Загрузка вселенной… 1 %.. 12 %.. 47 %… 86 %… 99 %… 100 %…
Готово!
Проснувшись в постели общежития Гильдии Оостероса, Джина окончательно перестала понимать, что происходит.
Выглянула в окно – все как всегда. Улицы, полные торговых лавок, галдеж, громкие торги. «Я же только что…».
Она нахмурилась. Буквально несколько секунд назад по ее руке – вот этой левой руке – распространялся иней, который в итоге обратил ее в статую! Ее спасли? Растопили?
Джина оделась в привычную и любимую одежду, не забыв черный кардиган без пуговиц с капюшоном и вышла наружу, направившись в Гильдию к Шерон.
По пути ей улыбались знакомые, махали руками старые друзья из Гильдии. Джина как могла старалась улыбнуться в ответ, но получалось плохо.
Подойдя к главной площади, где и находился вход в основное здание, ей пришлось отдышаться, чтобы продолжить идти. Это оказалось тяжелее, чем казалось. Шаг, второй…
– Джина. – Остановил прямо около двери голос, ударивший льдом прямо в грудь. Она остановилась, застыв от ужаса, медленно распространяющемуся по всему телу, поворачивая голову одним только усилием воли.
К ней подходила она. Та, чьи чувства к ней были непонятны. Та, что несколько раз убила ее, но в другой вселенной…
– Ставиль… – Отчаянно простонала Джина полным шока голосом.
– Джина, отойдем поговорить. – Мускулистая, с волосами цвета платины, разве что с меньшими синяками под глазами, а так она вообще не поменялась с их последней… встречи.
Тело само двигалось за ней, и через минуту они оказались за складским помещением, куда вход только персоналу.
– Что ты… – «Задумала» – не договорила Джина, так как женщина ее перебила.
– Ты уже умерла? – Спросила она.
– Что? – Джина поняла вопрос, но решила действовать аккуратнее. Однако это понимание в глазах Ставиль уловила без малейших проблем.
– Значит, да. Быстро ты. – Ухмыльнулась она.
– Что происходит? – Неуверенно спросила Джина.
– Ну… Добро пожаловать в другую вселенную. – От такого объяснения легче не стало, ведь Джина все так же таращилась на нее, как на двухголовую. – Помнишь, ты показала мне другую вселенную, когда я тебя… Ну, ты поняла? Ну так вот, добро пожаловать сюда.
Джина оглянулась. Все точно так же, как и, скажем, неделю назад, только Ставиль…
– А почему мы все помним?
– Не знаю… Никто больше не помнит, я уверена. – Пожала плечами Ставиль. – Я думаю потому, что мы здесь уже были. – Мягко улыбнулась она.
Джина все так же с недоверием покосилась на нее, из-за чего та помрачнела.
– Пожалуйста… Джина, умоляю, давай оставим ту вселенную в прошлом. Здесь… Здесь хорошо. Андреа жива. Все твои друзья живы. Я даже пару раз с другой тобой говорила, прежде чем вернулась ты из прошлого. Я сразу поняла, что ты изменилась, заметив, как застыла, когда услышала мой голос…
«Андреа жива» – эта фраза вцепилось в сознание, а остальные слова как будто стали пустым шумом.
– А откуда ты знаешь, что Андреа… Там умерла?
– Ну… Не знаю, откуда, но я все знаю. Как будто мне это приснилось или что-то в духе… Скажем, я как зритель наблюдала, как ты тогда с Игизой… Кстати, это именно она убила твоего капитана. После того, как закончилась битва, Имудзэ еще жестче закрыла границы, твоя подруга, Джоша, перестала выступать… Много чего произошло. Но давай считать, что той вселенной больше не существует. Сейчас для нас есть только эта, и главное, что в ней все замечательно.
Ставиль протянула Джине руку. Та колебалась, но, решительно кивнув самой себе, взяла ее и прошла вперед встречать новый Оостерос.
