– Понятия не имею. Я здесь живу всего три месяца.
– А где вы жили раньше? – Вайдел не ждал ответа на этот вопрос, он просто развлекался. Он и не думал прежде, что простой разговор с незнакомой девицей может приносить столько веселья. При условии, что ты простой водопроводчик, естественно.
– А вам какое дело? – подозрительно спросила она, смешно сморщив лоб.
– Хочу проверить свою проницательность. Вот я, к примеру, думаю, что прежде вы жили в каком-нибудь студенческом общежитии. Возможно, в кампусе Королевского университета. – Заметив, что она покраснела, он ликующе воскликнул: – Ага, я прав!
– Ну и что? До этого может додуматься любой. Сразу же видно, что я в университетской форме. – Она указующе провела рукой по платью.
– Вы там учитесь?
– Да, на последнем курсе. Скоро буду работать в Королевской опере. – Это прозвучало у нее с таким потрясающим высокомерием, что он поневоле рассмеялся. – Чего вы смеетесь?
– Да пиликать на скрипочке это разве работа? – пренебрежительно заметил Вайдел, уже откровенно веселясь. – Вот Шерлок Холмс на ней пиликал после работы.
У нее негодующим серебром засверкали глаза, и Вайдел вдруг заметил, что она красива.
– Я не выдуманный писателем Конаном Дойлем детектив! Я музыкант!
– Музыкантша? – Вайдел почему-то вспомнил свои лингвистические опыты с хвостом.
– Музыкант! – в порыве гнева она замахнулась на него футляром со скрипкой, и он с нарочитым испугом отшатнулся.
– Как вы дурно воспитаны, мэм! – проговорил как можно более укоризненно. И догадливо добавил: – Или вам нужно скрипочку сломать, чтобы страховку получить? Говорят, это большие деньги.
Она прищурилась и выпалила:
– Вас как зовут?
Вот это вопрос! Если сказать какое-нибудь липовое имя, его вполне можно забыть. Представился вторым именем:
– Александр. Но лучше Алекс. – Он боялся, что она потребует сказать ей фамилию, и в случае нужды решил назваться Скоттом, уж ее-то он не забудет, это фамилия Бенджамина, но она удовольствовалась именем.
– Вот что, Алекс! Мне не нравится, что вы меня постоянно провоцируете! – Вайдел подумал, что или он плохо играет, или она проницательнее, чем он предположил. – Если вы будете продолжать в том же духе, я пожалуюсь на вас вашему начальству!
– О, только не это, мэм! Меня непременно уволят, и кто тогда будет кормить моих бедных крошек?! – жалостливо взвыл он, вытирая притворную слезу.
– А что, у вас есть бедные крошки? – она недоверчиво покачала головой. – А сколько вам лет, интересно?
– Тридцать! – в этом он не солгал.
– Ну вот еще! – девица фыркнула. – Ерунда. Вам лет двадцать, не больше.
– А я просто молодо выгляжу.
«И трачу на это немалые деньги», – прибавил он мысленно. – «Я же кумир молодняка вот уже пятнадцать лет, а это даром не дается»! – Чтобы увести разговор от опасной темы, небрежно поинтересовался:
– А вас как зовут? Если уж вам так не нравится обращение «мэм»?
Она ненадолго призадумалась. Он с иронией следил за ее мыслительным процессом. Вот ведь снобистка! Он был уверен, что Вайделу она представилась бы сразу. Или нет? Он же для нее всего-то «мелкая знаменитость».
– Меня зовут Софи. Но, может, мы все-таки пойдем к крану?
Вот ведь наивная девчонка! Любого приведет в дом, кто не будет опровергать ее смешные домыслы. Водопроводчик, это ж надо! У Вайдела настроение отчего-то стало на редкость смешливым. Он чувствовал себя свободным, молодым и озорным.
– Конечно! Если будут инструменты, я всегда готов! – и он ретиво соскочил со скамейки.
Она зашла в крайний подъезд слева, он следом. Солнечные очки пришлось сразу снять, в полумраке подъезда он в них ничего не видел. Ее квартира, вернее, квартира ее дяди, была на втором этаже. Открывая ее, она сказала, будто извиняясь:
– У дяди болело колено, поэтому он всегда старался жить на нижних этажах. А здесь первый этаж был занят, поэтому он купил квартиру на втором.
