Даниил Асеев
Коллекционерша
Ты выдумал меня. Такой на свете нет,
Такой на свете быть не может.
Анна Ахматова
1
– А почему физ-мат вешает вещи на физ-химе? – кокетливо улыбаясь, смотря светящимися голубыми глазами с играющими огоньками забавы, интереса и любопытства бросила в мою сторону Катя.
Правда, тогда ещё не Катя, а правильнее сказать, незнакомая мне соблазнительная девчонка с ярким огоньком во взгляде. Довольно сексуальная, стройная и, надо признаться, чертовски-привлекательная.
Я лишь молчаливо ответил широко растянувшейся улыбкой и удалился из раздевалки.
Эта встреча прошла в школьной раздевалке, где у каждого класса была своя стенка с крючками и номерами для верхней одежды. Я, по старой привычке вешал свою верхнюю одежду на стенке своего прошлого класса – 10-го физ-хима (физико-химический профиль). И кто-то оказался неравнодушен к моим полу-преступными действиям.
До этого момента, надо признаться, ничего не происходило особенного. Стандартный будничный житейский набор событий. Поэтому я был будто готов к каким-то резким и неожиданным поворотам и переменам. Меня словно нужно было лишь немного подтолкнуть или даже слегка коснуться, чтобы отправить в новый ход приключений ума и любопытства, которые по своей силе были бы способны завести в довольно глубокие лабиринты сердечности, тревог и переживаний.
И спустя лишь несколько дней, собираясь домой, я в спешке зашел взять в раздевалку лицея свое черное длинное пальто. И тут я вновь встретил её.
– Почему био-хим вешает вещи на физ-химе? (к тому моменту я уже догадался, в каком она училась классе) – спросил я её с лёгким укором и самодовольством от того, что и мне тоже попался случай парировать предыдущий её выпад.
Хотя спасательный круг и повод с ней заговорить был, очевидно, подброшен ей. Ведь Кате ничего не мешало оставить свое розовое пальто на вешалке своего класса, а не физ-хима. Какая хитрая. В этот раз молчаливо улыбаться и заигрывающе (на самом деле просто неловко), с легким смущением на лице, прикидываясь, будто все это вышло случайно, смотреть приходилось ей. Как ни странно, без ответа остался и мой вопрос. Но ощущение безусловного попадания под чужую власть снова испытал я, как и в первый раз. С оружием в руках словно оказывался я, но, к моему разочарованию, я же и оказывался будто с клеймом проигрывающего. Уже тогда, будто заранее. По всем фронтам. Будто заранее уже было предопределено, что если мне и выпадет возможность взять хотя-бы небольшую скромную, из тех, что малоизвестны и бесславны, битву, то мне это выпадет с позволения моей оппонентки. Лишь по доброте и, одновременно, коварству моей новой подруги.
Меня накрыла волна вопросов. Что это были за такие странные милые, будто случайные встречи? Неужели эта девчонка пытается оказать мне знаки внимания? Это проявление интереса или же обычного кокетства? Или же это просто случайность? Что значило бы, что знаки внимания оказывает нам сама судьба. Двух встреч будто было мало, чтобы счесть это за доказательство проявления интереса ко мне с её стороны или за повод как-то отреагировать и начинать что-то предпринимать со стороны моей. Это всего лишь пара случайных встреч.
И вот как раз для таких сомневающихся умов и выпадает попытка намека номер три, но только уже со стороны нетерпеливой судьбы. Ну, может не судьбы, а хитрости этой девчонки. Но думать так мне представлялось слишком самодовольно. Не стоило себя так переоценивать. А значит оставалось думать, что знаки мне подаёт всё-таки судьба.
И вот спустя пару дней, снова спеша с занятий домой, я ускоренным шагом зашел в гардероб за вещами и снова встретил там её. И в этот раз уже без укорительных, но играющих, приветливых замечаний. Лишь доброе:
– Привет! (звучало как: ну привет, давно не виделись) – сказал я ей, увидев снова её рядом не со своей стенкой в гардеробе лицея.
