Дар Льдов
Второй обсидиан

– И что, получилось что-нибудь? – с участием спросил маг.

Пай кивнул.

– Ну тогда покажи, если не жалко.

Второй раз Милиан видел, как Пай творит свой Фиат-люкс. Как и тогда, под сенью согнутых диадем, он плавно провел одну руку над другой и что-то коротко напел. Вспыхнувший меж ладонями световой шар он подвесил рядом с каноническим Лихтом. Но если образец висел ровно, то Фиат-люкс плавно покачивался: заклинание левитации у Пая тоже отличалось.

Преподаватель если и был удивлен, то никак этого не показал. Он лишь задумчиво потер костяшками пальцев щетинистый подбородок.

– Забавная штука, – оценил он. – Эдакий гибрид канонического Лихта с боевой огненной сферой. Очень, очень необычно… Сам придумал?

– Ага, – радостно закивал Пай.

– Что ж! – маг плеснул широкими рукавами в приветственном жесте. – Меня зовут Эйнар Шарлу. Я младший магистр боевой магии. Чем могу помочь?

Эйнар был неожиданно добр к двум чужим и, казалось бы, бесполезным мальчишкам (двенадцать-тринадцать лет – далеко не тот возраст, в котором берут на обучение в колледж). Он привел их в свою лабораторию, где щедро поил их отборным кофе и угощал сладостями, расспрашивая между тем о жизни. К чести Милиана, тот был бдителен: смотрел в оба и вовремя одергивал Пая, когда он готов был проболтаться о том, чего постороннему знать вовсе не следовало. Молодой маг тактично этих одергиваний не замечал.

На вопрос о Трансволо Шарлу только покачал головой: заклинание высшей пробы в приграничном колледже осилили бы только двое старших магистров, а они, как назло, в отъезде.

– Трансволо так сложно? – Пай закусил губу.

– Да, это, если можно выразиться, высший пилотаж магии. Я его пока не познал, – смиренно признался магистр.

– А я могу попробовать? – тут же вызвался Пай.

– Ты способный юноша, Пай Приор, – засмеялся Эйнар, – но не требуй от себя слишком много. Впрочем, если хочешь, можешь посещать нашу библиотеку. Я дам доступ. И тебе тоже, Милиан Корвус. И если… – он замялся. – Понимаете ли, я твердо верю, что каждый амбасиат – потенциально могучий маг. Если надумаете, то… в общем, даже в отсутствие старших магистров, мы соберем совет магистров младших и примем вас без экзаменов.

Милиан улыбнулся скептически. Пай просиял. Так они и покинули кабинет Эйнара Шарлу, каждый со своим впечатлением. Но в библиотеку отправились оба. Там Пай сразу обложился книжками по теории Трансволо, наконец дорвавшись до настоящей магии, раньше всегда запретной для него. А Милиан долго бродил меж книжных шкафов, ожидая знакомого предчувствия, всегда подсказывавшего ему нужную книгу. И оно не подвело.

«Теория Ничейной Земли» издательства «Северо-Юг». Странный образчик научной мысли. Сложнейшие главы, и каждая снабжена до идиотизма примитивным резюме. Резюме Милиан читать побрезговал, а вот хитросплетений научного текста он никогда не боялся и с латынью дружил. Сквозь скучные описания и замысловатые выводы он ВИДЕЛ саму Ничейную Землю. И обжитую, и дикую. В этом и состоит искусство чтения – в том чтобы видеть. Толстенный фолиант кучерявый мальчишка освоил за четыре с половиной часа. И спокойно вернул на полку, зная, что уже не забудет того, что прочитал.

Сквозь узкое окошко на паркетный пол уже падали алые лучи вечереющего неба. Пора. Милиан пошел возвращать к реальности Пая, уединившегося в уголке читального зала с двумя стопками книг. Он уже занес руку, чтобы потрясти юного мага за плечо – и замер: впервые Милиан увидел, как читает Пай…

Со стороны могло показаться, что он просто вдумчиво листает книгу, изредка останавливая взгляд на некоторых страницах, но Милиан Ворон, будучи амбасиатом, прямо-таки почувствовал, как горячо и бешено пульсирует в это время мысль Пая Приора. За то время, что Милиан изучил одну книгу, пусть и довольно объемную, Пай прочел и отложил в сторону шесть.

