Не раз святитель был обманут людьми. В Письмах Посланных мы находим письмо к такому человеку, воспользовавшемуся его гостеприимством и доверием (Письмо 14). «Он, Преосвященный, верите ли, такие имел свойства души, что когда его ругали, поносили, порочили и клеветали, он только горько плакивал о таковых; сожалея об них, он виновником всего поставлял врага Божия и христианского, диавола. А когда кто из таковых, очувствовавшись, с признанием виновности своей просилу него прощения, то, бывало, обымет его с радостными слезами, целует его и прощает от сердца, любовию наполненного»[27] – пишет его келейник Иван Ефимов. Эта его кротость тем удивительнее, что, по свидетельству современников, святитель по природе своей был горячим и раздражительным и в первое время строго наказывал келейников за малейшую провинность. Ему нелегко было переломить эти свойства своего характера, но впоследствии он был готов сам просить прощения у всякого даже за справедливо сделанное замечание, если оно казалось обидным. «Себя убо самого победить – добродетельно есть и похвально и славно. В сем весь подвиг христианский состоит» – пишет он в письме о смысле самоотречения во имя Христа (Письма Келейные, 119). Так смирением себя и болезнованием о ближних преодолевался им мир с его страстями и недугами.
«О Боже, в Котором все! Пусть меня оставят вси до единого; токмо Ты мене не остави!»
(Письма Посланные, 18)
Необычайная чуткость к тончайшим проявлениям духовной стороны жизни и душевная открытость стали для святителя и мукой, и орудием победы. Человек мятущейся души, весьма подвижный к чувствам, искренний и требовательный к себе до конца, он страдал приступами глубокого уныния, причиной которого, как видим из писем, было прежде всего ощущение своего недостоинства пред очами Божиими, страх не услышать во время гласа Божия и не дойти до вожделенного Отечества. Об этой его «безбытной обнаженности души»[28] свидетельствуют воспоминания келейников. Мало кто рассказывал о своих внутренних муках и искушениях, о безволии и унынии с такой откровенностью, как святитель Тихон. В такие минуты безотчетной скорби ему казалось, что Господь оставляет его, сердце каменеет и все погружается в непроглядный мрак. «Я и сам тоежде и в себе чувствовал, и ныне часто чувствую, от чего бывает страх и ужас и тоска; и на других тоежде примечаю: убо не одному тебе тое случается, – пишет он человеку, который просит совета в преодолении тяжелого греха – отчаяния. – Но спасения о Христе не отчаиваюсь и чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века, как в Символе читаем…» (Письма Посланные, 23).
Порою внутренняя тягота не позволяла ему по несколько дней выйти из келии, а иногда пустота, поселившаяся в душе, заставляла буквально физически бежать от тоски: «Не знаю, куда себя девать, братец…»[29]. Он стремился уехать из Задонска в какое-либо уединенное место – в Липовку – имение помещика Бехтеева, в Толшевский монастырь… И всегда молится Богу. «Кто может печального утешить, кроме Бога?.. От Бога надобно искать утешения. Ищется же молитвою усердною» (Письма Посланные, 28). Из стихов любимой им Псалтири он даже составил особый канон. Святитель взывал к Богу со слезами сыновнего чувства, умоляя, словно своего Родного Отца: «Господи, пощади! Кормилец, помилуй!». «…От воображения двоякой вечности нередко слышны были во уединенной келии его вопль и рыдание, с произношением гласного моления тако: “Помилуй, Господи! Пощади, Господи! Потерпи, Благосте наша, грехам нашим!”. И слышим был плач, аки плач друга о лишении умершего друга»[30]. «Замечательно и то, – пишет его келейник Василий Чеботарев, – как велика и горяча была его любовь к Богу. Он редко вкушал без умилительных слез, а паче, когда читали книгу Исаии пророка. Иногда прикажет: “Паки читай сию же главу”; сам, положа ложку, начнет плакать…»[31]. Иногда он спрашивал читающего, понимает ли тот читаемое, и сам объяснял ему. И Господь всегда был близ и не допускал его до отчаяния. Вся повседневная жизнь святителя исполнена духовных знаков. В решающие и самые тяжелые моменты своего пути он удостаивался прозрения будущего и созерцаний, укреплявших и утешавших его. Читая воспоминания о нем современников, понимаешь, что даже художественные приемы в его творениях – символическое изображение проявлений земной жизни как тени мира духовного – исполнены реального смысла в его собственной судьбе.
Оба келейника с его слов повествуют о видении отверстых небес, которое еще с юности укрепило его в стремлении к уединенной жизни как к единственному верному для него пути; в бытность его уже на покое в Задонском монастыре он удостоился посещения Божией Матери, от Которой получил уверение на свою просьбу – чтобы один из его друзей не отлучался от него до смерти; в Толшевском монастыре по молитве ему было показано уготованное для верующих блаженство: «… небо как бы отверзлось, и воссиял свет, озаривший весь монастырь, и слышен был голос: “Виждь уготованное любящим Бога”». Святитель пал на землю и, когда видение кончилось, от страха и благодатного трепета едва мог доползти до келии[32]. «Поверь, возлюбленне, что человек чрез весь век страдать восхотел бы, ежели бы нужда была, только чтобы оного блаженства не лишиться, ежели бы хотя частицу оного увидел. Так оно велико, так красно, так сладко!» (Письма Келейные, 16).
