bannerbannerbanner
Дети Антарктиды. На севере

Даниил Корнаков
Дети Антарктиды. На севере

Глава 1. Тяжелая ноша

Прохладный сквозняк коснулся лица, и Матвей очнулся. Он обнаружил себя валяющимся в грязи рядом с большой лужей. Лес впереди застилала коричневая пелена, мешающая разглядеть все вокруг. Тыльной стороной он протер глаза и увидел сосновую чащу, в глубине которой скрывался непроглядный мрак. Серые облака с редкими просветами солнечных лучей медленно плыли в сторону востока.

В метре от себя он заметил блочный лук и поясной колчан с рассыпанными стрелами. Увиденное сразу вернуло память: он бежал так быстро, что не заметил вязкую жижу под ногами, споткнулся и на минуту-другую потерял сознание. Такое случалось с ним уже однажды, когда он, будучи мальчишкой, был вынужден долгое время голодать во времена Адаптации. Вот и сейчас это не самое приятное чувство отозвалось в его теле спустя столько лет.

Он сделал глубокий вдох и с трудом попытался собраться с мыслями. И тут ему как обухом по голове ударило:

Шаман мертв!

Осознание этого пришло как будто бы только сейчас и у него открылось второе дыхание. Он поднял обращенный лук, быстро собрал стрелы в колчан и, поправив не менее запачканную винтовку на плече, что есть силы побежал к поселку, где укрылись остальные. Он оказался в сосновой чаще, но вдруг краем глаза уловил движение.

Мерзляки…

Хотел было потянуться к винтовке, но вовремя вспомнил о пустом магазине. Он взялся за пластиковое оперение стрелы и неожиданно увидел человека, подглядывающего за ним из-за дерева. Как следует приглядевшись, Матвей ахнул от удивления.

Это был Йован.

Его друг посматривал на него, держась бледной рукой за сосновый ствол. Пальцы барабанили по шершавой коре дерева. С виду оживший покойник словно бы что-то замышлял.

– Йован?

Собиратель сделал шаг в его сторону, но Йован в эту же секунду зашел за дерево и исчез, как в воздухе растворился.

Матвей опустил лук и около минуты стоял как вкопанный с полуоткрытым ртом. Все мысли сосредоточились на увиденном, и он без конца задавал себе лишь один вопрос: я схожу с ума?

Наконец, поборов ступор, он вновь побежал.

Полчаса понадобилось Матвею на дорогу к поселку. Не переставая бежать, он пересек трассу, затем стоящие вдоль нее бревенчатые обломки, а следом прямиком к озеру, к двухэтажному дому, где укрылись остальные.

На крыльце его встретила Надя, сидевшая с винтовкой на коленях. Завидев Матвея и рыская взглядом за его спиной в поисках Шамана она поняла все без слов. Прогрессистка приоткрыла дверь и крикнула в дом, чтоб все немедленно собрались.

– Нам… нам…

– Отдышись, – велела Надя собирателю.

Каждый вздох давался ему с невыносимой болью, горло резали невидимые зазубрины лезвия, еще и рана в боку заныла с новой силой. Он почувствовал, как закружилась голова и попытался опереться о перекладину, но вместо нее нащупал пустоту. К счастью Надя вовремя сообразила и успела подхватить его изнуренное тело.

Первым на крыльце показался Лейгур.

– Где Жак? – Лохматая голова исландца стала вертеться из стороны в сторону, пока не остановилась на жирном пятне крови, оставленной на изношенной куртке Матвея.

Когда собиратель и исландец встретились взглядами, второму все стало понятно. Он яростно пнул ногой по небольшой табуретке, заставив ту переломиться надвое.

Следом за Лейгуром появились все остальные.

– Матвей! – Арина бросилась к нему и стала помогать Наде взобраться по ступеням пытающемуся перевести дух собирателю.

– Что случилось?.. – выдавила из себя Маша. – И где…

– Мертв. – Матвей попытался перебороть усталость, дорога была каждая минута. – Мерзляк добрался до него.

На короткий миг над собравшимися нависла тревожная тишина.

– Мерзляк? Они…

– Надо уходить, немедленно, – прервал ее Матвей, не желая тратить время на подробности. – Начинайте собираться, выходим через пятнадцать минут.

