Дан Берг
Йошуа
Темной ночью, соблюдая строжайшую тишину, чтобы враг не услыхал ни звука, Барак повел свои полки в засаду неподалеку от Айя. Барух готовил войско к открытому наступлению на город. Йошуа расположил палатку верховного командующего на вершине того же холма, с которого наблюдал первое злополучное сражение. Рассвело, и операция началась.
Возглавляя рать, Барух стал приближаться к городской стене. Дозорные, заметив наступающего противника, протрубили тревогу. Широко открылись створы ворот, и конница гарнизона Айя ринулась на войско Баруха. Тот развернул солдат, и армия бросилась наутек. “За мной, спасайся, кто может!” – кричал бегущий впереди командир. Конники Айя с ликованием преследовали иудеев. “Снова отступают эти трусливые псы! – вопил командир отряда, – настигнем наглецов и перебьем!”
Невдомек было лихому атаману, что на сей раз бегство израильтян было военной хитростью, задуманной давеча на совете троих. Удивлялись, однако, преследователи, отчего удирающее войско не прячется в ближних лесах, – там ведь многим удалось бы и укрыться и спастись – а все кружит недалеко от города?
Барак, видя, что Барух увлек за собой гарнизон Айя на достаточно большое расстояние, вывел своих людей из засады и ворвался в незащищенный город, не встретив вооруженного сопротивления. Первым делом бойцы Барака подожгли все, что могло гореть, и поднялся в небо черный дым, и трудолюбивый ветер далеко понес запах гари.
Изумились кавалеристы Айя, увидав глазами и вдохнув носами беду. Но не могли они постичь причину зла, ибо за густым дымным маревом не разглядеть было бойцов Барака. Преследователи замерли на месте, пытаясь уяснить происходящее, дабы предпринять сообразные действия. В свою очередь Барух приостановил отступление, дожидаясь приказа главного командующего.
Тут воззвал Господь к Йошуа: “Простри копье, которое в руке твоей, к Айю, ибо Я предам его в руки твои!” И простер Йошуа копье, которое в руке его, к городу. Командующий стоял на вершине холма, и Барух увидел указующую длань и безошибочно истолковал красноречивый жест.
Тем временем бойцы Айя повернули своих коней и кинулись назад к городу тушить пожар. Преследователи и беглецы поменялись ролями, и Барух с войском бросился догонять противника.
Надо ли говорить, какая незавидная участь ожидала защитный гарнизон, примчавшийся к стенам родного города! С фронта атаковал Барак, с тыла бил Барух. Кони и люди смешались в кровавую кучу. Израильские воины умертвили всех, не брали пленных, ибо не нужны им были рабы.
Йошуа не опускал простертой руки, доколе не истреблены были все жители Айя – общим счетом двенадцать тысяч человек обоего пола простились с жизнью в тот день. Господь повелел Йошуа отдать приказ воинам захватить скот и прочие трофеи. Так и поступили израильтяне – согласно распоряжению командующего. А город сожгли дотла и обратили в груду развалин, и место под ним стало пустыней.
Йошуа велел повесить царя Айя на дереве. Вечером, как зашло солнце, бойцы сняли мертвое тело, бросили у бывших городских ворот, а сверху нанесли груду камней.
Завершением кампании стало возведение алтаря, на котором принесены были Господу жертвы всесожжения и мирные. А потом простые люди, а с ними старейшины и судьи собрались вместе и слушали слова Торы. Читали поочередно Йошуа и ученики его Гидон и Гилад. Прозвучали в устах троих и благословения, и проклятия. А Калев, на чтецов глядя, подумал про себя, мол, кто учён благословлять, тот учён и проклинать.
Так воевали и так побеждали в давние времена. Минувшие тысячелетия изрядно продвинули умы, и люди изобрели гуманнейшие правила и эффективнейшие орудия убийства. Не согрешим ли мы лицемерием, упрекая древних героев в жестокости?
