Даха Тараторина
Йага
Глава 3
Ведьма
Йага и прежде встречала людей, не совсем же она дикой была! Приходили старики, просили зелья от хворей. Девки захаживали, вздыхали, краснели и шептались с матушкой. Йага наблюдала за ними из девичьего угла али с полатей. Странные они, люди. Сами у леса живут, а с лесом не знаются. Лес ведь без всяких просьб помогает! А они – к ведьме.
Молодцы ходили редко. Йага видала, как охотники ставят силки, как пахари пережидают в роще жару. Но такой, как этот, явился впервые. И уж не зря мудрые боги третий раз за седмицу свели её с пришлецом. Сказать что-то хотят, играют!
Поэтому Йага не просто истопила баню да притащила бадейку с водой. Когда рыжий поговорил с матушкой да отправился мыться, она подкралась к дымовому оконцу, подставила чурбанчик и заглянула.
Белокожий, поджарый, с рисунками на теле – он. С другим не спутать. Синяки почти зажили, только губы разбитые остались. Интересно, вкус у них такой же, как и тогда, в березнячке?
– Долго подсматривать будешь? – Рыжий вывернул на себя ведёрко холодной воды, довольно фыркнул и уселся на скамью, широко расставив ноги. – Интересно, что ли?
Йага улыбнулась.
– Ага. Я сейчас!
Спрыгнула наземь, обернув чурбачок, заскочила в дом, сгребла тряпок из сундука – и лётом во двор. Матушка только выругаться и успела.
– Вот!
Пришлец так и замер с занесённым над головой ковшом.
– Чего тебе, болезная?
– Одёжу тебе принесла! Вот.
– Это что, мои сапоги?
Жёлтые звериные глаза сверкнули в темноте.
– Нет. Это мои сапоги. В лесу нашла. Но оказались не по размеру, так что носи.
– Нашла, значит?
– Ну да. Лежали без дела. А мне сгодятся. Ну бери уже! – Она нетерпеливо шагнула к молодцу, предплечьем утирая со лба пот. Порты большие, должны налезть. И рубаха. А что у тебя тут?
Едва Рьян успел принять обновки, как палец ведьмы уперся ему в живот, в самую серёдку знака рода. Рыжий смущённо кашлянул.
– Дай хоть прикрыться, ненормальная…
Йага только рукой махнула.
– Ой, да ну! Расскажи про рисунки! Я таких прежде не видела!
– А что, много голых мужиков повидала, чтобы судить?
Йага рассмеялась:
– Может и повидала. Тебе-то что?
Молодец насупился и повернулся спиной. Наскоро обтёрся руками и натянул порты.
– Это знак рода. Всех в семье таким в младенчестве метят.
Он снова повернулся лицом, и девка нахально присела перед ним на корточки, рассматривая рисунок. Проследила пальцем петлю до пупа.
– Красиво! Он как будто под кожей! Ай, ты чего?!
Рьян и сам не понял, зачем шлёпнул по горячей ладони. Просто вдруг показалось, что жар от неё куда сильнее, чем от раскалённых камней в бане.
– А нечего! Ведьма…
Девка растерянно захлопала ресницами, небрежно отбросила волосы со лба и резво вышла из бани.
– Меня Рьяном величают! – зачем-то крикнул ей вслед молодец.
Йага выскочила из бани словно полночи в ней парилась. Жар прилил к щекам. Да её матушка ни разу не била, а тут этот… Явился невесть откуда весь такой… Какой? Непонятный! Неправильный!
– У-у-ух! – погрозила она ёлкам, любопытно склонившимся над их двором.
Ёлки понимающе покачали вершинами.
Кому как не ведьме лесной знать, что с богами спорить негоже. Коли привели они этого… Рьяна к ней третий раз, стало быть, надо так. Но разве не могли они привести кого-то не такого противного?!