Это открытие поразило Ворона настолько, что пришлось тряхнуть головой, чтобы очнуться и прийти в себя. Осмотревшись, Милиан заметил, что за Паем с любопытством наблюдают сидящие за соседним столом два младших магистра, да и библиотекарь как-то нервничает… Маг Гердон Лориан, царство ему небесное, всегда смеялся над амбасиатами и посмеялся бы сегодня еще раз, ибо ни один амбасиат не смог бы пройти сквозь людное место незамеченным, настолько талант, подпитанный амбассой, выдает себя… Кажется, их просили не привлекать внимания. Но теперь уже поздно…

– Пойдем, Пай, – устало вздохнул Милиан. – Вечер. Если не доберемся до жилья к ночи, проведем ее с Алыми в ближайшем участке. Тут с этим строго: твари всякие, комендантский час…

– Ага… – Пай послушно кивнул и отложил книгу. – Вид у него был отрешенный и счастливый. – Я тут столько всего прочел! Не до конца составил картину, правда… Можно поделиться с тобой сомнениями?

– Можно, можно, – поторопил его Милиан, собирая книги. – Пошли, расскажешь по дороге.

Пай рассказывал о Трансволо с таким восторгом, что потерял всякую осторожность. Милиану пришлось продираться сквозь спешащую по домам толпу, таща Приора за рукав, и одновременно вникать в вопросы высшей магии. Хотя – нельзя не признать – в устах Пая колдовство звучало столь заманчиво, что твердые амбасиатские установки Милиана несколько поколебались: в какой-то момент он мечтательно представил, что тоже мог бы… но какой-то громила, спешивший в противоположную сторону, походя заехал ему плечом в висок, разом вернув с небес на землю. Было адски больно; перед глазами замелькали искры – целый фейерверк! И синяк обещал остаться.

До гостиницы они добрались вовремя и с радостью захлопнули тяжелую дверь перед носом у подступающей ночи. Видимо, их ждали: очень уж в большой комнате было тихо. Ближе всех к двери сидел Орион, мирно чистивший шелковой тряпочкой меч Оазиса.

– Рассказывай, что узнал, – обратился Джуэл к Паю как к ответственному за данную миссию.

– Уф… – тот перевел дух и устало опустился на пушистый ковер с узором из танцующих тигров. Рядом присел и Милиан. – Старших магистров, которые владеют Трансволо, в колледже в данный момент нет. И не будет еще очень долго. – Он отчего-то оглянулся на Ориона, тот встретился с ним взглядом, потом вернулся к чистке меча. – За это время я сам изучу Трансволо, – решительно сказал Пай.

И никто не засмеялся над ним.

– Сколько тебе потребуется времени? – спросил Джуэл.

– Месяц… может быть, два.

– Слишком долго, – файзул отрицательно покачал головой.

Орион вложил в ножны начищенный до зеркального блеска меч и кашлянул, прочищая горло.

– Насколько я помню, – деликатно заметил он, – Сайнар нас во времени не ограничивал.

– Трансволо может еще пригодиться! – вступил Бала.

– И не хотел бы я идти в Ничейную Землю без подготовки, – сказал последнее слово Лайнувер.

– У нас не хватит денег на месяц, а тем более два, – непреклонным тоном возразил всем троим Джуэл. – Мы не сможем платить за гостиницу так долго…

В дверь постучали. Судя по всему, ногой.

– А вот и тот, кто поможет нам решить проблемы с жильем, – Орион прицокнул языком и пошел открывать.

Орион угадал: в дверь ввалился разгоряченный и пыхтящий Оазис, который был невероятно зол, что его долго не впускали. На правой скуле у него багровел синяк, рукав плаща был оборван и жалко болтался. Но вид городской дикарь имел довольный: видимо, в бою победил все-таки он.

– Привет, дружище! – весело сказал ему Орион. – Я тут твой меч почистил. Не запускай его.

– Кто тебя так? – взволнованно спросил Джармин.

– Э… – Оазис махнул рукой с самым брезгливым видом. – Местные сопляки… Не на того напали! Пятерых я положил, четверо удрали. Подлые трусы. Количеством хотели взять.

