Дарья Белова
Статус: все сложно

Глава 6

Мила.

Свой выходной я обычно использую по максимуму. Встаю позже обычного, валяюсь в постели, могу посмотреть последние серии фильма.

Только потом варю себе эспрессо и думаю над тем, чем занять оставшуюся половину дня.

Прочитав сообщение от Глеба не находила себе места. Мысли разные. Начиналось все безобидно: он просто проходил мимо и увидел нас в окне. А потом я навыдумывала невозможное: ему не все равно и он проследил за мной. Как иначе он узнал про наш заказ в кафе?

Может, стоит этот вопрос задать ему?

Беру в руки телефон, открываю нашу переписку и зачем-то пробегаюсь глазами по этим строчкам. Внутри разносится тепло, а улыбка расплывается. Я вспоминаю его взгляд, его касания. Как таяла, как сгорала. И как оборвалось все в один миг.

Телефон отложить не успеваю. Он загорается.

“Зойка”

– Мы будем через пять минут у тебя. – Тон, не терпящий возражений.

– Через пять?

Я смотрю на свою студию. Кровать незаправлена, на тумбочке у кровати стопка сваленных книг, сверху пару журналов. А еще стакан воды. Часто ночью я просыпаюсь от жажды, поэтому ставлю его рядом, чтобы не вставать и не идти на кухню. Под ним небольшая лужица – я немного пролила, когда ставила его на поверхность. На кухне посуда, немытая. Осталась со вчерашнего обеда.

Четыре года назад мне было бы стыдно за себя. Нельзя встречать гостей, когда дома полнейший беспорядок. Неправильно, неэтично, хорошие девочки не могут допустить подобное.

Полная хрень.

Я больше не хорошая девочка.

Встречаю девчонок как есть: пижама, растрепанные волосы и большие тапочки с мордочкой единорога.

Зойка с Соней проходят, не дожидаясь приглашения. В руках у одной большой баул, у другой косметичка. Вид у них не лучше моего. Создается ощущение, что тоже только встали с кровати. Не удивлюсь, если так оно и есть.

– У тебя пустой холодильник, – Зойка успевает разуться и пройти на маленькую кухню.

– Знаю. Вчера в обед доела последнюю порцию супа.

– Ага, вижу кастрюлю в раковине.

Соня села на пуфик, так и не сняв ботинки. Глаза прикрыты. Понимаю, что Зойка разбудила ее и силой привела ко мне. А сама она еще пытается доспать, досмотреть свой сотый сон. В свой выходной она та еще спящая красавица.

– Ты можешь лечь на кровать, – шепотом ей говорю.

– Боже, спасибо. Эта грымза в двенадцать ко мне завалилась.

– Я все слышу, – Зойка все-таки нашла в морозилке несколько замороженных блинчиков.

Я смотрю на то, как быстро она справляется: находит сковороду, включает плиту, затем наливает воду в чайник и нажимает на кнопку кипячения. В конце на шипящее горячее масло выкладывает эти блинчики. Молю Бога, чтобы они были с мясом, а не со сгущенкой. При мысли об этой сладости накатывает тошнота, отчего-то. И я уверена, что это из-за Навицкого.

– Милка, ты чего? Позеленела вся.

– Навицкого вспомнила.

– Изыди!

Усмехаюсь. Поворачиваю голову в сторону своей кровати. Соня уже успела разуться, снять верхнюю одежду и нырнуть под одеяло. Ей сейчас сладко и тепло. Могу поклясться, что слышу ее мерное сопение.

– Как свидание?

Я все-таки смогла потом девчонкам сообщить о встрече с Мишей.

– Как думаешь, что значит, если парень в первую встречу заказывает блинчику со сгущенкой? – спрашиваю Зойку и украдкой поглядываю на сковороду, где жарятся наши блины.

– Что он любит сгущенку, – отзывается Соня.

Мы с Зойкой переглядываемся и синхронно начинаем смеяться.

За столом сидим молча. Каждый ест свою порцию. А я разглядываю своих подруг.

Помню наш первый разговор с Зойкой после того вечера, когда мы все трое разошлись в разные стороны. Тот звонок мне дался с трудом. Сказывалось все: чувство вины, молчание Глеба, его закрытость, даже злость, а потом мой отлет в Париж. Я какое-то время обживалась там. Мне сняли скромную комнату недалеко от театра. В двух других находились другие девчонки. Одна из Словении, другая из Польши.

