Дарья Север Помощница Деда Мороза

Дарина надела всё. Чувствовала себя… настоящей. Не волшебницей, спустившейся с неба. А девушкой, которая просто вышла на улицу, чтобы погулять.

– Ботинки?

– Обычные, – сказала Снегурочка. – Тёплые. На низком ходу. Пусть будут простыми.

Она надела чёрные кожаные ботинки на толстой подошве, с меховой оторочкой.

– И волосы?

– Пусть будут как есть.

Её необычные волосы остались распущенными, только слегка закручены у концов, будто она только что сняла шапку. Глаза – серо-голубые, как лёд на озере, когда сквозь него пробивается свет. На щеках – лёгкий румянец от холода и волнения.

– Теперь ты готова, – сказала Снегурочка.

– А если он поймёт? Вдруг что-то вспомнит?

– Пусть поймёт.

– А если испугается?

– Тогда он не тот.

– А если… это будет неправильно?

– Если сердце говорит «да» – это всегда правильно.

Дарина коснулась браслета.

– Готова?

– Нет.

– Значит, самое время.

Она закрыла глаза. И переместилась на улицы Екатеринбурга.

Она появилась среди людей не с грохотом, не с вспышкой. Она как будто всё время стояла там возле ёлки, огромной, как в сказке, увитой гирляндами, от которых свет падал на снег, как звёзды с неба. Вокруг – палатки: с горячим шоколадом в кружках, от которых идёт пар; с пирожками с капустой и яблоками; с игрушками – деревянными лошадками, стеклянными шарами, которые звенели при каждом дуновении ветра. Дети смеялись, а родители звали их домой. Музыка играла – старая, добрая, как колыбельная: «В лесу родилась ёлочка», но в акустической версии, с гитарой и балалайкой.

И вот Дарина увидела их. Данил и Есения шли вдоль палаток, держась за руки. Сенечка – в той самой куртке, что Дарина передала через продавца. Ярко-синяя, с капюшоном в виде лисы, с мехом, который светится в полумраке, как северное сияние. На ногах – ботиночки, которые были завёрнуты в куртку: тёплые, с подсветкой на подошве, которые загораются при каждом шаге – синим, как морозное утро. На руках – варежки, которые, кажется, она сама связала – неумело, но с любовью.

А Данил – в тех самых спортивных штанах, что Дарина положила в подарок. Тёмные, прочные, с большими карманами. На колене уже появилась потёртость, потому что он всё ещё часто опускается на колени, чтобы быть на уровне глаз с кем-то маленьким.

На нём – тёмно-зелёная футболка, мягкая, будто соткана из тишины, но сверху – зимняя куртка, плотная, из непромокаемой ткани, с высоким воротом и капюшоном, застёгнутым до самого верха. Куртка не новая – на локтях едва заметные потёртости, а молния местами поблескивает от частого использования, – но аккуратная, чистая, будто её каждый раз после прогулки встряхивают и гладят ладонью, как что-то ценное. Цвет – глубокий хаки, почти сливается с фоном старых домов, но при солнечном свете в ткани проступают тонкие серебристые нити, будто зимний ветер оставил на ней след.

Рукава слегка закатаны, открывая запястья – там, где на левой руке виден старый шрам и тонкий шерстяной браслет, связанный кем-то с неуверенными петлями. Капюшон обрамляет лицо, приглушая ветер, но не скрывает глаза – в них свет, которого не было ещё неделю назад.

С тех пор, как получил эти штаны, Данил всегда их надевал, когда выходил на улицу. Он не просто носил их. Он берёг. Не стирал часто. Не садился на мокрый снег. Он чувствовал – их подарили ему не просто так. Кто-то, кого он не знал, но кто, возможно, понимал – кому-то нужно было, чтобы он почувствовал: он тоже достоин.

Они продолжали идти. Есения смотрела по сторонам – глаза горят, но молчит. Данил наклоняется:

– Ну, зайка, что хочешь?

– Не знаю, – шепчет она.

– А вот это? – он показывает на палатку с бубликами.

– Не очень.

– А чай с зефирками?

– Не хочу.

Он вздыхает.

– Ты же хотела что-то…

– Просто давай погуляем, – говорит она, но в глазах – тоска.

Дарина чувствует это. Как эхо. Как больной удар в грудь. И что-то тянет её к ним. Не волшебство. Не приказ, а желание.

Она делает шаг. Потом ещё один. Подходит. Улыбается.