Вот и еще один амбасиат засветился… Нет, тихо всей компанией по Омнису никак не пройти…

– Надеюсь, ты не убил никого? – мрачно осведомился Джуэл.

– Нет, – заверил его Оазис и с наслаждением вытянулся на ковре. – Хотя, когда они за камни взялись, я начал думать о ноже. Но все обошлось… даже слишком просто обошлось… Давно я в уличной драке не был, уже забыл, что это такое. А ведь до того, как меня взял к себе учитель, девять ровесников показались бы мне целым войском! – несколько недоуменно сказал юный воин и, смутившись, поспешил сменить тему: – Я, между прочим, дешевое жилье нашел. Без ковров, конечно, зато платить будем медью, а не золотом.

Джуэл и Орион многозначительно переглянулись. Пай Приор с надеждой посмотрел на них обоих.

– Хорошо, – уступил файзул, – мы задержимся. Узнаем больше о Ничейной Земле, пока ты учишься магии.

– Вот так! – Орион Джовиб подмигнул Паю. – Учи Трансволо, маг!

Глава 5. Дитя тьмы

Обычная пища для них безвкусна, она позволяет им не умереть, но не позволяет полноценно жить. Часто, чтобы сберечь силы, они впадают в глубокий сон, который может длиться века, но они просыпаются. Неизбежно. И идут охотиться. Лишь вкусив живой человечьей плоти, дети тьмы могут полноценно жить дальше…

Миродержцы в соавторстве, «Книга темных существ»

Орден Горящего Обсидиана – понятие ускользающее. Его как бы нет. Есть отец – уважаемый всеми амбасиат, воин с мечом без гарды, в тайне распространяющий по Омнису еретические мысли под псевдонимом Хансай Донал; десять его взрослых детей и их ученики. Всего двадцать один человек. Когда-то был еще и двадцать второй – Гердон Лориан – сводный брат Сайнара, но его давным-давно нет на свете, и Сайнар не любит говорить об этом…

После долгих лет Орден снова был в полном сборе. Настроения в семье царили самые разные, многие замечали, что отец то и дело виновато прячет глаза и старается говорить об ушедших мальчишках как можно реже. Но восемь из десяти, не посвященные в тайну, не придали странному поведению Сайнара большой значимости, ибо вокруг была весна, окрашенная в нежно-фиолетовый лепестками цветущих диадем, а братья и сестры вновь, после стольких лет разлуки собрались вместе. Абадар и Орлайя, конечно, держались поодаль, но так было всегда, сколько младшие себя помнили, потому никого не беспокоило их угрюмое молчание.

***

Рассветы до сих пор выдавались очень холодные – такие только поэта или мечтателя выманят утром из постели. Так или иначе, в багрянце восходящего солнца встретились на балконе всего двое: Евжения и Лар – самые младшие дети Сайнара, если не считать ребенка в пустынном городке Кулдагана, которого странный отец велел назвать Кангасском, а потом еще до рождения забыл и о нем, и его матери…

Евжении было двадцать три. Лару тридцать один. И они всегда оставались очень дружны, с тех пор, как Сайнар забрал трехлетнюю Евжению у матери и привез сюда, в Храм Жизни у леса Магров.

Тогда было яркое, солнечное лето, и диадемы уже роняли на землю спелые золотые плоды. Сайнар и Гердон поднялись на балкон храма для важной беседы, и маленькая Евжения осталась совсем одна. Некоторое время девочка растерянно озиралась по сторонам, а потом упала в траву и заплакала. Но успокоилась сразу, в тот самый момент, когда услышала добрый порывистый голос Лара. «Здравствуй! Я твой старший брат! – гордо приветствовал ее долговязый одиннадцатилетний мальчишка. – Кто тебя обидел? Только скажи – и я его побью!» О Небо, как давно это было!

– Доброе утро! – улыбнулся навстречу Лар, широко раскинув руки в сердечном приветствии.

– Доброе, – с тихой радостью кивнула Евжения, обнимая брата.

– Ты чего не спишь, сестренка?

– Я проснулась пораньше, чтобы поговорить с торговцем из Фираски, расспросить его о наших мальчишках.