Вайдел хотел спросить, кем занят первый этаж, но спохватился. Он же должен знать здесь всех жильцов, а иначе что он за рабочий по обслуживанию здания? Интересно, а бывают ли такие? Надо будет уточнить у Фила.
Квартира была довольно просторной, но раз в двадцать меньше, чем его этаж. Софи сразу повела его в кладовую, и комнаты он видел только мельком. Гостиная, мимо которой они прошли, показалась ему слишком мрачной из-за громоздкой дубовой мебели. Уж слишком дубовой, на его пристрастный взгляд.
– Вам тут уютно, мэм?
Она зверски посмотрела на него, и он скорчил в ответ невинно-наивную гримасу.
– Как тут может быть уютно? Вы что, сами не видите, что она похожа на музей? Вам бы понравилось жить в музее? – она хотела сказать, что здесь слишком чопорно, скучно и неуютно.
– Нет, – честно ответил он, и тут же разбил ее надежды на понимание: – Слишком много работы. Эту мебель нужно обязательно полировать. Вы ее часто полируете?
– Полировать? – Софи огорченно вздохнула. И с чего она решила, что он ее понимает? – Нет, дядя мне об этом ничего не говорил. Вряд ли я смогу полировать мебель. Мне нужно беречь руки. Тут уж что-то одно – или уборка, или игра на скрипке.
– Да, сложно с вами, – посочувствовал Вайдел со скрытым подвохом. – Кто вас замуж-то возьмет, если вы ничего делать не можете? Или, может, у вас служанка есть?
Она открыла дверь в кладовую, ехидно заметив:
– А, вы мужской шовинист? Для вас женщина только обслуга?
– Нет, что вы, мэм! Думаю, если я вдруг полюблю, то раз в год-то и сам мебель-то отполирую.
– Полюблю? А как же бедные несчастные малыши, которых вы боялись оставить без куска хлеба?
Он попенял себе на короткую память.
– А я о племянниках говорил. Если меня уволят, то их сдадут в детский приют.
– Ага, потому что их мать умерла, а отец сидит в тюрьме. Я права?
– А как вы это узнали, мэм? – пораженно спросил он, наивно хлопая глазами. – Правда, у них умер отец, а мать сидит в тюрьме, но это неважно.
– Потому что вы пытаетесь сделать из меня дуру! – сердито заявила она, не заботясь о логике. – И не думайте, что я вам хоть на гран поверила!
– Что вы, я не пытаюсь сделать из вас дуру! – запротестовал Вайдел, подумав, что помощь в этом деле ей не нужна, ей до совершенства и без того осталось совсем немного.
Но она догадалась. Сверкнув глазами, сунула ему в руки тяжелый металлический ящик.
– Вот, можете приступать к работе!
Вайдел неохотно открыл ящик, надеясь, что нужных инструментов не окажется. Не тут-то было! Там было все, о чем только может мечтать восторженная душа водопроводчика: газовые ключи всех мыслимых размеров, отвертки, гайки, прокладки и прочая необходимая в жизни «сантехника и Ко» дребедень.
– Интересно, зачем дирижеру была нужна целая куча рабочих инструментов? Он что, ремонтом подрабатывал в свободное от концертов время?
Софи удивленно поморгала.
– Никогда об этом не думала. Зачем ему подрабатывать? Он и без того очень хорошо зарабатывал.
– Хобби у людей разные бывают, – терпеливо пояснил Вайдел. – Надоедало ему дирижерской палочкой махать, вот он и ходил по домам краны чинить или трубы менять. Это ведь можно делать в свободное от основной работы время.
Это предположение Софи не понравилось. Подрабатывающий починкой унитазов дядя не льстил ее аристократическому воображению.
– Вы давайте кран чините, а не болтайте! – негодующе приказала она, отвернувшись.
Вайдел пожал плечами, и принялся рыться в ящике, надеясь, что чего-нибудь да не окажется. В последний раз он чинил кран в родительском доме лет десять назад и боялся чего-нибудь упустить. Но там было все. Тогда он ухватился за последнюю возможность увернуться от навязанной ему работенки:
– Да, а вдруг у вас стоит современный кран? Из тех, которые не чинят, а только меняют?