– Привет, – говорит она, стоя в своей белой шубке, снежинках на джинсах и кофте, будто сошедшая с зимней сказки. – Я видела, как вы идёте.

Они оборачиваются. Есения – с любопытством, а Данил – с настороженностью.

– Ты…? – начинает он.

– Меня зовут Дарина, – говорит она. – Я… просто проходила.

– А я – Есения, – выпаливает девочка, тут же решив, что знакомства надо начинать правильно.

– Очень приятно, Есения, – улыбается Дарина. – Красивое имя.

– А это мой брат, – добавляет она, хватая Данила за руку.

Данил слегка смущается, но кивает:

– Данил. Рад знакомству.

– Рада познакомиться, – отвечает Дарина. – Вы часто приходите на ярмарку?

– Впервые, – говорит Есения. – Раньше не могли… Данил всё работал. А теперь… – она смотрит на него с гордостью. – Он больше со мной.

Данил опускает глаза, проводит ладонью по капюшону куртки – привычный жест, когда ему неловко, но приятно.

– Мы решили, что пора выйти из дома, – говорит он тихо. – Пусть будет сегодня.

– Правильное решение, – улыбается Дарина. – Иногда просто нужно оказаться здесь. Где пахнет снегом и пирожками.

– А ты откуда? – спрашивает Есения.

– Недалеко, – отвечает Дарина. – Я живу… рядом. Просто гуляю, любуюсь ёлкой.

Молчание. Ветер. Звон колокольчиков из ближайшей палатки.

Потом Дарина смотрит на девочку.

– Но, мне кажется, что я знаю, что ты хочешь.

Есения замирает.

– Что же?

– Ты хочешь покататься на коньках.

– Ой – ахает она, прикрыв рот ладошкой.

– И… – Дарина улыбается. – Сосиску в тесте. С горячим чаем.

Есения смотрит на Данила. Он – на неё.

– Ты… правда этого хотела? – спрашивает он.

Она кивает.

– А почему не сказала? Я же спрашивал.

– Я… не хотела, чтобы ты тратился…

Данил смотрит на Дарину. И в этот миг – что-то меняется. Он не боится. Не сомневается. Он чувствует: она – не чужая.

– Ну что, – говорит он, и в голосе – улыбка. – Покатаемся?

– Я приглашаю – вдруг выпаливает Есения, хватая Дарину за руку. – Пожалуйста, поехали вместе.

Дарина смеётся – тихо, искренне.

– С удовольствием.

И в этот момент – как будто весь мир становится чуть светлее.

– Тогда вперёд, – говорит Данил, и впервые за долгое время в его голосе – не усталость, а радость.

А в глазах у Данила была надежда, что, может быть, не всё потеряно. Что рядом может оказаться кто-то, кто видит – и его, и её. И понимает: они достойны счастья.

Каток был небольшой, но живой – расположился прямо на центральной площади, огороженный деревянным заборчиком, покрытым инеем. Вокруг – гирлянды, свисающие с фонарей, мерцающие, как звёзды, и ёлка во дворе, усыпанная шарами, от которых на лёд падали разноцветные блики.

Музыка играла – старая, добрая, с лёгким хрипотцой: «Кабы не было зимы» в акустической версии, с гитарой и скрипкой. Колонки стояли на снегу, прикрытые мешковиной, чтобы не намокли, но звук шёл тёплый, будто из детства.

Лёд – гладкий, как зеркало, отполированный за ночь. Отражал небо, фонари, людей. Казалось, идёшь не по льду, а по небу.

– Никогда не каталась, – призналась Есения, стоя у ограждения и глядя на скользкие ботинки других детей.

– Я тоже не сильно, – улыбнулся Данил. – Последний раз – лет в десять. И то упал три раза.

– А я – в деревне, на пруду, – сказала Дарина, надевая коньки с лёгким щелчком застёжки. – Каждую зиму. Лёд скрипел, как старая дверь, а ветер приносил запах дымка из труб. Бабушка кричала: «Не выходи далеко», а я – выходила.

– Значит, ты – профи? – усмехнулся Данил.

– Профи – нет. Но умею не падать. И удерживать других.

– Тогда ты нам подходишь, – сказал он, и в голосе прозвучало что-то тёплое, почти шутливое.

Они взяли коньки – Данил и Есения – и, осторожно ступая, вошли на лёд.

– Держись за перила, зайка, – сказал он, одной рукой придерживая сестру, другой – пытаясь устоять сам. – О, ноги уже дрожат.