Загрузка данных…
Семейство Хуа всегда отличалось от остальных семей провинциального городка Имудзэ. И хотя скорее это была деревня, чем город, известности ей было не занимать. Туристы съезжались на местные горячие источники со всех уголков света, и даже когда для них закрылись границы, посетителей тут было, мягко говоря, достаточно.
О гениальности детей Хуа ходили целые легенды, одна абсурднее другой. То сто лет назад наследник смог поднять на своих плечах целый холм, то здание ратуши деревни было построено за один день одним из детей Хуа…
От Хуа Мэй требовали того же самого. Не поднимать холм на плечах, не строить гигантское здание за один день, а хотя бы окончить военную академию, стать лучшей из лучших и пойти в императорскую гвардию, служить непосредственно Имудзэ. В возрасте двенадцати лет дети с разными известными фамилиями собирались в одной академии и трудились во благо семьям, но были и те, про кого свет не знал, но это был шанс прославиться и стать известной, влиятельной семьей. Хуа Мэй это не интересовало. Наследственный дар отметки Богини камня и так за себя все уже сделал, а чтобы оправдать фамилию ей было необходимо стать императорским гвардейцем.
Хотя, честно признаться, ее эта должность не интересовала. Она уже слышала рассказы старших братьев и прекрасно знала, как это скучно – целый день бродить вдоль дворца и… Все. На этом работа заканчивалась, ведь никто не посмел бы устроить балагур на территории дворца Имудзэ как раз из-за того, что вокруг ходит гвардия.
Больше ее влекла профессия территориального патрульного. Границы Имудзэ закрыты, а окружающий ее территории лес не всегда хорошее средство против контрабандистов, поэтому встречались частые случаи вылазок на их излюбленные места и накрытие с поличным. А еще передвигаться не по земле, а по воздуху – перебираться с ветки на ветку по специальному оборудованию – звучит просто ошеломительно! Однако отец строго-настрого наказал быть самой лучшей и пройти отбор.
Отбор заключался в финальном испытании академии, неком экзамене, поединки, вследствие которых выявлялся самый сильный и талантливый ученик. Именно его академия рекомендовала в императорскую гвардию. С пяти лет державшая меч в руках Хуа Мэй была уверена в своей победе, когда вошла на порог академии. Здесь ей предстоит провести четыре года обучения.
Сразу, как только она прошла в главный корпус, ей приглянулась одна девочка. Буквально одна: вокруг нее никого не было, а ее недовольное лицо источало угрозу. Короткое каре и прямая челка добавляли остроты взгляду, который злобно прицелился в Хуа Мэй. Она в тот раз решила не испытывать судьбу и не подходить к ней. Эта девочка наверняка из тех семей, что посылают своих детей в академию, чтобы заработать себе имя и прославить фамилию.
Примерно через месяц обучения, учителя решили устроить первый спарринг между учениками. В пару к Хуа Мэй досталась именно эта девочка. Ее хмурые глаза с кошачьими зрачками следили за каждым движением Хуа Мэй, не давая сделать никаких лишних движений или хоть немного ее ранить. Однако опыт все равно победил, и девчонка повалилась на землю после сильного выпада.
– Победитель Хуа Мэй! – заявил экзаменатор.
Хуа Мэй подошла к девочке и протянула ей руку. Та демонстративно поднялась без ее помощи и грозно рыкнула:
– На экзамене все равно я тебя одолею.
Хуа Мэй поразил такой настрой, но она ничего не ответила. Однако стоит ли говорить, что теперь эта девчонка на перерывах между занятиями пожирала взглядом Хуа Мэй, будто хотела прожечь в ней дыру глазами. Через неделю, та подошла к ней сама и заявила с таким видом, будто Хуа Мэй только что лично нагадила ей на стол:
– Научи меня своим приемам.
Хуа Мэй опешила с такой прямоты. Взгляд девчонки говорил сам за себя: "Чтобы победить тебя на экзамене, я должна быть сильнее тебя. А чтобы быть сильнее тебя, я должна знать твои приемы и сама их использовать". Хуа Мэй улыбнулась. Будь она на ее месте, то тоже бы засунула свое эго как можно подальше и сделала бы то же самое. А ведь она целую неделю набиралась сил.
– Хорошо, только поблажек не жди. – Скрестила она руки под сконфуженный взгляд. – Напомни, как тебя зовут?
– Сайтомэ. – Пробубнила она себе под нос.
– Будем знакомы, Сайтомэ. Я Хуа Мэй!
Вот примерно так они и подружились.
Всегда вместе вставали в спарринги, и даже иногда Сайтомэ удавалось сбить ее с ног. Наглость и задорность девчонки всегда заставляла их попадать в разные передряги, но из-за известной фамилии Хуа им все сходило с рук. Например, ночью пробирались на кухню, чтобы стащить пару сладких булочек с сахаром. Тогда их никто не поймал, и вылазка оказалась удачной. А когда они на всю ночь сбежали на горячие источники! Такой переполох возник, что их даже подумывали исключить, хотя все обошлось легким испугом.
Но однажды случится такой диалог:
– Мне обязательно нужно победить тебя. – Заявила Сайтомэ сидя на краю крыши главного корпуса. Они часто приходили сюда во время обеденного перерыва, но Хуа Мэй не рисковала свешивать ноги с крыши. – Я не знаю, почему ты обратила внимание на такую, как я.
– Какую? – Искренне не поняла Хуа Мэй.
– Безродную.
"Бездорными" называли тех, чей род, возможно некогда известный, перестал узнаваться, и чьи отпрыски были просто способом восстановить репутацию родителей. И правда, в академии было множество родовитых детей, которые хотели дружить с Хуа Мэй.
– Ну, это все равно мой выбор. – Пожала она плечами. На самом деле никакой особенной причины не было. Просто Хуа Мэй изначально плевать хотела на всю эту родовитую чухню.
– Мне нужно победить тебя и стать гвардейцем. – Сжала Сайтомэ кулак.
Но на экзамене чуда не произошло. Хуа Мэй поклялась подруге, что будет сражаться честно, иначе та посчитает это предательством, поэтому как хороший друг она дралась… В восемьдесят процентов силы. Сайтомэ с гулким стуком ударилась об пол. Она пыталась подняться, но ушибленные мышцы сопротивлялась слишком сильно. Экзаменатор воскликнул:
– Победитель – Хуа Мэй!
Талант усердием не одолеть. Только если ты прилагаешь усилия, будучи талантливым, коей Сайтомэ не являлась. Ну, она так думала всю свою жизнь после этого.
Хуа Мэй отказалась идти в императорскую гвардию. Сайтомэ обозлилась на нее, посчитав это насмешкой в ее сторону, ведь, как второй лучшей в их потоке, приглашение перешло ей. "Мне не нужно чужое место." – Ответила она с такой злобой, что слова были больше похожи на угрожающее рычание. – "Как и чужие поблажки".
Сайтомэ подала заявление на работу территориальной патрульной, а когда узнала, что Хуа Мэй проделала то же самое, взорвалась:
– Да что тебе еще надо?! – Полным отчаяния голосом кричала она на бывшую подругу. – Мне больше не нужны твои подачки! Проваливай от меня!
Но Хуа Мэй не отступала. Они обе стали командирами своих отрядов и, в каком-то смысле, коллегами.
После смерти Хуа Мэй, Сайтомэ не смогла вернуться на работу патрульной, и даже не стала подавать заявление на работу в гвардию. Не позволяло ни здоровье, ни совесть, которая пожирала ее изнутри за то, что так и не смогла поговорить со своей лучшей подругой.
– У зверолюдей нет фамилий. Они жили, как одна семья, у которой нет опознавательного знака. Все знали, кто чей ребенок, поэтому в фамилиях просто не было необходимости. Главный опознавательный признак – это запах. У всех же зверолюдей… Нет, не так. У большинства из них отличный нюх, который и давал понять, кто друг, а кто враг. Записала?
Учащиеся последнего курса Алхимического факультета Академии великих ученых выполняли совместную работу, от которой зависело выпустятся они из академии или нет, в пустом пыльном помещении, которое обычно называли библиотекой. Только от нее в комнате только название – три стопки старых книг, большой стол посередине и сваленные в углу швабры мало напоминали библиотеку. Вот настоящая библиотека находилась на последнем этаже академии, и там она с огромным размахом: десятки стеллажей, напичканных самыми разными фолиантами, статьями и величайшими работами, читальные места и даже платный абонемент на закрытые полки, доступный бесплатно только студентам и учителям. А это… Просто единственное тихое место в академии, где никто не может потревожить будущих выпускников.
– Да, но диктуй, пожалуйста, помедленнее! – Возмутилась девушка, старательно записывающая диктовку парня с слишком уж заумным видом.
Из всего потока эти двое – единственные, кому действительно была интересна профессия ученых. Поэтому они и были всегда вместе, не из-за дружбы, а из сухой необходимости. Даже они понимали, что в одиночку работать сложнее. Никто не подаст с другого конца кабинета книгу или пробирку, никто не взглянет свежим взглядом на теоретическую часть эксперимента. И даже выпускную диссертацию им разрешили делать вместе, как самым талантливым и всей душой окунувшимся в науку, но с условием, что там будет что-то, что взорвет голову преподавателям. Их тема – это исследование поведения зверолюдей в разных жизненных условиях.
На самом деле эксперимент считался бы неэтичным. На эту тему совсем мало исследований, потому что зверолюди – это самые настоящие люди, только с хвостами, ушами, рогами и так далее. Эксперимент был бы неэтичным, если бы у них не было общей подруги, которая добровольно согласилась поучаствовать в эксперименте. И именно этим они хотели повергнуть преподавателей в шок. Ведь эти знания могли бы позволить вывести знания о природе зверолюдей на новый уровень!
– Продолжай. – Девушка дописала последнее продиктованное для нее предложение. Парень считывал кривоватые записи с помятого листочка, формулируя в красивую мысль.
– Трей, что тут написано? – После нескольких секунд паузы спросил он, тыкая в бумажку.
– Не настолько у меня плохой почерк. – Возмутилась она, заглядывая внутрь. – "Поступательно"…
На сегодня письменная работа окончена. Это было самое нелюбимое занятие будущих алхимиков – писать. Гораздо же интереснее проводить практические эксперименты, чем заниматься писаниной.
– Каэл, что у нас на сегодня? – Зевнула девушка. Рука ныла от такого количества письма. В следующий раз он сам писать будет, а она диктовать.
– Сегодня у нас температуры. – Он сделал пометку на все том же клочке бумаги. Трей потерла ладони.
У выхода из академии их ждали. Девушка, немногим младше алхимиков, стояла, скрестив руки. Сразу видно – ее любимый цвет зеленый, салатовое платье поверх темных облегающие штанов сразу бросалось в глаза вкупе с рыжим хвостиком и коричневыми кошачьими ушами по бокам головы. Хвост припрятан под юбку платья. Собственно, он – это единственная причина, по которой она носила эту не очень-то удобную одежду.
– Вы долго. – Возмутилась она. Яркие веснушки немного потускнели ближе к вечеру, солнце уже село, и при таком освещении их видно не было.
– Прости. – Извинилась Трей. Каэл поздоровался.
Друзья пошли в сторону общественных бань. Они договорились с управляющим, что им выделят отдельный час для эксперимента с высокой температурой.
– Записывай. – Сказала Трей, наблюдая за поведением подруги, которая вошла в горячую комнату. Только девушка могла за ней наблюдать, строго-настрого запретив парню даже думать о том, чтобы поглядеть самому. Сухая практичность в нем недоумевала, ведь это просто эксперимент, да и девчонка все равно завернулась в полотенце, но спорить не стал. – Уши стали подергиваться, смахивая капельки пота. Хвост тоже подрагивает, словно ему некомфортно. Чтобы охладиться, она берет воду и брызгает на уши…
Каэл все старательно записывал, сидя спиной к стене, пока Трей стояла над ним и наблюдала за подругой.
– Иссет, спасибо! – Душевно поблагодарила ее Трей, когда та вышла наружу. Каэла зачем-то снова выгнали, хотя та все еще была обернута в полотенце.
– Да пожалуйста. Что там следующее у вас? Много еще? – Как-то устало вздохнула она.
– На самом деле немного. – Трей стала перебирать стопку бумаг у себя в руках. – Вот. Низкая температура, вода и… Еда. Любимая и нелюбимая.
Иссет закачала головой.
– Извини, но в низких температурах я не участвую. Сестру мою даже не просите.
– Почему? – Не поняла Трей.
– Ты же помнишь, откуда мы. – Грустно ответила Иссет и пошла переодеться.
И правда. Как-то они об этом не подумали.
Иссет и ее сестра Тизелио родом из Снутара. Поконкретнее – со склонов Колючих гор. Очень много лет назад, оттуда таких, как она гнали оттуда браконьеры, и теперь, видимо, гены свое играют, и что Иссет, что Тизе плохо переносят низкие температуры. Видимо, срабатывает что-то типа генетической памяти. Нужно будет это записать и обсудить с Каэлом.
Остальные эксперименты прошли с ошеломительным успехом. Иссет с закрытыми глазами давали понюхать разную еду, и все блюда она блестяще отгадывала, но как только ей заткнули нос, на вкус она не узнала ни один продукт. На воду она реагировала как обычная кошка, только отряхивание получилось из рук вон плохо. "Я по-другому не умею!" – заявила она, выходя из воды.
Из академии алхимиков выпустили с знаком отличия, а научную работу действительно приняли диссертацией. Им даже дали ученую степень и позволили самостоятельно заниматься исследования там, где душа лежит. Трей и Каэл выбрали тихое местечко в Плачущем лесу, где они смогли спокойно заниматься своими делами без сторонних наблюдателей.
Танец – это не просто исполнение определенных движений под музыку. Это выражение мысли, самого себя, показывая это всем телом. Это одно из искусств передачи эмоций, чувств, волнений, переживаний без слов. И даже музыка не всегда нужна для того, чтобы понять эмоцию, уловить ее.
Мама всегда учила Джошу не столько самим танцам, сколько любви к ним. Этому изяществу, утонченности, исходящей от танцоров. Она водила дочь на самые разнообразные выступления: танец с огнем, веером, лентой, оружием, танец без музыки, с музыкой, балетные выступления. И маленькая девочка действительно полюбила это искусство, отдавая в него каждую частичку себя. Все свои школьные переживания, любые неудачи, даже маленькие, она вкладывала в движения, рассекая руками и ногами воздух. Переворот означал радость, а полуприсед – грусть. Резкие движения – восторг, мягкие, плавные – скорбь. Они с матерью могли разговаривать этими движениями. Хотя у мамы Джоши был дефект коленей, из-за которого та не могла профессионально танцевать, она смогла вложить в дочь свою страсть и любовь.
Поэтому, когда она умерла, Джоша твердо решила посвятить свою жизнь этому искусству.
В школу танцев она пришла уже знающей, что да как. Только возникла проблема: у нее не получалось выполнять те движения, которые ей давал учитель. Она всегда танцевала то, что думала, а не то, что ей говорили. Поэтому к ее великому горю из школы пришлось уйти.