– По глазам вижу, узнала что-то интересное! – Лар весело прищурился. – Давай поделись!

– У них, похоже, возникли проблемы с Трансволо… или по какой-то другой причине они решили задержаться в городе… – начала Евжения. Заметив, что сестра зябко кутается в плащ, Лар завернул ее в свой плащ, чтобы согреть. – Ты такой заботливый, – сказала она с нежностью. – Всегда был.

– И всегда буду, – скромно согласился Лар. – Так что слыхать о наших балбесах?

– О, они уже подняли на уши половину Фираски! – засмеялась Евжения.

– Что ж! – артистично вскинул брови Лар. – Уж кто, а отец должен был осознавать, что ОТРЯД из десяти амбасиатов пройдет по Омнису с грохотом. Его самого в моем родном городе до сих пор как редкостного чудака вспоминают, хотя почти тридцать лет прошло. Хех, отец в людном месте, что слон в посудной лавке!

Брат и сестра дружно рассмеялись. Смех, чистый, как перезвон колокольчиков, полетел вдаль, подобно невесомому лепестку диадемы… И вдруг Евжения замолкла и отстранилась от Лара.

– Отец очень хороший человек… – горько сказала она, глядя брату в глаза. – Зачем ему война? Зачем он тянет в это нас и наших мальчишек?

– Не знаю… – тут посерьезнел и Лар. Это ему совсем не шло, делало родное лицо каким-то чужим. – Я хотел бы верить, что он искренне желает Омнису лучшей жизни, а не просто мстит за Эрхабен.

– Ненависть отравила весь наш род, – обронила Евжения. – Зачем?

Они долго стояли молча. Мир заливался рассветным багрянцем, густым и пряным, как диадемовое масло.

– Не падай духом, сестренка, – сказал наконец Лар. – Своего Ориона я учил, что он Ордену ничего не должен и волен сам выбрать, идти ему путем Сайнара или нет. И он выберет, сразу, как только закончится его обучение. То есть, в конце похода. Думаю, тебе следует поговорить об этом с Джармином, когда он вернется. Не смотри, что маленький: он поймет.

– Поговорю, – пообещала Евжения, и на душе у нее стало легче. – А пока, – она слабо улыбнулась, – будем надеяться, что наши мальчишки не выкинут чего-нибудь…

– …Опасного, ты имеешь в виду? – хмыкнул Лар. – Не обманывайся, ты же сама амбасиат. И они имеют полное право на собственные опасности. Это жизнь.

***

Медь вместо золота устраивала в последние две недели всех – и странных постояльцев, и хозяйку дома. Сам дом лепился изнутри к городской стене, как ласточкино гнездо, и балконы, все до единого, смотрели прямо в глухую стену соседнего дома. С этих балконов даже упасть было нельзя. Даже при большом желании. Так что, безбоязненно усаживаясь на железных перилах, маленький Джармин потихоньку рисовал на сером камне соседнего дома красочный фантастический пейзаж с высоким синим небом, расчерченным пушистыми белыми линиями, с невероятными стеклянными башнями, скребущими облака, и изящными металлическими птицами, парящими над всем этим. Рисовал он неторопливо, вдумчиво, как настоящий мастер. Краски он купил сам, на те деньги, которые выдала ему Кангасск Евжения, за что получил взбучку от Джуэла: тратить общие средства по своему усмотрению – да как щенок посмел! Но теперь даже суровый файзул, успев насмотреться на серые стены Фираски, начал невольно радовался яркому пейзажу, расширяющемуся каждое утро. Хотя слов своих она обратно не взял.

Краски были дорогие, и Джармин не зря заплатил за них золотом: их не сотрет ни дождь, ни ветер, не выбелит солнце, не пожрет пламя. Пока камень, из которого сложена стена, не рассыплется в пыль, пейзаж иного мира будет виден любому, кто захочет посмотреть. Неведомый мир будет как живой. И не надо удивляться, что его создал шестилетний мальчик – амбасса заставит сверкать любой талант, если он есть.