Все на миг опешили и выглядели словно гвоздями к полу прибитыми.

– Ну, чего встали? – Командирский голос Нади раздался как отрезвляющая оплеуха. – Слышали, что сказал Матвей? Живо собираемся!

– А как же папа? – безутешным, почти рыдающим голосом произнесла Маша. – Он не может идти. А утром у него еще больше поднялся жар.

– Мы понесем его, – отрезал Матвей, еще на пути сюда заранее подготовив ответ. Он знал, что Вадиму Георгиевичу и шагу не сделать в его нынешнем состоянии. – Там на втором этаже есть небольшой ватный матрас, сделаем из него носилки, будем нести поочередно.

– Да, я поняла о каком матрасе речь, – отозвалась Надя и обратилась к исландцу: – Лейгур, можешь отыскать этот матрас и спустить его на первый этаж?

Исландец не отвечал. Пристальный взгляд его голубых глаз был прикован к полу.

– Лейгур! – громче окликнула его прогрессистка.

Но Лейгур продолжал молчать и с виду находился в глубоком забытьи.

– Я отыщу матрас, – вызвался Тихон и, не сказав ни слова более, побежал внутрь.

– Я помогу собраться, – прохрипел Матвей.

– Нет, пока отдохни, – отговорила его Надя. – Мы все сделаем.

На это Матвей с трудом, но согласился. Прямо сейчас он отдал бы все за мягкую и теплую постель с возможностью проспать в ней целые сутки. Но ныне это казалось неимоверной роскошью.

Юдичев пришел в самый разгар сборов с пустыми руками – оказалось, он проверял силки и вновь ничего в них не обнаружил. Узнав про гибель Шамана, капитан первой экспедиции разразился тирадой про его уговоры уходить из этого места еще три дня назад, сразу же после первой ночевки в этом доме. Про Вадима Георгиевича, из-за которого им и пришлось задержаться здесь, он и словом не обмолвился, наверняка про себя уже отправив старика на тот свет.

Речи обозленного Максима никто не слушал, хоть у всех и руки чесались дать ему в морду. Сам Матвей давно желал как следует отделать его, и он наверняка сделал бы это и сейчас, но он предпочел поберечь силы для предстоящего пути.

Собрались быстро, поскольку и собирать толком было нечего. Пеммикана осталось на три укуса, у каждого при себе имелась горсть патронов, да поношенные винтовки, нуждающиеся в чистке. Запасами воды тоже не похвастаться, но на следующие двое суток должно было хватить.

Дольше всего провозились с носилками из матраса, а точнее с креплениями для переноски. В итоге, на отыскав решения лучше, вытащили из шкафов старые подранные вещи, покрытые многолетним слоем грязи и пыли, скрутили их, завязали узлом и сделали из этого подобие ремней, закрепив у изголовья и внизу матраса.

Вадим Георгиевич выглядел совсем худо. Все его тело дышало жаром, он то и дело бормотал что-то невнятное и тянулся рукой к воздуху, словно пытался нашарить что-то одному только ему видимое. И все началось с того кашля, который Матвей приметил еще в тот день, когда старик поведал ему о «Копье» в каюте траулера. Непонятно, было ли это следствие раны, нанесенное ему Тихоном в тот день, когда пираты взяли на абордаж их судно, или старик попросту успел подхватить где-нибудь по пути эту неприятную болячку.

Уложив Вадима Георгиевича на матрас, Домкрат и Матвей попытались поднять его. Собиратель немедленно почувствовал режущую боль в руках и груди, как никак Вадим Георгиевич был не из легких. К счастью Матвея его усталость заметил Лейгур и молча взял заднюю часть носилок на себя. Исландец не промолвил и слова с тех пор, как узнал о гибели друга.

К полудню все девятеро покинули неизвестный городок, направившись по трассе. За время подготовки к выходу тучи успели сгуститься пуще прежнего, и на головы путников стали падать холодные капли дождя, сразу же замерзая на их куртках.