В тот вечер шел дождь. Он был такой сильный, что выходить куда-то из дома не было смысла. Эла, она приехала из Польши, звала в какой-то местный клуб. Но я отказалась. Я вспомнила, как мы с Зойкой прятались от дождя в странном кафе. Там продавали кофе без кофеина, и булочки без глютена. Зойка сказала, что это новый тренд. Я лишь усмехнулась. Дождь напомнил мне о том весеннем дне. И отчего-то так отчаянно захотелось услышать ее голос.

Я решила остаться в комнате и набрать ее номер. Три долгих гудка, они казались мне вечностью, что била по нервам с каждой секундой ожидания.

– Мила? – голос радостный, но слегка запыхавшийся, словно она бежала к телефон через необъятное пространство.

– Привет, – робко отвечаю я.

– Я… ждала твоего звонка.

– И вот дождалась.

Между нами повисла неловкая пауза. В тот момент я была уверена, что каждая из нас хочет многое рассказать. Например, как проходили наши дни, о чем мечталось, какие фильмы были просмотрены и какие новинки вышли. Новостей было много. Но мы молчали.

– Как Париж? – Зойка первая нарушает молчание.

– Хм… как Париж. Сейчас сильный дождь и… – делаю вдох, набираюсь смелости, – девчонки, с которыми я познакомилась, они живут по соседству, звали меня в клуб, но я осталась, чтобы поговорить с тобой.

– Эх, Навицкая, а могла бы флиртовать с симпатичным французом, – ее нотки задорные. Представляю ее улыбающуюся. Когда я уезжала, светило солнце, и я невольно вспоминаю, что лицо Зойки должно было покрыться мелкими веснушками.

– Не называй меня больше так…

– Навицкая?

– Да.

– Почему?

– Я больше не она.

– А что … – теперь Зойка вздыхает. Она понимает, что сейчас разговор будет очень личным. Как между двумя близкими подругами. Но являлись мы ими на тот момент, никто из нас не знал. – Что произошло, Милка?

В тот вечер я ей рассказала все с самого начала. А еще из Милы я превратилась в Милку.

Девчонки прожевали свои блинчики и теперь косятся на вскипевший чайник. Никто и никогда не хотел после вкусного завтрака вставать и заваривать всем чай. Зойка делает вид, что занята в телефоне, Соня опять начинает зевать.

– Я так понимаю, моя очередь заваривать всем чай?

– Ну слава Богу, – Зойка откладывает свой телефон и заговорчески улыбается.

Каждое воскресенье мои девчонки приезжают ко мне. Такая традиция. Этот день мы стараемся проводить вместе, насколько это возможно.

Я беру большой заварочный чайник и любимый Зойкин чай: черный с лепестками роз. Он придает чаю сладость, поэтому сахар можно не добавлять. Соне этот чай не совсем нравится, но она молчит, понимает, что в прошлые выходные мы пили ее любимый чай: зеленый с жасмином.

– Вы же в курсе, что мы сегодня идем в клуб? – Соня забралась ногами на стул и рассматривает свои ногти.

– О, да, – Зойка закрыла глаза.

– Может, не надо? – тихо спросила я, – настроение какое-то не клубное, – я вспомнила вчерашнее свидание (вообще, можно ли его таковым назвать), переписку с Навицким.

– Надо, Милка, там будут все наши, – Соня имеет в виду несколько девчонок с нашего курса, которых отобрали для Большого театра вместе с ней.

Я устало вздохнула и поставила три кружки на стол. У Зойки ее любимая большая с кошачьей мордочкой из полимерной глины, а у Сони очень девчачья с красивой картинкой девушки в солнечных очках и кисточкой на ручке.

С полки достаю любимые Зойкины драже и обожаемое кокосовое печенье Сони. Себе же просто шоколадную пасту.

Мы бы просидели так еще долго. Могли бы просто завести непринужденную беседу. Или обсудить парней Сони, этих у нее было пруд пруди. Со всеми флиртовала, но близко никого не подпускала. Или тайного ухажера Зойки. После ее выступлений неизменный букет белых лилий всегда украшал стол в гримерке. Самоуверенно с его стороны дарить такой цветок девушке, которую он не знает, а может, наоборот, очень хорошо знает. Потому что Зойка обожает лилии.