– Это от холода или от страха? – спросила Дарина, легко скользя рядом.

– От обоих. И ещё от мысли, что если я упаду – она тоже упадёт.

– Тогда не думай, – сказала она. – Просто иди.

Она протянула руку Есении:

– Хочешь, я тебя поведу?

Девочка кивнула, осторожно отпустила перила и взяла её за руку.

– Смотри, как легко, – сказала Дарина, медленно ведя её по кругу. – Лёд не кусается. Он хочет, чтобы ты каталась.

– А если упаду?

– Упадёшь – встанешь. А я всегда буду рядом.

Данил смотрел, как они катаются – медленно, но уверенно. Улыбка сама собой расползлась по лицу.

– Ты тоже иди, – крикнула Дарина. – Не стой, как снежный человек.

– Я не снежный, я просто осторожный, – пробормотал он, но всё же оттолкнулся.

Через пару шагов – качнулся.

– Эй – крикнула Дарина, подхватывая его под локоть.

Он рассмеялся:

– Ну вот, уже спасаешь.

– Привыкай, – улыбнулась она. – Я сегодня в ударе.

Они катались. Сначала – медленно, цепляясь друг за друга, как трое новичков. Потом – увереннее. Дарина показала Есении, как делать восьмёрки, как тормозить, как поворачивать, не падая. Потом – трюки: повороты, скольжение на одном коньке, лёгкий прыжок, от которого девочка визжала от восторга.

– А можно научить меня? – спросил Данил.

– Конечно, – сказала Дарина. – Только держись за меня.

Он взял её за руку. На мгновение – всё замерло. Не ветер. Не музыка. А сердце.

Он почувствовал? Она – точно. Тепло. Электричество. Что-то, что не объяснить.

Но Дарина ничего не сказала. Только улыбнулась.

– Давай, Даня. Вперёд.

Он оттолкнулся. Одна рука – в её руке. Другая – держит Есению. И вдруг – у него всё получается.

– Я лечу – крикнул он, смеясь.

– Почти, – сказала Дарина. – Но уже не падаешь.

Потом они сняли коньки, сели на лавочку у палатки с едой.

– Сосиска в тесте – обязательно, – заявила Есения. – И чай с мятой.

– Две сосиски, – добавил Данил. – Я проголодался.

– А я – три, – сказала Дарина. – Катание – это работа.

Они смеялись, держа в руках горячие стаканы, завернувшись в шарфы, пока пар поднимался к небу.

– Классная куртка, – сказала Дарина, глядя на Есению. – Она будто светится.

– Это потому что она волшебная, – сказала девочка серьёзно. – Её мне подарила волшебница.

– Волшебница? – переспросил Данил, с лёгкой улыбкой.

– Да. В синем платье. Она стояла у ёлки. И сказала: «Это для тебя. Потому что ты заслужила».

Дарина замирает.

– А как она выглядела?

– Она была… – Есения смотрит на неё. – …очень похожа на тебя.

Дарина не дышит.

– Я её рисую, – продолжает Есения. – У меня уже пять картин. Она с монетками. И с запиской. И с улыбкой.

Дарина чувствует, как браслет на руке теплеет – не просто греется, а пульсирует, как сердце.

– А ботинки? – спрашивает она тихо.

– Тоже от неё – Есения поднимает ногу. – Видишь? Зажигаются.

Дарина кивает.

– Очень красиво.

– Она сказала, что я могу быть кем угодно. Даже художницей.

Данил слушает их разговор и смотрит на Дарину. Что-то в его глазах – меняется.

Не просто благодарность. Не просто вежливость, а что-то глубже.

– А штаны? – спрашивает Дарина, почти шёпотом.

– Что штаны?

– Тоже волшебные?

Он смотрит на них.

– Нет, – смеётся. – Просто новые. Но… – он проводит ладонью по ткани. – Я их всегда надеваю. Даже если иду просто во двор. Потому что…

– Потому что?

– Потому что их подарили. И я чувствую… будто это сделал кто-то, кто знает, как мне тяжело. Кто-то, кто видит меня.

Он смотрит на неё.

– Ты тоже как волшебница.

Она улыбается – тихо, тепло, как будто солнце выглянуло из-за туч.

– Просто люблю помогать.

Они ещё очень долго гуляли втроём. Медленно. Без спешки, будто боялись, что, если пойдут быстрее, момент рассыплется, как снежинка на ладони.