Преодолев километра три, оцепенение с команды о кончине Шамана стало спадать на нет, и в адрес Матвея последовали вопросы о произошедшем. Собиратель не размазывал и постарался коротко пересказать событие этого утра, начиная с попытки убить оленя, и заканчивая атакой потрошителя. Как только рассказ был окончен, идущая рядом с носилками Надя немедленно произнесла:

– Наверняка это был один из тех потрошителей, которых мы встретили в Москве.

– Это точно был один из них, – подтвердил Матвей. – Гляньте на асфальт, сплошной гололед. Такое возможно только при отрицательной температуре, в которой обыкновенные потрошители не выживают. Вероятно, он все это время шел по нашему следу, и ,вполне возможно, не один.

– Разве они так могут? – недоумевала Арина. – Мы так далеко забрались, но они все равно умудрились подобраться к нам так близко?

Матвей задумался. У него не было четкого ответа на этот вопрос.

– Не возьмусь утверждать наверняка, – начала Маша, поглядывая на членов команды, – но, возможно, появление в этих краях более стойких к холоду мерзляков это результат процесса ранее упомянутой мной эволюции.

– Погоди, погоди, – Надя остановилась и внимательно посмотрела на ученую, – правильно ли я понимаю, что ты хочешь сказать, что встреченные нами в Москве виды жуков могли размножаться и здесь, на севере? Правильно я понимаю?

Маша кивнула и пустилась в разъяснения:

– Да, но это всего лишь моя догадка, не более того. В своих размышлениях я стараюсь опираться на логику и многолетние знания о мерзляках, и они подсказывают мне, что ни один мерзляк не может проделать такой долгий и, самое главное, осознанный путь с целью нас прикончить. Это свойственно разумному существу, которые чаще прочих руководствуются эмоциями, – как мы с вами, люди, – но никак не подобию зверя, живущему исключительно на основе заложенных в них благодаря ДНК инстинктов. Поэтому-то и логичнее предположить, что встреченный Матвеем мерзляк уже был здесь до того, как мы сюда пришли, а не гнался все это время за нами. Вероятно эволюция происходила не только на территории Москвы, но и в этом секторе.

Матвей нашел зерно здравомыслия в ее словах, хоть и верилось в это с трудом.

– Такими темпами мы, собиратели, совсем скоро лишимся своего хлеба, – пробормотал он, – поскольку на захваченных землях не останется ни одного свободного от этих тварей безопасного островка.

 

– Тогда в метро, когда вы рассказывали про свою теорию эволюции, вы упомянули тетраподов как наших далеких предков, – внезапно заговорила Арина, обращаясь к Маше. – Но ведь и они, если я правильно понимаю, миллионы лет назад выглядели бестолковыми ящерицами. Смогли же они стать… – Она посмотрела на остальных, – такими как мы, умеющими испытывать эмоции.

– Пожалуй… – согласилась она, погладив подбородок. – Эта интересная пища для размышлений.

– Лучше бы тебе размышлять о том, где нам следует укрыться, – проворчал Юдичев, посматривая на быстро идущее серое небо.

Матвей последовал взгляду капитана и действительно приметил сгущающиеся тучи. Еще этой ночью они пережили небольшой ураган со снегом, и если он повторится вновь, а они будут без крыши над головой, все это может обратиться печальными последствиями.

– Юдичев прав, надо отыскать убежище, – согласился Матвей. – К тому же вот-вот начнет темнеть.

– Думаешь, это хорошая затея, делать привал так скоро? Мы отошли-то километров на десять-пятнадцать от того поселка.

– А могли бы все пятьдесят, если б… – Юдичев покосился в сторону Вадима Георгиевича, бормочущего что-то во сне.

Очевидный всем намек капитана не прошел мимо обеспокоенной дочери больного. Все ее висевшее на ниточке спокойствие, с которым она рассказывала про мерзляков, сию секунду оборвалось:

– Даже не думай об этом, – рявкнула она, сжав кулаки. – Притронешься к отцу, и я тебе руку отрежу, сволочь, ты меня понял?!

– А я помогу ей, – внесла свою лепту Надя, угрожающие посматривая на Юдичева, – буду держать твою руку, пока она заносит топор.

– Спокойней, дамочки, спокойней! Я просто… опираюсь на логику в своих суждениях, – передразнил Максим Машу, – и говорю очевидное.

