Даниэле Новара
Мои любимые триггеры: Что делать, когда вас задевают за живое

Полная версия

Как освободиться?

Не следует подходить к решению конфликтов и проблем в отношениях с оглядкой на незажившие раны детства. Не стоит смотреть на то, что происходит с вами во взрослой жизни, взглядом из прошлого, мешающим принимать верные решения, потому что в эти моменты ваш внутренний ребенок, помнящий обо всех былых потрясениях, берет верх над вами-взрослым и требует ответа за причиненную боль, побуждая вас вести себя по-детски. И, говоря «вести себя по-детски», я имею в виду не способность удивляться или реагировать творчески и нестандартно, а скорее проявления инфантилизма, плаксивость и виктимное поведение, побуждающие собеседника сказать: «Ты ведешь себя как ребенок».

В итоге вы переживаете конфликт, идя на поводу у своих эмоций, поддаетесь гневу, или страху, или желанию победить любой ценой.

Все эти эмоциональные поведенческие реакции отбрасывают вас назад в прошлое, будят обиженного внутреннего ребенка. Вы злитесь? Избегаете конфронтации? Чувствуете себя несчастным и подавленным? Ничего не помогает? Это означает, что деспотичный внутренний ребенок заставляет вас испытывать те же эмоции, которые вы переживали в детстве, сталкиваясь с несправедливостью. Например, в той ситуации, когда младшая сестра запустила вам чем-то в голову и поранила. А мама пришла и сказала: «Нет, вы не должны ссориться, ты неправ/неправа, ты ведь старше». И неважно, что у вас все руки в крови: брошенный сестрой предмет оказался таким тяжелым, что пришлось накладывать шов. Но мама настаивала на своем: «Ты неправ/неправа, ведь ты старше». Спустя годы болевая точка возвращает вас в эту ситуацию, и вы говорите себе: «Все равно неправ/неправа я. Что тут сделаешь? Можно покричать. Можно разозлиться и послать всех куда подальше». На деле оказывается не так просто придумать другое решение, другой способ поведения, помимо реакции несправедливо обиженного ребенка, пострадавшего от младшей сестры.

Как найти альтернативный, освобождающий путь, который позволит отойти от поведенческого сценария обиженного ребенка и выстроить аутентичную стратегию поведения? Именно конфликтные ситуации дают нам свободу действия, влекут за собой изменения, помогают научиться разрешать конфликт без отягощающих эмоций. Мы анализируем свое детство не для того, чтобы компенсировать несправедливость, а стремясь научиться чему-то новому, достойно, без надменности и страха преодолевать конфликтные ситуации. Мы способны все изменить.

Благодаря этой книге вы научитесь прокладывать свой собственный путь вопреки тому, что диктуют вам болевые точки.

Глава 1
Негативный опыт детства: Трудности на всю жизнь

У детской боли нет срока давности.

Сильвия Веджетти Финци.

Девочка без звезды (Una bambina senza stella)

Время, когда мы полностью зависим от других

Детство, хоть мы и помним его лишь фрагментарно, – это самый важный период жизни, когда закладываются основы нашей личности. Это время, когда мы часто получаем травмирующий, негативный опыт.

«Негативным опытом детства» я называю все плохое, что произошло с нами, когда мы были детьми.

Негативный опыт – это своеобразная палка в колесе: все, что когда-либо причиняло страдания разной степени тяжести. Это как самые тривиальные ситуации (например, подруга стала общаться с другой девочкой, перестав обращать на вас внимание), так и настоящие травмы, например потеря в детском возрасте брата или сестры, отца или матери. Кроме того, к негативному опыту я также отношу нежелательные педагогические сценарии, когда, например, родители, вместо того чтобы заниматься воспитанием, постоянно ругались, унижали друг друга, не считаясь с тем, что это происходит на глазах у детей. Или ситуации, когда родители не позволили ребенку продолжить учебу, несмотря на его желание, или заставляли заниматься видом спорта, который ему не нравится.

Однако существует немало людей, которые считают, что у них было счастливое детство,

как в рекламе мороженого, где все радужно: мать обо всех заботится, отец защищает, а дети беззаботно играют друг с другом. Можно лелеять эту ностальгию, возводить на пьедестал, делиться воспоминаниями о детстве, рассматривая фотографии и рассказывая семейные истории. Если родители хотели передать нам модель идеальной беззаботной семьи, для решения этой задачи они просто выбирали фотографии, которые передадут потомкам пример предков, воспроизводивших эту модель и хорошо позировавших перед камерой. Снимки, которые нам передали родители, доказывают, что все было под контролем и так, как и должно было быть.

