуткое впечатление, я не могла от нее оторвать глаз. Тут Михаил как заорет: «Иди наверх, там Сева умер!»
Я побежала к ним в квартиру, нашла парня на полу, сначала решила, что он тоже труп, потом гляжу, пальцы на руке дрожат. В общем, повезло Севе, что я пришла, оказала ему первую помощь до прибытия бригады.
– Как можно выжить с перерезанным горлом? – прошептала я.
– Крупные сосуды остались целы, – пояснила Алевтина. – А вот говорить Всеволод навряд ли теперь сможет. Хотя я не врач, вдруг ему повезет, голос восстановится. Долго ему придется реабилитироваться, если, конечно, он в больнице не умрет. Извините, мне пора на работу.
Бегло осмотрев место происшествия, криминалисты сделали предварительный вывод. По их мнению, Жека сначала нанесла Севе ножевые ранения, а потом покончила с собой. Похоже, в ту секунду, когда жена прыгнула вниз, домой вернулся Миша. Он бросился к сыну, счел его умершим и кинулся на улицу. Сейчас Михаил находится в больнице, физически он здоров, на его теле не обнаружено ни одной раны, но его психическое состояние оставляет желать лучшего. Миша ни с кем не желает разговаривать.
Меня бросало то в жар, то в холод.
– Жека не могла нанести Севе удары ножом! Мать и сына убили! В квартире Ковалевых был посторонний! Он зарезал парня и вытолкнул Жеку из окна.
– Пока ничто не говорит о присутствии постороннего, – возразил Вовка.
– Он там был, – уперлась я.
Резкий звонок мобильного Ковалевой заставил меня вскрикнуть, но через секунду я поднесла трубку к уху.
– Да.
– Не пришла? – заверещал противный, как скрежет ножа по стеклу, женский голос. – Богатая, да? Все тебе можно? Ничего, ответит твой байстрюк! Пожалела миллион Лизе на образование? Теперь десятью не отделаешься! Передай своему говнюку, что его секреты не тайна! Я знаю о его подвигах! Таня Иванова! Сколько ты ее матери отстегнула? Короче! Срок тебе до завтра! Десять миллионов! Иначе бай-бай, Сева отправится на зону, ты слышала, как там правильные уголовники с насильниками поступают. Лизке всего пятнадцать!
Я протянула Костину трубку, из которой неслись короткие гудки.
– Можешь по определившемуся номеру узнать, на кого он зарегистрирован и где проживает хозяйка?
– Запросто, – ответил друг. – А тебе зачем?
Я сгорбилась.
– Жека не могла убить сына, Сева натворил каких-то глупостей, и его за это хотели лишить жизни. Звонившая вымогает у Ковалевой деньги, утверждает, что Всеволод хотел изнасиловать ее дочь…
Володя спокойно выслушал мой сбивчивый рассказ, но остался при своем мнении.
– Лампа, давай честно посмотрим фактам в лицо.
– Жека не могла! – тупо повторяла я. – Не могла!
– Вероятно, ты не все знаешь про свою подругу, – вздохнул Костин. – В прошлую пятницу Меркулова, выходя из своей квартиры, случайно наступила на пакет, который бросила на лестничной клетке Жека. Площадка в доме узкая, места мало, а у Ковалевой, которая в тот самый момент открывала дверь, была гора сумок из супермаркета. Алевтина смутилась и начала извиняться: «Жекочка, сейчас сбегаю в магазин и принесу тебе то, что испортила».
Ковалева отреагировала нормально: «Не переживай, Аля, там ерунда, ватные диски и бумажные салфетки, ничего с ними не будет».
Меркулова еще раз попросила прощения, повернулась к соседке спиной, вызвала лифт и тут… В стену, аккурат над кнопкой вызова подъемника, врезалась пластиковая бутылка с минералкой. Аля в испуге обернулась. На нее, сжав кулаки, надвигалась Жека.
Меркулова и Ковалева сосуществуют на одной лестничной клетке в течение длительного времени. Нежной дружбы между женщинами не возникло, но они хорошие соседки, никогда не ругаются, подчас выручают друг друга, в Новый год обмениваются подарками. Аля считала Жеку воспитанной, интеллигентной дамой, но сейчас перед ней предстала разъяренная баба, изрыгающая нецензурную брань. Слава богу, прибыл лифт, и Аля, влетев в кабину, умчалась на первый этаж.