Что обо мне? То мы любим обсудить моего Мистер М. С ним я познакомилась, а точнее нашла его, в сети, как только вернулась из Парижа. Он протянул мне руку помощи, в которой я так нуждалась. Потому что ни друзья, ни родители уже помочь не могли. С тех пор мы с ним изредка, но видимся.

За окном начало темнеть, когда мы заканчивали последние приготовления.

– Я вот только не могу понять, если там не будет твоего нового парня, моего поклонника и…– Зойка смотрит на меня, – Навицкого?

– Я тебя сейчас стукну!

– Ну с кем ты сейчас? Кто в твоем сердце, поведай мне, – она близко подходит ко мне и играет в духа, что хочет выяснить все тайны.

– Прекрати, Зойка. Никого у меня нет.

– Ну да Бог с тобой. Я все равно не понимаю, куда мы такие нарядные собрались.

– Зойка, вдруг, ты там встретишь свою судьбу, – Соня подводит губы ярко-красной помадой и смотрит во все глаза на Зойку, – надо выглядеть подобающе.

Наблюдать за их вечной перепалкой интересно. Они обе упорно делают вид, что дружат только ради меня и из-за меня. Игра, в которой каждый притворяется, что терпеть друг друга не могут. На деле же совсем наоборот.

Когда я была в Париже, эти двое спелись. Так и не скажешь, что какое-то время назад мы были чуть ли не врагами. А сейчас стоим втроем перед зеркалом и красим губы, тыкая друг друга локтями в бесполезной попытке подвинуть соседку.

Зойка в красивом желтом платье. Кажется, этот цвет имеет название канареечный. А волосы собраны в красивый небрежный пучок. Сонька выбрала классику – черное маленькое платье, только оно полностью закрыта, зато ее длинные ноги открыты взору. Я же надела красное струящееся платье, что на тонких бретельках.

Последние штрихи нанесены. В руках у каждой клатч и телефон. Я выхожу последняя и закрываю дверь.

– Ты Навицкому то что ответила на его сообщение? – за столом я рассказала про нашу с ним случайную переписку. Девчонки слушали меня и не перебивали. Только хмурились. Они знают, как тяжело мне дались многие решения, связанные с Глебом. Как много я пережила. И, скорее всего, еще переживу.

– Нет.

Почему-то украдкой смотрю на экран. Где-то теплится надежда, что он решил мне написать. Просто “как дела”. На него можно было не отвечать, но думать, что ему еще что-то интересно, волнует.

– Дурак твой Навицкий, – сказала Соня и первая пошла к лифту.

А я украдкой написала ему ответ, чтобы никто не видел.

“Может, ему просто нравится сладкое. Помнится, ты тоже любил шоколад”

Точку в конце не ставлю. Я жду продолжения. Только к чему приведут наши такие колкие удары, когда завтра нас ждет заявление на развод?

Глава 7

Мила.

К клубу мы подъезжаем на такси. Очередное пафосное место, их находит Соня. У нее талант на это дело. Зойке нравится, я же не любитель таких мест. Нет, я не ханжа и хожу с девчонками в клубы с удовольствием, но только ради них и наших танцев. Через час, максимум два, мне становится скучно. Я не большой любитель алкоголя. А если вовремя не пригублять хоть самый обычный коктейль, то все вокруг будет казаться неинтересным. Или во мне говорит та Мила, что предпочла бы остаться дома за просмотром очередной классикой кино, например, Кертис с его “Касабланкой”, или засесть в кресло с новой книгой. Воспитание не позволяло мне отплясывать дикие и откровенные танцы, открыто флиртовать и пить более одного бокала белого сухого. Времена меняются. И Мила тоже меняется. Сейчас вино могу заменить на Космополитен, книжку – на современные танцы, а черно-белую “Касабланку” – на новый диджейский сет.

Сегодня в клубе шумно. Хочется закрыть уши, он давит на барабанные перепонки, отчего гул отражается по телу противной пульсацией. Вопросительно смотрю на Соню.

“И ты называешь это хорошим место?” – мой взгляд убийственный.

“Прости, сама не знала” – у Сони взгляд извиняющийся.

А Зойке нравится, она уже готова выходить на танцпол.

Мы друг за другом проходим к забронированному столику. Он в самом углу. Удачное расположение. Можно наблюдать за танцполом, и весь зал как на ладони.

