bannerbannerbanner
полная версияСтрана Эрцель

Дан Берг
Страна Эрцель

Полная версия

“Дамы и господа! Соотечественники! Сегодня вы слышали мое последнее сочинение, – начал говорить Рондер негромким мягким голосом, – И моя душа ликует, ибо я вижу, что тронул сердце истого шназа! Гордый шназский дух наших древних преданий я воплотил в звуках музыки и пения. Подлинное искусство произрастет на земле национальной истории. Судьба даровала нам, шназам, великую историю, и мы даруем миру великую музыку.

Почтенные дамы и господа! Хочу остеречь вас от ложного обаяния фальшивой музыки, что ныне пробивает себе дорогу. Эрцы, народ без родины и земли, за три тысячелетия так и не породивший национального своего искусства, создают подделки и портят вкусы. Композиторы из эрцев способны лишь к подражанию, и притом только в части формы, но не содержания, ибо в их душах отсутствует собственное художественное содержание, а к чужому приобщиться невозможно.

Мы не должны более стыдиться естественной антипатии к внешнему виду эрцев и к языку сего неспособного народа, но должны стыдиться нашей наивности, подвинувшей нас принять ложную идею равноправия. Я говорю Эрцам: “У вас есть спасение – оно в отказе от самих себя!”

Дамы и господа! Дорогие мои шназы! Сегодня вы слышали нечто свое и подлинное. Дай нам бог умение, чтобы распознать, и мужество, чтобы отбросить, – чужое и фальшивое.

Благодарю за внимание”.

***

Потрясение и разочарование. Луиза и Райлика не поняли произнесенной на шназском языке речи, но бледные лица Бернара и Нимрода вселили в женщин страх. Нимрод, срезая углы, передал смысл рондеровых слов. Бернар огласил свою беспощадную версию.

В гостиницу возвращались за полночь.

– Мои предки и твой отец, уроженцы страны Ашназ, на путях просвещения искали спасения эрцам. Шназы предлагают нам другой план спасения – отказаться от самих себя, – сказал Бернар, обращаясь к Нимроду.

– Рондер говорил от своего имени, – возразил Нимрод.

– А громкие аплодисменты от партера до галереи?

– Я смущен и подавлен, как и вы, господин Фальк.

– Командирство твоего отца… Мир праху его.

– Шназам трудно простить нам исключительность, они посягают на нее и подозревают, что цели наши – вселенские. Нужны время и вера.

– Ты говоришь, как проживший жизнь старик, хотя старик-то я! Веры во мне довольно, а время смеется нам в лицо. На полтора века мое время опережает твое, но мы решаем одну задачу!

– Страна Эрцель – страна эрцев. Уповаю на то, что вы ближе к цели.

– У нас то же упование. Оно и привело нас сюда, за Свитком спасения.

Бернар задумался. Воцарилось молчание, которое он же и нарушил.

– О, в мою старую голову пришла блестящая мысль! А почему бы тебе, дорогой мой Нимрод, не нанести нам ответный визит? Ты все увидишь своими глазами. Да и мои жена и дочь очень полюбили тебя.

– Благодарю вас, господин Фальк.

– Луиза, Райлика! – крикнул Бернар ушедшим вперед женщинам, – Я пригласил к нам Нимрода!

– Отлично придумано, папа!

– Мы с Райликой давно уж решили, что пригласим Нимрода. Я рада, что ты догнал нас, – сказала Луиза.

Нимрод провел бессонную ночь. Впереди – крутой поворот судьбы. “Мои отношения с Райликой абсолютно не определены. Тут требуются вера и время. Кажется, давеча я это говорил. А докторат? Для завершения необходим год. Опять – вера и время”.

Утром Нимрод сообщил Фалькам, что счастлив принять их приглашение, и приблизительно через год, завершив труд, прибудет в страну Эрцель. Это заявление сильно повредило возлагавшейся на Нимрода надежде, но не убило ее.

Нимрод подготовил обстоятельный доклад и предстал с ним пред господином Вайсом. Вечером глава общины в сопровождении своего молодого помощника навестил Фальков в гостинице.