Время в городе шло медленно, и каждый старался найти себе занятие, пока Пай и Милиан корпят над Трансволо. Оазис с головой погрузился в изучение фирасийских закоулков и привнес на их просторы немало собственных правил; в… неофициальных кругах его уже знали прекрасно и успели убедиться, что этого малого, по возможности, лучше обходить стороной. Убеждение усилилось, когда к мальчишке присоединился более опытный и сильный Лайнувер. Останься эти двое в городе на пару лет – стали бы одним из ведущих «крыл» теневой братии. А пока они лишь заставляли местных с собой считаться.

Джуэл и Ирин посещали боевые тренировки Алых Стражников. Там на прославленную технику меча без гарды мечтал посмотреть каждый. В первую же неделю у Джуэла появились трое преданных «учеников», решительно снявших гарды с мечей. Это были мальчишки шестнадцати лет, и на своего нечаянного наставника они только не молились.

Ирин большую часть времени пропадал на стрельбище недалеко от Фираски. Юные Стражники так и ахали, глядя, как их ровесник неизменно поражает цель и в дождь с переменным, мечущимся ветром, и ночью, и в тумане. Но любить Ирина никто не любил; Стражники постарше за глаза называли его маленьким хмырем.

Вот, пожалуй, и все, кто нашел себе постоянное занятие. Остальные не отличались таким постоянством. К примеру, Орион запросто мог пойти к Стражникам пофехтовать и поделиться опытом – там ему, веселому и незлобливому, всегда были рады. Стоило Ориону переступить порог тренировочного зала, как его тут же окружала благодарная толпа, но учеников, как Джуэл, Орион не завел – кому нужен учитель, что появляется в зале лишь от случая к случаю… Мог он и просидеть пару дней в библиотеке с Паем и Милианом или пойти улаживать очередное «дело» вместе с Оазисом и Лайнувером, всерьез интересовавшимися теневой жизнью Фираски. Впрочем, Оазиса Орион жаловал куда меньше, ибо «дела» у того были совсем непонятные.

Так или иначе, болтались туда-сюда все. Порой на тренировках Алых Стражников можно было увидеть Пая с Милианом и даже Джармина, а в библиотеку, пользуясь добрым расположением магистра Шарлу, порой заходили и Джуэл с Лайнувером (правда, сидели неизменно в разных концах читального зала).

По-другому обстояли дела у Балы и Косты. Бала с головой окунулся в жизнь рынка и таверны, куда стекались самые невероятные истории со всех уголков мира; где встречались интересные, а иногда и опасные люди. Общительного Мараскарана все это притягивало, как магнит. Он, хоть и не пил сам, но всегда брал кружку темного эля кому-нибудь в подарок и числился добрым завсегдатаем. Многие специально приходили поглядеть на чернокожего воина с мечом без гарды и порасспросить его о Пути Сохраняющих Жизнь, а заодно и о Черных Островах.

Что касается Косты, то первую неделю он пропадал вместе с Паем и Милианом в библиотеке, читая отчего-то особо мрачные фолианты, вроде «Книги темных существ», и одиноко упражнялся с деревянным мечом по утрам, пока его никто не видел. Но потом у него обострилась старая хронь, кашель из поверхностного превратился в мокрый и булькающий грудной и уже не приносил облегчения, а только переворачивал застоявшееся в легких болото.

Коста отнесся к этому стоически, отказавшись от помощи и заявив, что так у него бывает и что скоро должно пройти. Болезнь он пережидал безмолвно и терпеливо, как старый кот. Насколько же привычными должны стать подобные страдания, чтобы заставить двенадцатилетнего мальчишку относиться к ним так спокойно?

Коста в основном лежал, завернувшись в одеяло, и читал или бесконечно смотрел, как рисует Джармин. Разговаривать Оллардиан младший почти перестал – так, видимо, ему было тяжело.

Однажды Бала привел к больному заезжего мага-лекаря, которого встретил в таверне на празднике весны. Маг безмолвно наложил несколько исследующих заклинаний и только головой покачал: «Физически он здоров абсолютно. Очень похоже на обострение магической аддикции. Скажи, сынок, не ходил ли ты по Ничейной Земле с магическими предметами, не встречал ли аномалий? – Вопросов он задал много, но ответ на все был один: нет. Никаких видимых причин для возникновения и тем более обострения болезни не было. И лекарь сдался: – Прости меня, малыш. Не сумел я тебе помочь»

Магическая аддикция – диагноз страшный, ибо излечения от этого нет, но Коста принял его со спокойным кивком, будто уже знал. У седовласого мага при виде храброго умирающего мальчишки сердце болезненно сжалось – по глазам было видно. Лекарь ушел, не взяв с Балы ни медяшки, даже за потраченное впустую драгоценное время.