– Да если б не мой отец, собравший спасательный отряд, ты еще три месяца назад рыл бы себе могилу без надежды спастись, ясно?

– Это уж точно, – открыто стал язвить Юдичев. – Особенно я должен выразить благодарность тому усатому молчуну, свалившему без нас, верно?

– Никто не знал, что он так поступит с нами, ясно?! – На этот раз не выдержала Надя. Она ступила к Юдичеву, положив ладонь на рукоять пистолета.

Обстановка стала накаливаться, пока вдруг веревка из сплетенных одежек не лопнула в правой руке Лейгура и передняя часть носилок резко накренилась. Вовремя подоспел Тихон, успевший подхватить грузное тело старика от падения на асфальт.

– Я держу, держу, – поспешил на помощь Матвей, принимая тяжелую ношу из рук мальчишки.

– Просто чудесно, – пробормотал Юдичев и отошел в сторону, разглядывая дорогу впереди.

Совместными усилиями они осторожно положили матрас на землю. Маша коснулась ладонью лба старику и слегка ее отдернула. Ее дрожащая рука и обеспокоенный взгляд молча дал понять, что старика охватил жар.

– Папа, папочка… – шептала она, гладя его во седине.

Усталый взгляд пожилого мужчины медленно обратился в ее сторону. Капли пота бежали по морщинистому лбу, падая на дряблую кожу у подбородка. От прежнего живчика, коим виделся Матвею Вадим Георгиевич каких-то пару недель назад, не осталось и намека.

Маша достала бутылку с водой, наклонила вперед голову отца и поднесла горлышко к его обветренным губам. Половина питья оказывалась среди грубых седых волосков короткой бороды.

– Да, вряд ли мы пройдем сегодня далеко, – с печалью подметил Матвей, сплетая из разорванных кусков одежды новый «ремень» для переноски. – Надо искать укрытие. – Потом он обратился исландцу: – Лейгур, можешь разведывать с Юдичевым обстановку впереди? Я заменю тебя на носилках. Думаю, я отдохнул достаточно.

Лейгур согласно покачал головой и, не промолвив ни слова, отправился выполнять просьбу.

Маша продолжала гладить отца по лбу, обрывисто дыша и не переставая шмыгая носом. По левой щеке ученой прокатилась тихая слеза, упавшая на воротник отцовской куртки. Матвею страшно хотелось приобнять ее, хоть немного утешить, но сердце подсказывало, что это лишь усугубит и без того худое положение.

– Надо бы и Домкрата сменить, – сказал Матвей, поглядывая на их немого товарища, – он как и Лейгур весь день несет его.

– По-хорошему надо бы запрячь в это дело Юдичева… – предложила Арина, глядя вслед уходящему с Лейгуром бузотёру.

– Хрена с два я ему доверю нести папу, – выпалила Маша, закрывая бутылку крышкой. – Я серьезно говорю, пусть только притронется к нему…

– Я помогу, – вызвалась Надя. – К тому же, Юдичев так и так не взялся бы.

– Ты уверена? – Матвей попытался ее отговорить. – Тяжело все-таки.

– Ничего, справлюсь. Да и нести, полагаю, нужно будет недалеко.

Некоторое время Надя потратила на упрашивания Домкрата избавиться ненадолго от ноши, указывая на его истертые почти в кровь руки. Тот отмахивался, отвечал резвыми жестами, но все же сдался, передав ремни боевой подруге.

Передохнув самую малость они продолжили путь, но совсем скоро увидели идущих к ним навстречу посланных ранее разведчиков.

– Тут километрах в двух от нас есть небольшая церквушка, – рассказал подошедший Лейгур, указывая на северо-восток. – С виду хлипкая, но как временное укрытие сгодится.

– Обычно с церквями имеются и другие жилища, – заметил Матвей. – Неужели рядом больше ничего не нашлось?

– Нет, только церковь, – ответил Лейгур и жестом велел Наде отдать ему нести носилки. С виду ни капли неуставшая прогрессистка дала ему твердо понять, что с оставшимся путем справится сама.