– Дорогие мои гости! – начал господин Вайс, – Господин Ламм осведомил меня об обстоятельствах вашего пребывания в Уухене. Мне также известно, что господин Ламм через год будет принят вами в стране Эрцель. Я полагаю, что в отношении Свитка правильным будет следующее решение. Отправляясь в вашу страну и в ваш век, Нимрод возьмет Свиток с собой. Полностью доверяясь господину Ламму, я возлагаю на него ответственность за решение судьбы Свитка спасения – оставить его в стране Эрцель или вернуть в страну Ашназ. Теперь – я весь внимание.

– Нашим первоначальным желанием было забрать Свиток самим. Мудрость отсрочки усматриваю в том, что она милосердно потакает нетерпеливому характеру эрцев. На год короче станет ожидание неизбежного спасения после получения Свитка, – ответил Бернар.

– Как вам понравился Уухен? – перевел разговор на другое господин Вайс, поняв иронию и не имея намерения менять решение.

– Уухен великолепен, но…

– Можете не продолжать, господин Фальк, я все знаю. Цель ораторства – зажигать толпу, а не искать истину. Прискорбный инцидент.

– Господа Вайс и Ламм! Мы с Райликой приготовили прощальный ужин в кулинарных традициях страны Эрцель. Милости просим, откушайте с нами! – выпалила Луиза припасенную фразу.

– О, благодарим! Останемся на ужин, Нимрод?

– Разумеется, господин Вайс.

Окончился ужин, изощренностью блюд весьма впечатливший шназских эрцев. Состоялась церемония прощания. Несколько фраз, которыми обменялись Райлика и Нимрод наедине, прозвучали хотя и сердечно, но отчасти напряженно и натянуто.

Утро следующего дня Фальки встретили в своей квартире в Авиве.

Глава 5 Диана и Алекс

Начинать тяжело. Начинать во второй раз тяжелей вдвойне. Опыт первого раза мешает. Благословен, кто умеет пренебрегать собственным опытом. Возможно, и стереотипы виноваты. Голова взрослого не tabula rasa. Как славно, если есть доброхот, помогающий новичкам одолеть робость, что мешает стереть с доски старые знаки!

Гилад – находка для Дианы и Алекса. Ему известен образ мысли пришельцев из Хорфландии – первым делом дай им работу. Гилад помог. Затем определил их на лучший курс для изучения эрцита. Ведь они люди интеллигентные, им никак нельзя без языка.

– За нас правительственные министерства радеют. Почему мы принимаем благодеяния Гилада и зачем мы ему нужны? – спросил Алекс Диану.

– Ты прав, радеют. Пока не поняла, зачем нужны.

– Он алчет наших душ.

– Пусть так. Пока дурного от него не видели.

– Это верно, но…

Алекс не знал, как закончить фразу.

Гилад был ненавязчив и открыт. “Цель нашего общества помощи новоприбывшим – внедрить в сердца хорфландских эрцев, живших в отрыве от народа, его дух и веру. Не эмигранты, а патриоты нужны стране. В практических делах мы помогаем бескорыстно, но с корыстью воспитать приверженцев идеи великой страны Эрцель” – как-то сказал Гилад своим подопечным. Диана простодушно заметила, что она не эрца, а хорфландка. В первый момент Гилад опешил, внимательно посмотрел на нее. Факт этот усвоил и переварил быстро. Впоследствии продолжил свою миссию с новым азартом.

Поначалу Гилад естественным образом избрал Алекса главным объектом своего миссионерства. Сенсационное сообщение Дианы разожгло его энтузиазм и заставило перераспределить усилия в пользу равенства. Он приезжал по вечерам, сажал подшефных в машину, возил по всей стране, показывал места воинского геройства и иных нетленных заслуг народа эрцев. Часто бывали они за серой линией. Тут Гилад паче всего воодушевлялся. “Здесь, а не в Авиве, будущее страны и народа!” – внушал. “Не мира просить у геров, а вытеснять чужаков с древней нашей земли следует!” – наставлял и остерегал новых граждан от неверных воззрений.

