Дарья Александровна Федоренко
Родные стены
Картина, эта проклятая картина с женщиной теперь висела напротив него. В горле пересохло, Артём отступил назад и прижался к стене, пытаясь унять участившееся дыхание. Что здесь происходит, что здесь, чёрт побери, происходит? Шум внизу затих, будто нечто не собиралось его преследовать. Но, в приступе дикого животного ужаса, юноша не мог пошевелиться, вслушиваясь в тишину, разбавляемую пищанием датчика. Этот чёртов датчик его сдаст, потому он быстрым движением достал вещицу из кармана и бросил в черноту лестничного пролёта. Писк отдавался трелью внизу, а Артём закрыл глаза на мгновение и попытался вернуть себе самообладание. Ноги не слушались его, дрожь колотила тело, а сердце стучало так, будто сейчас вырвется из груди. Он вздохнул спокойнее и открыл глаза, подавляя страх. Тишина, ничего не издавало шума, кроме него. И всё же интуитивно он чувствовал чужое подавляющее присутствие, особенно из-за этой проклятой картины.
Внезапно она упала со стены, отзываясь грохотом по половицам. Артём вжался в стену спиной и вскинул оружие. Треск, едва слышный за этим грохотом, привлёк его внимание не сразу, но именно это мгновение стало для него решающим. Нечто внезапно перехватило его обручем по груди, блокируя руки, схватило за шею, зажало рот, прижало голову к стене. Руки, он отчётливо ощущал руки, сжимающие его. Он хотел брыкнуться, но они держали его мёртвой хваткой, он ощутил, как что-то успело схватить его за ногу и тоже прижать к стене. Он завопил от ужаса и боли, ощущая, как нечто упирается в него, тонкими иглами вырастая из стены, проникает через одежду, через кожу, стремится в его тело. Как его кровь, его соки начинают перетекать в монстра, словно в вампира. Палец сжал курок, и автоматная очередь изрешетила картину, стеклянный сервант, часть стены, впилась в потолок, проедая в них дыры до тех самых пор, пока патроны не закончились. Он видел в искрах эти руки, словно состоящие из старого дерева, покрытого краской или известью, кусками отваливающейся с неё. Труха опадала на пол, а древесина наливалась соками, его кровью. Через мгновение Артём потерял сознание.
Их было много. Они заполняли собой это место. Твари в стенах. Он чувствовал их, словно был частью них. Они копошились внутри, сновали в них тенями, неспособные обрести плоть, лишь отрастить руки на полметра, чтобы ухватить свою добычу. Или использовать элементы окружения, чтобы заманить жертву в ловушку. Они были достаточно умны для этого. Ничего, эта буря похоронит их вместе с этим домом. Никто больше не проникнет сюда, и они все погибнут от голода. Если какому-нибудь дураку не придёт в голову откопать это проклятое место.
Он спал беспокойным сном и чувствовал, как жизнь утекает из него. Он погибнет здесь раньше, чем они. Видимо, такова была его судьба. Потому он подумал о том хорошем, что было в его жизни, представлял живые картины родного дома, родных стен. Нет, не его скромной лачуги, где он жил в одиночестве среди пустого пространства с единственной кроватью и тумбочкой для хлама, который в очередной раз отнесёт в лавку.
Он думал о Марине, вспоминал её восхитительную красоту и нежные прикосновения рук, скромные поцелуи в щёку, как бы он хотел вновь ощутить один из них. Но он больше никогда не увидит её.
В своём сне он направлялся в лавку, приютившуюся между домов, столь тесно стоящих здесь, соединённых едиными стенами для экономии пространства. Он вновь окунулся в фантазию, где поднимался по лестнице и нырял в постель к Марине, едва проснувшейся и такой жаркой, как ласкал её, обнимал, целовал, тонул в её объятиях и густых волосах.
На мгновение он посмотрел в сторону и почему-то не смог оторвать взгляда от этих выцветших цветочных обоев. Он бы хотел назвать это место своим домом, а эти стены – родными. Он хотел этого больше всего на свете. Но это было невозможно.
Артём проснулся от настойчивого писка датчика. Слабыми руками он коснулся шеи, лица, спины, но не было ни следа этих дьявольских рук и игл. Он держал ладонь на груди, чувствуя размеренный такт сердца. Он был жив?
Он лежал в обломках, куда и провалился при падении, датчик был чуть в стороне, будто выпал из кармана. В руке была зажата верёвка от вещмешка с хрустящим грузом хрусталя. Фонарик валялся в стороне и упирал луч в стену. Экран КПК треснул, и теперь тепловизор показывал яркую оранжевую полосу поперёк изображения.