Но Софи в зародыше убила его наивную надежду:
– Этот кран поставлен вместе с домом. Такой же старый и противный.
Вайдел тут же уличил ее в незнании истории:
– Этому дому лет четыреста, а водопровод здесь проведен в конце восемнадцатого века, и потом многократно обновлялся. Так что не выдумывайте.
– Я не водопроводчик! И таких тонкостей знать не обязана! Вы, кстати, откуда?
Вайдел ляпнул первое попавшееся:
– Из Бирмингема, а что?
– Выговор у вас странный. Будто полный рот чипсов напихали, а проглотить не можете.
Вайдел набычился, и так же, как она, обидчиво сверкнул глазами.
– Какая вы все-таки невежливая, мэм! И кто вас только воспитывал? – вопрос был чисто риторическим, ответа на него Вайдел не ждал. И не ошибся.
– Вас тоже образцом галантности не назовешь! – быстро парировала она. – И давайте уже чините этот несчастный кран! Сколько можно резину тянуть! Можно подумать, вам делать нечего! Может, вам за работу платить надо меньше? А то с нас коммунальные платежи сдирают просто фантастические!
Укоризненно покачивая головой, Вайдел был вынужден натянуть грубые прорезиненные перчатки и отправиться в ванную комнату. Она была поменьше, чем любая из его трех, но гораздо больше стандартной ванной в современных муравейниках, как коммунальные дома называл отец.
Кран и в самом деле был даже не прошлого, а позапрошлого века. Но это-то и было самым приятным в его рискованной авантюре: такие краны чинились легко. Сделаны просто и на совесть.
Он давно убедился, что в те времена, когда не было различных электронных штучек, люди старались делать прочные вещи. Они еще не гнались так безудержно за наживой, как теперь, и дорожили своей торговой маркой.
Позолоченные краны, один для горячей, другой для холодной воды, были элегантны и рассчитаны на века. Кран для горячей воды капал, оставляя на белоснежной эмали отвратительные ржавые потеки.
Склонившись до самого пола, Вайдел принялся шарить под ванной. Но она была слишком большой, и ему пришлось встать на четвереньки.
– А там вы что потеряли? – подозрительно поинтересовалась хозяйка.
– Вентиль! – сердито рявкнул самозваный сантехник. – Хочу перекрыть горячую воду. Или, может быть, вы мечтаете меня ошпарить, как индейку? В отместку за невежливость?
Она слегка призадумалась, ничуть не смутившись.
– Какой-то вентиль на горячей трубе есть в туалете. Может, это тот?
Вайдел выполз из-под огромной ванны и сердито заметил:
– А сразу вы об этом сказать не могли?
– А вы и не спрашивали! – нежно проворковала она. – Я же думала, вы все здесь знаете! Кран бежит постоянно, дядя предупреждал, что его нужно периодически подтягивать. Наверняка вы у него не раз бывали.
– Нет, не бывал! – Вайдел напрочь разбил все ее умозаключения. – Ваш дядя все делал сам. Как вы думаете, для чего ему такой огромный набор инструментов? Картинки рисовать?
Она промолчала, командным взмахом руки указав на дверь в туалет. Возмущенно закатив глаза, он направился туда. Перекрыв запорный вентиль, уточнил:
– Подтягивать, как дядя велел?
Софи милостиво разрешила:
– Ну, что-то в этом роде.
Чертыхнувшись, он разобрал кран, убедился, что прохудилась прокладка. Выискав нужную в волшебном чемоданчике, поменял. Снова собрал кран, открыл запорный вентиль, повернул кран в ванной, и, о чудо! – тот больше не капал.
Софи с облегчением вздохнула.
– Спасибо! Сколько я вам должна?
– Нисколько. – Вайдел не воспользовался чудной возможностью срубить несколько фунтов. – Мне за обслуживание платят.
– А, это входит в квартирную плату? Это хорошо, а то с деньгами у меня всегда проблемы. До свидания! Надеюсь, больше мне вас тревожить не придется.
Но Вайдел уходить не спешил. Ему понравилось беззаботно препираться с этой высокомерной скрипачкой.
– Вы, наверное, после учебы главной скрипачкой в оркестре станете? – спросил с натужным восхищением, и удивился, как болезненно исказилось лицо собеседницы.