Рябая неясыть спустилась на плечо, проткнув когтями платье. Потёрлась о висок, заворчала. Йага погладила птицу, вслушиваясь в её говор.
– Что-что? Запереть дверь да оставить в бане до утра?
Неясыть завертела головой: она такого не сказывала!
– Ну ладно-ладно, – рассмеялась колдовка. – Пусть ему. Но помогать не стану! Будет с него и одного раза!
Неясыть визгливо засмеялась: она-то точно знала, что любопытство не оставит лесную госпожу и что её ещё отговаривать придётся. Не знала этого покамест только сама Йага.
Оттого, наверное, она и спряталась за занавеской в женском уголке и не стала ничем угощать гостя, когда тот вернулся в избу. Крынку простокваши, хоть и нехотя, выставила ему матушка. Рьян не побрезговал и хлеба не попросил. А ведь могло и на это наглости хватить.
– Благодарствую, хозяюшка!
Отвесил поклон, как следует доброму гостю, и примерился было спать на лавке, но матушка зашикала:
– Куды?! У меня тут девка немужняя, а ты, незнамо чей и откель, с нею в одной избе спать собрался? Марш в предбанник! Там нынче тепло.
Рыжий плечами пожал, подхватил одеяло, которого ему, надо сказать, никто и не предлагал, и был таков.
Йага же той ночью долго уснуть не могла. Не то потому что матушка на полатях бормотала и ворочалась, не то ещё почему. Когда же под утро старая ведьма спустилась, взяла корзину и покинула избу, Йага решилась высунуться из своей спаленки.
Как была, босоногая, пошла во двор. Мокрая земля холодила пятки, но никакие хвори лесовку сызмальства не брали, что ей сырость осенняя?
Ливень едва утих, мутные лужи ещё малость рябили в предрассветной темноте. Йага пошлёпала прямо по ним. Нагнулась к щёлочке в предбаннике – не видать ни зги. Тихонько отворила дверь, юркнула внутрь. Гость мерно посапывал, свернувшись калачиком. Девка на цыпочках подкралась к нему, наклонилась, разглядывая. Гол как сокол. Ни кошеля при нём, ни сумы со снедью, которой часто пришлецы с ведьмами расплачивались. Чем же он матушке обещал отдарить за помощь? Да что за нужда привела в поздний час в глухой лес?
Девка и не заметила, как слишком сильно приблизилась к молодцу. И как тот сопеть перестал – тоже. А рыжий – хвать! – и стиснул пальцы на её запястье. Йага не испугалась. Не было такого, чтобы в лесу её кто-то обидел. Везде друзья-помощники. За неё и мыши, шуршащие в углу, встанут, и неясыть, следящая с ёлки, прилетит.
– Чего хватаешься? – шёпотом спросила девка.
– А чего крадёшься? – в тон ей ответил Рьян.
– Удушить тебя хотела, да ты проснулся невовремя.
– Врёшь.
– Вру. И что с того?
Молодец отпустил её, сел и хорошенько, до хруста в членах, потянулся. Похлопал по месту рядом с собой: садись, мол. Йага осталась стоять.
– Зачем к матушке явился?
Рьян мотнул головой, отбрасывая от лица спутавшиеся волосы. Маленькие золотые кольца в ушах дрогнули.
– А тебе что? Думаешь, я душегуб какой?
– Коли так, то земля тебе пухом, – спокойно ответила ведьма. – Чего просить собрался? И чем платить?
Молодец упёр локти в колени, положил подбородок на сцепленные ладони. Долго снизу-вверх смотрел на девку и, наконец, признался:
– Проклят я. Ведьма твоя обещала помочь.
– Матушка Зорка. Коли помощи просишь, так зови её с почтением.
– Ну Зорка, – не стал спорить Рьян. – А чем платить ей стану, – он тронул маленький деревянный туесок, висящий на шнурке на шее, спрятал под рубаху и похлопал рукой, – то не твоего ума дело.