Так это всё был лишь сон? Ничего не было? Он просто упал и отключился? Артём поднялся на ноги и отряхнулся от опилок. Голова гудела, кажется, его неплохо приложило при падении. Он подхватил свою добычу и поспешил к лестнице. Обходя комнату со спящими искателями, он осторожно заглянул внутрь, но тел больше не было. Лишь кучки трухи, похожие на ту, в которой он ранее копался, обнаружив схрон.
Проклятая картина пропала, видимо, висела на месте. Действительно, не могла же она передвигаться по дому по своей воле. Быстрыми шагами юноша преодолел лестницу, перепрыгнув дыру, которую он сам и пробил, молясь, что не создаст рядом вторую. Вот он, верхний этаж. Сердце беспокойно заколотилось, предвкушая долгожданную свободу.
Он ворвался в крайнюю комнату. Буря замела окно песком до самого верха. Он нажал на курок автомата, но тот отозвался глухим звуком, заставив Артёма похолодеть. Патронов не было? Приглядевшись, он обнаружил отсутствие на месте магазина. Дурень, когда успел проморгать? Благо в кармане лежал второй добытый, и он тут же примостил его на место утерянного. Хриплая череда выстрелов заставила стекло треснуть под напором песка, и тот волной хлынул в открывшуюся полость. Артём подхватил свои сумки и бросился откапываться. Лишь бы поскорее сбежать из этого проклятого дома.
Оставалось два часа до закрытия, когда внимание Петра привлёк звонок у двери. Покрытый песчаной пылью, к нему пожаловал Артём, гружёный несколькими вещмешками. Юноша улыбался какой-то странной блаженной улыбкой, но скупщику было не до этого. Его больше заинтересовала потенциальная добыча искателя. Мужчина вскочил со своего места и бросился к гостю, схватив его за плечи.
– Артём! Ну наконец-то! Где ты пропадал столько времени? А то я уже начал переживать, не стряслось ли с тобой чего! – восклицал он с отеческой радостью.
– Вроде не стряслось, – ответил устало юноша, несколько удивившись словам Петра. Его же не было несколько дней, неужели это весомый повод для беспокойства, учитывая его род занятий? – Лучше поглядите, чего насобирал. Может, в этот раз посчитаете, что я не такой уж и непутёвый.
– Да какой же ты непутёвый? У тебя золотые руки. Опыта мало, так это со временем же руку набьёшь, нужно только терпение! – приговаривал скупщик, принимая мешки. – Ну, давай посмотрим, что тут у тебя.
Проявляя мало интереса к происходящему, Артём отдал свою ношу и лениво осмотрелся по сторонам. Кажется, в лавке прибавилось вещей, в то время как плоды его поисков по большей части исчезли. Столько заманчивых предметов, что привлекут сюда людей.
– Ничего себе, – приговаривал старьёвщик, разбирая находки. Игрушки заинтересовали его больше всего.
– Со вторым мешком будьте поосторожнее. Там хрусталь, но, боюсь, большую часть не смог сберечь в целости, – едва ворочая языком настоял Артём. Чёрт, голова так и не прошла, потому он поспешил спрятать лицо в ладонях.
– Хрусталь? – завороженно прошептал Пётр и осторожно, словно шкатулку с сокровищем, стал разворачивать мешок, дабы воочию узреть содержимое.
Странно, небывалый спрос за такой короткий промежуток времени. Обычно вещи, которые приносил Артём, задерживались на некоторое время, могли лежать на полках годами. К ним подходила Марина и аккуратно стирала пыль причудливой кисточкой, чаруя его своими нежными прикосновениями к предметам и опьяняющим взглядом тёмных глаз.
– Действительно, не зря ты столько провозился, Артёмка, не зря, – завороженно произнёс Пётр Семёнович, рассматривая чудом уцелевший бокал.
– Да всего же около недели, может, две, – усмехнулся юноша. – Нормальный срок для рейда…
– Заигрался ты, Тём. Тебя не было чуть больше трёх месяцев.
Артём вздрогнул, почувствовал, как всё внутри него похолодело. Три месяца? Но как это возможно? Он же не мог пролежать без сознания, без еды и воды 3 месяца! Если только не…
На лестнице раздались шаги. Артём вскинул голову и увидел Марину, от чего волнение в его груди возросло в разы. Нет, он опасен для всех, он должен уходить! Он должен уберечь хотя бы её от опасности! Он попытался броситься прочь в порыве охватившего его ужаса, но ноги подкосились, и он завалился набок, уперевшись о стену.
Внезапно тело сдавила резкая боль и жжение. Он будто состоял из тысяч нитей, которые в один миг натянули как струну и попытались выдернуть из него. Изогнулся дугой, чувствуя, как нечто вырывается из-под его кожи, прорывает её и препятствующую одежду. Движется к стене. Он захрипел, ощущая, что не может кричать, тело сковало единым спазмом. В одно мгновение руки иссохли, отдавая все свои соки.