Вера в эту сладкую умиротворяющую идею позволяет нам жить с уверенностью, что период детства был той самой «земляничной поляной», как сказал бы Ингмар Бергман^[5], которую мы раз за разом вспоминаем как легкое и беззаботное время. Мы помним себя маленьких вместе с родителями, братьями, сестрами, бабушками и дедушками. Мы окружены вниманием, любовью и заботой – только так и никак иначе.

Вот что мне рассказала о своем детстве Ромина:

Райский пирог

О детстве у меня только приятные воспоминания, в основном связанные с летом. Мы играли на свежем воздухе с друзьями, тетя Ассунта звала нас на кухню, чтобы готовить пироги; особенно мы любили «Рай». Само название говорит о том, что это было нечто исключительное. Вы кладете кусочек в рот – и переживаете гастрономический экстаз. Но лучше всего было печь этот пирог вместе с тетей, которая умела мастерски вовлечь всех, не обделив никого вниманием. А когда все было готово, семья приглашалась к полднику. И это далеко не единственное мое воспоминание. Дядя Луиджи, муж тети Ассунты, бывало, брал нас с собой на озеро рыбачить; мы ловили рыбу, которой все вместе ужинали вечером. Иначе говоря, лето – это мое детство, а мое детство – это лето.

Однако есть и те, кто ничего не помнит о своем детстве, как героиня следующей истории – Рафаэлла. После семинара в нашем Психопедагогическом центре^[6], посвященного теме образовательной автобиографии, вызвавшего большой интерес у Рафаэллы, она поняла, что ничего не помнит о своем детстве. Она захотела со мной побеседовать, и я все пытался добиться хоть чего-то:

– Как же так? Неужели вы совсем ничего не помните?

– Ничего, – ответила она, – абсолютно ничего, провал в памяти. Я ничего не чувствую. И так было всегда. Я думала, что этот семинар поможет что-то вспомнить. Но ничего не изменилось.

Польский писатель Юрек Беккер сказал: «Не помнить свое детство – это все равно что быть приговоренным всю жизнь таскать за собой сундук, содержимое которого неизвестно. И чем старше становишься, тем тяжелее кажется этот сундук, а желание его открыть все возрастает»^[7].

Вот что я хочу сказать Ромине и Рафаэлле: детство – это большой сундук, в котором действительно может найтись все что угодно. В нем не могут храниться исключительно приятные воспоминания об условных «бутербродах со сливочным маслом и джемом на завтрак». Да и полный провал в памяти не означает, что все сценарии развития событий в дальнейшем окажутся радужными.

Сундук детства стоит открыть. Получать ласку и нежность – это безусловное право каждого ребенка, но именно негативный опыт, трудности, препятствия, опыт преодоления и сопротивления сформировал нашу личность

и сделал нас теми, кто мы есть. Я ни в коем случае не хочу сказать, что «бутерброды со сливочным маслом и джемом» не очень подходящее воспоминание о беззаботном детстве, а лишь пытаюсь донести мысль, что анализ негативного опыта, переосмысление и прояснение сложных ситуаций прошлого помогают развиваться и самосовершенствоваться. Воспоминания позволяют нам разрешать сомнения, находить ответы на сложные вопросы.

Я убежден, что невозможно прожить детство совсем без негативного опыта. Кроме того, именно тот способ, которым мы смогли переработать этот опыт и интегрировать его в свою жизнь, поможет разобраться в себе и стать самими собой по-настоящему. Негативный опыт детства – это испытания, через которые мы проходим на пути к тому, чтобы стать личностью. Как педагог, ученый и психолог я много общался с людьми, готовыми рассказать (подчас не без удовольствия) о теневой стороне своего детства, потому что они знают: именно там рождаются возможности, будущее.

Как не заблудиться в сумрачном лесу детских невзгод

Детство – это хранилище нашей жизни, в нем содержится негативный опыт, который, как я уже упоминал, включает три основные категории: болевые точки, модели воспитания и реальные психологические травмы. Умение распознавать и различать их чрезвычайно важно, именно оно позволяет нам обрести ясность. Модель воспитания необязательно равна травме. То же самое относится и к болевым точкам.