Она как раз надевала свое пальто.
– Привет! – бодро и радостно ответила эта дамочка.
Моё пальто висело прямо рядом с местом, где одевалась она. А проход между стенками был очень узкий. Мне пришлось немного протиснуться между ней и стенкой с верхней одеждой. Надевая пальто, я продолжил.
– Как дела?
И в этот момент ей, чтобы ответить, пришлось развернуться полностью ко мне лицом. И тогда мне открылись все черты ее лица. Я, находясь очень близко к ней, почти что вплотную, мог разглядеть её всю и уловить ароматы всех её нежных запахов. Но я лишь увидел этот сияющий радостный блеск голубых глаз и широкую, но аккуратную миловидную улыбку. Будто она рада была, что я решил с ней заговорить вот так просто, интересуясь о её делах, а не упрекая, хоть и с игривой добротой, в неправильном выборе стенки для пальто.
И этот момент стал поворотным. Это взгляд решил для меня все. Банально – не значит не романтично и не красиво. Поэтому скажу, что началось все именно с взгляда. С взгляда её в мои глаза. С моего взгляда в её глаза.
Как мало надо, когда много имеешь, чтобы такой короткой фразой в три секунды столкнуть с равновесия привычный ход времени целого человека. Как много стоит пару словечек, брошенные в нужный момент, слегка приправленные правильным оттенком тона голоса и взгляда, а также положением рук, груди, спины и бёдер. Когда изучаешь геометрию несколько лет, чтобы так просто в одну минуту потом недооценить её силу и возможности в реальной жизни, в реальной фигуре молодой десятиклассницы. Если бы науку объясняли в фигурах женского тела, мне, как и другим было бы проще не попадаться на мощный апперкот стереометрии женской груди, динамики бёдер, и физики женского взгляда и оптики цвета молодых женских глаз. Если бы мне рассказали, как работает механизм блицкрига – молниеносного захвата противника нужным нежным плавным поворотом кисти и плеча, я бы не смотрел, возможно, так широко и так непозволительно опасно, рискуя получить не восполняемый урон. Если бы конституция стала шире на предмет незаконного вмешательства женщин в кровь мозга мужчин, я бы подал на эту девушку в суд за незаконное проникновение в предметы моих желаний, за кражу моего времени в попытках получить ответы, и конечно за начиненный моральный ущерб.
– Хорошо! А у тебя как?
– Хорошо – ответил я и двинулся в направлении выхода из раздевалки.
В этот момент мне все уже было понятно. Вот такого короткого разговора хватило мне, чтобы ответить себе на все возникшие вопросы. Я знал уже, что надо делать. И самоуверенно догадывался, что за этим последует. После такого её, будто влюбленного уже, взгляда мне казалось, что здесь не придется прикладывать больших усилий. Но, как окажется дальше, это будет совсем не так. И последствия этого мимолетного взгляда растянутся куда дальше, чем на пару месяцев вперед. И куда шире, чем раньше, когда все интриги ограничивались короткими сроками, парой тройкой слухов и парой недель переживаний.
2
Моя тактика была проста. Как и раньше, мне было проще начинать играть в сети, и если проигрывать, то хотя бы заочно. Но в сердечных делах, как известно, можно и вовсе не играть, но все равно раз за разом проигрывать.