Глава 2. Трудное решение

Деревянная церквушка поначалу показалась миражом из-за своего расположения. Она отчужденно стояла в чаще леса в сотне метров к западу от трассы и выглядела затерянной среди высоких сосен. Удивительно, как два капитана вообще умудрились приметить ее в этой глуши.

Путники ступили на небольшую тропку, идущую вниз, в крутой кювет. Здесь матрас с больным пришлось удерживать особенно крепко, поскольку одно неловкое движение грозило носильщикам скатыванием кубарем вниз. Резкий спуск, однако, минули без происшествий, и вскоре под ногами ощущалась твердая и мерзлая землю.

В свете пронзающего сквозь безлиственные ветви заходящего солнца выжившие смогли поближе разглядеть пристанище на грядущую ночь.

Башня с колоколом на передней части крыше покосилась, но по-прежнему стояла крепко; а вот православному кресту, установленному на вершине купола, повезло меньше – он лежал у подножия церкви, наполовину затонув в земле. Позади виднелась и другая башня, поменьше, на ней установленный крест выглядел совершенно невредимым. Дорога в храм проходила по хлипким ступеням, в сторону перекошенного крыльца с развалившимся навесом. Наружная стена из бревен внушала сомнение в своей прочности, – дерево подгнило и удручающее поскрипывало под успевшим усилиться ветром, – но выбирать не приходилось.

Юдичев вышел вперед, осторожно поднялся по ступеням крыльца и попытался открыть дверь – не поддалась. Он несколько раз ударил ее плечом, попутно бормоча себе что-то под нос, пока вход наконец не открылся.

Матвей и Надя собрались с последними силами и стали затаскивать носилки со стариком внутрь. Тихон и Арина пристроились сбоку, подстраховывая. Когда они оказались внутри, оба носильщика рухнули на пол и перво-наперво попытались отдышаться. Устали они настолько, что даже не нашли сил разглядывать внутреннее убранство.

– Надо развести костер, – отозвалась Арина, и шарканье ее ботинок слабым эхом раздалось внутри помещения. – Тихон, поможешь? Надо найти сухое дерево, бумагу, все, что можно сжечь.

– Угу.

Матвей отдышался и, наконец, смог разглядеть место, где они очутились. Про церкви он не знал ничего, да и бывал всего в нескольких на территории Канады во время рейдов, и то католических. Но здешняя, несмотря на свою ветхость и неприятный запах древесной гнили, умудрилась странным образом вызвать необъяснимую симпатию.

Первое, что бросалось в глаза – это разнообразие икон, висевших вдоль стен. Большая их часть лежала на полу в осколках стекла. В противоположной стороне от входа находился небольшой помост с трибуной. Стульев и столов, как в тех же католических церквях, Матвей не отыскал; обстановка здесь была на порядок скромнее.

Маша принялась обхаживать отца, пытаясь как можно удобнее расположить его на полу. Йован медленно крутил головой, осматривая местами прохудившийся потолок, откуда поддувал небольшой сквозняк. Юдичев прижался к опорному столбу и, скрестив руки на груди, отчего-то цокал языком.

Тихон взял одну из упавших икон, посмотрел на изображенный на ней лик, а затем недолго думая бросил в общую кучу для будущего костра.

– Не делай этого, – сказала Маша и заботливо вытащила икону из кучи.

Парень вопросительно посмотрел на нее, почесал в затылке и покачал головой. Юдичев же услышав ее слова презрительно фыркнул.

– Интересно, где мы? – задался вопросом Матвей. – Вот бы карту…

– Я и без карты могу сказать, что мы в полной заднице, – заявил Максим, подойдя к разбитому окну. Он посмотрел наружу, откуда виднелась опушка леса и завал прогнивших досок, прежде бывшие не то сараем, не то небольшим складом. – Да и знай мы, куда идти, что с того толку? Передвигаемся со скоростью выброшенной на берег рыбы, еще и с мерзляками за спиной. – Он посмотрел на Матвея через плечо. – А весна уже пришла.

Собиратель заметил, как исландец слегка кивнул, будто бы подтверждая слова коллеги.