Неужто думал, девка любопытная выпытывать станет? Посулит награду, если скажет. Йаге и впрямь любопытно было – сил нет. Но в темноте не видать, как у неё нос сморщился от расстройства. Она сказала:
– Проклят, стало быть. Что ж, знаю, что матушка поутру сделает. Пойдём.
Она не глядела, послушался ли гость. Коли богам он люб настолько, что наново с Йагой свели, то и разума они ему дадут, чтоб не перечил.
Когда Рьян вошёл в избу, Йага уже вовсю топила печь. И, хоть рыжий и делал вид, будто не по велению зашёл, а так, гулял просто, ухмыльнулась.
Огонёк хитро подмигивал из глубины устья, знай дровишек подкидывай. Весёлый дым сначала занавесил кухоньку, но быстро нашёл выход и послушно потёк в трубу.
– Возьми горшок, – велела ведьма. – Воды налей. Да ставь в печь.
– А сама что? Невмоготу? Придумала тоже! Мужику кашеварить!
Йага медленно облизала губы, ни слова не говоря. А то так бы и дала хворостиной промеж лопаток! Молодец скрипнул зубами и начерпал из бочонка воды, поднял горшок, и впрямь тяжеловатый для бабы.
– Куда ставить-то?
Лесовка мотнула головой – копна волос так и заплясала, ровно то пламя.
– Да смотри к огню поближе!
Огонёк поманил Рьяна из самой глубины печи – поди ещё дотянись.
– А ухват где?
Девка вскинула густые брови. И так хороша она была в этой осенней сырой темноте, так её загорелую кожу целовали отблески пламени, что Рьян в кои-то веки передумал препираться. Быть может, молчи он почаще, больше бы друзей себе нажил и меньше врагов.
Он поставил горшок в печь и подвинул, насколько хватало руки.
– Глубже.
Подвинул ещё маленько.
– Вода так до вечера не закипит. Ставь куда положено.
Проклятый зыркнул сердито, но ведьме хоть бы хны. И не так на неё зыркали. Он сильно выдохнул через ноздри, лёг на живот, пачкая рубаху сажей, и как мог растянулся по устью, ажно ступни от пола оторвались!
Печь была хорошая, просторная. Такая, какая устоит, когда от избы ни брёвнышка не уцелеет. В ней и помыться можно, коли баню не истопишь, и еды на большую семью за раз сготовить. Рьяну печи не нравились. Ему больше был по нутру открытый очаг да котёл над ним, как дома. Но даже северянин подивился, каким заботливым теплом обволокли его глиняные стены.
И только хотел выползти назад, как хитрая ведьма схватила его за ноги, и без того висящие в воздухе, да толкнула вперёд. Рьян только что лицом в угли не угодил.
– Ты что удумала, ведьма?!
– Тебе, дурню, помогаю! – крикнула она и приладила к печи заслонку.
Вот тебе и на! Неужто правду усмарь врал?! Сготовит да сожрёт? Такова лекарка?
Рьян быстро перевернулся на спину, подтянул колени к груди и с силой лягнул – улетит до стены от такого удара и заслонка, и девка с нею вместе.
Вот только невдомёк северному наследнику, что ведьма прислонилась к заслонке всем телом с той стороны, распластала по греющемуся железу руки да шептала тайные слова. И слова те крепче любого силача заслонку держали.
Раз Рьян ударил, второй… И смекнул, что не шутит колдовка. Не приведи боги, правда запечёт!
– Ты что творишь?! Выпусти немедля!
– Как готов будешь, так и выпущу! – был ответ.
Проклятый зарычал от бессилия: на мякине провели! Доверился бабе! Пора было вбить в бестолковую голову, что одни беды от них! Раз обжёгся, так снова полез в самое пекло! Ну да ничего! Вот только выберется! Он эту поганку так оттреплет, что лес станет не мил! И пусть старая ведьма хоть всеми карами Света и Тени его стращает!