Гилад говорил вдохновенно и умело. Религиозные темы – любимые им. Разбить в пыль скалу атеизма – достойная цель. “Безбожие свидетельствует о силе ума, но сила его ограничена и не открывает истины, а без нее нет счастья, которого всякий хочет. Обреченный на неведение, безбожник несчастен”, – проповедует Гилад. Подчеркнуто скромное одеяние Дианы стало этапом на пути к успеху внедрения моральных традиций в головы переселенцев. Гилад объяснил: “Любое, хоть самое малое деяние на благом пути есть кирпич для постройки храма”.

Итак, Гилад говорил-старался для обоих потенциальных неофитов равно, но питомцы понимали ментора не равно. Диана ловила каждое слово, неспособный к языкам Алекс не поспевал за беглой речью. А что же наставник? Всякому пахарю милее тучный клин, туда и направляет свой плуг. Неуспех злобил ученика, успех тревожил ученицу.

***

Не своих, а Алекса достижений, хотела честолюбивая в прошлом Диана. Две причины тому. Любящая жена тяготилась приоритетной ролью. Хотелось быть ведомой, хотелось передать супругу место у семейного руля. Возлагала надежды на новое начало, а оно не принесло новизны. Второе – Диана страшилась, как бы растревоженное самолюбие не стало искать успокоение в бальзаме старого греха. Время показало: опасения были напрасны. Вино Алекс прочно забыл.

Диана любила Алекса такого, каким он был. Но кто упрекнет за желание новых достоинств предмету любви? Блестящий и благонамеренный Гилад одарен всем тем, что Диана хотела видеть не в нем, а в Алексе. Это обстоятельство не убавило любви, но невыгодные сравнения не укрепляют чувств. В тот год, как на беду, дела у Гилада шли великолепно, и он все сожалел, что Райлика сгоряча, не поняв, что к чему, ушла из его страховой конторы. Преисполненный такта, Гилад не распространялся о своем процветании, беседуя с погруженными в тяжкие проблемы первоустройства Дианой и Алексом. Но когда сквозь случайную щелку в занавесе деликатности проглянет старательно скрываемое благополучие, оно скажет чутким душам и о прочности своей и о заслуженности. Трудно унять зависть, а она – лишний камень в корзине, которую Фридам еще долго волочить.

Опыт страхового агента научил Гилада: хочешь расположить к себе клиента, стоящего ниже тебя на социальной лестнице – держись с ним просто, рассказывай о себе, о семье, о проблемах своих. Идею эту Гилад опробовал с клиентами другого рода. Диана и Алекс узнали о скромном пути Бернара и Луизы Фальк, о недавней воинской службе Райлики, о нелюдимом Теймане, о нелегкой жизни детского врача Хеврона. Бейт Шэм, что за серой линией, Гилад представил местом, благословенным богом, за которое, однако, было и еще будет пролито много крови. Поселение это, и прочие вокруг, – преддверие будущего рая, земля спасения эрцев. И Свиток при этом был упомянут.

 

О себе Гилад говорил скупо. Диана резонно предположила, что он тяготится своей бессемейностью. Холостяки о себе либо лгут, либо молчат. Ни с чужими, ни, тем более, со своими, Гилад никогда сего предмета не касался. Он хранил достойное молчание, предоставляя любопытствующим и заинтересованным строить догадки: кто-то подозревал сменяющие друг друга романтические истории, а кто-то намекал на тайные набеги в южный Авив – место, где свершаются смелые мечты холостяка.

***

Алекс и Гилад для Дианы, как два силовых поля, что непрестанно и неумолимо пронизывают женское сердце. Она любит Алекса, но разочарование от несвершения надежд омрачает дни. Гилад полон достоинств, и доминантность его освещает дни. Диана боится и стыдится невольного восхищения этим светом. Ей кажется, что она несправедливо пренебрегает слабейшим, почти изменяет ему. Жалость и чувство вины затопляют душу, и сердце ищет убежище от мук. Гилад открывает ей путь в убежище – путь к спасению от самой себя. Он терпеливо разъясняет Фридам догматы веры и пожинает урожай с женской половины нивы. Праведными делами, праведными речами, даже праведной одеждой Диана ограждает себя от греха. Наставник, внушающий идею абсолютного духовного превосходства веры эрцев над верой прочих народов, безоговорочно доказателен в ее глазах и ушах. Прелесть высшего – в его трудной достижимости. “Выходит, коли вера эрцев самая высокая, то принятие ее и исполнение заповедей ее – лучший путь укрепить то, что грозит пошатнуться”, – говорит себе Диана. Впрочем, не только страх потерять Алекса, но и дремавший прежде и разбуженный теперь интерес к мистическому, вдохновляли ее. Что до Гилада, то он на многих женщин смотрел с позиции возможных перспектив, но, искренне верующий, не помышлял посягнуть на запретное. Встречаясь со своими питомцами, он действовал только в интересах добровольного общества, командировавшего его.

