Дарья Анис
Сара на пробежке
Он видел, как глаза Сары, высохшие от слез, гудели новым подступающим потоком. Он будто читал ее мысли.
«Ну, ну. Не плачь. Я знаю твоего брата. Конечно, я знаю его. Но больше ничего не могу тебе рассказать. Это позволено знать только жителям нашего города. А здесь не живут люди, которые убегают от тени. Это мир зверей. Мы в лесной чаще. В месте дикой природы. А я – страж этого места. Мое имя Хоккот. И я единственный могу помочь тебе, раз уж ты зашла так далеко».
Сара переводила глазами из стороны в сторону, обдумывая услышанное, пытаясь сопоставить то, что помнила о брате, его эпизоды, крики, его слова, с тем, что происходит сейчас.
«Я не могу надолго задерживать тебя здесь. Но ты можешь вернуться. Я не встречу тебя больше в лесу и не провожу, но тень в тебе знает дорогу. Тень это зверь, и в каждом она своя. Люди выпускают зверя на волю, и тогда можно его разглядеть. Но свою тень сложно увидеть в зеркале, ведь выпуская ее в качестве страха, побега, жалости, боли, мы лишаемся ее и больше не можем видеть. Лишь приняв зверя и объединившись с ним, обретешь истинного себя. Но и потеряешь того человека, что давно был знаком».
Он сделал паузу и наклонился ближе.
«Какой ты зверь, Сара?»
Девушка вновь увидела себя в отражении его желтоватых глаз. Как в иллюзии ей не удавалось ухватиться за облик зверя, что смотрел на нее ее же взглядом.
В мгновение лицо человечка начало удлиняться, натягивая ранее сморщенную кожу на пологую голову. Его ноздри противно раздулись, щеки покрылись коростами, складываясь в узоры. Шея нездорово накренилась, язык вывалился наружу и раздвоился, растягивая слюну. Из горла человечка раздались сдавленный хруст костей, а следом кряхтение, переходящее в шипение. Огромная угловатая змея вытягивалась во все более тонкого червяка. Ломала себе голову, возвращала ее обратно, продолжая метаморфозу. Снимала с себя дряхлую кожу и склизко вываливалась из нее прямо в окно. Сара резко выглянула: обновленная змея быстро скрылась в глубине земли, оставив после себя в тесной комнате лишь пленку, напоминавшую склеенную тухлую чешую.
4
Дорога до дома прошла как во сне. Словно невидимый стражник проводил ее до знакомой дороги. Сара чувствовала его присутствие, но не могла заставить себя его разглядеть. Что-то мешало ей увидеть то, что спряталось в тени. Или просто Сара боялась смотреть.
Через пару часов сна в окна сквозь шторы пробрался рассвет. Легкий ветер качал тюль, открывая участок, где уже работали соседи, прохаживаясь по собственному огороду и размечая территорию. Что-то необычное зацепило взгляд. Сара приподнялась с кровати и подошла к окну. Длинный нос мужчины изгибался шершавым острым клювом, а его плечи острыми перьями поднимались вверх, когда тот ругался на жену. Она, по-заячьи трясясь, прижимала мохнатые уши к голове. Сара протерла глаза. Видение не исчезло. Она закрыла их ладонями, погрузив себя в тьму. Воспоминания ночи схватили за пятки как удар током от оголенных проводов. Желудок сжимался, подступала паника. Воздуха снова перестало хватать.
«Твой источник силы в твоей боли, – увидела вдруг в темноте закрытых глаз она образ Хоккот. – В страхах, в панике, в головокружении, тошноте. В том, от чего ты бежишь, том, что бежит к тебе, и не может догнать вот уже несколько десятков лет».
Сара отвернулась от окна и посмотрела в зеркало рядом с кроватью. Она медленно подошла к нему, заглядывая к себе в глаза, будто изучая их, будто знакомясь, повинуясь. Осмелившись увидеть то, что ей лишь казалось в отражении глаз стражника прошлой ночью.
И она увидела. Тот самый гордый образ, ту силу, характер, улыбку животного, смотрящего прямо на нее через зеркало. Резко кинувшись, Сара отдернула шторы, распахнула окно, высунулась в него и что есть силы закричала: «А-уу». Громкий взрослый рык разнесся по городку, покрывая собой как туманом, как морем, как тенью все вокруг до самого леса. Из его чащи раздался ответный: «А-уу».