Рьян схватился за горшок и плеснул воды на дрова. Вот сейчас зашипят, заволокут всё едким дымом… А огонь, ровно живой, возьми да и увернись! Молодец протёр глаза. Вылил остатки – и снова без толку! Алые угли расползлись в стороны, как мошки вспугнутые! Неужто уже дыму наглотался?! Натянул рукав на ладонь, попытался прибить язычки пламени, что водили вокруг него хороводы. Куда там! Угли ползли по стенам, золотыми звёздами свисали с потолка. Рьян колотил по ним, но никак не мог погасить. Неужто так вот бесславно жизнь его и закончится?!
– Выпусти, дура! – заорал он. – Сгорю ведь!
А ведьма знай шепчет. Шёпот её, как шелест листьев осенних, как скрип древесных стволов в ночи – далеко разносился, до самого нутра пробирал.
– Выпусти, не то пожалеешь!
Он зажмурился. Ну же, ну! Где то проклятье, когда оно так нужно?! Хоть раз же должно вовремя явиться и отодвинуть чёрным крылом человечий разум!
Нет. Проклятье молчало. Справляйся сам.
Золотые мушки носились взад-вперёд. Точно издеваясь, цапали за нос, касались кожи. Рьян отмахивался, ругался, колотился в заслонку, будто намертво вросшую в глину.
А ведьма всё шептала. Слова её убаюкивали. Неведомый язык, чужой, колдовской. Он стелился, как туман. Успокаивал, как песня материнская. Приглашал живые угли в пляс, как праздничная музыка. Угли повиновались. Они менялись местами, извивались языками пламени, разгорались. Скоро тёмного угла в печи не осталось. От яркого света тянуло зажмуриться. И не погасить было тот огонь, не спрятаться от него. Рьян свернулся клубком и закрыл глаза. Бесславный конец, глупый. А и сам дурак, что бабе доверился.
Посветлело до того, что опущенные веки не спасали. Стало тесно и больно. И свет уже не вокруг был, а от заслонки. Не то железо раскалилось добела, не то ведьма наконец сжалилась и открыла выход. И так стало Рьяну страшно! Так не по себе! Век бы лежал в тепле да слушал колыбельную, век бы плавал в бесконечном забвении. Но неведомая сила тянула его к свету.
– Нет! Нет, не надо! – заорал молодец, ногтями цепляясь за покрытые копотью стены. – Не хочу!
И вдруг вывалился из печи прямо на пол. Лишь дымная пуповина соединяла его с горячей печью, но и ту Йага безжалостно перерезала серпом.
Ведьма заботливо коснулась его лба, и на мгновение будто бы вернулся материнский печной жар, но рука исчезла, и жар, такой желанный, с нею вместе.
– Тепло ли тебе, молодец? – задорно спросила она.
Тут Рьян разом вспомнил, что случилось. Вскочил, оттолкнул ведьму.
– Ты что это удумала?! Убить меня решила?
Ресницы дрогнули, но хитрого взгляда жёлтых звериных глаз не спрятали.
– А разве ты мёртвый?
– Мог бы и быть!
– Коли я захотела, был бы, – спокойно кивнула Йага. – Но я тебя перепекла.
– Что сделала?
– Перепекла. – Йага отряхнула одёжу молодца, и зола, кажется, намертво въевшаяся в ткань, отстала, будто её и не было. – Ровно дитё хворое. Издревле так делали, чтобы нечисть не привязывалась. Знаю я, как матушка проклятья снимает. Отправит тебя в чащу, где тёмная сила великую власть имеет. И лучше бы тебе от неё хоть так защититься.
– Ты… Что же? Помогла мне выходит?
– Выходит, помогла.
– А сказать, что задумала, никак нельзя было?
– А что, – Йага сощурилась, – ты б по своей воле в печь полез?