Диана хотела мужниного честолюбия и горевала, что оно не пришло к нему. Ошибалась. Оно пришло, да она проглядела.

Отставая от Дианы и не поспевая за Гиладом, Алекс досадовал на их взаимное понимание, и, сознавая неосновательность досады, искал в себе ревность.

Нехитрая служба Алекса состояла в охране чужого добра. Коллегами его были земляки из Хорфландии. Как-то один из них рассказал, что вот, живет в стране Эрцель великий ученый по фамилии Даркман, который преподает баккару всем желающим. Сторож пригласил сторожа на беседу к мэтру. И Алекс пошел. И не знал еще, что шаг этот многое предопределил, и спрямил путь судьбы, и избавил ее от терзаний выбора.

Прежде Алекс слышал кое-что о баккаре, в том числе и от Гилада. Ученого Даркмана, который для всего мира был доктор и профессор, ученики ласково величали “жрец”. Но, несмотря на жреческий титул, он торжественно заявил, что баккара есть наука, и нет в ней и пяди общей земли с религией, и что пришедшие к ней из религии не понимают в баккаре ни единого слова, и что предмет сей науки – высшие духовные миры. Мастер по-отечески положил руки на плечи Алексу и добавил: “Присоединяйся, будь усерден, с годами познаешь тайны мира, и вместе спасем его!”

Алекс думал: “Даркман, как и Гилад, говорит о спасении. Баккара – наука, а не религия. Первое мне близко, второе – чуждо. Если Даркман прав, то, выходит, Гилад не смыслит в вещах, которым нас с Дианой учит. Бедняжка, она верит ему! Баккара – это для меня. Наука наук. Познать мир! Спасти его! И, черт возьми, утереть кое-кому нос! Когда-то давно, родители принудили меня к инженерству, а я тянулся к духовному. Они смеялись надо мной. Теперь я нашел свое!” Обида, желание превзойти мнимых обидчиков, проснувшееся честолюбие, вынужденная бездеятельность ума, реальная доступность вершины и еще бог знает что – все вместе захватило его. И червячок сомнения уснул.

***

Для супругов жить вместе и видеться всечасно – порой хорошо, порой не очень. Жить вместе и почти вовсе не видеться – добра не сулит.

Итак, Алекс стал учеником Даркмана. Почетно, но трудно. “Великие учителя – это светила, что восходят над нами” – думает Алекс. В специально нанятом доме, ежедневно с трех часов утра, учеба начинается и продолжается три часа. После краткого отдыха сплоченная группа выезжает в лес, в парк, к морю, чтобы среди вольной воли провести время до полудня, закрепляя в головах урок учителя. Время от полудня и до вечера Алекс отдавал бездумной своей службе, которая, во благо его страсти, не мешала ему конспектировать труды Даркмана, а то и писать что-то свое. С вечера до трех утра Алекс отдавался краткому, но крепкому и беспробудному сну, дабы восстановить силы для нового дня.

Тревожно и горько на сердце у Дианы. “Неужели не нужна? Баккара, Даркман, высшие миры – вот и весь его лексикон! А я? – думала Диана. Велика обида любящей жены. Молодая женщина имеет права на мужа. Это и верой закреплено. А муж редко смотрит в свою душу и в душу жены забывает заглянуть. “Это я виновата. Я не эрца. Вот, что разделяет нас, вовсе не баккара! Пусть Гилад поторопит жрецов, чтобы поскорее приняли меня под сень своей веры. Я сравняюсь с Алексом. Я соберусь с духом и стану вкушать от баккары Даркмана. По ложке в день. Я соглашусь платить из семейного дохода десятину в пользу жреца и его храма. Еще вернутся добрые благие дни!” – утешает себя Диана.

