Дарья Белова
Навсегда моя
Глава 1. Алена
– Ну как я тебе? – голос дрожит, ведь я жутко волнуюсь.
Кручусь вокруг своей оси перед своей лучшей подругой. Она первой должна оценить мой образ, подходит ли он для того, чтобы окончательно свести с ума моего парня – Ваню.
На мне черные чулки с кружевной резинкой, пояс, непростительно открытые стринги и кружевной лифчик. А еще высоченные каблуки, на которых ну очень сложно даже стоять.
– Офигенно. Уже представляю глаза твоего Ванечки, когда он увидит тебя в таком… наряде.
Мы смеемся синхронно. Но мне страшно. Очень страшно. Я собираюсь сделать сюрприз своему парню – подарить ему себя.
На его день рождения уже была попытка близости, но я струсила. Убежала прямо из-под… него.
Вторая попытка была после успешно сданного первого экзамена на сессии. Стресс был позади, и я снова решилась… Но также не смогла. Какой-то блок в теле. Как только Ваня пальцами касался кромки трусов, меня скручивало от почти животного страха, и я не могла расслабиться ни на грамм. Каждая клетка словно была покрыта стальной оболочкой.
– Сашка, а вдруг я опять, ну, того? Сбегу? – заламываю пальцы от волнения. Дурная привычка.
– Тогда накати для храбрости!
– Ты что? Это же первый раз. Я хочу его запомнить, а не восстанавливать по кусочкам. Да и неправильно все это.
– Вот ты скучная, Ольшанская. Пару глотков вина действует и как успокоительное, и как обезболивающее.
Отхожу на своих ходулях к окну. Снег валит такой, что не вижу даже ворот дома. Именно сегодня, когда я все-таки решилась на такой шаг, погода будто настроилась против меня.
Волнение и так запредельное, теперь еще думать о том, как бы вовремя добраться до квартиры Вани.
Я выкрала у него ключи, сделала дубликат и теперь хочу пробраться в его квартиру по-тихому и ждать парня в таком образе там.
– И вот. Если у твоего Ромео от такой красоты кровь прильет только к одному органу, ты уж не забудь про защиту.
Сашка протягивает мне упаковку презервативов, а я позорно краснею, потому что в жизни их не держала.
– Они ребристые. Первый раз, конечно, не верх экстаза, но вдруг получится что-то приятное получить.
– Сашка!
Краснею еще пуще. Щеки горят, не притронуться. Вот черт. Мне сейчас нужно мимо родителей пройти, как-то свой уход объяснить. А если выйду к ним такой красной, вопросов не избежать.
Удружила, блин.
Надеваю поверх комплекта теплый свитер с горлом, натягиваю джинсы с высокой посадкой. Полосочка от стринг противно впивается в попу.
– Косметику не забудь. Я тут тебе собрала все.
Санька протягивает мне косметичку: тушь, тени, яркая помада, небольшой флакончик духов, смазка…
– Господи, а это что?
– Где? – она и правда не понимает, что ль?
– Вот, тюбик.
Шурка закатывает глаза. Она более продвинутая, чем я. Ну, и в выражениях не стесняется.
Иногда чуть завидую, например, вот в таких вот ситуациях. У меня при взгляде на эту… смазку ком в горле размером с земной шар образуется, а Сашка вертит тюбик в руках, открывает его, выдавливает каплю на ладонь.
– Аленка, это смазка. Иногда необходимо.
Закусываю губу. Стоит ли спрашивать ее, зачем она необходима? Пожалуй, загуглю в такси.
Собираю обратно все в косметику. И, кхм, смазку тоже.
– Ну что? Идем? – Санька потирает ладошки. Ей, конечно, интересно.
Для нее это приключение. Меня же от волнения тошнит, желудок сводит от напряжения, и голова гудит как протяжный гул теплохода.
Спускаемся по лестнице и обсуждаем учебу. Это, разумеется, для прикрытия. По плану мы с ней садимся в такси, Саню завозим к ней домой, я же еду к Ване.
– А вы куда? – мама стоит уже на пороге, глаза прищурила, пристально изучает.
Я могу ей доверить многое, почти все мои секреты, но вот этот… не могу. Это уже что-то мое. Совсем мое.