– Я б тебя туда сунул…
Она фыркнула: вот бы на такое поглядеть! Да рыжий тогда нипочём из лесу живым бы не выбрался! Однако ж вслух того не сказала. Села за стол, молча отрезала краюху хлеба, подала гостю.
Тот помедлил, но хлеб принял. Присолил, укусил и, наконец, спросил:
– Для чего помогла-то? Если твоя ве… Зорка худое задумала, так скажи сразу.
Девка ажно простоквашей поперхнулась. Выдумал тоже! Матушка – и худое!
– Коли матушка помочь обещала, поможет. В лесу никто не лжёт – себе дороже. А я всего-навсего оберег тебе на шею повесила.
– Зачем?! Я никто тебе. Человек пришлый, может ещё и злой! Зачем помогла?!
Йага глядела на него поверх чашки. На рыжие кудри, на золотые кольца в ушах, на диковинные рисунки, виднеющиеся в вырез рубахи. Задумалась. Нет, нет ответа!
– Того пока сама не ведаю. Как узнаю – скажу.
Глава 4
Дымом пахнет!
Задала старуха задачку! Едва они с Йагой перекусить успели, ввалилась в избу, обругала обоих, швырнула на сундук пучок свежесрезанных трав и заявила:
– Иди-ка, милай, хоть водицы принеси для мого зелья. А то ишь, умный выискался! Бабушка, стало быть, ни свет ни заря поднялась, все ноги сбила, а этот… сидит!
Рьян быстро смекнул, что злилась она не на него вовсе. И даже не на то, что пришлось по сырости да мокроте травы собирать. Злилась она на дочь, что та без её ведома колдовала над пришельцем.
Зорка втиснулась на скамью меж молодыми, ещё и пихнула Рьяна острым локтем, поторапливая.
– Что тебе, старая, воды в избе мало?
Проклятый кивнул на бочонок, из которого, по велению Йаги, наливал в горшок.
– А может и мало! Явился, гость незваный! Баню ему, пожрать ему тоже, зелье свари… Хорошо устроился, царевич!
Рьян горько фыркнул. Царевич… Вот скажет бабка так скажет! Ударил ладонями по столу, поднимаясь, взял ведро и совсем было уже вышел…
– Постой!
– Ну чего ещё?
– Не из колодца набирай. К роднику иди!
Рьян едва не швырнул ведёрко оземь.
– Где я тебе тут родник найду?!
– Коли захочешь…
Но Йага перебила старуху.
– А вот! – Метнулась к печи, достала метлу, походя смахнув в углу паутину, вырвала один прутик. – Куда он укажет, там и родник.
– Ты никак смеяться вздумала?
Но Йага смотрела серьёзно. И смешинок в её жёлтых звериных глазах было не боле обычного. Рьян взял прутик, коснувшись горячих загорелых пальцев. И девка смутилась.
Довольный собою, молодец издевательски поклонился старухе и хлопнул дверью.
– Карга старая! – бормотал он, сбивая прутом остатки листьев с ветвей. – Вода ей не такая…
Но, хочешь-не хочешь, а дело надобно делать. Раз ведьма зелье обязательно на родниковой воде варить хочет, значит, и впрямь стоит её принести. Рьян только крепко сомневался, что ведьма не соврала. Может попросту спровадить решила. Не зря ж она ажно сбледнула, когда его рядом с дочкой за столом застала!
– И эта ещё издевается! Прутик дала! Тьфу!
Хотелось зашвырнуть его подальше со злости. Рьян хлестнул веткой воздух, представляя, как учит уму-разуму вредных баб, и едва не упал навзничь. Прут ожил да так рванул его в сторону, что попробуй удержись!
– Ах ты погань колдовская!
Молодец вцепился в хворостину двумя руками – не выронить бы! А та всё тянула в колючие заросли шиповника. Шагнёшь не в том направлении – извивается и жалит, ровно змея!
– Да что ты?! Я только обойду!