Так продолжалось целую неделю. Коста, который и раньше-то был болезненно худ, теперь и вовсе таял на глазах. И помочь ему было нельзя. Даже вернись они в храм у леса Магров, весь Орден Горящего Обсидиана мог бы лишь наблюдать, как медленно умирает Коста. Перед неизведанным явлением магической аддикции разведут руками и миродержцы.

Смотреть, как медленно гаснет жизнь человека, было невыносимо тяжело, потому каждое утро все, кроме Джармина и Балы, старались уйти из дому как можно раньше. Бала, напротив, перестал прозябать в тавернах и посвятил себя лечению Косты. Минуты не проходило, чтобы он что-нибудь не варил: это были зелья, подсказанные торговцами на базаре, изученные в первую неделю по книгам, придуманные самостоятельно и – самые ценные! – привезенные с родины Балы – Черных Островов. Каждое Мараскаран готовил предельно заботливо и подавал Косте со словами: «Вот это обязательно поможет! Должно помочь!»

Должно было, но не помогало – самое большее, что удавалось сделать, это немного смягчить кашель. И – словно насмехаясь над всеми усилиями травника-самоучки – подросли и чудесно блестели, отзываясь на львиные дозы травяных экстрактов, волосы Косты. Глядя на них, можно было подумать, что мальчишка вовсе не болен, пока он не начинал вновь чудовищно кашлять. Несмотря на все неудачи, усилий Бала не оставлял. За какие-то несколько дней молчаливый мальчик стал ему лучшим и самым дорогим сердцу другом.

***

То утро ничем не отличалось от предыдущих. Джармин поправил больному одеяло; заботливо и искренне, как умеют только маленькие дети, погладил Косту по голове и отправился на балкон – рисовать свой фантастический мир: по дну его стеклянного города уже змеились невероятные дороги, а ввысь поднимались мосты.

Бала снял с самодельной плиты, докрасна раскаленной на Фиат-люксе, ковшичек с очередным спасительным зельем, рецепт которого подсказал тот самый знакомый лекарь, подсластил зелье красным диадемовым сахаром и, наполнив кружку, поднес ее Косте. Тот послушно выпил, неторопливо, маленькими глотками. Все, вроде, как обычно. Только на сей раз огромные черные глаза мальчишки не глядели отрешенно в застывшую картину чужого мира, а горели живым огнем, непонятно откуда взявшемся в измученном теле. От внимательного взгляда Балы эта перемена не укрылась.

Так и есть: едва допив горячее варево, Коста поднялся и начал собираться.

– Ты куда?! – воскликнул Бала, опомнившись; при этом он неловко взмахнул рукой – и со стола с грохотом полетела а пол металлическая посуда. Коста как ни в чем не бывало уже пристраивал меч на поясе.

– Я скоро вернусь, – сказал он тихо. После недели молчания странно было вновь слышать его голос.

– Тебе нельзя! – возмутился в ответ Бала и, скрестив на груди руки, заслонил собою дверь. – Не пущу!

Джармин оставил краски и с недоумением наблюдал за всем происходящим.

– Бала… дружище, – устало вздохнул Коста. – Я ждал неделю, как раньше. Ничего не проходит. Больше ждать нельзя, нужно что-то делать… Я скоро вернусь. Здоровым. Или не вернусь вовсе.

– Ты что задумал? С собой покончить?

– Нет, не с собой, а с тем, что меня мучает. Пусти, пожалуйста.

Бала долго молчал; в его душе боролись сомнения.

– Хорошо… – сдался он наконец. – Но я иду с тобой!

К мальчишке, в одиночку покидающему город, у Алой Стражи нашлось бы множество вопросов. К мальчишке, покидающему город в компании взрослого воина, вопросов не было. Коста и Бала благополучно миновали ворота. Пространство, развернувшееся перед глазами, огромное, чистое и зеленое, после тесного лабиринта фирасийских улочек заставило бы вздохнуть с облегчением кого угодно, но младший Оллардиан, напротив, зашелся тяжелым кашлем.