– К Саньке. У нас семинар сразу в начале семестра. Говорят препод очень строгий. Хотим начать готовиться.
Сердце стучит и вот-вот вырвется прямо к маме в ладони. Мне кажется, она чувствует все. Еще именно поэтому мне тяжело скрывать правду.
– Хорошо. Во сколько вернешься?
Облизываю губы, сглатываю скопившуюся слюну. Горло сухое от стресса, дышать тяжело, словно астма опять вернулась, и я начинаю задыхаться.
– Ой, так мы же с ночевкой ко мне. Что туда-сюда по такой погоде мотаться? – Шурка приходит на помощь.
Выдыхаю. Не знаю рано или нет, но я правда чувствую, как легкие раскрылись. Путь воздуха в мои легкие свободен.
Мама кивает. Целует в щеку, и мы пулей вылетаем из дома. Такси уже ждет нас. Шустро занимаем заднее сиденья и одновременно переглядываемся.
– Кажется, получилось.
Улыбка. Еще шире. Совсем широкая. И мы начинаем смеяться.
Чтобы я без нее делала? Без Сашки своей? То комплект поможет выбрать, то смазку, то прикроет полуголый зад.
Подруга выходит недалеко от Ваниного дома. Она ведь живет на параллельной улице. Поэтому оставшиеся пару минут я сижу одна.
В голове прокручиваю свой план и в тысячный раз пытаюсь себя убедить, что все делаю правильно.
Мы с Ваней даже не помню, когда начали встречаться. Такое ощущение, что это было всегда. Первый медленный танец в клубе с ним, первый поцелуй с ним. Он мой друг, моя опора, мой парень. Остался последний штрих – мой любовник.
Пробегаю мимо консьержа, пока меня не заметили, поднимаюсь на нужный этаж. Сердце стучит в груди как наковальня. В ушах звон стоит до боли в барабанных перепонках.
Спешно открываю его квартиру и вступаю в темноту. Ноги трясутся, руки не слушаются. Глупо улыбаюсь, а следом охватывает паника. На какое-то время забыла, зачем я здесь.
Пишу короткое сообщение Сане, что я на месте и готовлюсь встречать своего будущего любовника: заказываю суши, расставляю свечи, аромапалочки, которые я так тщательно выбирала пару дней, быстро наношу косметику и капли духов.
Еще бы раз сходила в душ, но, боюсь, пропущу момент, когда Ваня зайдет в квартиру.
Любуюсь на великолепие, которое приготовила, и аж кожу стягивает от дикого восторга.
– Сегодня. Все случится сегодня, – повторяю я себе под нос. Настраиваюсь.
На часах одиннадцать вечера. Обычно в это время Ваня звонил мне сказать, что уже дома, скучает по мне. Дежурная встреча с парнями прошла как обычно, и ему не терпится увидеться со мной. Я улыбалась и каждый раз намеревалась приехать к нему, но постоянно откладывала. Та еще трусиха. Была.
Ключ в замке поворачивается, и я замираю. В тишине комнаты отчетливо различаю удары сердца и треск секундной стрелки. Они играют наперегонки.
– Проходи, чувствуй себя как дома… или что там обычно говорят? Ой, блядь, – слышу голос Вани. Такой знакомый, родной. От него в душе огонек зажигался.
Но сейчас он не греет. Скорее наоборот, холод пробирается под кожу.
Удар, что-то разбилось, осколки рассыпаются по полу, хрустят.
– Ва-ань, – кто-то протяжно зовет… моего парня.
Разбившееся стекло отчетливо чувствую у себя на языке, в теле, в голове, под ногами, в груди. Острые грани нисколько не щадят и режут наживую.
– Иди ко мне, Анют.
Мычание, легкие стоны…
Шаги в комнату, где нахожусь я. Сдвинуться не могу и понять, что же делать. Вот-вот меня заметят.
А я боль чувствую. Объемную, жгучую, стреляющую.
– Хочу тебя, – шепчет Ваня.
– Как тогда? В клубе? – отвечает ему томно Анечка, или как ее.
Шаги ближе. Мое дыхание поверхностное. Задыхаюсь. Кислород вокруг меня заканчивается, горло стягивают тугими ремнями до предсмертных хрипов.