Но обойти прут тоже не давал – вёл в самые колючки.
– Стой ты! Стой, скотина упрямая!
Ветка оплела запястье и уколола в нежную кожу у локтя. Рьян зашипел, принялся растирать больное место, а прут – прыг! – и уже на земле! Ползёт, точно живой, меж сухих трав, тревожит рыжие листья! Тут уже колючки-не колючки – не потерять бы из виду!
Рьян с треском ломанулся в заросли. Бегал он хорошо, но поди поспей за ведьмовским оберегом. Тут уже не уследишь, куда ступаешь и чем пачкаешься. Вспугнутая грохотом лосиха проводила молодца задумчивым взглядом, он и удивиться не успел. Так и вывалился из кустарников. Потный, грязный, тяжело дышащий, злой, как шатун! Каблуком втоптал мигом ставший безжизненным прут в грязь. Однако ж к роднику вышел. И, право слово, если и варить зелья на какой водице, так только на такой!
Чистейший, переливающийся, словно на дворе жаркое лето, а на небе ни облачка. Он брал начало в поросших мхом валунах, оглаживал их изгибы и с весёлым звоном падал вниз, в каменную чашу, как в подставленные ладони. Рьян замер, не решаясь приблизиться к чудесному месту – аж ведро из рук выпало. Впрочем, восхищения хватило ненадолго. Сбросив наваждение, он вспрыгнул на ближайший камень, едва не оскользнувшись, прошёлся по нему и наклонился напиться. Умылся, довольно крякая, а когда отнял ладони от лица, понял, что не один отыскал родник.
Напротив сидела девка. Да как сидела! Рубашонка мокрая, всё тело облепила – видать каждый изгиб, каждую складочку. Девка запрокинула голову, показывая шею, провела ногтем по ключице.
– Звиняй, славница, что помешал. Водицы наберу и пойду.
Рьян не смутился и не покраснел. Видал он девок. И одетых, и голых. И таких вот, призывно грудями покачивающих, на локти откидывающихся, видал тоже. Обыкновенно, правда, не спешил с ними распрощаться.
– Что ж ты стоишь, молодец? Неужто я не хороша?
Рьян с сожалением цокнул.
– Хороша, хороша. Не обессудь, не до тебя нынче.
И только подставил ведро источнику, как девка вдруг завизжала и кинулась на него. Проклятый не удержался на скользком, упал, выронив ведёрко. Полетели брызги. И кто бы знал, что хиленький родничок так глубок! Вроде ручей ручьём, а молодца целиком укрыл!
Девка мигом запрыгнула на него верхом и придавила грудь.
– А коли хороша, то ты тут со мною и останешься!
Острые ногти прорезали рубашку, вода исказила лик. Теперь не красавица приманивала Рьяна, а бледная тётка с перекошенным зубастым ртом топила его.
Ледяная водица сковала руки-ноги, вместо воздуха в нос полилась погибель. Но и Рьян не первый день на свете жил. Всю силу духа приложил, чтобы не дать себе трепыхаться. Замер, расслабился. Девка ослабила хватку, а он – ап! – и высвободился. Но вылезти из родника нечисть ему не дала. Пальцы её скрючились, шея вытянулась, глаза замерли, как у рыбы дохлой. Так она и пошла на него – мертвянка.
Недолго думая, парень подхватил ведёрко, размахнулся и шарахнул ей по уху. Девка не увернулась. Шея жутко захрустела, голова склонилась на бок так сильно, как не бывает у живых. Но нечисть того и не заметила.
– Мой будешь! Здесь останешься! Ласкать тебя стану!
– Прости, славница! Мне как-то больше живые по вкусу.
Рьян нахлобучил ведро ей на голову и пнул в живот – уродина раскинула руки и упала в родник. Но прежде, чем коснуться воды, сама стала водою и осыпалась вниз уже каплями. Только ведро осталось в каменной чаше. Выловить бы его да убраться поскорее…
Но, стоило молодцу наклониться, как утопница выросла у него за спиной. Обхватила за пояс, коснулась губами шеи – точно ледышку за шиворот кинули!