Есения держала Дарину за руку. Не просто так. Как будто чувствовала – это не случайность. Как будто знала: она – та самая.

– А можно я провожу вас? – тихо спросила Дарина.

– Конечно, – улыбнулся Данил. – Только не замёрзнешь в такой шубке?

– Я – как снежинка, – сказала она. – Меня холод не берёт.

Они шли по заснеженной улице, где фонари рисовали на снегу тёплые круги, а окна домов светились, будто внутри горели камины.

Есения болтала о катке, о сосисках, о том, как Дарина скользила по льду, будто не касалась его.

– Ты будто парила, – говорила она. – Я хочу так же.

– Будешь, – обещала Дарина. – Главное – не бояться.

Данил слушал, улыбался. Иногда смотрел на Дарину. Не мимоходом. Задерживал взгляд. На её волосах, где снежинки таяли, как звёзды. На её глазах, отражающих свет фонаря. На улыбке, которая появлялась, когда она смотрела на Есению.

У подъезда – остановились. Ветер кружил снежинки, как конфетти.

– Спасибо, – сказал Данил. – За сегодня.

– Это я вам спасибо, – сказала Дарина. – Я… давно не была такой счастливой.

Есения обняла её. Крепко. Как будто знала: это не просто встреча. Это – начало.

– Приходи ещё, – прошептала она.– Обязательно.

Данил смотрит на Дарину.

– А можно… списаться?

– Конечно, – говорит она. – Только…

– Что?

– У меня нет телефона.

– Как?

– Я… его разбила. А от аккаунта все пароли забыла. Я не могу войти ни в один.

В этот миг – её волшебная сумочка завибрировала, мягко, как сердцебиение. Из неё девушка достала новый телефон – тонкий, белый, с экраном, на котором сразу загорелся свет: «Добро пожаловать, Дарина».

– Вот моя девичья память. Я купила новый телефон, но ещё не настроила его.

– Ого, – сказал Данил. – Ну, давай сделаем тебе новую страничку.

Он достаёт свой телефон – старый, с треснувшим стеклом, но чистый, аккуратный.

– Я помогу, – предлагает он. – Раз уж ты с нуля.

Они садятся на лавочку у подъезда. Дарина включает телефон.

– Где начать?

– С имени, – улыбается он.

– Дарина. Только имя.

Она печатает.

– А пароль?

– Придумай что-то, что запомнишь. Что для тебя важно.

– Например?

Он смотрит на неё.

– Например… «снег_и_свет».

Она смеётся.

– Слишком поэтично?

– Идеально.

Он помогает ей настроить синхронизацию, включить резервное копирование, добавить фото.

– Надо сделать аватарку, – говорит он.

– А что поставить?

– Давай я сфотографирую.

– Прямо сейчас?

– Почему бы нет?

Он встаёт, отходит на шаг.

– Улыбнись. Просто… как ты есть.

Она улыбается – тихо, искренне. Он нажимает. Снимок сделан. Но он не сразу убирает телефон. Смотрит на экран. Потом – на неё.

– Красиво, – говорит он.

– Это я?

– Да.

В его глазах – не просто восхищение.Что-то глубже.Что-то, что он не может назвать.

Есения, тем временем, бежит к сугробу, лепит снежок.А он всё ещё смотрит.

Они обменялись номерами.Просто.Как будто делали это тысячу раз.

– Может всё же ты волшебница? – спросила Есения, возвращаясь.

– Нет, – сказала Дарина, присев на корточки. – Я просто девушка, которая вовремя оказалась в нужном месте.

– Но ты знала, что я хочу на коньках.

– Я просто хорошо смотрю.

– А ботинки и куртка?

– Может, кто-то другой волшебник помог?

– Нет, – сказала девочка. – Это была ты.

Дарина не стала спорить.Только коснулась её щеки.

– Ты очень умная. И очень смелая. И когда вырастешь, ты будешь рисовать не только волшебниц. Ты будешь рисовать свет.

Есения кивнула.

– А ты будешь на моих картинах?

– Обязательно. Если ты захочешь меня нарисовать, то я с радостью на них буду.

Брат и сестра зашли в подъезд. Дарина осталась стоять. Представляла, как лифт поднимается. Увидела, как в окне на третьем этаже зажёгся свет. А ведь совсем недавно она сама заходила к ним в квартиру как раз через это окно.