Вечером в дверь Меркуловой позвонила Женя, Алевтина замерла у видеофона и услышала, как соседка произнесла: «Алечка, родная, прости. Открой, не бойся».
Меркулова распахнула створку, Ковалева вошла в прихожую, заплакала, начала просить прощения. Понимаешь, Лампа, Жека в последнее время была подвержена немотивированным припадкам ярости.
Я подняла руку.
– Вова, давай сядем где-нибудь, я расскажу тебе о сегодняшней встрече с ней.
Глава 8
В машине Вовки я провела больше часа. Сначала в подробностях передала Костину нашу беседу с Ковалевой. Потом выслушала друга, который упрямо твердил про убийство Жекой Севы с последующим суицидом. Увидела, как тело Ковалевой увозят в морг. Понаблюдала за криминалистами, которые осматривали двор, и задремала. Разбудил меня громкий голос старшего эксперта. Я открыла глаза. Володя и Роман стояли, опираясь на автомобиль, через открытое окно отлично был слышен их диалог.
– Работы еще полно, – вещал Казаков, – выводы делать рано, но в частном порядке, так сказать, не научно, могу заверить: стопудово она сама прыгнула. Положение тела, траектория полета, след на подоконнике, разброс обуви – все свидетельствует о суициде.
– М-да, – мрачно крякнул Вовка. – Сильный удар для Лампы, она с Ковалевой давно дружила.
– У баб в период климакса крыша едет, – хмыкнул Роман. – Депрессия начинается, мысли всякие, обидчивость развивается, злобность.
– Жека еще молодая была, – вздохнул Костин.
– Климакс может и в тридцать пять стартовать, – возразил Казаков, – ей бы к эндокринологу сходить, заместительную терапию провести. Но наш человек по врачам не ходок, терпит все, сцепив зубы. И СМИ в этом виноваты, со всех экранов орут про молодость и красоту, а про то, что давным-давно лекарства от возрастных проблем созданы, молчат.
– Я слышал, эти таблетки вредны, – промямлил Костин.
– И ты туда же, – рассердился Рома. – Говорят, что петуха доят! Отчего у баб мозг плавится? Ослабевает гормональный фон, вот они его и восполняют скандалами. В процессе свары адреналин вырабатывается. Ладно, чего сейчас причитать, вашу Жеку не вернуть. Учитывая рассказ соседки и нож, найденный на земле, предполагаю такое развитие событий. Ковалева пришла домой, о чем-то поспорила с сыном, впала в неуправляемый гнев, порезала парня, очнулась, поняла, что натворила, и прыгнула.
Я высунулась из окна машины.
– Нет! Ковалева не могла поднять руку на Севу. В квартире был посторонний.
Роман деликатно кашлянул.
– Лампудель, ты, конечно, профессионал, но не можешь здесь применить свои опыт и знания, потому что связана с жертвой крепкой дружбой. Понимаешь, криминалистика точная наука, улики врать не могут. Пока все говорит о факте самоубийства. Расстояние от места соударения с землей до линии падения, в нашем случае стены здания, соответствует…
Я вышла из машины.
– Хорошо. Пусть Жека прыгнула сама, но она не нападала на сына. Почему вы не хотите рассмотреть такой вариант? Кто-то посторонний ранил парня и убежал, мать вернулась домой, увидела сына в крови, и тут у нее отказали нервы. Ковалева решила, что Всеволод скончался, а раз так, ей жить незачем, и рванула к окну.
Рома потер лоб.
– Ну… это возможно, хотя маловероятно.
– Ромочка, миленький, – зашептала я, – немыслимое дело, чтобы на Жеке осталось клеймо женщины, которая хотела, пусть даже и в припадке безумия, лишить жизни сына. Признаюсь, я недолюбливаю Севу, считаю его мажором, лентяем, балаболом, но он очень любил мать, надеюсь, паренек оправится и расскажет, как обстояло дело.
– Паренек, – фыркнул Костин, – да ему лет немало, а ты про него как про мальчика говоришь.