И я её нашел. 10-ти-классница био-химического профиля – Екатерина Рябцова. Из десятка фотографий на странице, где она то в кепке найк строит глазки на переднюю камеру смартфона, где игриво улыбается, сидя на каком-то нагромождении веток в своих бирюзово-зеленом кардигане и синих джинсах, поправляя правой кистью налегающие на глаза светло-русого цвета волосы, где в черном купальнике позирует на фоне красного моря (что оно красное, я узнал позднее), где в паре с подругой пафосно растворяется под завесой кальянного дыма. Из пару десятков сообществ в интернете, где Катя была подписчиком, сообществ из серии: бьютифул герл, лакшери герл, секси герл, бьюти, бьюти бьюти… Конечно это не точные названия, но, исковеркав эти названия, я не сильно менял их сути. Да, было и что-то на тему вроде анатомии, биологии, попсового кино. Но из тем этих сообществ и духа фотографий вдобавок к исключительному телосложению, я почему-то же сразу решил, что девчонка из серии бьюти-инстаграмщиц со всеми вытекающими из этого характеристиками: поверхностным подходом, легкомысленностью, зацикленностью на всем внешнем, красивом, беззаботном. В том числе на деньгах. Вернее на том, красивом, что на них можно купить: на красивых отелях, шумных ресторанах с экзотичной едой, на спорт-карах, переоцененных шмотках с дорогой фамилией на самом видном месте, на телефонах стоимости разового отпуска в Турции на одного человека, на путешествиях по истоптанным всеми популярными и непопулярными блогерами и влогерами местам. Обыкновенная конформистка, строительница уютного мира, где люди занимаются шопингом, стараются походить на моделей из реклам в новомодных журналах и строят карьеры поп-певиц. Бьюти-герл с ничем непримечательным уже знакомым и понятным ограниченным набором желаний и, хорошо если, каких-то идей. В окружение таких обычно будто входят "легкие" весёлые люди. Такие же красивые, такие же финансово не обремененные, такие же мечтатели. Посетители лофтов и гастропространств. Промоутеры стерильности. Любители ботокса, накладных ресниц, намазанных бровей и упругих ягодиц. И возможно такие же пустоголовые (сейчас я так не думаю). Но это был лишь первый, вероятно ошибочный (очень даже), взгляд. Но в общем итоге, как со мной часто бывает, соблазны и любопытство перевесили на моих гароскопических весах закрытость и отчужденность от всего блестящего по ту сторону выстроенных границ с лицеем, незнакомыми, да и знакомыми тоже, людьми, родственниками, друзьями и миром в целом. От всего блестящего. Именно так, наверное, можно было обобщить увиденное, взглянув на Катю с небольшого расстояния. Что-то вроде сверкающей брошки, блестящей серёжки, серебряного, привлекающего внимание браслета или кольца.
Я же выглядел в то время, как Хэнк Муди из блудливой Калифорнии. Не заправленная белая рубашка, потрепанные синие брюки, заношенные черные туфли из замши. Не пунктуальный, безответственный, не примерный, растрепанный, самовлюбленный, зацикленный, чем-то порой даже удрученный. Я был мрачной лайт версией Хэнка Муди. Когда забивал на дополнительные задания преподавателей, когда им грубил, когда избегал всех блеклых и скучных лицейских мероприятий вроде праздничных концертов, выступлений, похождений в театры. Моим девизом был протест. Я не здоровался, не разговаривал, не "развивался", не слушал поп-музыку. Только читал. При том читал только художественную литературу и сообщения от дам. Зачитавшись Лермонтовым, я воображал себя Печориным, героем своего времени, поэтому и оставался в меньшинстве. Как Поль в "мужском-женском" на все смотрел свысока. Мне претила уютная конформистская жизнь окружавших меня людей. Тогда я мечтал о свободе.
Все были так увлечены всеми учебными процессами и мероприятиями. Школьными олимпиадами, подготовкой к выпускным экзаменам через год, обсуждениями университетов, каких-то теорем по геометрии, домашних задач по физике. А я все это слушал, как слушают шум города или радио – фоном, находясь при этом не в классе, не в лицее, да что уж там, и порой вообще, будто не в этом мире. Я витал где-то в своих книгах. Вместе с Деей и Гуинпленом колесил по Англии и забавлял народ, на пару с Эдмоном коротал дни в тюрьме, обдумывая при этом план мести, вместе с Мартином бежал за Руфи.