– Куда же ты, любый?
Зубы коснулись кожи, запах сырой земли обдал Рьяна… Всё?
Вот ещё!
Видно, этот рыжий богам мил.
Мертвянка отшатнулась от него, заскулила, на четвереньках побежала к камням прятаться.
– Тьфу! Тьфу! Дымом пахнет! Поди прочь, дымный! Тьфу на тебя!
Рьян сглотнул слюну пересохшим ртом. Не отводя от утопницы взгляда, достал ведро, зачерпнул воды и медленно попятился от источника.
Когда звон воды стих, а мокрая рубаха начала вновь ощущаться на теле, дрожащей рукой пригладил волосы.
– Вот тебе и перепекла, как хворого младенца, – пробормотал он.
***
На том указания старухи не закончились. Для колдовского зелья ей нужны были и водица особая, и коренья, которые Рьян непременно сам должен был собрать, и времени куда больше, чем хотелось бы.
Но молодец оказался не прочь лишний раз зайти в избу к ведьмам. Хотя бы и для того, чтобы отблагодарить лесную госпожу за спасение. А что нарочно подгадал для того время, когда Зорка из избы уйдёт, так то просто чтоб не злить бабку лишний раз.
Денёк, когда он снова наведался в чащу, выдался погожий. Самое то, чтобы по ельничку прогуляться. Солнце ярко прощально сияло сквозь облезлые ветки, даже мошкара какая-то сновала, точно невдомёк ей, что вот-вот снег выпадет. Сухие травы шуршали под ногами, так и тянуло прилечь да понежиться, вдыхая их пряный дух, а там и ко сну можно готовиться. Рьян помотал головой: не его это желание! Он Срединный лес с самого детства не любил, а уж в траве кататься и вовсе никогда не думал. Проклятье росло… Не ровен час, от того, кем молодец родился, и вовсе ничего не останется…
С такими невесёлыми думами и зашёл он во двор. Показалось, что в чёрных глазницах коровьих черепов мелькнул огонёк, царапнул внимательным пытливым взглядом. Показалось. Наверное.
– Избушка, впусти, сделай милость! – привычно обратился он к слепой стене хаты.
В ответ раздался задорный смех.
– Не впускай, не впускай! Мне матушка велела пришлых молодцев в хату не приглашать! – В окошко выглянула Йага. Она подперла ладонью подбородок и хитро подмигнула. – Поэтому так говори. Чего пришёл?
Рьян залюбовался. В рамке почерневших от времени резных наличников, под медовыми солнечными лучами, в ярком красном сарафане сидела истинная дочь леса. На подоконник она поставила корзинку с мухоморами и принялась чистить их маленьким ножичком, дескать, я тут делом занята. Ловкие пальцы споро убирали листья, обрезали корешки, скидывали слизней, где попадались. Горячие пальцы – Рьян то хорошо помнил.
– Да вот… Два слова молвить зашёл.
Слова давались нелегко. Не привык северянин спасибо говорить, как не привык и к тому, что ему помогали за просто так.
– Что же?
Вот же колдовка! Ещё допытывается! Рыжий процедил:
– Я когда за водицей ходил…
– Купаться-то? – не преминула поддеть его ведьма.
– Не купаться. Чуть не потоп я. Там… нечисть была.
– И что же?
Говорила девка вроде от сердца, а глаза поблёскивали хитро: сама же всё знаешь, что мучаешь?!
– Ну и сожрала бы, кабы ты меня прежде в печь не сунула! – рявкнул бедняга.
– А-а-а-а. Ну да, сожрала бы. Я ж тебя от нелюдьев и перепекла. Так сказать-то что?