– Мне никогда из третьего ряда не вылезти! – она призналась со странным самоуничижением, так непохожим на ее всегдашнюю самоуверенность.
– Что это еще за третий ряд? – прикинулся непонимающим Вайдел.
– Это там, где сидят бездари! – с ожесточением объяснила она.
– А вы разве бездарь, мэм?
– Круглый! И не смейте называть меня «мэм»!
Вайдел послушно согласился.
– Хорошо, мисс, не буду, – и между делом заметил: – Но вообще-то бездари в консерватории не учатся.
Она сердито возразила:
– Раньше не учились. Я первая.
– И что, вас приняли из-за дяди-дирижера? – Вайдел в это не верил, но кто его знает?
– Нет. Я честно сдала вступительные экзамены. И прошла, к несчастью.
– Вам не нравится то, что вы делаете? – догадливо спросил Вайдел.
Софи слегка призадумалась.
– Я люблю играть. Но я понимаю, что другие делают это гораздо талантливее меня. И мне никогда не играть в первом ряду! – это прозвучало с патетикой, показавшейся Вайделу завистливой.
– Не страшно. Будете играть на свадьбах и похоронах. Это тоже неплохой доход, – утешил ее Вайдел. И заботливо предупредил: – Главное, скрипочку не потеряйте, без нее никуда! Свистеть вы наверняка не умеете! К тому же художественный свист теперь не моден!
Она зверем посмотрела на него.
– А ну, идите отсюда!
Он заторопился:
– Не сердитесь на меня, мэ…, мисс! Я не хотел вас обидеть! Я простой парень, если и ляпнул что-то не то, то не со зла! Может, лучше научите меня чему-нибудь? Мне очень интересно, что играют скрипки в третьем ряду? – для убедительности он прижал руки к груди и умильно заглянул ей в глаза.
Она с недоумением пожала плечами.
– И чему я должна вас научить?
– Может, сходим на какой-нибудь променад-оркестр, вы мне и расскажете, что к чему? – Вайдел удивился сам себе. Чего это он лопочет? Но остановиться так и не смог: – Сам я на них не хожу, уж больно это скучно. Все слушают и чего-то жуют. Без жратвы никак! – И подозрительно спросил: – Надеюсь, вы не сноб? Я как-то просил одну дамочку сходить со мной на концерт этого, как его, Леона Вайдела, так она заявила, что с такими, как я, она на такие концерты не ходит.
Софи гордо заявила:
– Я тоже на подобные концерты не хожу!
Вайдел обиделся. Чем он плох, интересно?
– А почему? Певец плохой?
– Публика идиотская. Как можно слушать песню, когда тебе в ухо свистят? И вообще, я люблю классику.
Как ни странно, но у Вайдела отлегло от души. Она не его музыку назвала идиотской, а публику, что, в принципе, было совершенно верно. Молодняк на его концертах и в самом деле уж слишком раскрепощался. Хотя какая ему разница, что о нем думает эта скрипачка?
– Вот, я вас на эту самую классику и приглашаю, в приличное место, между прочим. Пойдете?
Она что-то прикинула и внезапно согласилась:
– Пойду. Я и в самом деле сто лет нигде не была. Насколько я помню, концерт завтра в семь в Альберт-холле?
– Ага. Давайте встретимся в шесть во дворе, где встретились сегодня. Я здесь и живу, в служебной квартире, так что это самое удобное и вам, и мне.
– Хорошо. – Она прищурилась и указала: – Но вот только оденьтесь, пожалуйста, поприличнее.
– А чем этот мой прикид нехорош? – Вайдел обидчиво окинул себя взглядом. – Вполне нормально. Я бы даже сказал, живописно.
Она смешно выпятила нижнюю губу и попросила:
– Ну, хоть рубашку наденьте однотонную вместо этой ляпистой.
– Ладно, рубашку поменяю. Но вы не собираетесь появиться там в вечернем платье? – Вайдел встревожился. С этой выпендристой девицы станется заявиться на демократичный концерт в каком-нибудь жутком одеянии до пола.
– Не беспокойтесь. У меня есть соответствующие платья, – и она кивком головы указала ему на выход. – А сейчас до свидания, мне нужно отдохнуть и привести себя в порядок. У меня вечером спектакль.