Нетерпение Дианы стать прозелиткой крайне польстило Гиладу. Он отнес это на счет успешности своей пропаганды. Он потеплел к Диане. Заметив это за собой, подумал: “Не уподобиться бы Пигмалиону!” Воодушевленный, употребил свои связи, и через посредство авторитетов в жреческой среде ускорил достижение желаемого.

И вот, свершилось! Блистательная питомица Гилада Фалька приняла веру эрцев, и советом жрецов была признана полноправной во всех отношениях эрцей. И с принятием веры и по закону ее, новообращенная приняла другое имя. Итак, нет более Дианы. Есть Сара Фрид!

Названия вещей выражают их природу. Люди хотят придать своим именам такую же значимость.

Алекс погружен в науку наук. Ступень за ступенью он поднимается по бесконечной лестнице, ведущей к вершинам духовных миров. Поначалу он несколько индифферентно принял весть о новой ипостаси супруги. Рассеянно удивился. Мысленно не одобрил. Быстро привык к тому, что жену зовут Сарой. Потом принялся обдумывать новый факт. “Зачем ей это? Ради Гилада? Нет сомнения – ради него! Она поглощена его проповедями, увлечена им самим. Я, кажется, не нужен ей!” – думал уязвленный муж. Не надо более искать ревность на дне души – вот она, как пена, вся наверху. Впервые пришла мысль о разводе. Поколебавшись, Алекс решился открыться Даркману. Жрец пришел в замешательство от чересчур конкретных предметов, быстро овладел собой и изрек несколько цитат из своих трудов на морально-этические темы. Алекс остыл, ибо наука не терпела отвлечения или остановки, а сладость учения перебивала любую горечь.

***

Став эрцей, Сара приступила ко второму этапу завоевания мужа. “Я одолею скепсис и превозмогу безразличие к баккаре Даркмана, влюблю себя в нее. Пора жить интересами супруга. С чего начать? Напрошусь на экскурсию в храм жреца. Уговорю и Гилада пойти, чтобы Алекс понял, что это – серьезно”, – думала Сара.

Сара, Алекс и Гилад подъехали к одноэтажному дому – это храм науки наук. Алекс, как хозяин, отворил дверь, пропустил гостей вперед. В холле почти нет мебели. Одну из стен украшает огромный, от пола до потолка, портрет Даркмана. Изображен интеллектуального вида мужчина. Очки. Элегантный костюм-тройка. Галстук. Правая рука опущена в карман брюк. Левая – опирается на глобус. Взгляд задумчивых глаз устремлен на земной шар в миниатюре. Писаная маслом картина впечатляет зрителя величием ее героя.

Из соседней комнаты скорым шагом вышел жрец. Улыбнулся, поздоровался, заметил, что Сара и Гилад разглядывают портрет.

– Ах, это, право, пустяки, – скромно заметил Даркман, – Алекс, приглашай гостей в нашу классную комнату.

Расселись вокруг овального стола, мэтр во главе. На столе множество книг.

– Дорогие мои Сара и Гилад! Алекс сообщил мне о вашем интересе к моей баккаре. Буду рад видеть вас среди последователей моих идей. Кстати, Алекс – один из лучших моих учеников, – сказал Даркман на эрците.

– Боюсь, я не справлюсь, ведь ваша баккара – на хорфландском языке, – возразил Гилад.

– Наш жрец обучает на двух языках, а книги его переведены на все языки мира, – заметил Алекс.

Эту фразу на эрците он заготовил и обдумал заранее. В тоне Гилада ему почудилась ирония.

– Я распространяю свое учение по всему миру. В стране Эрцель у меня сотни и тысячи учеников, на земном шаре у меня их сотни тысяч.

– Как вам это удается, господин Даркман? – вступила в разговор Сара.

Алекс вновь что-то заподозрил.

– Семинары, съезды, фестивали в разных странах. Но, главное, я издаю массу книг. И в этом мне помогают мои лучшие ученики, – сказал жрец и обнял за плечи Алекса.

– О, должно быть, вы исколесили весь мир! – воскликнул Гилад.

– Не скрою: этим горжусь!