Болевые точки

В закоулках нашей жизни прячутся отголоски проблем детства, которые регулярно дают о себе знать в самых разных ситуациях. Эта боль – часть нашего эмоционального опыта, следствие взаимоотношений с родителями или другими взрослыми, с братьями, сестрами и друзьями. Преимущественно она проявляется в конфликтных ситуациях, то есть в моменты несоответствия ожиданий и реальности.

Представьте, что вы предвкушаете спокойный веселый рождественский обед в кругу семьи, а вместо этого кто-то из братьев или сестер вдруг поднимает щекотливую тему, обсуждать которую вы не готовы. На эмоциональном уровне эта ситуация активирует вашу болевую точку, загорается красная лампочка пожарной тревоги. Это дискомфортное ощущение всегда индивидуально, ведь оно часть именно вашей личной истории. К тому же вероятность того, что окружающие поймут вашу боль, весьма невелика. В порыве гнева вы ощущаете, как внутри вас поднимается волна неосознанных или почти не осознаваемых чувств, истоки которых надо искать в далеком прошлом. Какова вероятность, что другой человек, непохожий на вас, поймет, что вы ощущаете? Ваша реакция кажется несоразмерной, однако именно вы должны справиться с ней, ведь ваша история принадлежит только вам. Окружающим кажется странным, что вас вывела из равновесия ситуация, которая выглядит вполне нейтральной, безобидной и не вызывает у них самих беспокойства. Послушайте, что рассказывает о себе Лючия:

Я терпеть не могу, когда собеседник отвечает на телефонный звонок в тот момент, когда я что-то рассказываю. Я считаю это проявлением неуважения и пренебрежительного отношения. Понимаю, что все так делают, но не могу сдержать себя, и когда такое снова повторяется, я просто не могу скрыть своего неодобрения.

Лючия уверена в собственной правоте, но из-за подобной реакции у нее возникают трудности в отношениях. И эта ее реакция не что иное, как болевая точка.

Модель семейного воспитания

Модель воспитания – это полученное воспитание^[8], то есть сложная система вмешательств (социальных, психологических, антропологических, этологических и т. д.), которые общество осуществляет в отношении своих представителей, чтобы организовать процесс взросления новых поколений (но не только). Распознать модель воспитания возможно благодаря анализу полученного пассивного воспитания, которое определяется семейной, социальной и культурной средой. Это что-то вроде кожи или платья, которые кто-то другой надел на вас, а вы в этом ходите.

Понятие модели воспитания ассоциируется у меня с образом глиняной фигурки, ведь в детстве каждого из нас будто вылепливают по форме, выбранной кем-то другим.

Модель семейного воспитания словно определяет каждого из нас: ты был воспитан именно так, а не иначе.

В истории каждой семьи она может принимать разные формы, соотносясь не столько с жизнью отдельного человека, сколько с жизнью его родителей. Модель воспитания может видоизменяться в результате того, что происходило во время беременности матери, родов или в первые годы жизни ребенка, но не далее. Основной период формирования этой модели – самое начало жизни, от рождения до шести лет, когда защитные механизмы работают еще очень плохо, а зависимость от родительских фигур или других значимых взрослых крайне сильна.

Сегодня в общении с детьми преобладает концепция «родитель-друг», но было время, когда почти исключительно доминировал образ отстраненного родителя, немногословного и скупого на ласку, который очень редко сближается со своими детьми. Каждая эпоха имеет свои воспитательные сценарии, у каждого родителя есть бессознательные матрицы, которые могут воспроизводить определенную модель воспитания. Позиция жертвы, воодушевленность, чувство юмора, невнимательность, смирение, самообвинение, мелочность, гиперконтроль, самобичевание, перфекционизм, поиск одобрения – все это примеры моделей воспитания, усвоенных в детстве.

Иногда бывает, что даже случаи успеха, которые кажутся очень ценными примерами для подражания, например спортивные достижения, скрывают в себе очень строгие и жесткие воспитательные модели, которые не оставляют детям никакого пространства для маневра. Случай сестер Уильямс, двух знаменитых теннисисток, наиболее яркий, но далеко не единственный. Модель воспитания – часть нас самих, так же как наша кожа, ее очень трудно распознать, если не проводить специальное исследование, в котором определенные фазы развития личности подвергаются переосмыслению. Ее можно отнести к числу самых тонких, замаскированных проявлений негативного опыта детства. Помню, что в своей первой книге, посвященной отцам и матерям, я хотел написать следующее посвящение:

Моим родителям, которые,

несмотря на все свои ошибки,

дали мне возможность посвятить себя

этой профессии^[9]

.