Резко включается свет.
Ваня обнимает пепельную блондинку. На ней короткий топик, который подчеркивает третий размер, ультракороткая кожаная юбка и идеальный красный маникюр. Девица пальцами вцепилась в шею Вани.
– Алена? – последнее, что слышу перед тем, как сердце вырвалось из груди и взорвалось в липкие клочья.
Глава 2. Алена
Смотрю на Ваню и уже не узнаю в нем того, кого любила. Вроде бы те же губы, те же глаза, тот же взгляд… Хотя нет, взгляд другой. Он им пытается собрать меня по кусочкам как недостроенный конструктор “Лего”.
Не выходит. Я рассыпалась, а детали разлетелись в разные уголки вселенной.
– Вань… как ты мог? – выдавливаю из себя эти слова.
Я так и не смогла встать с дивана. Сижу в одном комплекте нижнего белья, который тщательно подбирала, на ногах высокие шпильки, на губах красная помада, потому что, я знала, ему это понравится.
Мне холодно, кожа вся покрыта мурашками, а внутри разгорается костер.
Бросаю короткий как пуля взгляд на своего парня, бывшего парня. Он подпирает стену и смотрит с таким сожалением на меня. Внутри осколки хрустят от него такого.
– Как давно ты меня обманываешь? – боль разливается в груди как жидкий азот, – как давно у тебя другая?
– Аленка, прости… я такой дурак…
– Ты предатель!
Выплевываю.
Я всегда считала, что только в книжках такое бывает, ну, в романах еще, где, казалось бы, любящий мужчина изменяет своей женщине.
В жизни же мне это тяжело представить. Ты знаешь своего любимого человека настолько, что губительна мысль о другом. Этот другой совсем чужой, незнакомый. Не тот запах, не те глаза, не те прикосновения.
Анечка стоит и кокетливо закусывает пухлую, накачанную губу. Глазками стреляет то в меня, то в Ваню. Нет ни грамма неловкости или сожаления. Тотальное безразличие и пофигизм.
Слез нет. Пока нет. Они подавлены ненавистью и гневом. Пальцы потряхивает, словно я страдаю тяжелой формой болезни Паркинсона.
Мои вещи аккуратно сложены стопкой на краю дивана. Бросаюсь к ним и одеваюсь. Нет желания больше находиться здесь, рядом с ним. И с ней.
– Алена, подожди, пожалуйста. Давай… давай поговорим.
Ваня кидается ко мне и касается локтя. Кожа мгновенно промораживается до самой кости, а следом обжигает раскаленным железом.
– А есть о чем?
Горло удушливо стягивает. Понимаю, что вот-вот могут хлынуть слезы. А такого я не могу себе позволить. Не при ней.
Ведь я чувствую, что Ваня не только предал меня, он унизил.
– Это все, – он обводит взглядом Аню, та морщится, – никогда не заменит мне тебя. Ты сейчас не понимаешь, но потом обязательно поймешь.
Фыркаю. Щеки пылают, губы подрагивают. Никак не могу отделаться от ощущения какой-то грязи, в которую меня окунули с головой без спроса.
Ваня касается подбородка, хочет развернуть меня к себе, чтобы смотрела в глаза. А я не могу. Пока не могу.
Вдруг посмотрю и… поверю, прощу?
Слишком уязвима сейчас.
– Не трогай меня. Не после нее, – кошусь на пепельную выдру. Та снова цыкает, но ни слова не говорит.
Надеваю джинсы, сверкая задницей. У меня она не такая аппетитная как у Анечки. И грудь… тоже меньше. Я вся не такая. Меньше, глупее, доверчивее.
В коридоре останавливаюсь. Забыла косметичку в ванной, а там мои вещи. И смазку еще надо Саньке вернуть.
Резко разворачиваюсь и натыкаюсь на Ваню. Он стоял так близко позади меня. Вдох – и начинаю плыть. Его запах обволакивает меня. В голове всплывают воспоминания: как мы целовались на последнем ряду в кинотеатре, как гуляли в парке до позднего вечера, как смеялись, думали над будущим.
Тысячи острых ножей и кинжалов разрывают грудную клетку, режут ее, кромсают.