Уже вижу знакомых девчонок. Наташа – с ней мы не виделись все эти четыре года. А теперь, насколько я поняла, она танцует в кордебалете. Как и Зойка. Еще одна девчонка, имени не помню, но виделись несколько раз в академии. Двое парней со скучающим видом. Их не знаю. Задаюсь вопросом, работают ли они в театре? Судя по сложенной мускулатуре, возможно. Танцора видно сразу, а тот, кто трудится еще и в балете, можно отличить по ровной осанке.

На столе только красивые и цветные коктейли. А нет, кто-то еще догадался заказать нарезку. Все сидят, общаются. Нас пока не замечают.

И только потом я вижу того, с кем попрощалась чуть больше года назад. Он сидит сбоку, его загораживала одна из незнакомых мне девчонок.

Никита.

Практически не изменился, разве что волосы стал стричь больше. Теперь я не вижу длинные пшеничные локоны, что часто ниспадали на лоб. Мне нравилось их поправлять. И это вызывало у него улыбку. Добрую такую, с долей загадки. Словно он хочет сказать что-то важное, но по каким-то причинам скрывает это.

Наши взгляды встречаются. И даже на расстоянии я вижу, как в них появились любимые мной смешинки. И блеск. Прельщал и завораживал. Так он походил на сказочного принца. Сразу вспомнился наш единственный с ним танец. Я была Авророй, а он моим принцем. История только оказалась для нас обоих печальной, несказочной.

В темноте цвет глаз неразличим. Но я помню, что они светлые. Он сам весь светлый.

– О, какие люди! – Наташ первая вскочила со своего места, чуть не задев свой красивый бокал с красным коктейлем. Про себя замечаю, что это Космополитен. После того, как мы втроем посмотрели все сезоны “Секса в большом городе”, нашим излюбленным напитком стал именно Космо. Соне понравилась эта идея, Зойка подхватила, а я просто смирилась.

– Наташа, – мои уголки губ слегка поползли вверх. Уроки этики, чтобы их.

Нас представляют двум девчонкам и двум парням, что слегка уныло кивают головами. Не сильно дружелюбно, но я не заостряю на этом внимание.

Никита подходи ко мне сам. Медленно, словно растягивает и время, и пространство. Он понимает, что нас многое связывает. То, что я бы хотела забыть, но было бы нечестно сказать, что я жалею об этом. Никита понимает это. Своими медленными движениями он дает мне время собраться с силами.

– Ты как? – Зойка тихо, насколько это возможно, спрашивает меня на ухо.

– Все хорошо. Только странно, – признаюсь я.

Никита теперь рядом. Я слышу его аромат. Он напоминает мне то теплое время, которое мы провели вместе. Пахнет весной, выпечкой и немного корицей. Приятные воспоминания, которые я никогда уже не запишу в свой дневник.

Я снова робко ему улыбаюсь, а по телу прокатывается легкая дрожь, словно подул ветерок, который треплет мои волосы. Как было на набережной, когда мы с ним гуляли и держались за руки. На улице было тепло. И внутри тоже играла радуга, что появляется после сильного ливня. Впрочем, так оно и было.

Никита улыбается мне в ответ. В его улыбке нет робости. Скорее наоборот. Она открытая. У нас получается диалог двух улыбок. И каждая из них красноречивее другой.

“Не думала, что ты здесь будешь,” – говорит моя улыбка.

“Зато я знал, что будешь ты,” – отвечает он.

Я сажусь напротив него, оказалось, что все места уже заняты, осталось только оно. Самое классное, но самое опасное. Потому что мы постоянно переглядываемся. Это неловкость, что скользит между нами, словно лезвие конька на льду у фигуриста. Одно неверное движение – и будет боль.

– Что тебе заказать? – Никита пробует за мной ухаживать.

– Что и всем… – бегло осматривают стол. На нем только Космо и несколько пар шотов. – Космо. Его. Наверное, – голос неуверенный.

– Как скажешь.

Он подзывает официанта, что шустро бегает между столиков, и делает заказ на всех тех, кто только присоединился. То есть на меня, Зойку и Соню.

Складываю руки на груди. Не вовремя вспоминаю, что платье на мне сегодня довольно откровенное, открытое. Взгляд Никиты нет да нет, но опускается ниже шеи, останавливается там на несколько секунд, потом снова поднимается и встречается с моими карими глазами. Его улыбка после такого становится шире.

Зойка пинает меня под столом. Она все замечает. Всегда такой была. Вроде бы и с девчонками общается, но следит за другой половиной стола.