И дар слова – дар Божий. Он писал или диктовал всегда по вдохновению, по наитию. Его келейник Иван Ефимов рассказывает: «Как я от уст его слыхал, да и по моему замечанию, когда что-либо я писывал у него, слово его столь иногда скоротечно из уст его проистекало, что я не успевал писать. А когда не столь Дух Святый в нем действовал, то от пространных его мыслей или от задумчивости отсылал он меня в свою келию, а сам, став на колена, а иногда крестообразно распростерт, маливался со слезами Богу о ниспослании Вседействующего. Призвав же паки меня, начнет говорить так пространно, что я не успевал иногда рукою водить пера»[33].
Святитель часто обращается к размышлению о Страстях Христовых и учит своих читателей воскрешать в воображении страдания, принятые Господом за человека, и тем поддерживать в себе дух покаяния. Его келейник пишет: «Он великий был Страстей Спасителевых любитель, и не точию умозрительно, но все почти Страсти Его святые были изображены у него на картинах». Однажды в 1770 году, когда он писал книгу «О истинном христианстве», будучи в глубоком размышлении о Страданиях Христа Сына Божия, он увидел с той картины, как с горы Голгофы, с самого Креста идущего к нему Христа, «всего ураненного, всего уязвленного, умученного, окровавлена. От великой чудного такового видения радости и соболезнования сердечного бросившись к Спасителевым ногам, с тем чтобы облобызать их, выговорил он гласно слова такие: “И Ты ли, Спасителю мой, ко мне идеши?” – чувствуя себя аки у ног Спасителевых. От того часа он еще более начал углубляться в размышление о страданиях Его и об искуплении рода человеческого»[34].
В этом восхищении к Голгофе многие исследователи жизни святителя видят западные черты. «Мистика святителя Тихона иногда приближается к западной, но, по существу, она вся светится тем, что присуще восточно-христианской мистике», – пишет протоиерей В. Зеньковский[35]. Его видения – это созерцание Христова света в мире, это зримое проникновение мира горнего в сей дольний, свидетельство действительности того, о чем свидетельствует святитель в своих писаниях. «Во всем этом уже чувствуется свобода церковного сознания от плена миру, – это уже путь духовного делания в мире, путь к преображению (а не к освящению) мира»[36].
«Блажен, кто бдит и ожидает часа смертного!»
(Письма Посланные, 45)
Святитель помнил о смерти всегда и советовал другим держать в памяти неизбежный конец. «У него всегда первые мысли и разговоры были о смерти, для чего и написана была у него картина, на которой изображен сединами украшенный старец, лежащий во гробе, в черном одеянии; картина прибита была на стене у ног его; тут же у кровати стоял аналойчик деревянный, на котором лежали книги»[37]. В своих творениях святитель смертью поверяет все человеческие дела, которые в свете вечности являют свою истинную ценность. «Тебе гроб готовится един и земли только на сажень: куды слава и честь твоя снисканная подевается? Кончится все, как и житие твое. Внегда умрети ему, не возмет вся, ниже снидет с ним слава его (Пс. 48, 18). Почто же тое искать, что ничто же есть противу спасения, и почто за тем гоняться, что, как тень, от нас отходит? Пришлецы и странники есмы на земли чужой. Отечество наше не здесь, о христиане!» (Письма Посланные, 11).
Он готовился к смерти. Готовился всю жизнь. «Будь убо на пути всегда таков, каков при конце хочешь быть, и блажен будешь!» (Письма Посланные, 15 и др.) – постоянно напоминает он и своим читателям. Последние три года он жил в совершенном затворе. По усердным молитвам святителя Господь открыл ему день его кончины: «В день недельный»[38]. Так и произошло. Его исход совершился в воскресенье, 13 августа 1783 года, в присутствии самых близких ему людей. В духовном завещании, написанном за полтора года до кончины, святитель, распоряжаясь о своем погребении, просил облачить его в простую монашескую одежду и во гробе, заготовленном за несколько лет до того им самим, похоронить под камнем близ папертного порога, «с тем дабы чрез тот положенный над телом его камень всяк ходил, идучи в церковь на молитвословие»[39]. И по своей кончине святитель желал устраниться от славы и чести людской, вернуться к Небесному Отцу «не оскверненным любовью мира сего» (Письма Келейные, 30). Эта просьба его в конечном итоге выполнена не была: почитая усопшего архипастыря как великого угодника Божия, его последователь епископ Тихон III распорядился похоронить святителя в архиерейском облачении из соборной ризницы под алтарем храма в Задонском монастыре. Перед последним целованием при гробе его было прочитано прощальное слово святителя – «малое письмецо», которым начиналось его завещание. Как радостный вздох усталого странника, стоящего у цели своего долгого и утомительного путешествия, звучат его слова: «Слава Богу, яко показал мне путь к вечному блаженству! Путь же есть Иисус Христос, Сын Божий, Который о Себе глаголет: Аз есмь Путь, Истина и Живот» (Ин. 14, 6).