Она не спешила уходить. Стояла. Дышала. Чувствовала, как браслет на руке больше не просто тёплый – он пульсирует, как сердце. А потом – одухотворённая, с переполненным сердцем, она закрыла глаза. И переместилась. Не в свою комнату, а в мастерскую.

Там, в большом зале, где пахло корицей, древесиной и морозным воздухом, её уже ждала Снегурочка. Она стояла у камина, в руках – чашка глинтвейна, глаза – полны ожидания.

– Ну? – спросила она.

Дарина не ответила. Просто улыбнулась.

И в эту улыбку – вошёл весь день: каток, смех, прикосновение его руки, взгляд Есении, телефон, обмен номерами, свет в окне…

– Ты встретила его, – прошептала Снегурочка.

Дарина кивнула.

Снегурочка подбежала, схватила её в объятия.

– О, девочка моя… Ты не просто помогла – ты впустила его в своё сердце.

Они стояли так долго – в объятиях, как мать и дочь, как учительница и ученица, как подруги.

– Я не знала, что это будет так… – прошептала Дарина. – Я думала, волшебство – это дарить. А оказалось… оно ещё и возвращается.

– Конечно, – сказала Снегурочка. – Самое сильное волшебство – когда ты перестаёшь быть только силой. И становишься человеком.

Они долго говорили. О Даниле. О маленькой Сенечке. О том, как он бережёт штаны, как девочка рисует, как впервые за долгое время он смеялся.

– Давай приготовим ужин, – вдруг сказала Снегурочка. – Настоящий. Для нас. И для Дедушки Мороза.

– Правда?

– Правда.

Они пошли на кухню мастерской – большую, уютную, с медными кастрюлями и деревянными ложками, висящими на стене.

Снегурочка нарезала картошку, Дарина – лук. Одна шутила, другая смеялась. Готовили суп – густой, с грибами, сметаной и укропом, и пирог с яблоками, который пах как детство.

Когда всё было готово, Дед Мороз спустился по лестнице – в халате, с бородой, чуть растрёпанной от сна.

– Что за запах? – спросил он.

– Любовь, – сказала Снегурочка.

– И суп с пирогом, – добавила Дарина.

Они сели за стол. Ели. Смеялись. Рассказывали.

– Ты влюблена, – сказал Дед Мороз просто, глядя на Дарину.

Она покраснела.

– Я… не знаю.

– Всё ты знаешь и чувствуешь. Просто боишься назвать.

Она опустила глаза.

– А если это неправильно?

– Любовь не бывает неправильной. Она – как снег. Падает туда, где её ждут.

После ужина Дарина вернулась в свою комнату. Села на кровать. Открыла телефон.

Одно сообщение.

«Спасибо за сегодня. Есения уснула с улыбкой. А я не могу забыть, как ты катаешься. Будто летаешь.» – Данил.

Она улыбнулась. Печатала, стирала, переписывала. Наконец – отправила:

«Я тоже не могу забыть. Особенно твой смех. Он как музыка.»

А в это время, в квартире на третьем этаже, Данил сидел на пушистом ковре, пока Есения, укутанная в плед, смотрела мультфильм с родителями на диване.

Они вместе ужинали – простой ужин: борщ, салат, чай с печеньем. Говорили о школе, о погоде, о том, как Есения впервые каталась на коньках.

– Она сказала, что с ней была волшебница, – улыбнулась мама.

– Да ладно, – засмеялся папа.

– Это правда, – серьёзно сказала Есения. – И она похожа на Дарину.

Данил замер.

– Кто такая Дарина? – спросил папа.

– Девушка, которая была с нами, – сказал он. – Мы с ней познакомились сегодня.

– Красивая? – прищурилась мама.

– Да, – просто ответил Данил.

Потом мультфильм закончился. Есения ушла умываться. Родители остались в гостинной.

А он ушёл на свой диван. С телефоном в руке. Сообщениями, которые он перечитывал снова и снова.

Он думал о ней. О том, как она смеялась. Как держала Есению за руку. Как смотрела на него – как будто видела всё.

Он печатал:

«Завтра снова пойдём гулять?»

Ждал. Сердце билось быстрее, чем должно.

Ответ пришёл почти сразу:

«Если пойдём опять вместе с Есенией.»

Он улыбнулся. Положил телефон на грудь. Закрыл глаза. Впервые за долго время он вновь почувствовал, что может надеяться на какое-то счастье.

Они оба уснули. И сон её был тёплым. Как шубка. Как объятие. Как начало чего-то, что уже не остановить.