– Что? – спрашиваю ее, потирая то место, которое она зацепила.

– Не тупи, Милка. Пофлиртуй, Развейся. Что ты как… будто…

– Тихо, – чуть громче, чем нужно, я останавливаю ее.

Заказ приносят быстро. Я беру свой бокал резким движением, пролив пару капель на стол. Ругаю себя. Тяжело искоренить в себе эту привычку все делать правильно.

Делаю пару жадных глотков. Они обжигают горло, а потом охлаждают. Извечное сочетание алкоголя и льда.

Ощущаю вибрацию на телефоне. Он в клатче, который переброшен через плечо. Почему-то мне кажется важным в этот момент взглянуть на сообщение от Мистера М. То, что это сообщение от него, я не сомневаюсь. Хоть и поздно для него писать в это время. Но иногда мы может переписываться и слать глупые картинки, над которыми долго смеемся.

“Только у меня на него аллергия. Представляешь, ты чуть меня не убила. В кафе. Слушай, а это идея. Нажрусь шоколада. Станешь вдовой”

Телефон падает из рук. Выскальзывает, как самая противная и мерзкая рыба, от которой идет тухлый запах. Мне неприятны его слова. Даже больше, злят. Как и сам Навицкий сейчас.

Телефон жестко ударился об пол под столом и отскочил прямо к ногам Никиты. Тот, конечно же, поднял его. Экран не погас, хотя должен был. Обязан. Но этого не случилось. Очередной закон подлости?

Никита вскользь читает то, что было написано на экране. В момент его выражение меняется. Теперь он не добродушный парень, с которым мы прекрасно проводили время. Он обижен, разочарован. Словно его задело то, что там написано. А может, его задело то, кто написал то сообщение.

– Прости. Просто… любопытно стало, – он передает мне телефон, опустив свой взгляд.

– Ничего, – я тушу экран, ставлю блокировку и выключаю звук и вибрацию. Зачем? Ведь больше никто не напишет.

Мы сидим и сверим друг друга взглядами. Сейчас уже не хочется находиться здесь. А идея пойти именно в этот вечер в клуб кажется провальной. Для меня. Встречи с прошлым никогда не приносили радости. Даже если с этим человеком было хорошо. Я словно совершила что-то плохое и недостойное, хотя по факту ничего не сделала.

– Милка, идем танцевать? – Зойка уловила напряжение между нами.

Я резко встала со своего места и пошла в сторону большого танцпола. Все-таки по пути решил ответить Навицкому. Хочу поставить точку, которую так не поставила. Ведь хотела продолжения. А вот сейчас не хочу.

“Дурак!”

Мой ответ краткий. А вместо точки восклицательный знак.

Танцую рвано, как и музыка, что сейчас играет. Движения жесткие. Сейчас я так чувствую. Меня рвет на клочья. И каждый клочок разлетается в стороны, его подбрасывает сильный ветер и уносит далеко-далеко. Плавности нет. Я просто прерванная линия. Мигающие софиты режут всех. Мы просто отрезки.

Взгляд, который я безошибочно определяю на себе в области ягодиц, которые понравились Новицкому, потом в области талии, груди. Он поднимается выше. Цепко выхватывает рваный образ губ. Я играю со своей улыбкой. Мне нравится сейчас эта игра.

Никита подходит ближе. Я знаю это, чувствую. Корица и ванильная выпечка. И только в самые яркие моменты вспоминаю жгучий перец.

Сейчас он отчетливо слышен.

– Милка… – он стоит близко, чувствую его мышцы.

Поворачиваюсь к нему и непроницаемо вглядываюсь в светлые глаза, что с каждой секундой темнеют.

Мы сейчас оба вспоминаем многое. Те весенние месяцы, те вечера с какао, те ночи.

– Я просто танцую, – черту не перехожу. Она выложена крупными буквами, а Мистер М прибил их. Знать. Помнить. Чувствовать.

Он ухмыляется. Берет мою руку и слегка ее сжимает. Жест, что заставляет напрячься. Он не чужой мне, прикосновения приятные.

Только все это бесполезно.

Никита уводит меня с танцпола. Я и правда уже натанцевалась. Хочется присесть.

– Ты все-таки разводишься, – вопрос легкий, но меня простреливает. Перед глазами темный взгляд Глеба, укоряет меня, презирает. А потом равнодушие и пустота. То, как он на меня смотрел в наш последний с ним совместный день.

