Даниэль Зеа Рэй
Жатва II. Палач
Пролог
Я медленно шла вперед. Сил удерживать плеть не было, и она рассыпалась в пространстве. Он тоже был там. Мой враг. Я все еще не смогла понять, кто он такой. Я не рассмотрела его лица в третьем измерении. Теперь мы здесь, в четвертом.
– Кто ты такой? – застонала я, продолжая идти. – Кто ты, твою мать, такой!
Движение за спиной. Лезвие прошило грудь насквозь. Ровно в том же месте, где был мой рубец. Поток хлынул из меня фонтаном.
– Твоя клятва Возмездия, сука!
Я поняла, что падаю. Провалилась в третье. Провалилась во второе. Рухнула на пол в первом измерении.
– Мэйю, твою мать!
– Кровотечение!
– Доктор Соммервиль!
– Лори, мойся вместо нее!
– Давление теряем!
– Не могу остановить!
– Клипируй, – прошептала я.
– Ни черта не вижу! Все заливает!
– Давление теряем!!! Вызовите Кина! Соммервиль плохо!
– Доктор Соммервиль! Доктор Соммервиль!
– Клипируй, – шептала я.
– Ни черта не вижу!!! Отсос!
– Клипируй…
Тот, кто за мной пришел, знал, что делал. Он не хотел убивать меня. Он хотел, чтобы я убила ребенка, которого оперировала. Ребенок умер в одиннадцать тридцать две от кровотечения, причиной которому стало мое падение в момент, когда я зажимала сосуд, питающий опухоль. В одиннадцать тридцать три и десять секунд я забрала остатки Потока этого ребенка, чтобы остаться в живых. В одиннадцать тридцать три и пятнадцать секунд я поняла, что Потока умершего ребенка не хватит, чтобы заварить пробоину в моей груди. В одиннадцать тридцать три и двадцать секунд я забрала Исток Робина Кетлера. За это преступление полагается высшая мера. Пятая высшая мера, заработанная мною за жизнь.
Я очнулась в отделении реанимации. Мне сказали, что мое сердце остановилось в одиннадцать тридцать три. Реанимационные мероприятия были успешными, и в одиннадцать тридцать четыре оно заработало вновь. Я выписалась из больницы через неделю и дала себе слово, что больше никогда не подойду к операционному столу.
Я обрубила концы. Уволилась с работы. Заблокировала аккаунт и номер телефона. Съехала с квартиры и пустилась в странствия по стране. Я натягивала на себя штаны в кабинке туалета на сервисной станции, когда зазвонил мой второй телефон. Этот номер знали только два человека. Я оставила его на случай, если им или другим членам моей семьи когда-нибудь понадобится моя помощь. Я ответила, и спустя несколько минут поняла, что слова «твоя клятва Возмездия» – это не угроза, а обещание.
Глава 1
Это был дерьмовый день. Дождь лил как из ведра, встречая меня сплошной стеной там, куда я не хотела возвращаться. Изношенные «дворники» скрежетали по стеклу, не справляясь со своей миссией. Я съехала на обочину и заглушила двигатель своего пикапа. Нужно переждать, пока ливень стихнет. Пять утра. Раньше в этой дыре в такое время не работало ни одно кафе. И хотя в последний раз я была здесь давно, сейчас вряд ли в этом месте что-то изменилось. Патруль. Размытые сине-красные маячки застыли в зеркале заднего вида. Ну вот… Время встречаться с прошлым лицом к лицу.
К двери подошел один из патрульных. Второй остался сидеть в машине. Я открыла окно и опустила руки на руль.
– Доброе утро, миз-з…
Я повернулась к патрульному. Кажется, Уоррен Райт забыл, зачем меня остановил.
– Привет, Уоррен. Давно не виделись.
– Мэйю? – он пригнулся, заглядывая в окно. – Мэйю, это ты?
– Собственной персоной.
– Ты…
– Приехала, да…
– Мне очень жаль, – Уоррен с сочувствием на меня смотрел.
– Да, мне тоже. Тебе брелоки мои показать?
– Да. Извини, по протоколу обязан проверить.
– Я все понимаю, – я полезла в сумку за брелоками. – Как сам-то поживаешь?