Разожгли костер и сдвинулись ближе к огню, согревая озябшие руки. Каждый съел кусочек пеммикана толщиной и размером с мизинец – вот и весь ужин. Остального хватит лишь на завтрак следующего дня, более еды у них не было.

Первое время молчали, говорить не было сил. Слышалось лишь урчания животов, сиплое дыхание и шмыганье носов. Все наблюдали за язычками пламени, каждый размышляя о своем.

У Матвея все мысли смешались в кучу из-за усталости. Сначала он все никак не мог выбросить из головы изуродованное лицо Шамана, умудрившегося еще какое-то время жить и даже говорить после того, что сотворил с ним потрошитель. Затем мысли о собирателе, ставшим на короткое время наставником, перекрыл образ Йована, увиденного в лесу. Без сомнений, это было галлюцинацией, но сколь же отчетливым, сколь живым он виделся ему тогда там. Сердце сжималось от боли.

С трудом прогнав лица покойников, он стал размышлять о настоящем: что делать? Как им быть? Куда идти? Направление в сторону севера виделось ему размытым, неопределенным. Куда это – на север? Как можно дальше вглубь Карелии? Или свернуть немного восточнее и добраться до берегов Карского моря? Помнится, отец рассказывал про эти края – там ему приходилось вести службу рядом с островом Новая Земля, – и он говорил, что температура там довольно суровая. Возможно, там у них будет шанс? Возможно… Только добраться пешком до тамошних земель казалось невозможным. Сотни и сотни километров непроходимого пути разделяли их от Карского моря, а весна, как верно подметил Юдичев, уже была близко.

Тяжелое дыхание Вадима Георгиевича отвлекло от размышлений. Старик дышал так, словно у него в горле проделали дыру. Маша достала флягу и в очередной раз стала поить его, пока все с прискорбием наблюдали за ее ухаживаниями возле отца.

– Может, в покер? – неожиданно предложил Тихон, доставая из-за пазухи колоду потрепанных карт и мешочек пуговиц, которые он успел прикарманить еще месяц назад.

Все потеряли дар речи.

– Да ты че, пацан, рехнулся совсем? – рявкнул Юдичев. – А станцевать не хочешь? У тебя там в кармане гитара не затесалась?

Тихон с огорченным выражением лица вернул колоду на место.

– Да просто…

– Ты лучше эти картонки в костер кинь, больше пользы будет.

– Не брошу.

– Это еще почему?

– Не твое дело.

– Не мое… – Юдичев опешил, серые глаза злобно бегали по лицу мальчишки. – Ты еще поговори со мной так, щенок недоделанный. Я тебе эти карты в…

– Успокойся, – прервал Матвей очередную вот-вот начавшуюся тираду капитана, а после обратился к Тихону: – И ты следи за языком. И вообще, не до карт сейчас, не о том думаешь.

– Да знаю я, – бросил обиженно Тихон. – Просто карты мозги расшевеливают, мыслить помогают, да и от холода отвлекаешься, вот и предложил…

– Может, в другой раз, – ответил ему Матвей и едва заметно подмигнул ему.

– Давай я с тобой сыграю, – вдруг произнесла Арина, вынимая руки из-под куртки. – Говоришь, мозги расшевеливает?

Тихон на мгновение растерялся, услышав предложение Арины. Он с виду язык проглотил, и на вопрос девушки лишь быстро закивал головой, подтверждая только что сказанное.

– Правила я вроде еще с корабля запомнила, так что можешь не объяснять. Давай карты.

На некоторое время внимание собравшихся приковала игра двух подростков. Не наблюдал за ними только Юдичев, отошедший от костра и поглядывающий на сумрачный лес через окно.

 

Арина не слукавила, когда сказала, что помнит правила игры. Удивительно, но она с легкостью обыгрывала бывалого в покере Тихона, заставляя того краснеть и смущаться. Возможно, конечно, мальчишка и сам ей поддавался, но почему-то наблюдающему за ним Матвею верилось в это с трудом – уж очень искреннее смотрелись его эмоции во время очередного проигрыша горстки пуговиц.

Через пятнадцать минут игра была сорвана приступом кашля Вадима Георгиевича, отбившего все желание продолжать. На этот раз старик отхаркивался кровавыми сгустками.