– Как потом Севе жить? – отмахнулась я от Вовки. – Необходимо найти настоящего преступника. Рома, тщательно изучи нож на предмет отпечатков.
– Спасибо за совет, Лампа, непременно, – надулся Казаков.
– Самым внимательным образом осмотрите квартиру, – не успокаивалась я. – Соберите все, что можно! Отпечатки! Следы! Волокна! Проползите на коленях по всем комнатам! С фонарем!
– Мерси, Лампудель, – процедил сквозь зубы Казаков. – Ничего, что я пятнадцать лет этим делом занимаюсь?
– Отправь кровь на токсикологию, – наскакивала я на Романа. – Жека никогда не славилась истеричностью. Вдруг ей что-то подливали или подсыпали в еду?
Роман закатил глаза.
– Непременно! Гран мерси за курс лекций. Скажи, а руки трупа в мешки упаковать? Из-под ногтей пробы брать? Волосы погибшей расчесывать? Я не в материале! Научи дурака!
Я на секунду прикрыла глаза рукой. Так, главное сейчас – не думать, что Жека умерла, иначе я сойду с ума. Надо отнестись к случившемуся отстраненно. Похоже, и Рома, и Костин уже сделали выводы. Они считают Ковалеву самоубийцей, которая пыталась лишить сына жизни. Мой долг смыть с памяти подруги позорное клеймо. Нельзя впадать в истерику. Порыдаю потом, когда установлю истину. Спокойно, Лампа, тебе сейчас нужно все твое хладнокровие и трезвый ум. Я сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и посмотрела на Костина.
– Узнал, кто звонил Жеке с требованием денег?
– Райкина Марина Степановна, – кивнул тот. – Проживает, кстати, не так далеко отсюда. Улица Гороховская, дом семь, корпус два, квартира пятнадцать.
Я развернулась и побежала в сторону проспекта.
– Ты куда? – крикнул Роман.
– Моя «букашка» стоит на парковке у супермаркета, – ответила я, оборачиваясь. – Смотаюсь к Райкиной. Похоже, Марина Степановна знает много интересного про Севу.
– С ума сойти! – заорал Казаков. – Вовка, не стой, останови Лампу.
Я прибавила скорости и услышала ответ Костина:
– Оставь ее, Рома. Ты сам сказал, Лампа профессионал. Мне лишние ноги-руки не помешают.
– Она не может работать по этому делу, – злился эксперт, – тебе по шапке дадут.
– Сшибут ее, натяну кепку, – парировал Костин, – что-нибудь придумаю. Пойми, Лампа с ума сойдет, если в стороне останется.
– Вы с Романовой психи! – вознегодовал Казаков.
Продолжение разговора я не узнала, потому что покинула двор.
Нужный дом по Гороховской улице не выглядел элитным, впрочем, на трущобу тоже не походил. Обычная московская многоэтажка, населенная людьми, которые пытаются выжить на скромную зарплату. Звонок имитировал пение соловья. Не успело чириканье стихнуть, как из-за двери послышался визгливый, уже знакомый мне женский голос:
– Лизка, ты?
– Да, – пропищала я.
– Сколько раз говорено, не шляйся по ночам, – закричала мать, возясь с замками, – вчера после полуночи пришла, сегодня, спасибо, пораньше вернулась. Почему по мобильному не отвечаешь?
Дверь распахнулась, я увидела крепкую женщину в джинсах и футболке.
– А где Лиза? – удивилась она.
– Наверное, веселится в клубе, – предположила я. – Разрешите войти?
– Нет, – отрезала Райкина, – незнакомых я в квартиру не впускаю.
– Добрый вечер, Марина Степановна, – сказала я, – нас можно считать почти подругами. Сегодня мы два раза беседовали по телефону. Меня зовут Евлампия Романова.
– Тут какая-то ошибка, – попятилась хозяйка, – откуда вам известно мое имя?
– Из базы телефонной станции, – открыла я секрет, – ваш номер определился на экране мобильного. Остальное дело техники.
– Лиза, – прошептала Райкина, хватаясь за вешалку, – вы из полиции! Что с девочкой?
Я замахала руками.