Вайдел заметил, что о спектакле она сказала как о чем-то жутко надоевшем.
– Ладно, до завтра! – он прощально взмахнул рукой и вышел.
На улице вдохнул полной грудью еще теплый воздух. Хорошо! Жизнь становилась гораздо веселее, чем раньше. Интересно, сколько он продержится до разоблачения? Он не думал, что сможет валять дурака весь завтрашний день. Но постарается изо всех сил. В конце концов, он артист.
Снова нацепил на нос очки, вышел за ворота, огляделся. До вечера еще далеко. Чем ему заняться? Может, до кафе дойти, что-то он от непривычной работенки проголодался. Домой идти неохота, слишком скучно и обыденно, а его душа просит продолжения забавных приключений. Но где здесь кафе или ресторан? Он никогда пешком не ходил. Да и в машине по сторонам не смотрел. Решил идти на удачу. Наверняка поблизости есть что-нибудь подобное.
В самом деле, не успел завернуть за угол, как увидел скромную вывеску китайского ресторанчика. Зашел. Его тут же услужливо усадили за свободный столик. Он заказал несколько блюд и посмотрел по сторонам. Ресторан китайский, оформление тоже в восточном стиле, а вот обслуга вся сплошь из Африки. Одни здоровенные африканцы. Черные аж до синевы. Интересно, откуда они? Из Синегала? Он помнил, как лет пять назад выступал там. Его еще поразила их высота и хищная грация. Вот и эти такие же.
Просидел минут десять, изучая принесенный для него свежий Таймс. Когда принесли заказ, с удовольствием сложил занудную газетку и отложил в сторону. Нет, политика не для него! Сплошной кошмар и никакого позитива. Читаешь и думаешь: этот мир катится к чертям, и ему с ним вовсе не по дороге.
Поел, расплатился своей платиновой картой, кинув приличные чаевые, чем заслужил от официанта восхищенный взгляд и необычно низкий поклон. Вышел на улицу и вдруг понял, что не знает, в какую сторону идти.
Нет, это же надо! До чего он дожил! Интересно, если он примется расспрашивать полисмена, в какой стороне его дом, что тот про него подумает? Решил не позориться, а рассуждать логически. Он шел так? Вот и обратно пойдет тем же путем. Мимо этого дома он не ходил, мимо этого тоже. А мимо этого? Он не помнил. Если пойти наугад, доверяясь своему внутреннему чутью, выйдет он к своему дому или нет?
Пошел. И оказался вовсе не там, где должен был бы быть. Похоже, чутье его подвело. Попытался вернуться, и опять попал не туда. В результате заблудился основательно. Вот что значит ничего не делать самому!
Может, вызвать кого-нибудь из сопровождения? Не надо было вчера так гордо заявлять Бенджамину, что легко справится со всеми житейскими трудностями. Это оказалось куда труднее, чем он думал. Но делать нечего, адрес он посмотреть не удосужился, вернее, просто-напросто забыл из-за озадачившей его своим краном Софи, так что звонить все-таки придется.
Сунул руку в карман и обомлел. Где телефон? Он же точно помнит, что положил его в этот карман! Он его где-то оставил или его у него украли?
Сел на скамеечку и призадумался. Если его у него украли, то это могло быть только в кафе. Но как? К нему никто близко не подходил. Значит, не украли, он его потерял. Вероятнее всего, телефон выпал из кармана, когда он ползал на карачках под ванной у Софи. Интересно, что она подумает по поводу навороченного айфона? Может или нет такой быть у простого водопроводчика? Этого он не знал.
Ладно, телефон, в принципе, ерунда. Вот только как ему теперь быть? Надо как-то добраться до дома. Где же он живет? Попытался вспомнить адрес, и не смог. А ведь предупреждал его вчера Бен, предупреждал! Надо быть осмотрительнее и не воображать о себе невесть что. Вайдел растерянно засвистел, соображая, как же ему быть. Прав был Бенджамин, он и в самом деле разбалован. Отгорожен от всех житейских трудностей. И вот результат. Что ему теперь делать?