– Да все хорошо, вроде.
Я передала прозрачные брелоки Уоррену. Он отсканировал удостоверение и технический паспорт на авто. Перелистнул несколько страниц на голоэкране и вернул брелоки мне.
– В багажнике мотоцикл везешь? – спросил Уоррен.
– Да. Могу и на него документы предъявить.
– Не надо. Я в базе все увидел. У тебя левый стоп-сигнал не горит, – капли дождя скатывались с его защитного поля и падали на землю. – Можешь к Дьюку Хорперу на сервис заехать. Он быстро сделает.
– Дьюк все еще работает? – удивилась я. – Сколько его помню, он всегда был старым.
Уоррен улыбнулся мне. Тем временем из патрульной машины вышел его напарник.
– С кем ты так долго говоришь? – спросил Билли.
– Это Мэйю! – прокричал Уоррен брату.
– Мэйю? Соммервиль?
– Да!
Билли подошел к моему окну.
– Привет, Мэйю. Мне очень жаль…
За те несколько дней, которые я пробуду в этом затхлом городишке, подобную фразу мне предстоит услышать не раз. Я сама использовала ее на работе. «Мне очень жаль». Эта фраза личная. Я специально говорила «мне», а не «нам». «Мне», личности, приносящей это известие, очень жаль. Не просто жаль, а очень. Весьма, то есть. Теперь окружающие будут говорить эту фразу мне. Братья Райты оказались в списке первыми. Не знаю, какие отношения у них были с Поуком, общались они с ним или так, кивали друг другу в магазине, но соболезнования Райтов рвали душу, а мне оставалось только кивнуть и ответить:
– Мне тоже.
– Остановишься у предков? – спросил Билли. – Или к Карлу поедешь?
– А жилье здесь кто-нибудь сдает?
Братья переглянулись.
– Мэрил Бижуа, кажется, дом сдает. Ее родители в прошлом году… – Уоррен вздохнул. – В общем, она в их дом переехала, а свой, кажется, продает. Возможно, тебе сдаст его ненадолго.
– Было бы отлично, – я завела двигатель. – Ну что, архиереи третьего уровня, до встречи?
– Да. Еще увидимся, – Уоррен постучал ладонью по крыше машины.
Они вернулись в свой автомобиль, а я поехала дальше, не дожидаясь, когда схлынет ливень.
Они почти не изменились – погодки семьи Райтов. И, безусловно, пошли по стопам отца. В их роду хранителей все мужчины на пенсию уходили в званиях архиереев первого уровня. Значит, до пенсии им осталось всего два повышения.
Город P. – пристанище знатных и не очень рабов. Раньше центр населяли райоты. Конечно же, где еще жить знати в такой дыре? После Восстания они вынуждены были уехать, и их комфортабельные дома заняли хранители – вторые почетные члены этой системы. Послушники, такие, как мои родители, по-прежнему ютились на окраинах. Ни Восстание, ни расширение прав и свобод не смогли изменить главного – психологию этих людей. Я помнила те времена, когда в дома послушников могли прийти без приглашения и забрать кого-нибудь навсегда. Эти рейды называли «последним звонком», потому что жертвы, уходя на смерть, добровольно открывали архиереям, когда те звонили в дверь. Семнадцать лет мы живем без этих рейдов. Всего каких-то семнадцать лет…
Я притормозила у дома, где когда-то жила семья Бижуа. Мэрил была единственным ребенком в этой семье хранителей. К сожалению, она ни черта не унаследовала от родителей и была классифицирована при рождении как «послушница». Удар был сильным. Предки Мэрил перестали показываться на людях. Они не приходили на концерты в школе, где выступала их дочь. Не посещали родительские собрания, вверив судьбу чада правительству и добрым послушникам в лицах учителей. Мэрил забила на учебу где-то в седьмом классе и переключилась на тусовки и мальчиков. Когда остальные бились за драгоценные баллы успеваемости, Мэрил раскуривала косяки в подворотнях. Естественно, она никуда не поступила и сразу же по окончании школы отправилась в местный бар разносить напитки. В принципе, в том, что ее жизнь стала похожа на задницу, она сама виновата. Хотя, и предки приложили не мало сил для того, чтобы все в жизни Мэрил стало таким же дерьмовым, как и слово «послушник» в графе «метафизический уровень».