– Нет, нет, успокойтесь. Речь идет о Евгении Ковалевой. Вы требовали у нее денег за молчание. Сначала миллион рублей, а затем увеличили цифру в десять раз.
Райкина сжала губы в нитку, я живо втиснулась в тесную прихожую, захлопнула дверь и посмотрела на хозяйку. Но Марина Степановна уже успела прийти в себя и наметить план действий.
– Врет! – с жаром воскликнула она.
– Кто? – уточнила я.
Хозяйка наклонила голову и ринулась в атаку:
– Распрекрасная ваша Евгения Ивановна, разлюбезная Ковалева! Владелица частной гимназии! Разве можно доверить своего ребенка педагогу, который родного сына воспитать не может? Знаете, какой ее Сева? Вор, насильник, педофил, сутенер!
– Серьезные обвинения, – сказала я. – Всеволод пытался принудить вашу дочь к половой связи?
– Мерзавец! – взвизгнула Марина Степановна. – Лизочке едва пятнадцать исполнилось. Она маленькая! Ни о чем, кроме школы, не думает. Не девочка, а нежная незабудка. Ковалев негодяй!
– И вы решили получить деньги за потерянную дочкой невинность? – уточнила я. – Звонили Ковалевой, шантажировали…
– Брешет она. Не было этого! – затрясла головой Райкина.
– Вы никогда не набирали номер матери Севы? – уточнила я.
Марина честным, открытым взором посмотрела на меня.
– Где я могла телефон взять?
Я открыла рот, чтобы уличить врунью, но тут в дверь позвонили.
– Лиза! – заорала хозяйка и, не задавая никаких вопросов, ринулась к двери, вопя: – Доченька, к нам из полиции пришли! Ковалева наплела…
Договорить фразу она не успела, потому что в квартиру практически на четвереньках вползла девица самого непотребного вида. Темно-каштановые волосы были спутаны и заляпаны грязью, макияж на лице превратился в месиво разноцветных пятен, а короткая маечка оказалась разодрана.
– Мамунь, привет, – прозаикалась красавица, – я домой всегда вовремм… ик… ик… воврем… врем…
Так и не справившись с трудным словом, нимфетка громко рыгнула и свалилась набок. Стало видно, что у нее на ногах всего одна туфелька, а черные лосины походят на решето. Зато сумочка была в целости и сохранности, висела у очаровашки на шее.
– Лиза! – заорала мать. – Где твоя юбка? Отвечай немедленно! Дрянь!
– Хороший вопрос, – усмехнулась я, – вас волнует лишь отсутствие юбки? На мой взгляд, лучше поинтересоваться, чем девочка-незабудка наклюкалась. Если она пила дешевую бормотуху, то лучше вызвать врача, сейчас легко отравиться фальшивым алкоголем.
Елизавета подняла голову, с усилием оторвала от пола руку и погрозила нам кулаком.
– Проваливайте! Я дерьмо не глотаю! В «Туннеле» налили… лили… кап… кап… ф-у-у! Дайте воды! Я танцевать хочу-у-у!
– Замолчи, соседей разбудишь, – цыкнула на пьяное чадо Марина.
– П-плевать! – во всю глотку заорала Лиза. – Дайте шампусика и… ну… блин… короче, как всегда!
Из комнаты донесся гневный стук.
– Уже по батарее колотят, – испугалась Райкина. – Не дай бог, спустятся, увидят Лизку, слухи пойдут.
– Надо отнести девочку в ванную, – предложила я, – холодный душ плюс литр марганцовки внутрь. Еще нам понадобится энтеросгель и побольше чаю, лучше зеленого.
– Как мне ее, лосиху, поднять? – расстроилась Марина. – Вымахала, кобыла!
– Бери за ноги, я за руки, и потащили, – перешла я на «ты». – Клизма в доме есть? Наполни ее чуть теплой водой. Сейчас устроим реанимацию.
Примерно через час Лиза после всех неприятных манипуляций, включавших в себя промывание желудка и поглощение энтеросгеля, почти обрела человеческий облик. Девочка была завернута в халат и усажена на кухне с чашкой чая в руках. Мы с Мариной устроились напротив нее, и я заново начала разговор.