– Да, – отвечаю тихо, расслышать практически нереально, но Никита читает по губам.

– Хотел бы сказать, что мне жаль…

– Но тебе не жаль, – заканчиваю я фразу.

– Нисколько.

Закрываю глаза. Есть небольшое головокружение. Это все Космо и танец. А может, все вместе и щепотка волнения. Никита сидит теперь близко. Наши плечи касаются. Его аромат я слышу.

Отторжения нет, никогда не было. Как и с Мишей. Что это? Просто привычка? Когда несколько лет танцуешь с чужим мужчиной, и он автоматически становится твоим? Родным? Нет, просто близким. Как тогда найти мужчину, который будет не просто близким? Он будет твоим.

Ведь мало касаний, мало тепла кожи, мало вкусного аромата. Всего мало. Недостаточно. Где та особенность, которая будет проходить гранью между привычным и любимым?

Мистер М говорил, что все ответы внутри. Мы сами знаем ответ на наш вопрос. И теперь я понимаю, что от рук своего мужчины я падаю в бездну. Темную и беспросветную, но такую желанную. И их ни с чем не перепутаешь. Бездна – она не про смерть. Она про возрождения, вкус свободы, про полет.

Я не легкомысленная дурочка, кто не знает про скромность ничего. Я просто ищу его.

Осознание, что ответ все-таки был у меня внутри, оглушает. Я выпиваю оставшийся коктейль залпом.

– Ты знаешь, а у меня из памяти не выходят дни, когда мы забирались ногами на кровать и смотрели комедии. Еще ели карамельный попкорн. Ты же его так любишь.

Отрицательно машу головой. Нет, я прекрасно все помню. Но у меня перед глазами другие дни. Пытаться вычеркнуть их как лишние строки в своем дневнике – глупая затея.

– Ник, если бы мы с тобой были на свидании, что бы ты заказал?

– Это такое приглашение?

– Нет. Просто ответь на вопрос. Мне интересно.

– Ну, если бы это был ресторан, то заказал бы рыбу. Я люблю ее. А если просто какое-нибудь кафе…

– Да, кафе. Блинчики. Ты бы с чем взял?

– Почему сразу блинчики?

– Просто. Ответь.

– Ну… если блинчики… То с медом, наверное.

Улыбаюсь. Мне становится немного смешно.

– Ты чего? – Никита не понимает, что происходит.

– Ничего особенного.

По привычке вынимаю телефон из клатча. Это не остается незамеченным от Никиты. Я заслуживаю язвительную улыбку. Мы оба помним, кто написал мне последним.

На экране пропущенный от Глеба. Руки потряхивает, мандраж разносится по всему телу. Движения скованные, а дыхание такое же рваное как и мои движения в сегодняшнем танце. Все пространство порвано на отрезки, а душа – в клочья.

Он звонил мне. Первым. А я крутила задницей, что так ему понравилась.

Никита видит перемены во мне, но никак не комментирует. Он видит ту грань, за которую я никому не позволяю переступить.

– Все в порядке?

– Да.

Он протягивает мне бокал, который успели уже заменить на новый. По запотевшему стеклу стекают маленькие капли. Завороженно наблюдаю.

– За твой развод, – слышу я голос Никиты.

Я чокаюсь нехотя и делаю маленький глоток, который сразу же вызывает приступ тошноты. Вкус приторный, а на языке горечь алкоголя.

Домой приезжаю рано. Оставляю Соню с Зойкой в клубе, а сама позорно сливаюсь, ссылаясь на плохое самочувствие. На сегодня мое веселье закончилось, так толком и не начавшись.

В кровати долго ворочаюсь. Меня отвлекают тени на стенах. Они похожи на отрезки. Раньше наблюдала за ними, и это успокаивало. Начиналось все с маленькой точки, потом увеличивалось до предельных значений и исчезало.

А сейчас это занятие кажется мне бессмысленным. Ведь сон так и не идет.

Беру в руки телефон. Для звонка очень поздно. Кто знает, чем Навицкий занимается в это время. Решаю оставить голосовое. Это уже не текстовое сообщение, но и не звонок. Что-то среднее.

“Навицкий, – делаю паузу, – напоминаю, что завтра мы встречаемся у ЗАГСа, – шумно сглатываю слюну, – будь хорошим мужем и не опаздывай. Целую”

И отправляю.