Где-то в шесть утра в доме Бижуа загорелся свет. Я подошла к двери и позвонила в звонок.
Ждать пришлось недолго. В дверях застыла помятая дочь семьи Бижуа. Она прижала ладони к губам, глядя на меня, как на покойницу. Хотя, кто бы мог ее за это осудить?
– Привет Мэрил, извини, что без приглашения и в такую рань. Но в доме загорелся свет, и я подумала, что своим визитом тебя уже не разбужу.
– Господи, ты извини, конечно, но увидеть тебя на пороге в шесть утра – не самое лучшее начало дня. Кофе налить?
– Налей, если не трудно, – я вошла в дом.
Мэрил провела меня на кухню и усадила за стол. Немного удивляло, что вокруг все было чисто и убрано. Я полагала, что дом «наследницы» Бижуа должен быть грязным и разваливаться на глазах.
– Мне очень жаль, – опомнилась она.
– Мне тоже.
– Наверное, если бы не этот дерьмовый повод, ты бы не вернулась сюда, – она достала кружки, чтобы налить в них кофе.
– Нет.
– Не должны родители детей хоронить, – обронила Мэрил и тут же прикусила язык. – Прости, я не хотела…
– Ты права. Не должны, но хоронят. Давай не будем об этом.
– Конечно, – она поставила передо мной кружку с кофе.
Ни молока, ни сливок, ни сахара не предложила. А я не стала спрашивать.
– А у меня все хорошо, – наигранно вздохнула Мэрил.
О том, как у нее дела, я тоже спрашивать не собиралась, но похвастать передо мной, видно, было чем, и потому моя давняя знакомая не постеснялась рассказать о своей жизни мне – бывшей однокласснице, приехавшей на похороны брата.
– В прошлом году бар выкупила, – кичилась Мэрил. – Дела в гору идут. С райотом встречаюсь.
Я едва сдержалась, чтобы не скривиться. Как будто завести любовника-райота – высшее из благ, ниспосланных послушнику.
– Если сделает предложение, перееду к нему. Ну а пока, здесь живу.
– С каких это пор райоты здесь в почете? – обронила я.
– Ты отстала от жизни, – Мэрил поставила кружку с кофе передо мной. – С тех пор, как они вложили деньги в реконструкцию города, их с распростертыми объятиями встречают везде. Тем более, у многих из них остались старые связи, – она многозначительно указала пальцем вверх, – которые даже Ригардам не снились! Недалек тот день, когда они вернутся в свои дома и выставят из них хранителей, как шавок…
– Раньше мы ненавидели райотов, а теперь в наших бедах виноваты хранители? – я не сдержалась и хмыкнула.
– Где бы они сейчас были, если бы не деньги райотов, которые они присвоили?
– Обокрали не всех, – напомнила я. – Деньги остались у тех, кто участвовал в переделе власти.
– В освобождении! – многозначительно кивнула Мэрил.
– В освобождении, – подтвердила я и пригубила кофе.
– Ну, так какими судьбами ты ко мне в такую рань пришла?
– Встретила братьев Райтов по дороге. Они шепнули, что ты дом сдаешь. Или продаешь. В общем, я жилье хотела снять на пару дней.
– Я дом продаю. Если интересует, можешь посмотреть и купить его.
– То есть, сдавать его в аренду ты не собираешься, – кивнула я.
– Не-а, – покачала головой Мэрил.
– Что ж, очень жаль.
– Тебе есть куда пойти! – воскликнула она. – Родители! Карл! Господи, Соммервиль, к тете Ори иди в гостиницу! Та тебе и завтраки готовить будет!
– Ладно, – я отодвинула кружку с недопитым кофе. – Приятно было тебя увидеть, – соврала я. – Еще раз извини, что в такую рань…
– Мэйю, – Мэрил окликнула меня у самых дверей. – Все по-прежнему настолько плохо?
Я обернулась и криво улыбнулась бывшей однокласснице.
– В городе Р. все обо всем знают, не так ли?
– Это проклятье тех, кто здесь живет, – она сняла с крючка фигурный брелок и бросила его мне. – У меня перед тобой должок один остался. Будем считать, что теперь мы квиты.