– Я все равно тебя люблю, Ален. Ты… простишь меня. Я сделаю так, что простишь.
– Никогда, Вань.
Открываю дверь и ухожу.
Не знаю, стоило ли устраивать скандал, вырывать ли патлы этой пепельной, уверена, они наращенные. Я ведь никогда не попадала в такие ситуации. Не знаю, как правильно или как следует.
Поэтому просто молча выхожу из его квартиры и медленно бреду до лифтового холла.
Внутри зияет огромная дыра, словно я словила пушечный выстрел в упор.
Лифт, как назло, едет медленно-медленно. Не хочу сейчас думать или рассуждать о произошедшем. Только мысли все равно крутятся как шарики в барабане с лотереей. Мозги воспламеняются от их скорости, и голова раскалывается надвое.
На улице устойчивый мороз, снег прекратил валить как ненормальный, а сейчас я бы хотела закружиться в этом водовороте. Глядишь, занесло бы куда-нибудь далеко. Например, в другую страну, на другую планету…
Достаю свой телефон, набираю Шурке. Домой вернуться пока не могу, а у подруги можно переночевать. Все, как и обещала маме.
– Вы уже все, что ль? – задает свой вопрос, стоило ей ответить на звонок.
Волновалась, наверное.
– Мы с Ваней все. Больше не вместе… – говорю и чувствую, как щеки царапает холод.
Одна слеза скатывается, за ней вторая. Меня накрывает от произошедшего как лавиной. Нельзя уже остановиться, даже вдох сделать не получается.
– В смысле?
– Он был с другой. Пришел с другой, когда я там… свечи… палочки… себя готовила…
Перед глазами опять та картинка, а в голове их голоса.
“Хочу тебя”
“Иди ко мне, Анют”
Хочется кричать как гарпия, а когтями раздирать все, что попадается на пути. Ненависть выплескивается изнутри и смешивается с ядерной обидой.
– Я могу прийти к тебе, Сань?
– Конечно! У меня виски, ведро мороженого и дружеское плечо, которое можешь измазать своими слезами и соплями, ты ведь знаешь.
Получается усмехнуться.
Санька…
– Приходи. Будем думать, как отомстить.
Глава 3. Ваня
Выгнал Анечку на хрен и всю ночь проспал на диване, где сидела моя Аленка. Кажется, я еще долго чувствовал ее сливочный аромат вокруг себя. Как наркоман лежал и дышал.
Свечи к тому же эти вокруг, палочки какие-то. Для меня старалась, для нас. А я…
– Костян, ты вечером свободен? – не вставая, набираю номер друга.
– А что? – голос бодрый, хотя вчера в клубе тусили вместе. И пили мы тоже вместе.
– Думал, пересечемся. Обсудить кое-что хотел.
Точнее, спросить совета. Что делать и как вымаливать прощение? Аленка, она же такая чистая, непорочная. А мысли одно время у меня были очень даже порочные. Не мог же я накинуться на мою девочку с просьбой все исполнить?
И девчонки все эти были так… пар сбросить. Пока Аленка не будет готова.
Готова она оказалась неожиданно. И не вовремя.
Где-то внутри свербит чувство, что так мне и надо. Заслужил. Предал.
От этого так хреново, хоть о бетонную стенку бейся. В голове слова ее последние перед уходом вертятся. И все, как вены кто-то невидимым ножом вскрывает. От запястья до самого локтя. Больно и страшно.
– У отца сегодня юбилей.
Черт, точно. Отец Костяна – Исаев Александр Юрьевич – известный адвокат в столице. Представляю, какой праздник забацают. У них семья огромная.
Внутри просыпается что-то из детства, когда зажимался в углу у окна и смотрел на коттедж, построенный рядом с моим детским домом. Словно кто-то специально посмеялся там сверху, чтобы дети без семьи наблюдали за счастьем тех, у кого есть мама и папа.
Я хотел семью. Я хотел того, что хотят все дети. И немного больше.
– Ясно, – отвечаю.
– Но постараюсь вырваться чуть раньше. Обычно после того, как тетя Яся выходит танцевать, можно уже сматывать удочки, никто и не заметит.