Даже спустя не один год я считаю эту формулировку очень удачной. Бывает непросто определить, какое воспитание получил человек, но еще труднее оказывается выявить его фактор неблагополучия. Зачастую сами люди, тяжело страдая, продолжают повторять, точно мантру: их родители были идеальными, хотя родители и есть причина их страданий. Обратим внимание на связку «родители были идеальными, хоть и…». Именно за этим «хоть и» скрываются самые разнообразные перипетии детства: «хоть мой отец и был алкоголиком и, когда напивался, избивал нас», «хоть и все мои братья и сестры учились, а мне пришлось пойти работать», «хоть меня и ругали больше всех», «хоть я и оказывался зачинщиком и виновником всех ссор», «хоть помочь по дому и просили только меня»… Перечислять можно до бесконечности. Самое главное, что, несмотря на все эти обстоятельства, родителей всегда оправдывают и обеляют, а воспоминания со временем стираются, становятся смутными, нечеткими. Остается устойчивое чувство привязанности, потребность знать, что ты был желанным ребенком, «хоть и», например, ты прекрасно знаешь, что родился последним из семи детей, когда матери было уже сорок пять. И все же вы сохраняете некое почтение к родителям. Все это напоминает истории про давние времена, но я часто слышу нечто похожее от пациентов.

Девочка, которая не хотела петь

Так называется художественный фильм, показанный на телеканале Rai. Эта картина снята по мотивам автобиографического романа певицы Нады «Мое человеческое сердце»^[10], которая рассказывает о своем выдающемся голосе, который открыла ее сестра Маргерита. От лица Нады говорит ее сердце, израненное эмоциональной и психической нестабильностью матери, подверженной острым депрессивным состояниям, в результате которых она сильно отдалилась от дочери. Ранимое сердце девушки чувствует, что только ее пение может исцелить мать. Поэтому она начинает петь и становится Надой, преодолев, таким образом, страх быть брошенной и опасения, что ее недостаточно любят.

На трудностях взросления Анн Анселин-Шутценбергер построила науку, которую назвала психогенеалогией. В книге «Болезнь под названием родительство» (Una malattia chiamata genitori)^[11] она весьма любопытным образом выстраивает в единую повествовательную композицию проблемные элементы воспитания на самом раннем этапе жизни.

Я пишу это не для того, чтобы дать однозначную оценку отношениям с родителями; я хочу изучить и проанализировать, что нам дало воспитание, постичь его суть и понять, как оно повлияло на нашу жизнь.

Например, образ «хорошей девочки» – это всегда продукт определенного воспитания и совершенно несчастный, на мой взгляд, персонаж. «Хорошая девочка» играет только в куклы; всегда аккуратно выглядит и прилично одета; должна всегда помогать матери и заботиться о братьях и сестрах, даже когда они дергают ее за волосы, выдумывают разные шалости и грубят. «Хорошая девочка» всегда должна быть готова поделиться своими игрушками, не ожидая, что с ней поделятся в ответ. Она всегда послушна и готова услужить.

Следующая моя собеседница, Элиза, рассказала, как она была «хорошей девочкой»:

Не высовывайся

Мама всегда говорила мне: «Не высовывайся. Никогда не стремись быть первой, уступай другим». По сути, она просила меня жертвовать собой, проявлять мягкость, не создавать конфронтаций. Я должна была стать тем островком спокойствия, которого не существовало у остальных членов семьи, потому что в их отношениях преобладали конфликты и взаимное унижение. По мнению матери, я должна была стать той дочерью, которая каким-то образом спасет всю семью. Она видела меня хорошим ребенком, который всегда будет вести себя правильно.

Только позже я поняла, что это была концепция воспитания; именно так, в ее представлении, меня надо было растить.

Далее Элиза начала рассуждать о своей судьбе, о том, как ей пришлось адаптироваться к написанному для нее сценарию воспитания, который мать разработала, а отец в некотором смысле утвердил. Может ли она выйти за его рамки? Конечно, да, если начнет анализировать свое воспитание, отдавать предпочтение собственному выбору, даже чисто в умозрительных вопросах – то есть всегда делать не то, чего хотели от нее другие; иными словами,

это возможно, если стараться жить своей собственной жизнью, а не чужой.