– Всегда хотела спросить, – я сжала ключ в ладони, – почему ты ей все рассказала?
– Потому что нужны были деньги.
– Я так и подумала. Ладно. Диктуй адрес.
***
Разгрузив машину, я раскидала вещи по гостиной и подумала, что еще успею позавтракать. Проехав несколько кварталов, наткнулась на незнакомое кафе. Вывеска гласила, что при заказе завтрака кофе подавали бесплатно. Судя по свободной парковке перед заведением, даже эта акция не завлекла сюда проголодавшихся жителей города Р. Чем меньше людей, тем меньше вероятности напороться на знакомых, – подумала я и припарковала авто практически у самых дверей.
В зале не было ни души. Я присела за семейный столик у окна и, в ожидании официанта, стала стучать пальцами по столу.
– Доброе утро, – пробурчала «приветливая» официантка в помятом костюме и протянула мне меню.
– Доброе, – кивнула я и начала изучать блюда из раздела «завтрак».
– Омлет из трех яиц, жареный бекон, картофель фри без соуса, салат из свежих овощей и… – я задумалась над десертом, – кусок пирога с вишней, – я отложила меню и взглянула на застывшую официантку-послушницу. – И бесплатный капучино, пожалуйста, – добавила я.
– Бесплатно только черный кофе, – был мне ответ.
– Значит, платный капучино.
Официант по имени Лола, если на бейжде был не псевдоним, повторила мой заказ и снова вопросительно уставилась на меня.
– У нас большие порции, – многозначительно добавила после паузы.
– Надеюсь, что так, – улыбнулась я.
Меня оставили в одиночестве ждать заказ и спустя минут двадцать принесли кофе. Судя по скорости его приготовления, за молоком пришлось бежать в магазин. Потом подоспел и мой завтрак на огромной тарелке. Бекон пережарили, но я такой люблю. Омлет не посолили. Хорошо хоть полуфабрикатную картошку не испортили, хотя, наверное, могли… Пирог порадовал. Он действительно был вкусным, хотя и позавчерашним, скорее всего.
К заведению подъехали две машины и припарковались рядом с моей. Водители вышли и переглянулась, кивая в сторону моего пикапа. Обошли его по кругу, посмотрели номера и, активно переговариваясь, вошли в кафе.
– Лолли, два кофе и омлет с беконом! – прокричал один из них.
– Сейчас принесу!
Я отвернулась к окну. Незнакомцы присели за дальний столик. Официантка принесла им кофе уже через минуту. Неужели скорость подачи кофе в этом заведении зависит от пола посетителей?
– Лолли, просвети, что за красотка там сидит? – спросил один из гостей.
– Без понятия, впервые ее вижу, – ответила та.
– Спасибо, милая, – он ей подмигнул.
Тот, который вопросы задавал, внезапно встал и направился ко мне. Я сделала вид, что допиваю остывший капучино.
– Добрый день, мэм, – он достал из кармана куртки сканер и брелок.
Голопроекция появилась перед моим лицом.
– Архиерей высшего уровня Дадли. Предъявите ваши документы, пожалуйста.
– Пожалуйста, – я достала из сумки брелок и передала ему.
Он просканировал его и пробежал глазами по краткому резюме.
– Вернулись в родные края, мэм?
– Да. На похороны приехала.
– Соболезную вашей утрате, – он вернул мне брелок. – Как долго пробудете здесь, мэм?
– Несколько дней.
– Благодарю за сотрудничество. Хорошего дня, мэм.
– И вам, – я снова отвернулась к окну.
Встретить архиерея высшего уровня в придорожном кафе поутру в городе Р. – это целое событие. Если официантка в кафе их знает, значит часто их видит. С каких пор в городке Р. есть высокопоставленные ищейки?
Я оплатила счет и оставила чаевые. Села в машину и поняла, что не хочу ехать туда, куда намеревалась. Там были близкие мне люди. И все они будто ждали, когда же я к ним присоединюсь. Я завела двигатель и поехала в сторону кладбища.
***
В цветочной лавке на выезде из города купила цветы. Когда подъехала на парковку возле кладбища, все места там были уже заняты. Пришлось оставить машину вдоль дороги и идти пешком.