Весь день хожу как неприкаянный, из угла в угол, и постоянно прокручиваю вчерашний вечер. Да и вообще все вечера, когда в моей постели была другая.
Такой гнидой себя чувствую. Как увидел застывшие слезы в глазах Аленки, что-то внутри перестроилось. Говорят, так резко не бывает.
А у меня случилось.
Я же ее люблю, правда. Сердце выкручивается от этого чувства.
Телефон, понятное дело, недоступен. Сообщения не доходят.
А если это и есть конец? Если не простит? Или, не дай бог, под другого ляжет из вредности?
Аленка ангел, но если ее задевают, а я задел, она становится чертенком.
Костян приходит поздно вечером. При параде весь и как всегда хмурый. Это его перманентное состояние. Его сложно вывести на эмоции. И правда, сын своего отца, настоящий адвокат.
Иногда задумываюсь, почему мы дружим? Причем с детства, с того самого момента, как меня мама с Гришей забрали из детдома.
Мы с Костей настолько разные, общее у нас только разве что пол.
– Я ненадолго. Отец работой загрузил, надо завтра к нему в офис ехать.
– Все-таки припахал?
– Я сам.
Да, одно из главных наших отличий, что у Костяна будущее все расписано. Он будет известным адвокатом в фирме своего отца, которая достанется ему по наследству. Умный и талантливый преемник. Единственный.
Я же… без рода. Нет, Гриша, муж мамы, меня любит, наверное. Но я прекрасно осознаю, что свое будущее буду строить сам. Мне никто не принесет должность или работу на блюдечке. Хотя, не совру, благодарен за образование, которое получаю.
– Курить хочешь? – начинаю с порога.
– Не курю. Забыл?
Костян огибает взглядом комнату, где расставлены свечи. Хмурится еще больше. На столе все было приготовлено к ужину: красивая скатерть, приборы, все дела. Я ничего не убирал.
Если трону хоть что-то, сотру своими руками все, что делала для меня Аленка.
– А я вот бросить никак не могу, – достаю одну из пачки трясущимися руками и прикуриваю.
– На балкон не хочешь выйти? Сейчас все провоняет.
– Точно.
Друг следует за мной.
А я не могу начать разговор. Да и как?
“Что мне делать? Я подлец, изменял Аленке”.
– А если Аленка учует. Ей же… – замолкает.
Мне кажется, Костян набирается сил, чтобы продолжить. Его эта тема задевает. Всегда задевала, когда дело касалось Аленки. Мы же все дружили с детства. Потом наши с ней отношения переросли в нечто большее. Костян остался в стороне…
– У нее астма, забыл? – зло заканчивает свою мысль.
– Так я и не при ней курю. А если перед встречей, то зубы чищу. Не придраться, – развожу руки в стороны. Ну, правда, что пристал? – Да и вообще, скоро брошу. Я это… Аленка все узнала. Пришла вчера ко мне, красивая такая… а я с Анечкой заявился.
Сказал. Камень с плеч не упал. Он грохнулся, придавливая меня насмерть. Сейчас осознание накрыло с такой силой, что задыхаюсь.
Вдыхаю никотин со всей дури, пока глаза из орбит не вылезли.
Сука, больно.
Сердце в тиски зажимают и сдавливают, кровь брызгает в разные стороны.
– И что ты хочешь от меня? – как ни в чем не бывало спрашивает. Словно я рассказал анекдот, над которыми он никогда не смеется.
– Совет. Что делать?
Костян скрещивает руки на груди. Выглядит старше своих лет. Нам всего-то двадцать.
Мы с ним с шести лет играли в машинки на заднем дворе. А сейчас я стою, курю, Костян же уничтожает меня своим взглядом. Заслужил, че.
– Оставь ее уже в покое, – безразлично говорит.
Твою ж мать, аж расплывается все передо мной от одной только мысли. Лучше сдохнуть.
– Не могу, как ты не понимаешь! – кричу.
Под ребрами разрывается все от необъяснимого чувства. То ли ревность, то ли гнев.
– Я люблю ее, – выкрикиваю, словно Аленка может сейчас меня услышать. Я говорил ей это сотни тысяч раз, может, и больше. И только сейчас понял, что нужно было тихо говорить ей на ушко. И каждый день ждать, ждать ее.
