Дамир Жаллельдинов
Шанс всё исправить
– А почему я должна менять его?
Мира молчала. Собеседница выжидающе смотрела на неё.
– Скажи, за что ты так ненавидишь нас? – спросила Мира. – Нет, правда… что мы тебе сделали, Габриэла?
– Вы оба совершили предательство, а ты ещё и сговорилась с опасным преступником и подняла народ на восстание! Что, мало?
– Не надо мне зубы заговаривать! – Мира вспылила, что было для неё не характерно. – Если бы дело касалось только этого… Но здесь что-то другое, что-то… личное. Я долгие годы старалась понять, но так и не смогла.
Девушка подошла ближе и встала напротив кузины. В юности Габриэла была значительно выше своей двоюродной сестры, но позже Мира почти сравнялась с ней ростом. Так что сейчас обе женщины смотрели друг на друга с равных позиций.
– Ах, ты не поняла! Ну так я скажу тебе! – теперь уже «завелась» старшая из сестёр, окончательно уставшая и вдобавок расстроенная неудачей с поиском досье. – После смерти матери отец вместо того, чтобы поддержать меня, с головой ушёл в работу. Мне требовались его внимание, забота, его любовь, но он всё больше отдалялся… А потом ещё взялась ты, свалилась как снег на голову. Везде таскалась за мной, как хвост!
– Таскалась? – изумилась Мира. – Да мне было семь лет! Я просто тянулась к тебе как к старшей, хотела, чтобы мы стали подругами… – парировала она, но Габриэла ещё не закончила свою исповедь.
– Вдобавок отец начал вести себя так, словно это ты его дочь, а я у вас там стала как служанка. Помимо работы по дому мне приходилось вечно присматривать за тобой, гулять, кормить, развлекать. Разве что задницу тебе подтирать не требовалось! Он даже моего личного пространства меня лишил, когда настоял, что ты будешь жить в моей комнате.
– Не преувеличивай! Дядя Ланца любил тебя, он сам говорил мне… И потом, разве у нас не было хороших моментов?
– Что-то я таких не припоминаю, – скептически отозвалась Габриэла и продолжила: – В конечном счёте мне всё это надоело, и я ушла из дома, поступила в военную академию. Решила отомстить отцу, доказать, что смогу обойтись и без него. При этом я до последнего надеялась, что он поймёт, что остановит меня, попросит вернуться. Но он так ничего и не сделал!
Габриэла умолкла и с видом победительницы посмотрела на Миру. Та не сразу нашлась, что ответить. Для неё слова кузины стали откровением. И хотя Мира не могла полностью согласиться с двоюродной сестрой, тут было над чем подумать.
– Да уж, ты отомстила отцу как следует, когда посадила его в тюрьму… – наконец, произнесла девушка. – Но не кажется ли тебе, что пора уже забыть прошлые обиды и помириться?
– Не кажется.
– Габриэла, мы же взрослые люди… И, я уверена, твой отец, он тоже…
– Хватит. Довольно! – потребовала Моралес. Ей совсем не хотелось продолжать этот тяжёлый разговор. Она даже схватила пистолет, но удержалась от того, чтобы прицелиться в кузину. – Прошу тебя, Мира, уходи!
– Надеюсь, ты передумаешь. В любом случае, прости меня, если я испортила тебе жизнь, – сказала Мира, прежде чем покинуть кабинет.
Она ушла в подавленном настроении. Зародившаяся в её душе надежда на примирение с двоюродной сестрой стала угасать, хотя и не погибла окончательно.
На глаза Габриэле вновь попалась гитара Эспиносы, и едва двери лифта закрылись за Мирой, она с удовольствием разбила ни в чём не повинный музыкальный инструмент вдребезги. Продолжать свои поиски она не стала. На сегодня с неё достаточно. Мира разбередила давно зарубцевавшиеся раны, но, если рассудить, так было даже лучше. Наконец-то она смогла высказать своей сестрице всё, что о ней думает. Пускай теперь «переваривает».
Восстановив дыхание, Моралес медленно направилась к выходу.
* * *
Она спала всего четыре часа, а затем вступивший в свои права новый день принёс Габриэле очередные заботы и хлопоты. Ей пришлось много работать с документами, улаживая формальности с передачей тел погибших солдат «Чёрной руки» их родственникам, а также разобраться со всеми, кто находился в больницах за пределами комплекса «Иллапа».
Обычно Моралес терпеть не могла всю эту бумажную волокиту, но сейчас она помогала ей отвлечься от мрачных мыслей и сосредоточиться на текущих задачах.
Тем не менее она нашла время, чтобы вновь подняться в кабинет Эспиносы и взломать сейф. Досье оказалось там, как она и предполагала. Габриэла прочитала пометки, которые он оставлял на полях: «имеет слишком большое влияние», «становится опасна», «следует поискать кого-то на замену». И другие, судя по датам сделанные уже после того, как «Армия хаоса» начала отвоёвывать Солис: «потеряла очередную военную базу», «проявляет недостаточную компетентность» и даже… «избавиться!».
«Ублюдок!» – выругалась она и в негодовании сожгла всю папку.
Когда ближе к середине дня ворох бумажных дел схлынул, Моралес вернулась к себе в личный жилой отсек, где находились её спальня, душевая, санузел, комната отдыха и тренажёрный зал. Ей требовалось снять напряжение, и для этого как нельзя лучше подходил висевший в центре зала боксёрский мешок.
Пока Габриэла раз за разом колотила его руками и ногами, отрабатывая до автоматизма заученные удары, она могла собраться с мыслями, коих накопилось немало. Например, о дальнейшей судьбе «Чёрной руки». Со смертью Эспиносы неизбежно прекратилось финансирование организации, поэтому без нового покровителя они долго не протянут. Вот только где он, этот покровитель? Да и нужен ли вообще? Перспектива поступить на службу к очередному диктатору Габриэле не улыбалась. К тому же слава о том, что «Чёрная рука» так и не смогла спасти нескольких своих бывших работодателей, успела разойтись по свету и действовала как антиреклама.
В таком случае не лучше ли будет распустить организацию?
Что касалось самой Габриэлы, то у неё имелись средства, и весьма внушительные, чтобы спокойно и с комфортом провести остаток дней. Сумма в шестью нулями. Её жалование, которое Моралес почти не тратила, плюс те деньги, что она клала себе в карман от контрактов на поставки оружия. Вот только ленивая, беспечная жизнь плохо сочеталась с её деятельной натурой, поэтому Габриэла с трудом представляла себя где-нибудь на тропическом пляже с коктейлем в руках.
Не давал покоя Габриэле и вчерашний разговор с Мирой. Он задел её больше, чем она пыталась показать кузине. Несмотря на образ неприступной, безжалостной, сильной и независимой женщины, который она много лет с успехом культивировала, Габриэла являлась человеком из плоти и крови, а не каменным истуканом. В её груди тоже билось сердце. А совесть в последнее время всё настойчивее давала о себе знать.