Я не пришла на церемонию прощания утром. Смотреть на брата, лежащего в гробу, у меня желания не было. В моей памяти Поук останется таким, каким я видела его семь лет назад.
«Его нашли в машине, – так сказал Карл. – Причина смерти – остановка сердца».
У Поука никогда не было проблем с сердцем. В тридцать девять лет мой брат отключился в машине и больше не пришел в себя. Я пересекла парковку и остановилась у пригорка, усыпанного камнями серого цвета. Там, вдалеке, собирались люди. Они – мое прошлое, от которого я старательно убегала последние семь лет. Они всего лишь люди из моего прошлого…
***
Это не веселая история со счастливым концом. История моей жизни оказалась похожей на один из тех драматических фильмов, где начинаешь реветь на двадцатой минуте просмотра, а спустя два часа задаешься вопросом, зачем вообще кто-то снял эту муть, и почему ты стоически досматриваешь такое говно? Все началось с моего рождения. Не та семья и не то время. Хотя, кому из детей позволено выбрать, где родиться и когда именно? Обычная пара послушников с четырьмя детьми, живущая не в самом престижном районе маленького городка, где все друг друга знают. Таково было о моей семье мнение соседей, а соседи, как известно, самые лучшие информаторы, особенно, в маленьких городках.
«О! Они так выросли!» – улыбалась Нэнси Стокман, игриво подмигивая моему папаше. Из четырех чудесных отпрысков, которыми так наигранно восхищалась жена мистера Стокмана, выродком оказалась именно я. Но мне тогда было года четыре, и о моем статусе никто ничего не знал, так что, кивнув Нэнси и отвесив комплемент ее шикарным туфлям, мама отправилась в отдел моющих средств. Я сидела в тележке с продуктами и восхищенно глядела на взрослую тетю, которая мне, по каким-то причинам, нравилась. И вдруг мир вокруг меня изменился. Исчез магазин, исчезли полки с продуктами. Люди вокруг замерли. Они светились ярким синим цветом. Все, кроме тети, которую с головы до пят покрывали какие-то букашки. Эти букашки то и дело загорались, словно огоньки гирлянд, а потом гасли, и мне очень хотелось дотянуться хотя бы до одной из них и потрогать. И я потянулась, и букашки вместе с синим свечением потянулись ко мне. А потом все вернулось. Магазин. Полки. Исчезло свечение.
Нэнси попрощалась с папой и скрылась за стеллажом. Грохот. В проход выкатились банки. Люди вокруг закричали, отец бросился вперед, братья следом за ним. Я сжала руку в кулачок, надеясь, что хоть одна невиданная букашка осталась со мной.
– Что там у тебя? – улыбнулась мне Роуз.
Все это время она стояла рядом и терпеливо ждала своей очереди покататься в тележке. Я раскрыла ладонь и протянула ее сестре. Там ничего не было. Букашки исчезли, а Роуз подумала, что я хотела ее надуть.
Нэнси увезли в больницу, мое место в тележке заняла Роуз, а я плелась рядом с ней, чтобы спустя пятнадцать минут снова поменяться местами.
– Мама, а куда подевались букашки миз Стокман?
В принципе, этот вопрос навсегда изменил мою жизнь. Точно так же, как жизни всех членов моей семьи. Вечером мы с Рози и братьями подслушали под дверями перебранку родителей.
– Мы должны о ней сообщить! – кричал отец.
– Но она прошла тест! Она послушница!
– Нэнси Стокман едва не умерла сегодня!
– У нее последняя стадия рака! – вторила маман. – С тем же успехом она могла потерять сознание на улице или у себя дома!
– «Светящиеся букашки», Илона! «Гирлянды»! «Лампочки»! Ты слышала, что она говорила?
– Это еще ничего не значит. Она могла услышать об этом в садике! Знаешь сколько страшилок рассказывают друг другу дети?!
– А что, если наши опасения верны, и она действительно представляет опасность? Роуз спит с ней в одной комнате. Поук и Карл постоянно крутятся рядом. Что, если с ними что-то случится?
Помню, как в тот момент Роуз взяла меня за руку. Поук одернул ее и заставил отойти от меня подальше. Роуз начала голосить. Дверь в комнату родителей распахнулась и в ней замерли наши предки.