Глава 16 Рассуждение о пятнах
1
Преступление Ахана явилось для Бога свидетельством незрелости всего иудейского племени. Хотя, казалось бы, после стольких великих событий, внедренных Господом в историю израильтян, – кара сорокалетним изгнанием в пустыню, чудоподобный переход через реку Иордан, не менее диковинное овладение городом Йерихо – народ должен являть собою образец беспорочности и верности учению Всевышнего, но при всем при том произошло то, что произошло. Здесь заметим, абсолютно нелепым было бы обсуждение справедливости коллективного наказания за индивидуальный грех, ибо решение принимал Господь.
Невольно приходит на ум то печальное соображение, что никакие, даже самые грандиозные воспитательные акции, предпринимаемые как по инициативе небес, так и силами их пророков на земле, не могут послужить порукой тотального единомыслия в среде жестоковыйного народа. Правда, утешителен факт временного улучшения, наступающего в результате расплаты и последующего покаяния, возможно, отчасти натурального.
Отмеченные особенности исторического пути народа Израиля имеют важность масштаба вселенского, и потому они невольно наталкивают на астрономическую аналогию: избранники Божьи подобны солнцу, а светило небесное есть благодать и счастье всего человечества, но и на нем случаются пятна. Есть у солнца недостаток – оно не видит самого себя.
Известный литературный персонаж, не будь рядом помянут с нашими героями, придавал исключительное значение сему феномену. Он утверждал, что как-то раз появилось пятно на солнце, и в этот самый день его избили в трактире. Теперь он прежде чем пойти куда-нибудь, смотрит в газету, не обнаружилось ли пятно, и если таковое замечено, то он никуда не идет и пережидает.
Увы, обитатели современной земли Ханаанской нередко следуют достойным порицания древним примерам и грубо нарушают устав Божий. Не только в известном своими распущенными нравами государстве Авив случаются вопиющие безобразия, но даже и благочестивая корпорация Ханаана не вполне свободна от греха. Серьезная беда наших дней состоит в том, что прокравшаяся к власти фальшь демократии ограждает преступников от подлинной кары и умаляет целительную силу всенародного покаяния.
2
На ночь глядя Эльдад и Эйтан пришли в гости к Якову, заняли оба стула и за неимением в комнате других предметов мебели, пригодных для сидения, пригласили хозяина усесться на кровать. Троица эта частенько собиралась в поздний час то у одного, то у другого для обсуждения талмудического материала, изученного в течение угасшего дня. Иногда беседа соскальзывала на актуальность, порой романтического свойства, что естественно для возраста героев, а, случалось, говорили даже о перипетиях спортивных состязаний.
На сей раз отправной точкой дебатов должно было послужить деяние Ахана. Но тут раздался нетерпеливый стук в дверь, и, едва дождавшись разрешения хозяина, в комнату ворвался Йошуа. Вся фигура его выражала возбуждение, глаза сияли, щеки горели. Он огляделся, и по лицу его пробежала мгновенная тень, видно, хотел застать одного только Якова. Но делать нечего, и на правах почти родственника, Йошуа уселся на хозяйскую кровать рядом с будущим шурином.
– Откуда, дружище? – спросил Эйтан.
– Из Авива, вестимо! – помог с ответом Эльдад.
– С чего это ты такой радостный? – поинтересовался Яков.
– Да так, всё обычно… – замялся Йошуа.
– Не темни! – воскликнул Яков.
– Честное слово, – пробубнил Йошуа, выразительно поглядев на хозяина комнаты.
– Не стесняйся, тут все свои! – ободрил Яков.
– Я … мы … мы целовались с Сарой… – решился Йошуа, и щеки его запылали сильнее.
– О-о-о-о! – пропел Эйтан.
– Да-а-а-а! – протянул Эльдад.
– Оставьте ваши циничные междометия! – сердито прикрикнул на гостей Яков.
– Мальчишник устроишь нам? – спросил Эйтан.
– Он обязан! – решительно заявил Эльдад.
– Не будем об этом – сглазить можно… – залепетал Йошуа, пожалев о преждевременной откровенности.
– Лишь бы пятно на солнце не выступило! – поддразнил Эйтан.