Кашель терзал его долго; припав на одно колено и прижав к груди руки, Коста терпеливо пережидал бедствие. Когда он поднялся, сипение в груди уже сопровождало каждый вдох и выдох, даже не думая исчезать.

«Слишком поздно решился,» – укорил он себя, увидев сочувствие в глазах Балы – отражение своего жалкого состояния.

– Пойдем, – просипел Коста. – Нам долго идти…

С широкого торгового тракта они скоро свернули и теперь неспешно брели по траве. Идти быстрее Коста не мог: больные легкие и измученное долгой болезнью сердце не справились бы с быстрым шагом. Но даже брел он на удивление ритмично и упорно, не остановившись отдохнуть ни разу за несколько часов. Видимо, опыт жизни с кислородом по минимуму у него большой.

Бала не решился о чем-либо спрашивать – просто шагал рядом и старался быть внимательным.

Фирасийский лес принял их с распростертым объятиями. Вековые кедры источали хвойный аромат, кругом в изобилии лежали крупные кедровые шишки и росла нетронутая ягода. По всему видно: нога человека ступала здесь вряд ли. Словно, едва отойдя от города, они попали в совершенно иной мир, никогда не знавший людей. Довольно странно для пригородного леса: в таких каждая полянка обычно обобрана до последней ягодки. Здесь же, если кто и вкушал щедрые лесные дары, так это патрулирующие территорию боевые единицы магов.

Бала не знал всего этого и легко обманулся гостеприимностью красивого и светлого леса. На ходу он собирал горсти ежевики, лущил кедровые шишки; ел сам и кормил Косту. Тот не отказывался, искренне желая набраться сил, которых ему так недоставало сейчас.

Первый привал сделали через четыре часа, второй – еще через три. Только тогда Бала осознал, какой ловушкой может оказаться гостеприимный фирасийский лес: теперь, даже если пойти быстрым шагом, до темноты в город уже не вернуться.

– Коста, – упавшим голосом сказал он, мысленно кляня себя на все лады, – нам нужно поворачивать обратно…

Оллардиан младший, неподвижно лежавший на земле, тяжело разлепил веки; глаза были красны от кашля и слезились. Сделав волевое усилие, он сел и прислонился спиной к смолистой коре векового кедра. При дыхании из груди Косты до сих пор вырывался сип.

– Сейчас пойдем, – пообещал он шепотом. – Уже все равно, куда идти… Сядь рядом… подожди минутку. Послушай…

Он опоздал и здесь… Где-то далеко раздался отчаянный детский крик. Ребенок что было сил звал на помощь; тоненький голосок то и дело срывался от ужаса.

– Посиди здесь, Коста, не уходи никуда, – умоляюще сказал Бала, оглядываясь по сторонам.

– Стой… – прохрипел Оллардиан младший и попытался схватить Балу за рукав, но не успел: тот уже вскочил и ринулся на помощь.

«Как не вовремя…» – горько подумал Коста и попытался побежать следом.

На второй секунде бега он начал задыхаться. Воздуха не хватало отчаянно: заполненные булькающей жижей легкие не справлялись. Сразу же стало загоняться сердце – без кислорода оно стучало бешено, на грани срыва. Перед глазами Косты поплыли зеленые круги, и он вынужден был перейти на быстрый шаг… Все равно: даже если теперь он поспеет вовремя, он уже не боец. «Дыши… дыши глубоко… – умолял он измученное тело. – Пожалуйста, дыши…»

Бала бежал, придерживая ножны левой рукой, чтобы не били по ногам. Лес совсем запутал его: детский голос слышался, казалось, то тут, то там – и неожиданно испуганный мальчик выскочил из зарослей прямо на него.

Присев на одно колено, Мараскаран попытался успокоить малыша и выяснить, что случилось. Мальчонке было лет пять, наверное; по крайней мере, выглядел он куда младше Джармина. На тощем тельце мешком болтались какие-то грязные лохмотья; на ладонях и щеках запеклись кровью свежие царапины – видимо, продирался сквозь ежевичные заросли. В широко распахнутых глазах малыша стоял такой ужас, что Бала невольно вздрогнул, разом вспомнив о близости Дикой Ничейной Земли и обманчивой безопасности красивого светлого леса.