– Где мы? – внезапно обретший дар речи, произнес начальник, глядя в потолок.

Обрадованная впервые раздавшемся за несколько дней голосу отца – прежде он только спал или лежал без сознания, бормоча невнятицу – коснулась его щеки и ласково произнесла:

– Мы нашли убежище в церкви.

Глаза старика сделались как будто большими.

– Церкви? – переспросил он.

– Да.

Она осторожно приподняла голову больного и помогла разглядеть ему интерьер. Сверкающие от влаги глаза старика на миг будто бы сбросили прежнюю смертельную пелену и ожили.

– Церковь это хорошо… хорошо. – пробормотал он, после чего снова лег и упал в лихорадочное забытие.

Матвей заметил как Лейгур, держа руки сложенными, тер друг об друга большие пальцы, словно собираясь обратиться ко всем. Так оно и оказалось:

– Я должен это сказать. – Он встал на ноги и посмотрел на Машу. Женщина, судя по тому, как стала едва заметно вертеть головой, уже догадывалась, что именно ей предстоит услышать. – Твой отец долго не протянет. Мы лишь отсрочиваем неизбежное, более того, продлеваем его муки. Нам уже ничем ему не помочь.

– Не хочу этого слышать. – Маша крепче обняла тело отца.

– Наконец-то, хоть в ком-то проснулся голос разума! – воскликнул Юдичев и вернулся к костру.

– Это он тебя подбил сказать это? – Надя кивнула в сторону Юдичева.

– Никто меня не подбивал, я лишь говорю очевидное. – Он посмотрел на тяжело дышащего старика. – Переносить его занимает очень много времени и сил, а все это нам нужно для выживания. Я, конечно, готов его тащить столько, сколько понадобиться или до тех пор, пока нас не настигнут мерзляки, но только вот стоит оно того, если он все равно покойник?

– Как же легко ты рассуждаешь, исландец, – сказала Надя, с презрением поглядывая на Лейгура. – Говоришь про ее отца не как про человека, а будто это какая-то вещь: набитый лишним скарбом рюкзак. Хотя чему тут удивляться… – Она пожала плечами. – Для человека, голыми руками убившего маленькую девочку и отца, это как в носу поковыряться, верно?

– Он что сделал? – Голос Маши охрип.

Даже Юдичев, стоявший рядом с широкоплечим исландцем, огляделся на него и отступил на шаг.

– Сейчас это неважно, – все тем же рассудительным тоном продолжил Лейгур, будто и не был упомянут его зверский поступок. – Наша задача выжить, и, полагаю, против этого никто не выступает. Мы должны принять трудное решение и будет правильно, если мы устроим голосование.

Все это время читающий по губам Домкрат что-то не уловил и резкими жестами потребовал от Нади разъяснений, но та лишь отмахнулась, продолжая с ненавистью смотреть на исландца.

– В задницу засунь себе это голосование, – откликнулась Надя и устроилась рядом с Машей.

Некоторое время все молчали; наконец Арина нарушила тишину, осторожно произнеся:

– Но он прав…

Все повернулись в ее сторону.

Арина погладила ладонью успевшие отрасти короткие волоски на голове и обратилась к Маше:

– Мария, я… – Она все никак не решалась заговорить, то и дело облизывая пересохшие губы, особенно когда обремененная горем ученая посмотрела на нее словно на предателя. Потом в лице Арины что-то изменилось, оно стало менее серьезным и обрело оттенки жалости: – Мне было пятнадцать, когда мой папа умер. Это было всего два года назад. Его тоже прибрала болезнь.

Маша покачивала головой, будто не желая слушать. Пара скатившихся слез разлетелись в стороны.

– Сама не знаю, зачем это сказала… – пробормотала Арина, отведя взгляд. – Быть может потому, что я понимаю вашу боль, понимаю насколько вам… – Она осеклась и резко перевела тему: – Но поймите, сейчас все мы должны выжить, выжить ради «Копья»! Вы сами то и дело твердили, что токсин стоит жертв.

– Я не могу, – отозвалась Маша, еще крепче прижимая к себе голову отца. – Не могу, и все тут! – Она почти рыдала.