– Дожили! Ученик ешивы мелет суеверную чушь! – с деланным гневом бросил Эльдад.
– Довольно, ребята! Мы собрались, чтоб обсудить поступок Ахана, – сказал Яков, – не возражаешь, Йошуа? – добавил он, ободряюще обняв за плечи товарища.
– Отлично! – воскликнул Йошуа, радуясь перемене темы.
3
“Сегодня я хост и я начну”, – сказал Яков, не заметив, как употребил иноземное слово. Неуничтожимый заморский акцент его звучал в каждой фразе, добавляя собравшимся уверенности в общечеловеческом значении обсуждаемых проблем.
“Я бы отметил, – продолжил Яков, – что за Аханово преступление Господь облагодетельствовал народ свой очищающей карой, а потом еще и наградил военной победой. Как все мы знаем, позорные деяния, подобные поступку Ахана, случаются и в наше время, да вот беда – не можем мы дождаться достойного наказания, без которого и награды ждать нечего! Об одном из таких случаев я намерен рассказать”.
“Общеизвестно, что трудягам на государственном корму положено добавление к жалованью за образованность. Малоученый чиновник беден и несчастен. Кто больше времени просидел над книгами и тетрадями, к тому и казна щедрее. Говорят, знания – клад, а усердие – ключ к нему. Есть и отмычка. Предъявил документ о прохождении курса наук – и получай прибавку! Воздаяние за труды зависит не от плодов, оными приносимых, а от биографии аппаратчика – странная вещь, не так ли?”
“Алчность чиновничья любит, а, возможно, и создает такие странности. Бесстрашные службисты ставят на карту репутацию и свободу и за мзду выдают заинтересованным соратникам фальшивые ксивы, извините за неприличное слово. А осилившие таким манером дорогу учения недурно пополняют семейную мошну”.
“Представьте себе, друзья, что на поприще сего беззакония блеснули служители Господа, а, вернее, те из них, кто вращается шестеренкой в правящем механизме нынешнего ханаанского царства. Мало того, вдохновлял молодчиков высший духовный чин – Первосвященник, выражаясь языком древности”.
“Современный Ахан не уступит своекорыстием своему старинному предтече. Головой он не рисковал и не в одиночку обогащался. За грех его не грозит народу Израиля кара Божья, но и награды не видать”.
“В печальную сию песнь встроилась утешительная нотка. Сребролюбивые и безбожные эти служители Бога – не из наших, а из ортодоксов черноермолочных. Впрочем, велико ли утешение? Тень длинна и весь народ покрывает”.
Окончился рассказ. Йошуа и Эйтан оживленно обменивались мнениями. Эльдад, вышедший из упомянутой Яковом среды, сидел молча с мрачным видом. Он не любил слушать хулу на бывших своих. “Единичный пример склоняет поверхностные умы к неверным обобщениям!” – заявил он решительно. Друг его Эйтан возразил, мол, случай-то характерный, и взялся укрепить основания для обобщений.
“В давние героические времена суд вершился открыто и честно, – начал Эйтан, – вспомним, как Йошуа прилюдно изобличал Ахана, как без утайки предъявлял народу украденное преступником добро, как доверили старейшины самым человеколюбивым мужам племени публично казнить злоумышленника. Старина преподала урок прозрачности нашим современникам”.
“Три постыдных явления отмечаю я в сегодняшнем государстве Ханаанском. Во-первых, не ослабела воля народа Израиля к вкушению сладости беззакония, и в этом я единогласен с Яковом. Во-вторых, кривые пути порочной власти увели суд от открытости под сень укрывательства, и я тотчас приведу печальный пример. И, в-третьих, вновь возьму сторону заокеанского друга, не боясь рассердить Эльдада. Змееныши грехов угрелись и кишмя кишат под черными капотами, а наряженные в них братья по вере силятся спрятать свои бесчинства от небесного и земного правосудия”.
“Имеются в столице нашей, а также и в государстве Авив анклавы ортодоксальных боголюбов. К несчастью, в их среде слишком часто встречаются склонные к мерзкому пороку наставники отрочества. Они тайно посягают на невинных малолеток, разбивают хрупкий сосуд юного целомудрия. Сокрытая правда становится ядовитой”.
“Отцы и матери пострадавших не ищут защиты у полномочных ведомств, опасаясь семейного ущерба от огласки. Но, главное, они страшатся мести повелителей общины за обнародование секретов ее. Несчастным родителям помогает подпольный союз “За нравственную чистоту”. Бойцы его самолично и скрытно от властей допрашивают виновных, принуждают их к психиатрическому лечению, а строптивых бьют”.
“Случай помог, и шило вылезло из мешка. Арестовали нескольких судей и подсудимых. Однако, неписаный закон силен и вольнолюбив, его не лишить свободы и не спрятать за решетку. Главарь полиции не утешил, сказав, дескать, мы обнаружили вершок, а спрятанного – аршин”.
“Кривотолки, искажение и клевета! – в гневе выкрикнул Эльдад, – слыхал я об этом деле – из пальца высосано и раздуто непомерно. Куда ни шло читать газеты ради футбола и погоды, но верить злобным измышлениям желтой прессы? Мы собрались сегодня, чтоб обсуждать дело Ахана, а не сплетничать о моей родне. С друзьями так не поступают!” – воскликнул Эльдад и вышел, хлопнув дверью.
Йошуа и Яков смущенно и виновато глядели друг на друга. “Эльдад отходчив и незлопамятен, – успокоил Эйтан, – завтра же вернется к нам, словно ничего и не случилось. Не виноват он в заблуждениях своих – перестаешь понимать людей, среди которых долго жил. Но он уже не их, он наш, зерно истины проросло в душе его!”
Глава 17 Солнце останавливали словом
1
Победа окрыляет и пробуждает нетерпение и аппетит к новым достижениям, однако, успех утомляет сердце, и оно просит передышку – время для упоения сознанием достигнутого. После военного торжества в Айе задумал Йошуа почить от дел, как Бог в седьмой день. Не будем забывать, что полководец был одновременно и пророком, и время свое он делил меж войной и учением Торы. Военачальники Барак и Барух помогали ему в первой миссии, ученики-талмудисты Гидон и Гилад – во второй.
Днями и ночами сиживал Йошуа в шатре учения, наставлял молодых школяров. Вместе вникали они в мудрость Господа и толковали Книгу, а находки ментор вставлял в пророчества свои для потомков.
Некоторые мудрецы держатся того мнения, что Йошуа мешкал с завоеванием Святой Земли, якобы корысти ради, дабы завершить сию миссию не ранее, чем к ста двадцати годам – предельному сроку человеческой жизни. Он хотел сравняться с Моше долгожительством. Недовольный промедлением, Всевышний сократил земное бытие Йошуа до ста десяти лет. Пока не найдены бесспорные подтверждения или опровержения такого воззрения.
Рахав уж была тяжела. Она с энтузиазмом принимала перемену в своей фигуре, а, главное, радовалась за мужа, получившего доказательные основания гордиться победами не только бранного свойства. Заодно Йошуа утер нос скептикам-срамникам. В новом положении она весьма одобряла затеянный мужем перерыв в сражениях.
Рахав глубоко прониклась верой в Господа, и хоть родилась язычницей, но утвердилась в своей убежденности крепче многих израильтян. Она не сомневалась в правильности избранного супругом пути, но по-женски желала облегчить дорогу елико возможно и избежать лишних жертв. Вот она и подумала, что недурно было бы найти союзников для армии Йошуа. Не надеясь на гибкость мужниного ума, решила действовать секретно и самочинно.
Следующий бастион, который Йошуа намеревался обречь на погибель – это Гивон. Город большой, и гарнизон в нем сильный. По мысли Рахав – прекрасный военный союзник. Кроме того, как она прослышала, живет там искуснейшая повитуха, и услуги ее пришлись бы весьма кстати.
Рахав отправила в Гивон тайного посланника, и тот на аудиенции у тамошнего царя провозгласил простую вещь, которую слыхал от госпожи своей: “Кого не можешь победить – к тому примкни!” Смышленый монарх призвал советников, и эмиссар молвил в уши всего собрания внушенные ему устами Рахав жизненно важные слова – план спасения.
2
В один прекрасный день в лагере израильтян в Гильгале появились чужие люди странного вида – изможденные долгим путем, оборванные, голодные и мучимые жаждой. Они захотели говорить с правителем – мол, есть у них важное сообщение для него. Получив известие, Йошуа немедленно вышел из шатра учения и, следуя духу человеколюбия, прежде чем приступить к расспросам, велел накормить и напоить пришельцев.
“Мы – гонцы царя далекой страны, – начали рассказ ходоки, – мы прослышали о деяниях твоих, Йошуа. Мы знаем, что Бог твоего народа всесилен, и Он отдает всю землю Ханаанскую в твое владение, а ты взамен обязан разрушить все города на ней, убить жителей и выстроить новую страну для народа своего руками его. Ты покорил Йерихо и Ай, и нет в мире силы, которая помешает тебе, великий Йошуа, исполнить волю Бога твоего”.
“Монарх наш опасается, что не остановятся жернова, и царство его будет смолото в муку. Вот и послал он нас предложить тебе военный союз. У нас войско сильное – хоть и не чета твоей армии, но польза тебе выйдет немалая. Ты нас не тронешь и от других защитишь, а мы будем верно служить тебе!”
Иудеи – народ осторожный и отнюдь не простодушный: даже Господу-Богу они верят с оглядкой, а тут какие-то оборванцы! Выслушав послов, Йошуа стал советоваться с Бараком да с Барухом. Тогда и Рахав подала голос: “Когда кругом враги, союзник нужен позарез. А дружба за интерес крепче дружбы сердечной!” Слова супруги показались Йошуа разумными, но нельзя торопиться следовать им – слишком уж часто он склоняет слух к женским речам. Что люди скажут?
Выступил вперед Калев и спросил у ходоков: “Может быть, среди нас живете вы, как же заключим мы с вами союз?” А те обрадовались вопросу, видно, желали и ждали его. “Взгляни, как наша обувь обветшала, и одежда истрепалась от дальней дороги, – сказали пришельцы, – эти мехи перевязанные мы взяли полными вина, а они прохудились в пути, хлеб мы сложили теплым в корзины, а он зачерствел и заплесневел за время странствия, и ослы наши отощали, едва ноги волочат от усталости и бескормицы. Какие же еще доказательства надобны?”
Йошуа, Калев и иже с ними внимательно осмотрели предъявленные вещественные знаки чистосердечия и снова держали совет меж собой, а Бога не воспросили. И сделал Йошуа с пришельцами мир, и заключил с ними союз, и начальники общины поклялись им. А Рахав радовалась приобретению умных помощников, хорошо усвоивших ее урок, который преподнесла она царю Гивона через поверенного своего.
Минуло три дня, и стало известно израильтянам, что их обманули посланцы мнимо далекой страны. Разгневанный Йошуа отправил в соседственный город Гивон начальников общины, дабы те выразили тамошнему царю справедливое негодование. Кто считает себя умнее, того и одурачат, а прикинешься простофилей – и избежишь ловушки хитреца.
Монарх Гивона не юлил, но честно и без затей сказал эмиссарам Йошуа, что не желает он себе и царству своему судьбы Йерихо и Айя и прибавил, подмигнув гостям: “Кто смерти не боится, – невелика птица, а кто жизнь полюбил, тот страх победил!”
Начальники общины ответили царю, мол, иудеи не причинят Гивону вреда, ибо клялись Господом, Богом Изралия. Но жители города понесут наказание за обман и навсегда останутся дровосеками и водочерпальщиками. Йошуа одобрил эти слова, а царь Гивона дал ему зарок вечной верности и готовности служить за изъявленное милосердие и обещанную защиту.
3
Владыки других городов знали о непреклонном нраве вождя иудеев, о смертельно опасных намерениях его и о чудесной помощи, оказываемой ему Богом израильским. Как отвести неумолимую руку судьбы, спасти себя и царство? Сей вопрос каждый из монархов задавал богам своим языческим. И то ли божества, то ли внутренний голос здравого смысла шептали: “Оставьте междоусобие, объедините силы и одолеете напасть!” Вражда меж близкими особенно непримирима. Потому тяжело ворочались мысли в головах царей, но медленно и верно просветлялись умы, и уж почти готовы были государи к непривычному миру меж собой.
И тут, как обухом по темени, слишком худая новость свалилась и отравила надежду – царь Гивона, хитрый веролом, заключил военный союз с врагами. А ведь на него расчет делали, на войско его умелое и числом немалое! “Предательством уклонился от боя, вечным рабством заплатил за целость шкуры своей. Отщепенец, отступник, дезертир, водочерпальщик, дровосек!” – с ненавистью и презрением говорили о нем цари ханаанские.
И все же нельзя покоряться судьбе и складывать крылья, и состоялось объединение сил. Решили пять царей из пяти сторон, все заодно, что погибнет монарх Гивона. С уничтожения слабого звена в преступном союзе они начнут кампанию спасения земли Ханаанской.
Объединенная армия подошла к стенам Гивона, окружила город и приготовилась воевать. Темной ночью, когда враг спал, царь осажденной крепости отправил посла в Гильгаль. На сей раз тому не потребовались ветхие одежды и заплесневевшие корки хлеба. “Не отними руки твоей от рабов твоих, – взмолился перед Йошуа посланник Гивона, – выступи к нам скорее, и спаси нас, и помоги нам…”
Задумался Йошуа. Не угас еще гнев, ибо огонь его раздувался сразу от двух причин – коварство обмана и собственное недомыслие. “Да, заключен союз с Гивоном, – рассуждал Йошуа, – но ведь не израильский же это город – неужто иудеи должны головы свои класть за чужаков, да еще и мошенников? Пусть бы погибли от руки земляков своих, к чему нам такой союз, настанет трудный час, и снова обманут лжецы эти! Опять же, клятва обязывает…”
Рахав помогла мужу выбраться из болота сомнений. “Поднимайся на бой, Йошуа! Сейчас чужих отторгнешь, потом своих отвергнешь! Дал зарок верности – бойся ее нарушить!” Нельзя не признать жертвенность совета Рахав. Ведь прерывался любезный ей мир, столь желательный в положении ее, и удастся ли теперь залучить именитую повитуху?
Радуясь, что кончились ненавистные сердцу колебания, Йошуа немедля собрал войско, озадачил Барака и Баруха и вечером следующего дня двинулся на Гивон. К рассвету неслышно подошел к цели, внезапно напал на армию пяти царей, привел в смятение полки и командиров их и “нанес им великое поражение в Гивоне”, как впоследствии написал он в своем пророчестве.
4
Что падает – нужно еще толкнуть. Разбить в бою армию врага считалось в древности половиной половины дела. Исключительно важно было упорно преследовать бегущих, обязательно настичь их, умертвить сопротивляющихся, сдавшихся в плен обратить в рабство и, разумеется, разжиться военной добычей.
Победители гнались за удирающим врагом, а Бог помогал своему народу. Бросал Он с неба камни, и после горячки боя Йошуа свидетельствовал для современников и потомков, что больше врагов умертвил каменный град небесный, чем град стрел иудейского войска, а острия летящих сверху обломков смертоноснее были, нежели острия мечей сынов Израиля.
Избиение уносящего ноги противника – дело небыстрое: догнать надо пешего или конного, жизни лишить, увериться, что не дышит, Господа восславить и самому возрадоваться, трофеи взять – да мало ли чего! А день подвигался к закату. Стемнеет – и скроется неприятель в щелях да берлогах, уцелеет, и, кто знает, перестрадает боль поражения и станет мстить в открытую и исподтишка. Путь войны должно пройти до конца, но уж ночь была на носу, и времени не оставалось!
И тогда воскликнул Йошуа пред очами Израиля: “Солнце, у Гивона стой!” И остановилось дневное светило среди неба и не спешило к заходу, покуда истребляли иудеи врагов своих. И не случалось такого чуда ни прежде, ни после, чтобы Господь действовал по указу человека, ибо это Он остановил солнце, воюя на стороне народа-избранника.
Возрадовалось, возликовало сердце Йошуа! И Бог поступил по слову его, и небо осветило путь к полной победе! Надо успевать, нельзя упускать великий час. “Мгновенье, о как чудесно ты, повремени!” – самозабвенно вскричал Йошуа и бросился в атаку.
Для полноты картины следует указать на важное уточнение, внесенное некоторыми мудрецами, утверждавшими, что между Йошуа и солнцем возник спор. Якобы, в ответ на требование остановиться, солнце возразило полководцу, что оно старше его, ведь светила небесные были созданы на четвертый день творения, а человек – лишь на шестой, и не гоже молодому командовать ветераном. Йошуа же возразил, мол, и юный хозяин приказывает старому рабу, и справедливость сего положения несомненна. А, как известно, небо и все воинство его отданы во владение человеку, стало быть, не спорить, а выполнять надо! Солнце признало резонность довода и остановилось.
5
Чудесное продление светового дня позволило Йошуа почти полностью уничтожить объединенную армию пяти царей. Лишь очень немногим удалось избежать смерти – они скрылись за стенами укрепленных городов, однако, Йошуа был уверен, что настанет и их час.
Доблестное воинство иудейское вернулось в свой лагерь в Гильгале и расположилось на отдых. Тут явился вестник, и сообщил Йошуа, что пяти царям посчастливилось спастись, и они укрылись в такой-то пещере и дожидаются окончания бури страстей.
Йошуа прервал передышку и с отрядом верных бойцов и командиров направил стопы свои к пещере. Он велел отвалить камни, которыми беглецы загородили вход, войти вовнутрь и вывести всех пятерых наружу. Когда дрожавших от страха монархов подвели к полководцу, он велел своим военачальникам швырнуть тех наземь и поставить ноги свои на шеи их – знак, предвещающий поверженным худое.
По приказу Йошуа повесили царей на пяти деревьях, и болтались тела в воздухе, и народ глядел на них. К заходу солнца мертвых перенесли в пещеру, где те надеялись спасти свои жизни, и вход наглухо завалили землей.
Йошуа созвал войско и сообщил, что предстоит бойцам разгромить города, мертвые цари которых замурованы в пещере. Армия противника побита, жители за стенами беззащитны, и потому подумал Йошуа, а не закралась ли ненароком жалость в души бойцов, и не размягчились ли сердца солдатские? И тогда сказал он воинам своим слова, которые прежде приходилось слышать ему от Бога и от Моше: “Не бойтесь и не трепещите, будьте тверды и мужественны, ибо так поступит Господь со всеми врагами нашими, с которыми вы воюете!”
Судьба пяти городов оказалась такой же, как и участь Йерихо и Айя. Сыны Израиля поразили жителей острием меча, стены и постройки разрушили до основания, а землю присоединили к начинавшемуся новому царству в Ханаане.
Глава 18 Такие чудеса, что дыбом волоса
1
Люди называют чудесами события и вещи, происходящие вопреки законам природы. Но не только. Если нечто выходит за границы наших представлений об обыденном, то мы непременно посчитаем чудом и это нечто, хотя, по существу, оно таковым не является, а всего лишь не соответствует привычным понятиям, впитанным сызмальства. Сила первых привычек велика, деспотична даже. Иными словами, в роли чудес выступают для человека как явления от него независящие, так и неизвестные ему.
Для примера взглянем на битву в Гивоне с точки зрения возможного чуда. Как известно, по слову Йошуа остановилось солнце. Сей факт противоречит обыкновениям природы, и по этой причине вполне может считаться чудесным. Однако нельзя забывать, что хотя приказ дневному светилу прозвучал из уст человека, который, как известно, не может управлять его движением по небосводу, тем не менее, Бог привел приказ в исполнение. А именно Он повелевает законами мироздания! Стало быть, произошедшее нельзя считать событием сверхъестественным, и поэтому чудо не случилось. Если следовать научной строгости, то надо отдать предпочтение последнему утверждению. Но при этом мы обедним эмоциональную сторону дела. Не лучше ли признать трактовку события в Гивоне неразрешимой дилеммой, дабы сохранить очарование неопределенности?
Взглянем на проблему шире. Понятие чуда не отличается строгостью, и в повседневной жизни оно вовсе не обязательно ассоциируется с исключительными явлениями вне или внутри человеческой души. Порой даже события заурядные, встречающиеся часто и случающиеся со многими, мы заслуженно называем чудесными, чудными, чудотворными. Корни слов указывают на корни вещей. Разве любовь, поселившаяся в сердце юной девы, не есть чудо? Обремененная годами и заботами матрона подтвердит – да, когда-то в молодые годы и со мною случилось диво дивное! Мимоходом заметим, что не наперекор природе возникает в сердце очарованной девицы мечта выйти замуж за возлюбленного, но иногда осуществление такой мечты представляется нам чудом.
Мы видим, что чудеса – вовсе не прерогатива древности. Сара обожает Йошуа, и чудо любви переполняет ее девичье сердце, и она мечтает соединить свою судьбу с судьбой возлюбленного. Тетушка, у которой поселилась Сара, не устает твердить племяннице, мол, как прекрасны, как чудны переживаемые ею дни – они запомнятся навсегда, и аромат их до глубокой старости будет полнить воздух в храме женской души.
2
Лиат, старшая сестра Идо, отца Сары и Якова, жила одиноко в Авиве и не знала в своей жизни мужа. Но, должно быть, в молодости пронесся в ее сердце ураган любви, иначе, откуда бы взялись глубокие сентенции, которыми она потчевала племянницу?
Лиат гордилась успехами брата и чуть не каждый год летала за океан навещать его и племянников. Их она любила как родных детей. К Пегги, жене Идо, относилась прохладно по причине неизвестной, но известно, что чувства не нуждаются в причинах. С тех пор, как Пегги и Идо расстались, Лиат не бывала в гостях у родни. Зато Яков и Сара порадовали тетушку, приехав на Святую Землю.
Намерение племянников погрузиться в архаику веры не радовало Лиат, убежденную безбожницу государства Авив. Она, однако, усматривала важное различие в мотивах Якова и Сары. Первый, по ее пониманию, совершенно поддался соблазну экзальтированного поклонения древнему, но живучему фетишу, и все больше отдалялся от семьи. Вторая же, хоть и готовила себя, как казалось тетушке, к духовному рабству, но высокое побуждение извиняло юницу. “Душа Сары расцвела любовью, – думала Лиат, – пусть предмет обожания не слишком хорош – потомственный узколобый фанат – но не объект любви, а факт ее самоценен. Алмаз и в невзрачной оправе – лучший самоцвет!”
Как понятно из сказанного, Сара делилась с тетушкой сердечными своими делами, но до сих пор не представила ей своего Йошуа. Кавалер провожал барышню до дому, последнее время даже целовал на прощание, но ни разу не был приглашен. Сара, зная скептическое отношение родственницы к одержимым верой людям, не торопила события. Но вот, она стала его невестой, и дальше откладывать встречу было бы неучтивым.
3
– Знакомьтесь, тетя, это – Йошуа, – сказала Сара.
– Йошуа. Очень приятно, – проговорил Йошуа.
– Моя тетя Лиат, – продолжила процедуру Сара, указывая кивком головы на тетушку.
– Лиат. Рада знакомству, – сказала Лиат и протянула для приветствия руку, которую Йошуа осторожно пожал, сделав при этом легкий поклон.
– Не пройти ли нам в гостиную? – церемонно спросила Сара.
– Разумеется, – в тон ответила Лиат и, как хозяйка, показала дорогу.