– Вот что, девушки, учитывая, что мы сейчас пережили, предлагаю выпить на брудершафт заварки и перестать врать. Марина, ты разговаривала не с Жекой, а со мной. Ковалева забыла свой телефон в кафе, где мы с ней встречались, на все адресованные ей звонки отвечала я.
Райкина заморгала.
– Ну… я хотела мирно разрешить конфликт. Сева… он…
– Не стоит петь песню про девочку-незабудку, – предостерегла я. – К сожалению, случилось несчастье. Сева тяжело ранен, Евгения найдена мертвой во дворе своего дома, она выпала из окна. Полиция предполагает, что это дело рук человека, который затаил злобу на Всеволода. Ну, допустим, парень изнасиловал пятнадцатилетнюю школьницу, а ее мать решила отомстить.
Марина зажала ладонью рот, вскочила и кинулась в туалет.
– Блин! – взвизгнула Лиза. – Она насмерть разбилась?
– К сожалению, да, – сухо сказала я.
– Мы не имеем никакого отношения к ее смерти! – закричала Марина, вбегая назад.
От батареи незамедлительно полетел стук.
Лиза схватила висевшую на стене лопатку для торта и принялась колотить по металлической гармошке. А Марина взяла телефон, набрала номер и снова заорала, на этот раз в трубку:
– Наташка, еще раз загрохочешь, я тебе завтра все стекла переколочу в машине. Что, что! Свадьба у нас! Я замуж вышла! За Филиппа Киркорова! Удавись теперь!
Лиза заржала.
– Ой, мам, ты даешь! Завтра весь дом на рога встанет.
– Да и фиг с ними, – выдохнула Марина. – Надоели. Не соседи, а КГБ! Я не хотела Ковалевой ничего плохого, деньги нужны на образование Лизы. И у них же был секс!
– Всеволод тебя изнасиловал? – напрямую спросила я у девочки.
– Ну, нет, – протянула та, – он хороший, ласковый, подарки мне дарил. У нас роман был. Мне все завидовали, потому что Севка в клуб меня бесплатно проводил, коктейли покупал, предложил танцовщицей у них работать, сказал, что у меня офигенная грудь, такую грех прятать!
Лиза взяла чашку и стала взахлеб пить.
– Иногда мне ее убить хочется, – прошипела Марина. – Одна Лизу тяну, без мужа, учу, воспитываю, а девчонка, как намыленная, из пальцев выскакивает. Какие танцы! Тебе пятнадцать!
– Вот потому и не взяли, – насупилась Елизавета. – Севка управляющего просил, а тот уперся: нельзя несовершеннолетним в «стакан».
– Какие еще «стаканы»? – испугалась Марина.
Лиза захихикала, а я решила ввести Райкину в курс дела:
– Во многих ночных клубах устанавливают небольшие круглые сооружения с перилами, они подняты высоко над толпой. Внутри танцуют практически обнаженные девушки. Такая «сцена» называется стакан.
– Правильно, – подтвердила Лиза. – Но не получилось! Не взяли меня!
– Слава богу! – перекрестилась Марина. – Доченька, возьмись за ум, получи аттестат, поступай в институт, станешь стоматологом. Отличная профессия.
– Ма, меня тошнит в чужих зубах ковыряться, – ухмыльнулась Елизавета. – Хочу петь на эстраде!
– Через мой труп! – решительно заявила Марина.
– Ладно, я подожду, – пожала плечами Лиза. – Мне еще год в школе пыхтеть, а ты немолодая!
Марина начала хватать воздух ртом. Лиза сообразила, что перегнула палку, и забубнила:
– Уж и пошутить нельзя. Плохо, когда чувство юмора у человека отсутствует.
Я постучала ладонью по столу.
– Внимание. Сева не насиловал Лизу. Почему же у вас возникла идея потребовать у Жеки миллион?
– Так Таньку он того… самого, – воскликнула Елизавета, – с пьяных глаз ее использовал. Чтобы тетя Наташа не возникала, Евгения Ивановна много денег им отвалила. Вот мама и подумала: я несовершеннолетняя, Ковалева уже один раз Севку откупила, значит, и нам бабла отвалит.