Сказать хотелось много чего, да всё не для девкиных ушей. А она ещё и издевалась, ресницами хлопала! Что же, поклоны бить ей теперь? Пока Рьян думал, ведьма подвязала волосы шнурком, чтоб не мешали, открыла уши.
– А это у тебя что?
В ушах покачивались два птичьих черепа.
Йага не на шутку смутилась.
– Это… серьги.
– Это ж черепа!
– Ага, вороньи. В лесу нашла и… – Девка запнулась. А как не запнёшься, когда на тебя глядят ошалело и рот разевают. Она неуверенно докончила: – Думала, как у тебя будут.
Молодец с трудом отвёл взгляд от белеющих костей. Ведьма она и есть ведьма. Ну черепа. Подумаешь! У всякого народа свои украшения. Зато теперича ясно, как спасибо сказать да не унизиться при этом!
Он подпрыгнул, цепляясь кончиками пальцев за подоконник, легко подтянулся и сел в оконном проёме. Йага потеснилась, но не отпрянула.
– Вот что, – сказал рыжий, – собирайся-ка ты да пойдём на торг.
– Куда?
– На торг. Нормальные серьги тебе купим.
И вот теперь-то ведьма отстранилась. Рассеянно коснулась своего чудного украшения, потупилась.
– Не могу.
– Отчего же? Подарок тебе будет. Разве вам с бабкой подарков за колдовско не приносят?
– Приносят, – едва слышно прошептала она. – То-то и оно. Сами приносят…
– Так вам, бабам, не угодишь! Принесу, скажешь, не то…
Рьян сам себя оборвал. Йага надулась, отошла от окошка, отвернулась, перебирая пучки сухих травок, развешанные на стенах. И так плечи её опустились, так вся ладная фигурка занемела, что и до мужика дойдёт.
– Ты никогда не была в селении?
Йага спрятала лицо в ладонях: не то стыдилась, не то горевала. Рьян хотел было подойти утешить, но не решился.
– Матушка не велит, – тихонько призналась девка.
– Так ты что у неё, взаперти?
– Нет! – Вскочила, горячо замахала. – Нет! Матушка ничего мне не воспрещает! Просто… просит. От людей беды одни…
– Не от людей, а от баб, – поправил молодец. – И что же ты, ни разу её наказ не нарушала?
– Нет, что ты! Я в роще бываю. Часто. На охотников смотрю. И девки по весне ходят песни петь, а я из зарослей подпеваю!
Рьян пальцами зачесал назад волосы, едва не выдрав их от досады. Вот же связался! Теперь просто откупиться от ведьмы не получится. Не бросишь же эту дурёху у бабки под понёвой!
– И что, до старости тут сидеть будешь?
Лохматая нитка не выдержала, оборвалась. В руках у Йаги остался пучок сухой крапивы.
– Матушка любит меня. Беспокоится. Как её расстроить?
– А как тебя расстраивать, так можно? Неужто тебе по сердцу без людей, без подружек в глуши?!
– Есть у меня подружки… Белки, жабы, зайцы…
– Угу, подружки есть, а ума нет. Собирайся, говорю. Хоть раз поглядишь, как люди живут. Ничего твоя старуха не дознается.
Ведьма замахнулась на него крапивой.
– Это так-то ты ей платишь за доброту и за то, что она зелье тебе сварить обещала?
– Это так я тебе плачу. Присмотрел бы, чтоб ничего не случилось. Ты ж всё одно рано или поздно пойдёшь к селу, не утерпишь. А под охраной оно всяко спокойнее. – Рьян плутовски сощурился. – Но коли не хочешь, силком не потащу. Бывай, Йага!
Примерился уже спрыгнуть наземь, но девка метнулась к нему и вцепилась в рубашку. Мухоморы так и покатились с подоконника на пол.
– А точно присмотришь?
Рьян взял ведьму за горячие пальцы и пообещал:
– Зубы выбью тому, кто обидеть помыслит.