– Я где-то читал, что в Лагадо некий ученый работает по интереснейшей методе. Он построил машину, которая при каждом ее запуске перемешивает случайным образом специальные карточки с записанными на них словами. Слова выстраиваются во фразы, которые ученики заносят в особый фолиант. Работа продолжается годами, и так создается наука. Ученый мечтает построить еще пятьсот таких машин и распространить добываемое им знание по всему Лагадо, – сказал Гилад.

– В Лагадо мне бывать не приходилось. Я непременно восполню пробел.

– Господин Даркман! Гилад привел всего лишь литературный пример, – поспешно заметила Сара, испугавшись, что жрец учует зубоскальство.

Алекс негодовал.

– Дорогие мои Сара и Гилад! Я не боюсь признать, что изящная словесность, психология и прочие гуманитарные сферы – не сильная моя сторона. Вас это удивляет, Сара?

– Я в прошлом журналистка и даже сочинила роман. Когда-то я это любила.

– Когда-то и я жил в Хорфландии и был другим. Страна Эрцель раскрывает таланты.

Так протекала беседа. Профессор открывал гостям всеохватность предмета его науки. Гости слушали. Из соседней комнаты послышался телефонный звонок. Даркман и Алекс вышли для важного разговора с другим континентом. Улучив минуту, Гилад выразил надежду, что книги профессора более внятны, чем его эрцит. Сара, мельком просмотрев несколько страниц на хорфландском языке, заметила, что стиль вопиет.

Даркман и Алекс вернулись. Экскурсия подошла к концу. Алекс должен был остаться с учителем. Сара и Гилад сели в машину и уехали. Алексу показалось, что в машине Гилад пожал Саре руку, а она ответила ему.

***

Впервые Алексу не удавалось сосредоточиться над книгой баккары. Строки переплетались, фразы казались бессмысленными. “Как у профессора из Лагадо” – невольно подумал Алекс. Подошел учитель, заглянул ученику в глаза. “Я тоже заметил насмешку, Алекс. Я не обижаюсь, не обижайся и ты. Зачастую люди оттого смеются над делами или словами, что не понимают их. Надо твердо верить и твердо шагать. Шагать и шагать. За нами – будущее!” – проникновенно сказал Даркман.

Алекс слушал рассеянно. Черная туча на лице. “Я не ошибся, подозревая. Теперь она эрца, она – для Гилада. Для них осталась одна помеха – наш с нею брак. Что ж, помеха не велика. Помогу им. Как мыслят в унисон, однако! Пришли насмеяться. Этим тешатся. Не буду стоять на пути. Женщина, смеющаяся над мужем, не может его любить. Что потеряю? Что переменится? Суета! У меня есть баккара, есть жрец, есть цель!” – думал Алекс.

Сара дома одна. Сумятица в душе. “Гилад, кажется, пожал мне руку в машине. Это вышло случайно. Я ответила? Не помню. Мы с Гиладом смотрим на вещи одинаково. Как это много значит! Ужасно, что я затеяла эту экскурсию. Впрочем, это хорошо. Многое проясняется. Искала дорогу к сердцу Алекса. Нашла и разрушила ее. Вместе с ним разрушили. Человек больше всего боится насмешки. Он уязвлен. Он ревнует. Я люблю его. Люблю? Я не нужна ему. Он не со мной. Он пребывает в высших мирах. У него своя жизнь. В ней нет места для меня. Я поняла: мне не совладать с ненавистью к этой его страсти, к баккаре проклятой! Между нами пропасть. Что будет?” – думала Сара. Потом заплакала.

Проходят дни, недели. Сара горюет, Алекс внешне холоден. Сара не вынесла отчуждения, подступилась к мужу с разговором. “Нам есть, что вспомнить, Алекс! Или все хорошее в прошлом? Что будет с нами? Не молчи!” – сказала, и слезы не дали продолжить. “Я помню хорошее. Но все изменилось. И у тебя и у меня. Мы стали другими. Каждый нашел свою судьбу. Да, да, не возражай! Я не слепой. Не будем стоять друг у друга на пути. Расстанемся”, – произнес Алекс непривычно длинную тираду. “Он все обдумал. Он умен. Боюсь, он прав. Однако, он умеет принимать решения! Слишком поздно он явил свое умение!” – с горечью подумала Сара.