Послышалась, как носом шмыгнула Надя, с сочувствием глядя на Марию Зотову.

– Нам все равно придется проголосовать, – сообщил Лейгур, подкинув деревяшку в огонь. – И я даю слово, если большинство голосов будут против, то я лично буду нести Вадима Георгиевича до последнего его или своего вздоха. Ну а в противном же случае он останется здесь.

– Нет, мы его не оставим! – с отчаянием в голосе произнесла Маша.

– Я тоже его не оставлю, – присоединилась к ней Надя. – Плевать, понесу его сама, если надо будет.

– Будем считать это как два голоса «против», – вздохнув, произнес исландец. – Полагаю, про наше с Юдичевым мнение вы уже в курсе. Теперь твой черед, Арина.

Девушка молчала, не сводя обеспокоенного взгляда со старика и вцепившуюся в него Машу.

– Простите, Мария… – прошептала она и кивнула Лейгуру.

– Так, теперь Домкрат. Он вообще понимает, о чем мы тут?

Прогрессист, не сводя пристального взора с губ исландца, покачал головой, утвердительно ответив на его вопрос. Надя стала общаться с ним на языке жестов, и, судя по резким движениям рук, пыталась убедить его принять верное, по ее мнению, решение. Так длилось несколько минут, пока Домкрат не опустил голову, тяжело выдохнул и после показал Лейгуру опущенный большой палец.

– Сволочь ты! – прошипела Надя, показывая ему неприличный жест. – Он столько для тебя сделал, а ты… сволочь!

Домкрат выглядел пристыженным. Он резко встал с места и по примеру Юдичева отошел к окну, положив ладони о подоконник.

– Плевать я хотела на ваше чертово голосование, ясно? – заявила Маша. Ее заплаканные глаза горели искорками отражающегося пламени. – Мы все равно понесем его.

Ей ответил Юдичев:

– Да можете нести его сколько вам обеим в голову взбредет, только вот все остальные вас ждать не будут и уйдут вперед, пока мерзляки вам на пятки ступать будут.

– Умолкни, – спокойным, но в то же время угрожающим голосом произнес Лейгур, взглянув на стоящего рядом коллегу.

– Я помогу им, – вдруг откликнулся Тихон, подняв руку. – Я за то, чтобы нести Вадима Георгиевича до конца.

Все удивились решению Тихона, а некоторые, вроде Арины и Нади, даже с недоверием оглядели его, будто приняв сказанное за шутку.

– Твоего мнения здесь вообще никто не спрашивал, сопля зеленая, – гаркнул Юдичев. – Сиди и не отсвечивай.

– Тебя спросить забыл, крыса корабельная.

– Че ты вякнул, щенок?

Юдичев уже было стал обходить костер, чтобы добраться до мальчишки – тот тоже времени даром не терял, крепко сжав спрятанная нож в кармане куртки, – но к счастью вмешался Лейгур:

– Пацан уже давно заслужил быть частью команды, и право голоса у него есть, как и у каждого здесь. Так что вернись на место.

Юдичев продолжал испепелять злобным взглядом мальчишку, а потом указал на него.

– Я тебе твой острый язычок оторву с корнем, если еще раз будешь перечить мне, сопляк. Усек?

– Ага, как же, обязательно, – продолжал язвить Тихон, хоть в голосе его и слышалось содрогание.

Юдичев не сводя с мальчишки глаз сел обратно.

Через минуту возникшее внезапно напряжение в команде спало, и Лейгур продолжил:

– Я, конечно, твой выбор не понимаю, малой, но «за», так «за».

– Да че тут понимать-то. – Тихон пнул веточку под ногой прямиком в костер. – Он меня тогда еще на корабле пожалел, несмотря на мой поступок, да и защищал постоянно. Должен я ему, вот так.

– Твоя правда.

– Спасибо тебе, – внезапно произнесла его Надя. Кажется, это был первый случай, когда она обратилась к мальчику не с угрозой его прикончить.

Даже сам Тихон изрядно удивился благодарности в его адрес от столь невзлюбившей его с самой первой их встречи прогрессистки. Он все силился ответить ей словом, но по итогу лишь проглотил невидимый комок и едва заметно кивнул.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru