Даниил Сергеевич Пиунов
Красные платки
Через несколько лет стала бабушкой, а уже в новом веке и бабой Нюрой. Красочная столица приветливо встретила ее, пронесла сквозь толчею, полную пестрых и диковинных нарядов, и привела к великому памятнику времен Иоанна Васильевича. Там-то она впервые и узнала, каково это: креститься в храме.
По Никольскому храму бродят разные люди и существа, похожие на них. Слабо мерцает огонь на желтых тоненьких свечах, томно стекает горячий воск. Разносится волшебный запах ладана. Пахнет от него Древней Русью и юродивыми, Сергием Радонежским и подвижниками. Нюра переводит тусклый взгляд с одного образа на другой, и что-то вертится, шумит в голове старухи. Поворачиваются проржавевшие колесики, катятся металлические шарики, раздуваются толстые меха. О чем она думает? Пожалуй, что о внуках и правнуках.
«Покреститься бы тут невестке Славика. Как же можно ж с некрещенной? И Артурика правнучка крестить не собираются. Беда-беда» – качает головой Нюра и неспешно передвигается по храму. Со всех сторон внимательно глядят Апостолы, Иоанн Креститель и Георгий Победоносец. Баба Нюра совсем не боится их пристальных взоров. Давно изучены стены эти, давно познаны хоженые-перехоженые тропки. Пройдет Нюра и вслепую, хоть сейчас завязывай глаза.
Ставит по одной свечке за каждого из ее большой семьи, но самые лучшие, то бишь свечи потолще, можно сказать, «свечищи», достаются внучкам. Андрюшке, преподавателю истории и большому знатоку брежневского «застоя»; Славику, никудышному программисту, которого два раза выгоняли и два раза принимали в столичных вузах; Любочке, девушке с небольшим капиталом и пекарней; Лешке, дико пьющему и страшно воющему при приступах падучей. Все они, как есть, плоть от плоти ее, такие грешные и бесстыжие, давно позабывшие бабушку, но все такие же маленькие, нерадивые и смешные в своих неудачах.
«Славик весь в отца, в Сашку. Оболтус оболтусом, но такой сладенький, щечки такие румяные!» – восторгалась про себя Нюра. «А Любочка и Лешка? Жаль Димку, что на старости лет все нянчится с Лешкой. Люба и помочь могла бы отцу, а все в бизнесе. Цаца!».
Много денег ушло на свечи. Отдала любимую пятихатку, которую приметила в своих закромах и долго хранила. Почему-то знала, что на свечи пустит. Так и вышло.
А на обратном пути набрала сушек и шерсти с пухом. Вечером ей вязать платки на продажу. Выбирает Нюра тщательно. Стоит, сгорбившись над прилавком, поправляет большие квадратные очки, все переспросит и уточнит. Иногда сторгуется на хорошей цене. В местном ателье работает Наташка, чернобровая шатенка с секущимися волосами и дорогим маникюром. Всякий раз, когда приходит баба Нюра, терпеливо отвечает на все вопросы, часто советует и прощает то, что «недонесла».
– Да я занесу, Наташенька. Вот пенсия придет – обязательно занесу. Сколько там у меня накопилось?
– Да уж в прошлый раз заносили. Забыли, баб Нюр? – задорно вопрошает Наташка и крутит локон искрящихся при свете волос.
– Разве? Когда ж успела? – дивится Нюра и пытается сообразить, откуда взяла столько. – Наторговала что ли столько? Помнится, причитается с меня две сотни. Я занесу, Наташенька. Только б пенсии дождаться.