 

Гилад замечал разлад между супругами, замечал, что они таятся, одобрял такую скрытность, и сам был нем. Знал: Люди, которые ни о чем не спрашивают – самые лучшие утешители. Наконец, он решился задать вопрос Саре. Ее тихий ответ оглушил: “Мы развелись”. Его первая мысль – о себе. Вернее о себе и о ней. Рациональный ум не трудится без цели, он отбрасывает заведомо недосягаемое. Сара нравилась Гиладу, но запретное изгоняется в подсознание. И тут – негаданная перемена! Возможно, счастливая для него перемена. Бог даст, и он станет для Сары кем-то большим, нежели функционером добровольного общества. Но – не спешить! Пусть Сара переживет свою драму. И она не должна думать, что он суетливо цепляется за свой шанс.

Саре нравился Гилад. Правда, он не будил в ней чувство необъяснимого и потому счастливого душевного волнения, чувство, которое она называла любовью, но сравнения с минувшим неуместны. И события пошли по тому пути, по которому не пойти они не могли.

***

Скоро свадьба. Жрец из Бейт Шэма запишет в книгу брачных союзов новую строку.

“Я на седьмом небе! А все-таки я уподобился Пигмалиону! Сара будет моей. Жаль, что я не древний язычник, и запрещено мне щедрой жертвой благодарить Афродиту!” – умиротворенно размышляет Гилад.

В Саре открылся еще один талант. Хватко выучившись честному бизнесу, она приводила в страховую контору одного за другим новых клиентов – новоприбывших из Хорфландии. “С театральной быстротой меняются декорации, актеры, роли. По дороге в страну Эрцель, в самолете, мне приснилось, что прежней моей жизни продолжения не будет, а проживу я две жизни, и вторая станет счастливее первой. Вот и начинается моя вторая жизнь!” – думает Сара.

Жрец благословил молодых и сделал запись. И Сара Фрид стала Сарой Фальк.

Свадьба немноголюдна. Приглашены родня и близкие друзья. Нелегко принять в семью вчерашнюю хорфландку. Бернар и Луиза почти счастливы. “Она так умна, так мила. Вот только…” – говорит Луиза. “Предрассудки! Все будет великолепно!” – искренне, как ему кажется, возражает Бернар. Предрассудки, впитанные с молоком матери, мы считаем непреложными истинами.

Райлика весело щебечет возле новобрачной. Они подружились. Тейман явился не один. Он впервые показал семейству свою девушку. Ту самую, у которой коса, по мнению Райлики, не толще мышиного хвоста. Косби и Хеврон, покровительственные, как старшие, и свойские, как сверстники, были главной моральной опорой молодоженов в нестерпимо долго тянувшейся свадебной маете. Идеологически заостренный Итро Окс, по праву говорить запросто, каковым обладают только лучшие друзья, заметил Гиладу: “Великие эрцы склонны жениться на женщинах из народов. Этим путем мы вбираем лучшее, что есть у других. Хорошее предзнаменование для тебя – будешь великим!” Оба улыбнулись шутке.

Отец той, что звалась прежде Диана Фрид, ничему не удивлялся и каменным молчанием встречал любые новости из страны Эрцель. Мать была огорчена – она любила Алекса. Приехать на свадьбу и познакомиться с новым зятем не решилась: чужие кругом. “Пусть обживутся, тогда и повидаемся”, – подумала.

Почтенная чета Фрид, получив весть о разводе сына, навестила его. Алекс был сдержан, скрытен, холоден даже. Хотел утаить свое увлечение, но проговорился случайно, и колкие шутки были ему наказанием. “Насмешники – всегда люди поверхностные!” – беспощаден сын в своей безгласной оценке. Быстро и безошибочно нащупав явные и тайные пружины страны Эрцель, сделав резонный вывод о ее неприемлемости для себя, посокрушавшись над безысходной непутевостью сына, Фриды покинули этот нелепый край, предоставив Алексу навещать их в столице Хорфландии.