Внезапно вспомнил сказанные мимоходом слова Софи: у нее сегодня спектакль. Вот и примитивнейший выход! Он едет в Королевскую оперу, смотрит, вернее, слушает Вагнера, потом подхватывает Софи и везет домой. Уж она-то наверняка знает, где живет, с ней он не заблудится. Все очень просто, если рассуждать логически!
Вайдел вытащил банковскую карту, чтобы убедиться, что она с ним, и вздохнул от облегчения. Главное – не потерять и ее. Засунул карту от греха подальше поглубже в карман и застегнул клапан.
Встал, подошел к краю тротуара и призывно помахал рукой. Перед ним тотчас остановилась машина с желтыми шашечками на боку. За рулем сидел чернокожий с заплетенными во множество косичек волосами.
– Королевская опера. – Вайдел надеялся, что ничего не напутал.
Они потащились по забитым машинами улицам, причем таксист что-то занудно мычал себе под нос, фальшивя на каждой ноте. Вайделу эта нескончаемая песня действовала на нервы, и он с досадой подумал, что на метро было бы гораздо быстрее. Но как ездят на метро, он не знал. Вернее, знал, конечно, ему несколько раз доводилось в сопровождении Бенджамина добираться из-за пробок до офиса на метро, но Бен при этом совершал какие-то непонятные манипуляции: прикладывал к дисплею у входа в метро свой телефон с реквизитами банковской карты.
Можно ли такое проделать с самой банковской картой, без телефона? Вайдел не хотел рисковать. Не хватало еще торчать перед закрытым турникетом на потеху зевакам.
Нет уж, лучше он медленно, но верно доберется на такси.
Ехали они до оперы полтора часа. Вайдел уже хотел плюнуть на все и обратиться за своим адресом в банк, благо название банка на карте указано. Там обязаны знать место жительства своих клиентов, разве нет? Но тут таксист углядел свободный закуток возле оперы и лихо припарковался, опередив какой-то тихоходный фордик. Расплатившись с водителем, Вайдел вышел из салона и принялся озираться в поисках кассы. Он твердо знал, что билеты покупают в кассе.
Такси отъехало, и на его место встал запоздавший форд. К ужасу Вайдела, из него вышла Софи со скрипкой в руках. Она рассеянно посмотрела вокруг, не заметив его. Вайдел заметался, не понимая, что ему делать – прятаться или все-таки подойти к ней и прямо спросить адрес. Но какую легенду при этом сочинить? Неужто водопроводчик мог забыть, где живет и работает? Пока он колебался, из машины вышел еще один пассажир, потом водитель. Они всей гурьбой вошли в здание со служебного входа. Вайдел призадумался. Может, и ему пройти там же?
Но он не посмел. Увидев на торце здания вывеску с надписью «касса», уныло поплелся туда. У афиши сегодняшнего спектакля висело сакраментальное объявление, мечта всех артистов: «все билеты проданы». Аншлаг!
Вайдел засвистел похоронные марши, начав с Шопена, продолжив Бетховеном и Гуно, закончив Генделем – все, что знал. Что же делать? Вечерело, стало холодать. Ждать Софи на улице несколько часов ему вовсе не улыбалось. Сентябрь – это не май, а он в одной куцей рубашонке. Посмотрел на афишу – спектакль заканчивался ровно в одиннадцать. Да за это время он умрет от холода и голода!
Может, перекантоваться в ближайшем ресторанчике? Но Вайделу вдруг захотелось послушать именно эту оперу, и именно в таком исполнении. Точнее, ему захотелось увидеть в третьем ряду оркестра блистательную Софи и понять, на что она способна. Действительно ли она так бесталанна, как сетовала сегодня ничего не смыслившему в музыке водопроводчику?
К тому же, сидя в ресторане, он может прозевать окончание спектакля. Сегодняшние его приключения наглядно доказали, что от себя самого можно ожидать всего, чего угодно. И тогда ему придется жить в ближайшем отеле, пока его не разыщет Бенджамин. Нет уж, такого позора ему не надо!
Вайдел снова метнулся к служебному входу. Интересно, если он снимет очки, его кто-нибудь узнает? Снял очки и встал возле служебного входа. Мимо шли и шли музыканты, певцы, рабочие сцены. Все косились на него, но все молча проходили мимо. Похоже, его наряд, одетый для сливания с толпой, себя оправдал на все сто процентов. Он же не хотел, чтоб его узнавали? Вот его и не узнают.