– Но трахаешься ты с другой! – очередь Костяна выкрикивать.
Стоим набычившись. Капец какой-то.
Думал, после разговора станет лучше, а стало только хуже. Вот-вот еще и с другом поругаемся. Ему Аленка тоже не чужой человек.
– Больше не буду.
– Как ребенок!
Замолкаем одновременно. И дышим часто, будто только бег завершили на короткую дистанцию. А я никогда не любил бег. Скучно.
Костян смотрит куда-то вдаль. Вид у меня на Набережную. Квартира – подарок Гриши на поступление в Юридическую Академию.
– Она простит меня, вот увидишь. Потому что любит. А я никогда больше не совершу ошибок.
Глава 4. Алена
В комнате полумрак. Только еще с Нового года на карнизе цветные огоньки горят. Взглядом цепляюсь за красный, который сменяется желтым, затем зеленым, и они быстро-быстро начинают мигать.
Три дня прошло с того вечера. Телефон я включаю исключительно в одно время, в шесть часов, чтобы пообщаться с Санькой, узнать последние новости и тут же выключаю.
Наутро после случившегося Ваня заваливал меня звонками. Пришлось отключить, как только вернулась домой.
Зачем звонит? Почему? Что нового мне хочет сказать?
Мне и хочется его выслушать, но, блин, так страшно.
В груди постоянно колет, сердце, не прекращая, болит.
– Я думал, ты спишь, – после коротких стуков папа заглядывает ко мне в комнату.
Он скептически осматривает мои владения и садится на край кровати.
– Так время-то еще?
– Время девять. Мама девчонок уже укладывает.
Судорожно хватаюсь за телефон, который, конечно же, выключен. И Сашке не позвонила. Может, меня вырубило?
Последние ночи очень плохо сплю, сны дурные снятся, я и просыпаюсь. Потом ворочаюсь полночи, пока меня не накрывает сонным маревом.
– Прости, я просто плохо себя чувствую.
– Обидел кто? – его тон меняется. Становится жестким и ледяным.
– Со мной все в порядке.
Рассказывать папе о случившемся как-то неправильно. Ну серьезно? Нисколько не сомневаюсь, что он меня защитит, но я как бы взрослая уже. Да-да.
Это не тот случай, когда меня в детском саду мальчик укусил, а папа вывел отца этого мальчика “на разговор”.
– Иван? Признайся уже.
– Нет, – тяну с ответом и отворачиваюсь.
В груди знакомо тянет, будто на ужин я целую тарелку кирпичей съела.
Ужин… Вот блин, совсем забыла про него.
– Уши ему надеру, если обидит.
Усмехаюсь. Папа может.
– Все в порядке, пап. Правда.
Он вздыхает так тяжело, что не выдерживаю и обнимаю его за плечи крепко-крепко.
– И если хочешь знать мое мнение…
– А я его знаю, – перебиваю.
– Если хочешь знать мое мнение, – упрямо повторяет.
Олег не мой родной отец, и я это знаю. Но для меня он настоящий папа. И иногда кажется, что мама могла что-то напутать, потому что такого сходства, как у нас с ним, я еще никогда не встречала. Мы очень похожи и внешне, и внутренне. Ну, насколько могу судить.
– Ванька хороший парень. Но не для тебя.
Закатываю глаза и цокаю языком. Снова волна наставлений. Каждое слово я знаю наизусть, а папа – каждый мой ответ. Но мы упорно день за днем все это повторяем.
– Он еще не дорос.
– Он еще не дорос.
Говорим одновременно. Папа прищуривается, я прикусываю внутреннюю сторону щеки, стараясь подавить улыбку. Или смешок.
– Спускайся, поешь. Ты же так и не вышла из комнаты на ужин, – чуть смягчаясь, говорит.
А я снова обнимаю. И сейчас так хорошо становится, спокойно.
Что я в самом деле раскисла? Мой парень просто мне изменил, предпочел не ждать меня, а найти себе другую.
Это жизнь. Никто не умер, все живы.
Сейчас закончатся каникулы, начнется второй семестр в Академии. Все вернется в прежнее русло. Но с некоторыми изменениями.
Отныне я свободная девушка.