– Что такое, малыш? – спросил он как можно спокойнее.

– Они убили маму… – прошептал ребенок (голос он все-таки сорвал). – Маму убили…

– Кто?

– Они страшные, злые! С зубами! Там, там! – мальчик взволнованно показывал пальцем куда-то за спину Балы и вдруг расплакался: – Спаси меня дядя!

– Сядь здесь и сиди тихо, – сказал Бала, вынимая меч из ножен. – Я пойду посмотрю…

– НЕТ!!! Бала, стой!!! – неизвестно, чего стоил Косте этот крик и как он не разорвал больные легкие. – Отойди от него!!!

Бала недоуменно взглянул на ребенка – и тут же отскочил, как ошпаренный; отскочил шага на два, в ужасе заслонившись мечом… Черты детского личика поплыли, как мягкий воск. Глаза в единый миг почернели полностью и увеличились; над ними нависли тяжелые надбровные дуги. Нос ввалился. Уголки рта растянулись почти до ушей, обнажив частокол острых зубов разной величины, загнутых внутрь – чтобы, схватив однажды, уже не позволить вырваться. Пухлые детские ручки вытянулись в длинные когтистые лапы, перевитые жгутами мышц. О прежнем мальчике напоминали теперь только растрепанные русые волосы на голове твари.

Смутные воспоминания мелькнули в голове Балы… диадемовый шатер… страшные сказки у костра…

«Морок…» – подумал он прежде, чем его захлестнула волна звериного ужаса, направленная так, чтобы уничтожить в нем все человеческое. Ужас сковал мышцы – теперь он не мог даже убежать. Даже двинуться с места.

Бала не знал, что купило ему и Косте драгоценные секунды и почему чудовище, миг назад бывшее ребенком, не бросилось на обездвиженного парня сразу же: он держал меч. Не выронил от страха, как должен был, а наоборот, – вцепился в рукоять как в последний шанс.

Коста успел – и тогда мороку стало уже не до Балы…

Пытаясь выровнять дыхание, младший Оллардиан остановился неподалеку от морока и взглянул в угольно черные глаза твари. Загнанное сердце словно пыталось выскочить из груди, руки дрожали. Нет, ему не было страшно – напротив: как никогда Коста был спокоен. И следующую волну ужаса, испущенную мороком, он почувствовал так, как камень чувствует волну моря – ударяющуюся об него и проходящую мимо. Бала же принял ее полностью: он выронил меч и рухнул на колени, закрыв голову руками. Коста осторожно переместился так, чтобы закрыть его от морока. Меча он не доставал: пусть тварь оценит, как он слаб, болен и мал – и прыгнет…

Но морок не спешил… Коста почувствовал, как о него плеснула новая волна; Бала за его спиной закричал – ТАК мог бы кричать человек, с которого живьем сдирают кожу: ничего человеческого уже не было в этом крике… Бала не выдержит, понял Коста. Его сердце разорвется от страха, или он сойдет с ума, – и Коста напал первым.

Бала видел только конец битвы – когда ужас отпустил, вернулась способность видеть и понимать. Видел, как Коста увернулся, когда чудовище прыгнуло на него, и одновременно рубанул мечом наискось. Любого человека такой удар острого, как скальпель, меча убил бы на месте, но морок, даже смертельно раненный, умудрился подняться и снова атаковал. Еще два удара потребовалось, чтобы его добить.

Несколько секунд – вот сколько длился весь бой. Но ударов сердца в него вместилось на целый час… Бала решительно не узнавал тихого застенчивого Оллардиана. Тот уничтожил тварь расчетливо и жестоко, а потом, склонившись над поверженным мороком, вырвал из его груди еще трепещущее сердце и раздавил ногой. В этот самый миг Косту снова скрутил кашель. Он упал на колени, содрогаясь всем телом, и долго, мучительно сплевывал на траву черные сгустки застоявшейся крови. Красная – свежая – кровь пошла только в конце: она текла с дрожащих губ тонкой струйкой, смывая скверну. Коста поднялся на ноги и вытер рукавом рот.