Похоже, он сильно преувеличил собственную популярность. Но вот поток мимоидущих иссяк, и он нахально прошел внутрь, неизвестно на что надеясь. Перед ним оказалась бронированная дверь со слотом для карты доступа. Он безнадежно пожал плечами. Похоже, в театр ему не прорваться.
– Чего вы хотите, молодой человек? – прозвучал строгий голос.
Он обернулся. Спрашивающий его высокий мужчина в легком летнем костюме показался ему смутно знакомым. Где-то он его видел. Но где?
– Пытаюсь попасть на спектакль, – честно признался, ожидая, что его сейчас отправят восвояси. – Вот шел мимо и захотелось вдруг послушать хорошую музыку в хорошем исполнении.
Мужчина прищурился, как-то странно его изучая.
– Возможно, я ошибаюсь, но вы Леон Вайдел?
Вайдел удивился. Неужели его кто-то узнал?
– Да, я Вайдел. Но я вас, извините, не помню.
– Нас познакомил Бенджамин Скотт на одном из ваших великолепных концертов. Вы как раз закончили выступление. Я Джеймс Брендон, здешний директор. Боюсь, вы были слишком усталым и плохо меня запомнили.
Плохо запомнил! Да Вайдел вообще его не запомнил! Но тем не менее, спокойно опроверг:
– Я вас помню. Не так уж часто Бен представляет мне своих друзей. А ведь вы с ним друзья, не так ли?
Джеймс рассмеялся.
– Ну, можно сказать и так.
В мозгу Вайдел что-то начало проясняться.
– Он рассказывал мне, как хорошо вы играете в бридж. Ему ни разу не удалось у вас выиграть.
Внутри прозвенел звонок. Вайдел насторожился. Интересно, какой это звонок?
Фокс провел картой по двери, широко распахнул ее перед Вайделом и пригласил:
– Прошу вас, заходите! Для нас огромная честь принимать у себя такого гостя.
Вайдел быстро попросил:
– Я неподобающе одет для вип-ложи или партера. Честно говоря, мне просто не хотелось быть узнанным, отсюда весь этот маскарад. Посетить театр было спонтанным желанием. Мне бы какой-нибудь приставной стул в ложе первого яруса. Насколько я знаю, там самая хорошая акустика. И, пожалуйста, никому обо мне не говорите. Очень хочется послушать оперу спокойно, без раздачи автографов и снимков папарацци.
Фокс согласно кивнул головой. Он тоже считал, что Вайдел одет уж как-то слишком вольно для Королевской оперы.
– Хорошо, устрою. Это не проблема.
Они прошли внутрь длинного коридора, и директор кивком подозвал к себе капельдинера.
– Проводите господина на бельэтаж и поставьте в нише удобное кресло.
Капельдинер молча поклонился и повел Вайдела за собой. Ниша и в самом деле оказалась нишей, отгороженной со всех сторон выступами стен, причем очень удобной и уютной. Кресло ему принесли большое, мягкое, и Вайдел, с удобством в нем развалившись, принялся слушать музыку. На сцену он не смотрел, чтобы не отвлекаться от музыкального ряда. Поначалу его интересовало, для кого в свое время была сооружена эта полутайная ниша, но потом его захватила музыка Вагнера, и он забыл обо всех своих неурядицах.
Скрипки третьего ряда он тоже слышал. Ничего особенного не прозвучало. Никто там не фальшивил, играли слаженно и чисто, как и положено коллективу такого уровня. Похоже, Софи занималась самобичеванием. Что ж, среди творческих людей это не редкость.
Его тоже частенько посещало подобное настроение, когда кажется, что ты полная бездарность и ничего не можешь. В этом случае выход один – верить в себя, в свою звезду. Иначе ничего не выйдет.
Опера длилась долго, как все оперы Вагнера, за исключением, пожалуй, «Лоэнгрина». В антрактах он ходил перекусить в буфет на самом верхнем ярусе, для того, чтобы на него не особо косились. Это ему удалось – на галерке сидела такая же разномастная публика, как и он сам. И даже более того. Он видел двоих парней с ирокезами, нежно держащихся за ручки. Рубашки на них были еще более пестрые, чем у него, что несколько его подбодрило.