Мама уже уложила девчонок и разогревает мне ужин. Коротко улыбается, руками держится за край столешницы, словно сильно утомилась. Папа замечает все, обнимает ее со спины и тихо просит присесть.
Такие они классные сейчас. Домашние, уютные. Любят друг друга. Я хочу, чтобы у меня тоже был мужчина, который вот так вот бережно будет ко мне относиться. Чтобы любил меня сильно-сильно, до потери пульса.
Накидываюсь на еду, будто век не ела. Оказывается, когда страдаешь, забываешь вовремя поесть. Я же первый раз с этим столкнулась.
– Вкусно? – мама бросает взгляд на тарелку с макаронами и курицей, бледнеет на глазах. Или зеленеет.
– Очень, – отвечаю с набитым ртом. Мама рот зажимает.
Зависаю на мгновение с непрожеванным филе во рту, рот открываю.
Да ну на фиг?
– Ты… ты беременна?
Курица застревает где-то в горле. Уставилась на своих родителей. То на одного смотрю, то на другого. На кухне тишина.
– Говорят, сейчас многодетным какие-то скидки полагаются. Ты же уже вымахала! – отдупляется папа. Но его вообще сложно смутить.
– Ну вы даете. У вас же есть я, сестра моя, еще сестра…
Смешно, ей-богу.
– Ты не рада? – мама спрашивает настороженно.
Курица все-таки падает в желудок, я растягиваю губы в улыбке. Ну как потом рассказывать о своих переживаниях, когда у них вон что намечается? Им сейчас так хорошо, что портить им настроение…
Справлюсь.
– Рада, конечно, рада, мамуль.
В комнату возвращаюсь в каком-то странном состоянии. Дома все хорошо, вот, скоро нас станет еще больше, но на душе серо и тоскливо. Как ноябрь, который я терпеть не могу.
Включаю телефон, и на меня сыплются пропущенные сообщения и звонки. Обсыпает с ног до головы как конфеты из пиньяты. Сладости люблю, а вот то, что творится сейчас с моим телефоном нет.
Саня, Ваня, снова Шурка, пять раз Ваня – не унимается никак, – Костя… Один раз звонил.
Мы с ним последнее время редко общаемся, если наше “привет” и “как дела” можно назвать общением. Еще два года назад мы были ближе. Пили воду из одной бутылки, покупали упаковку жвачки на двоих, обсуждали российский кинематограф.
Думаю набрать его, узнать, может, случилось что… Хотя он же близкий друг Вани. А если тот подговорил его мне позвонить? Или хуже, сам звонил с номера Костика.
Саня опережает и звонит мне первой.
– Солнце, солнце, я звезда. Ответьте, как слышно меня? Прием.
– Шурка?! – прыскаю в трубку.
– Ну что? Забыла, что в шесть часов вечера у нас плановое заседание?
– Прости, уснула, – с ногами залезаю на кровать и откидываюсь на подушки.
Их у меня тьма. Как приятно лежать, а вокруг тебя столько мягких подушек.
Ване тоже нравилось…
– Аленка, в пятницу у мажорика тусовка старшекурсников. Они решили затусить перед экзаменами и дипломом.
Мажорик это тайная для всех, но явная для меня безответная любовь Саньки. Парня зовут Слава, он очень крутой на потоке, у него офигенная тачка и стильная прическа. По словам Шурки, он отпад. А еще неприлично богат. Точнее, его родители.
Мы всегда ходили на такие тусовки вместе с Ваней. А теперь я вроде как лишняя там.
Мозг отчаянно начинает вырабатывать мысли и соображения, которые выплевывает как банкомат деньги. То и дело закусываю уже порядком истерзанную нижнюю губу. Нервничаю.
Ваня будет там? С этой Анютой?
Ревность глушит и слепит. Но вместе с тем боль не отпускает. Только сильнее стягивает пространство за ребрами.
– Пойдем? – не унимается Саня.
Зажмуриваюсь, перевожу дыхание, а оно сейчас участилось и приходить в норму не собирается. В горле сгусток из воздуха, застрял сильнее курицы за ужином.
– Давай, – наконец, говорю.
Пусть Ванечка увидит, что мне и без него хорошо.