На оставшиеся материнские деньги, Джоша решилась на отчаянный шаг: купить одежду посимпатичнее и выступать в забегаловке на публику и надеяться на хоть какой-то заработок. Ей позволили выступить, но с одним условием – на ней будет грим. Много грима. Девчонка выглядела слишком уж юно, а в забегаловке присутствовала не та публика, на которую она рассчитывала. Тут не нужна эмоция, тут нужно красивое женственное личико.
Джоша принялась танцевать все то, что у наболело в душе. Уход из школы, смерть мамы, последняя надежда. Плавные движения печали сменялись слишком резкими – это злость на судьбу. Музыка играла, но Джоша ее не слышала: у нее была своя в голове, под ритм которой она производила на свет свои чувства.
Публика аплодировала стоя. Даже бармен и хозяин заведения, лично принявший под свой страх и риск девчонку, сидели неподвижно. Мужчина подошел к ней после выступления и предложил работу в заведении, на что Джоша с радостью согласилась.
Ее имя на работе стало Юн Шэн. Каждый день ей наносили слои макияжа, делая взрослее, и она покоряла публику новыми танцами, новыми впечатлениями, новыми чувствами.
И деньги пошли ей в карман. Она привлекала посетителей в заведение, чему владелец был неслыханно рад и давал Джоше хорошие деньги, чтобы она даже не думала уходить к конкурентам.
Однажды, прогуливаясь по дождливой улице столицы Райдзэ, Джоша заметила сидящего на сыром асфальте парня лет двадцати. Сама она ненамного младше него, поэтому прониклась к нему жалостью. Сегодня вечером в заведении публика узрела танец, полный печали.
Джоша стала часто замечать по вечерам этого человека. Приятное лицо, опрятная одежда, короткие светлые волосы… Он был на одном и том же месте каждый раз, когда она проходила мимо. В какой-то момент она подошла к нему и села рядом, протянув зонтик. Он не шелохнулся.
– Привет. – Поздоровалась она, смотря куда-то вперед.
– М-гу. – Видимо, кивнул он.
– Что ты тут делаешь?
– Сижу. – Низким, болезненным голосом ответил он.
Джоша больше ничего не спросила. Но теперь всякий раз, когда она проходила мимо этого парня, садилась рядом и что-нибудь спрашивала.
– Погодка сегодня хорошая.
– М-гу.
Встал вопрос о том, чтобы Джоша, а вернее госпожа Юн Шэн, продолжила карьеру сольно или открыла собственное заведение. Владелец той самой забегаловки, где она сделала себе имя, помог ей с тем, чтобы открыть собственное кафе со сценой для выступления, а когда дело дошло до персонала, а точнее до менеджера, она остановила его и сказала, что ей нужно кое-кого спросить.
Вечером, возвращаясь домой, он сидел там же.
– Как тебя зовут? – Присела она рядом.
– Ренольд. – Выплюнул он это имя так, будто оно больно кусалось. – Но не называй меня так.
– Можно просто Рейн?
– М-гу.
– Не хочешь быть моим менеджером?
Парень впервые повернулся и посмотрел на ее горящие глаза.
– Ладно.
Естественно, он не мог просто оставить ее, когда она приняла решение отправиться на битву. Он пошел вместе с ней несмотря на то, что не хотел. И поплатился за это жизнью.
Джоша, сидя на инвалидной коляске, смотрела на мемориальный камень своего лучшего друга, и, возможно, возлюбленного. Рейн нравился ей, его суровый нрав и мрачность, выраженные скулы, грустный взгляд, но смотрящий на нее из-под челки с благодарностью… Она видела, как сияли его глаза, когда он смотрел на ее танец.
– Спасибо. – Сказала она, отъезжая от могилы. Несмотря на то, что он был героем Оостероса и когда-то главнокомандующим, его могила здесь, в Райдзэ. Почему-то от этого становилось больнее.