– Роуз, детка, что случилось? – испугалась маман и бросилась к ней.
Ко мне не подошел никто. Отец увел братьев наверх, мама успокоила Роуз и уговорила ее лечь спать в гостевой. Меня отправили в нашу с Роуз комнату и заперли. Как вообще можно было так поступить с ребенком? Всю жизнь задаю себе этот вопрос, а ответа до сих пор не нахожу. Мне было всего четыре года. Я была напугана. Мне хотелось, чтобы мама обняла меня и успокоила. Мне было необходимо, чтобы папа пожалел меня и пообещал, что все будет хорошо. Но я же уже предупредила, что эта история невеселая…
Вы можете спросить, почему я все это помню? Дело в том, что такие, как я, помнят гораздо больше, чем хотелось бы. Поутру к нам в дом приехал некий человек. «Дядя Альфред», – так он представился. Альфред долго сканировал мои глаза, расхаживал вокруг меня кругами и водил руками по воздуху, после чего радостно улыбнулся и похлопал меня по плечу.
– Вы заберете ее? – спросил отец.
– Ну что вы! – «успокоил» его дядя Альфред. – Она будет жить с вами до момента официального оглашения ее имени.
– Как это… – пробурчал отец, – с нами… У нас еще трое детей!
– Мизтер Соммервиль, – улыбнулся дядя, – я понимаю ваши опасения, но Мэйю на данном этапе своего развития не представляет опасности для вас и других членов вашей семьи. Я лично буду курировать ребенка. Если замечу какие-то отклонения, я непременно изолирую ее. Но пока в этом нет никакой необходимости.
– Но Нэнси Стокман! – воскликнул отец. – Она едва не убила ее.
Дядя Альфред угрожающе покрутил пальцем перед носом отца.
– У миссис Стокман рак молочной железы с метастазами. Она получает лечение и поэтому потеряла сознание. А вы, в свою очередь, не станете никому рассказывать о маленьком инциденте с вашей дочерью, не так ли, миз-зтер Соммервиль?
– Откуда вы вообще знаете про Нэнси? – маман заметно напряглась.
Дядя Альфред победоносно сложил руки на груди.
– Мы знаем все о жителях нашего города, – дядя подошел ко мне и потрепал волосы на моей макушке. – Красивый у нее Поток, правда? – он подмигнул мне.
Лучше бы он тогда забрал меня из дома. К сожалению, сейчас я уверена, что Альфред прекрасно понимал это еще тогда. Однако Уставом запрещалось изолировать детей с высшим метафизическим уровнем. Мы должны были расти в условиях социальной интеграции. Так они это объясняли. По факту все это было сделано для того, чтобы первыми нашими подопытными стали наши близкие. Чтобы мы научились жить в мире, где близких людей вообще не существует. Хороший способ искалечить психику будущих «марионеток». А другого и не требовалось.
– А остальные? – спросил Альфреда отец. – Если соседи узнают… Или на работе… Или в детском саду? Что будет с нами?
– Мы сделаем все возможное, чтобы этого не произошло, – Альфред подмигнул папе. – Если все возможное сделаете и вы, – добавил он.
– И что мы должны сделать?
Я вроде как не должна их ни в чем винить, ведь страх перед такими, как я, внушало им общество. Но все же они были моими родителями, и я любила их – самых близких мне людей. А по факту оказалось, что единственным моим родителем стал дядя Альфред – куратор и наставник, палач, который никогда меня не боялся.