После спектакля Вайдел, не торопясь, вышел из театра. Для маскировки снова надел солнечные очки, ставшие в темноте совершенно неуместными, встал возле форда, на котором приехала Софи, и принялся ждать. Насколько он помнил, из машины вышло три человека, то есть она вполне могла захватить с собой и его. Или, по крайней мере, сказать адрес, тогда он и сам без труда доберется до дома.
Через полчаса после окончания спектакля, когда Вайдел уже начал замерзать, поскольку вечер выдался весьма прохладным, показалась Софи со своими спутниками. У всех под мышками были скрипичные футляры, у долговязого парня футляр был побольше, видимо, для альта.
Они о чем-то оживленно спорили, и Вайделу показалось, что она здорово огорчена. Это его удивило. Разве может огорчаться такая самоуверенная девица? Как правило, у них всегда виноват кто-то, только не они сами.
Долговязый парень открыл форд, и компания принялась усаживаться. Вайдел ухватил Софи за локоть и спросил:
– Привет! Не возьмете меня с собой?
Она вздрогнула и по инерции вырвала у него локоть. Но потом посмотрела ему в лицо и хмыкнула.
– А вы что тут делаете?
Вайдел возмутился. Он что, не может без ее разрешения даже в оперу сходить?
– Слушал Вагнера.
– А с чего это вы вдруг решили его послушать? – подозрительность била из нее ключом.
Замерший до утробной дрожи Вайдел готов был силой запихнуть ее в теплую машину.
– Все-таки вас ужасно плохо воспитали! Не думаю, что препираться посреди улицы – хороший тон. Давайте выясним это дома?
Сидевший на месте водителя долговязый парень хмуро заметил:
– Софи, ты едешь или нет?
Она была вынуждена замолчать и сесть на переднее сиденье. Вайдел нахально устроился сзади. Сидевший с ним парень покосился на него, и Вайдел уверенно представился:
– Алекс! Я водопроводчик! Чиню краны и прочую сантехнику.
– Генри, а за рулем Ник, – неохотно ответил парень. – Мы музыканты, скрипачи. А чего это ты в солнечных очках? Ночь на дворе.
– А я их забыть боюсь. Только сниму, глядишь, а их уже нет. Я их уже с сотню потерял, не меньше, – бойко соврал Вайдел. Хотя почему соврал? Если бы не Бен, собирающий за ним оставленные вещи, так бы оно и было.
– А… – Генри смягчился. – У меня такая же проблема. Надо будет перенять твой опыт. Хотя посреди ночи смотришься ты дико.
– А что делать? – сокрушенно признался Вайдел. – Я и вижу-то сейчас в них плохо. Как в подземелье. Передвигаюсь почти на ощупь.
Софи обернулась к ним и нравоучительно указала:
– Просто надо купить цепочку и вешать очки на шее, тогда и не потеряете. Неужели вы даже до такой ерунды додуматься не в состоянии?
Парни понятливо переглянулись.
– Хорошо тебе жить, Софи. Ты всегда все знаешь. – Генри произнес это таким безнадежным голосом, что Вайдел рассмеялся.
– Это точно. И всех всему научит. Вот сегодня она меня учила прокладку у крана менять. Интересно, почему сама ее не поменяла? – Вайдел прикинулся озадаченным.
Пряча смешинки в глазах, Софи серьезно пояснила:
– Я пыталась, но у меня силы не хватило. Там все слишком туго закручено.
– Видимо, и наша тупая грубая сила иногда может пригодиться, – весело констатировал Ник. Повернувшись к Вайделу, заметил: – Не тушуйся, дружок! Она тебе еще расскажет, как правильно трубы чистить и форсунки ставить. Она на все руки мастер. На словах.
– Ты лучше за дорогой следи, пока мы в столб не врезались! – Софи с опаской проводила взглядом бетонный столб со светящимся баннером «осторожно на дороге».
Вайдел хмыкнул. Он не знал, что такое форсунки и с чем их едят. Хорошо, что никто не попросил его про них рассказать, а то сидеть бы ему сейчас в глубокой грязной луже. Почитать что-нибудь про водопроводчиков, что ли? Никогда не знаешь, что может в жизни пригодиться.