Глава 6 Левые и правые

На главной площади Авива собралось множество народа. Лозунги в руках, сияющие улыбки на лицах. Ждут выступления главы Левой партии. Он во всеуслышание объявит о том, что из ста двадцати скрытых праведников, избранных сегодня в парламент страны Эрцель, более половины принадлежат к Левой партии, и поэтому, согласно закону, страной будет править эта партия, а сам он, как глава ее, займет пост Первого министра. Надо ли говорить, что собравшиеся – почти поголовно сторонники Левой партии!?

И вот, взошел на трибуну немолодой человек, в прошлом генерал, водивший армию страны Эрцель от победы к победе, и провозгласил то, чего ждали от него, а затем произнес программную речь. Он сказал, что народ эрцев, избрав левых, избрал мир и отверг войну. Он сказал, что готов отправиться во все соседние столицы и вершить мир, ибо мир лучше и надежнее всякой победы. Он сказал, что два народа – эрцы и геры – должны жить каждый на своей земле и не посягать на землю соседа, и что пришло время признать серую линию законной границей. Он сказал, что зовет к своему знамени всех без исключения граждан, к какой бы партии они себя ни причисляли. И то ли серьезно, то ли шутя, добавил в конце, что Свиток спасения, о котором знает каждый эрц, теперь, несомненно, будет найден и попадет в добрые руки, и достигнутый мир принесет спасение народу. Потом выступали другие, а в заключение любимая в народе певица пропела песню о мире, и люди разошлись по домам.

Во время победного митинга Мики Парицки располагался на достаточно малом расстоянии от трибуны. Величина этого расстояния по неписаному закону, по простому человеческому разумению, по здравому смыслу, наконец, обратно пропорциональна статусу функционера. Сердце Мики полнилось гордостью за верный прогноз исхода выборов и надеждой на скорое продвижение в партии.

Сыновья Бернара почти поверили в абсолютно правдоподобные рассказы родителей и сестры о необычайном путешествии. Как с другом, Гилад поделился новостями с Шаем Толедано. Последний довел до сведения своего боевого товарища Мики лишь один фрагмент – дескать, у Райлики появился жених. Шай чистосердечно полагал, что, если ради доброй цели, немного прибавить фантазии к реальности, да притом в духе очевидной тенденции, то сие деяние будет не грехом, а благом. И расчет подтвердился, и Мики отступился от Райлики, и много всего худого, что могло случиться – не случилось.

***

В кабинете Роны Двир кроме старшего редактора расположились Шай, Мики, Райлика. Результаты выборов благотворным образом сказались на настроении Роны, но виду она не подает. В ближайшем недельном приложении появится статья Шая Толедано на злобу дня. Рона, желая отвести от своей газеты упреки в левизне, предоставляет на сей раз первые полосы журналисту правых взглядов.

Предстоит обсуждение статьи. Райлика, уже не новичок, имеет голос, и его слышно. Рона довольна успехами юной сотрудницы, осваивающей редакторское ремесло и к тому же недавно занявшей место на университетской скамье.

– Господа, мы начинаем. На прошедших выборах левые взяли верх над правыми. Я не опасаюсь чрезмерного противостояния: победители, как правило, очень скоро приобретают черты побежденных, – сказала Рона.

– Коллеги! – воскликнул Шай, – Мне хотелось бы остеречь левых от гордыни, ибо успех – сын небес, и нет у него корней в земле. Я не сомневаюсь, что Вы, как и многочисленные читатели моих политических обзоров, согласны с тем, что они объективны. Поэтому я начинаю свою статью с похвалы левым и присоединяюсь к осуждению распоясавшихся жрецов, подстрекающих солдат к бунту, говоря: “Без страха взгляните в глаза приказу и вырвите его жало, если оно ранит нашу веру!”

– Браво, Шай! Дай бог, дальше не хуже! – вставил Мики.

– Наберитесь терпения, господин Парицки! – почти ласково заметила Рона Двир, весьма одобрявшая сделавшуюся с Мики известную перемену.

– Достойно похвалы намерение Левой партии уничтожить возмутительный контраст между кричащим наглым богатством и онемелой робкой бедностью. В этом – народ с левыми, и нам лишь остается трижды в день возносить к небу горячие молитвы, чтобы тяжелый дух коррупции не заглушил фимиам благих обещаний, – продолжил Шай.

Рейтинг@Mail.ru