***
Каждое воскресенье боголюбивые жители города Р. приводили своих отпрысков в воскресную школу. Наша воскресная школа находилась в самом Т. Пока братья и сестра прилежно заучивали правила поведения с такими, как я, и получали психологическую поддержку от таких же несчастных братьев и сестер других «исчадий ада», мы, то есть «исчадия», занимались со своими кураторами в подвальных помещениях огромного Собора, выстроенного, конечно же, на деньги райотов. В другие дни наша семья ничем не отличалась от обычных семей городка Р. Детский сад сменила младшая школа, затем настал черед средних классов. Альфред запрещал мне заводить друзей среди сверстников. Я боялась Альфреда, поэтому любые попытки сверстников подружиться со мной пресекала на корню. Пока Роуз и остальные девчонки весело проводили время после занятий, я корпела над книгами и скакала между пространствами в подвале нашего дома. А чем мне еще было заняться, если друзей у меня не было? Помню как-то наплевала я на правила и зарегистрировалась в одной из социальных сетей. Мой аккаунт просуществовал ровно полтора часа, после чего в доме вырубилась сеть. Дядя Альфред нанес внеплановый визит и популярно объяснил мне, что Устав нарушать нельзя. Так на моем плече появился рубец. Невидимый глазу обычных людей, он стал первым боевым украшением в моей жизни. К сожалению, не последним. Время шло, «социальная адаптация» с треском проваливалась. В школе меня считали «долбанутой заточкой», дома меня попросту боялись.
– Мама, я хочу сделать короткую стрижку, – попросила я как-то поутру за завтраком.
– Если Альфред одобрит, можешь подстричься, – натянуто улыбнулась маман.
– Вот только не надо копировать! – Роуз потрепала отросшую челку и скривилась. – Мама, я не хочу, чтобы она копировала меня!
– Я не буду тебя копировать! – возмутилась я. – Больно надо!
– А чего тогда стрижку сделать хочешь?
– Сейчас модно, вроде как… – промямлила я.
Роуз, выпучив глаза, смотрела на меня. Братья хмыкнули, но промолчали. Отец сделал вид, что его это не касается. Осталась одна маман, которая в ужасе изрекла:
– Ты не должна привлекать внимание! Так гласит Устав!
– Я и так его не привлекаю, – вздохнула я. – Одежду, которую одобряет Альфред, давно никто не носит. Я выгляжу как пугало!
– А хочешь выглядеть как настоящая модница? – не поняла маман.
– Хочу выглядеть как все. Чтобы не выделяться.
– Обсуди это с Альфредом, – наконец, встрял отец.
– Если все решает Альфред, зачем вы вообще нужны?
Родители онемели от такой наглости. Роуз многозначительно покачала головой. Братья насупились.
– Что ты себе позволяешь? – возмутилась мать и встала из-за стола. – Думаешь, если мы послушники, нас можно оскорблять?
– Илона, успокойся, – пытался сгладить отец.
– Смотри на меня, когда я с тобой говорю! – маман дернула меня за плечо.
– Илона, сядь на место.
– Ты, – шипела маман, – живешь в нашем доме, ешь и одеваешься за наш счет. Мы – твои родители и несем за тебя ответственность. Хочешь пойти на улицу? Хочешь, чтобы все в округе узнали, кто ты такая? Давай! – маман указала рукой на дверь. – Иди! Живи как хочешь! Стригись, как хочешь! Не соблюдай Устав! Они сотрут тебя в порошок, как и всех нас! Хочешь быть взрослой? Научись отвечать за свои поступки. Давай! Иди! Проваливай на улицу!
Помню, как больно мне было это слышать. Как пальцы сами собой сжались в кулак. Ноги матери подкосились, и она рухнула на пол. Отец закричал. Роуз и братья бросились на меня. Поук разбил бутылку о мой затылок. Рана заживала две недели. Альфред ввел домашний арест на три недели. Радовало только одно: чтобы заклеить рану на затылке, мне сбрили часть волос на голове. Потому Альфред попросил родителей коротко остричь мою шевелюру, но не по моде, как стрижка Роуз, а под три миллиметра, как у отбывающих срок заключенных.
Из «долбанутой заточки» я превратилась в «конченую».
– Господи, Роуз! – подначивали подружки сестры. – У нее совсем крыша поехала?
– Представляете, – смеялась сестра, – она взяла машинку и обкорнала себя, пока родаки ужинали у Чистерсов.
– Хорошо еще, что вы с ней не в одном классе! – смеялись девчонки.
– И не говорите!
– О! Смотри! Это новенькие! Ригарды, вроде…
Я перевела взгляд на двух парней в навороченных шмотках, вышагивающих по коридору нашей школы.
– Это те, что переехали?
– Да! Говорят, у их родителей столько бабла, что могут весь наш городок купить!
– Очередные хранители, – скривилась Роуз.
– И не говори, – поддакнули курицы-подруги.
Хранителей в нашем городке было немного, их детей в нашей школе еще меньше. Хранители всегда сторонились послушников, потому и в школе между ними и послушниками существовала определенная нейтральная полоса, пересекать которую ни одна из сторон не намеревалась. Я знала о хранителях все. И было бы странно не знать все о тех, кто способен тебя убить. Хранители могли прыгать во второе измерение. Райоты в третье. Палачи в четвертое и предыдущие. Райоты всегда использовали хранителей в качестве охранников и исполнителей. Палачи тоже не гнушались помощи и заключали с хранителями союзы, обмениваясь частями Истоков. Хранитель приобретал способность прыгать вместе со своим палачом в третье и четвертое измерения. Заключение союза процедура болезненная для обеих сторон, но потенциальная выгода от этой процедуры стоила того, чтобы закрыть глаза на некоторые побочные эффекты. Насколько я знала, каждый палач к определенному возрасту обзаводился собственным союзником-хранителем, ведь погибнуть можно в каждом из измерений. Почему мы погибали? Да по разным причинам. Не каждый из приговоренных за нарушение Устава хотел умирать. Иногда на нас просто охотились. Движение за освобождение послушников то и дело обзаводилась новыми представителями среди хранителей, которые занимались сугубо тем, что выслеживали нас во всех доступных им измерениях и убивали. И хотя движение это было под запретом, кто-то из райотов и палачей все равно умирал насильственной смертью ежегодно. Послушники хранителей всегда побаивались. Собственно, они всех боялись. С райотами дело обстояло несколько иначе. Представители высшего метафизического уровня всегда держались в стороне от послушников, считая их третьесортным порождением природы, созданным сугубо для нужд Жатвы. Высокомерие райотов было сопоставимо только с высокомерием высших палачей. К слову сказать, я считалась представителем низшего сословья, ибо родилась в семье послушников, и только по воле природы, наградившей меня подарком, о котором никто в моей семье природу не просил, была причислена к лучшим из лучших. Увы, даже среди лучших со званием «низшая» мне не светило стать «своей». Райоты обучались в частных элитных заведениях и в обычной жизни послушников и хранителей мы с ними не пересекались. Конечно, райоты дорожили своими шкурами и властью, которую захватили за Земле всего каких-то сто пятьдесят лет назад. Потому между ними и всеми остальными метафизическими расами залегала не нейтральная полоса, а многокилометровая пропасть.
– Сейчас слюни по полу потекут, – обронила Мерил, проходя мимо Роуз и ее подруг.
– Ну, на тебя-то они точно не клюнут, недоделанная! – захохотала Роуз.
Это было низко с ее стороны, но судя по отсутствию реакции Мерил на данное высказывание, она привыкла ко всему, что ей говорят в лицо, точно так же, как и я.
Я отвернулась, чтобы остаться незамеченной, и попыталась открыть свой шкафчик. Электронный замок открылся, но дверца, почему-то, нет. Я посильнее вцепилась в ручку и рванула ее на себя. Что-то хлопнуло и плюхнуло мне в лицо. Вокруг повисла тишина, а затем раздался хохот. Я стерла с глаз красную краску, закрыла шкафчик и под всеобщий гул и улюлюканье побежала в туалет. Смыть эту дрянь с рук и лица оказалось непросто. Краситель въелся в кожу и теперь я была не только лысой, но и красной. В туалет вошла Роуз с подругами.
– Это не мы! – сообщила сестра. – Мы тут ни при чем!
– У тебя и твоих подпевал кишка на это тонка, – я улыбнулась.
– Ты че сказала? – взвилась Мора – одна из подпевал.
– Успокойся, – осадила ее Роуз.
– Да че она о себе возомнила! Думает, если сестра твоя – ей все можно?
– Мора, закрой рот, ладно? – ответила Роуз и взглянула на меня. – Ты как? Все нормально?
Не знаю, почему она тогда спросила об этом. Боялась, что я могу ей навредить, или просто ей действительно было меня жаль? Ответ не имел значения. Но кое-что в тот день я поняла. Роуз – единственная, кто за столько лет спросил меня «ты как?» И за это я была ей благодарна.