Не без Промысла Божия прощальное слово святителя Тихона помещается с 1889 года как завершающее в публикациях его писем. Оно свидетельствует о том, что в любое время можно жить в духе подлинного христианства. Святитель неуклонно следовал по пути, проповеданному им своим слушателям и читателям, среди которых теперь и мы. Это и к нам обращен его призыв «Спасайся!», которым он заканчивает все свои послания. И каждому из нас так необходимо слово опытного и любящего сердца – того, кто не пренебрег голосом своей души и, странствуя по нашей скорбной земле, не растратил напрасно данное ему время, собрав от мира духовные плоды живой веры.
В основу настоящей публикации Писем святителя Тихона положено пятое издание его творений[40], источником для которого послужили в свое время подлинные рукописи святителя и его келейника Ивана Ефимова, писавшего под его диктовку. В подлиннике у писем не было заглавий, они составлены при первой публикации в 1784 году (СПб.). Как отмечено в издании 1889 года, заглавия эти не только не отличались «выдержанностью и ясностью слова святителя, но, по местам, очень странны и неудачны», в связи с чем в последующих изданиях письма были напечатаны без заглавий, «взамен которых слова и выражения, обозначающие главную тему того или другого письма, отмечены курсивным шрифтом». В настоящем издании мы, следуя практике первых публикаторов, решились предпослать письмам новые заголовки на современном русском языке, обозначающие главную тему писем, оставляя при этом также и курсивное выделение ключевых слов и выражений, принятое публикаторами предыдущих изданий. Надеемся, что это позволит современному читателю лучше ориентироваться в эпистолярном наследии святителя.
При редактуре текста публикаторы стремились максимально бережно относиться к оригиналу, сохранить особенности авторского стиля, отличающегося смешением церковнославянских форм и диалектной лексики на фоне грамматического строя современного ему литературного языка. Редакторская правка, в основном, коснулась пунктуации, которая приближена к современной. Проведена унификация написания слов с прописной или строчной буквы, а также некоторых грамматических форм отдельных слов, не унифицированных в издании-оригинале; приведены к современному написанию окончания форм родит, падежа ед. числа прилагательных (например, «красного» вместо «красного»), устранена омонимия форм вин. и дат. падежей личных местоимений, возникающая вследствие отсутствия в современном алфавите буквы «ять» (напр., вин. падеж «тебя» вместо «тебо»), устаревшая форма вопросительного метоимения («чим» на «чем») и т. п.
В постраничные примечания вынесены отсылки к цитатам из книг Священного Писания, а также принадлежащий редактору данного издания перевод слов и выражений, которые меняют свое значение в зависимости от контекста и синтаксической конструкции, и исторические комментарии. Книга снабжена словарем трудных для понимания современным читателем архаичных и церковнославянских слов, которые встречаются в письмах святителя.
В. Кисель
В нынешний день великий, не имея более чем тебя поздравить, как всемирною радостию, – тою тебя поздравляю. Какая она есть? Сын Божий пришел грешников спасти. Радуйтеся, грешники! Бог и Господь наш пришел ради нас в мир, спасти нас. Велия благочестия тайна: Бог во плоти явися![41] Царь Небесный на земле явился, и Неприступный Херувимам с человеками пожил. О, благости и человеколюбия несказанного явившегося Господа![42] О, блаженства тех, ради которых Бог и Господь их пришел и явился им! Блажени очи, видевшии Бога во плоти, и уши, слышавший божественныя словеса Его, чего многии пророцы[43] хотели видети, и не видели; и слышати, и не слышали![44] Блажени и мы: хотя сими грешными глазами не видим Его и сими ушами не слышим пресладкого гласа Его, но веруем Пришествию Его. Паче же блажени не видевшии и веровавше[45]. Блажени мы, яко ради нас Бог наш к нам пришел, Бог, уподобився человекам, к человекам пришел, и пришел ради человеков. Он пришел грешники спасти: то и нас, ибо и мы от грешников есмы [46]. Он пришел взыскати погибших: то и нас, понеже и мы есмы от погибших. Благословен Бог, Который пришел грешников спасти и погибших взыскати. Открыли нам сие сокровище спасения самовидцы, которые видели Его, и слышали Его, и беседовали с Ним, и жили и обращалися[47]с Ним, и осязали Его, и яли[48] и пили с Ним, и пребывали в напасти с Ним, слышали проповедающего Святое Его Евангелие и Царствие Небесное; видели по земли ходящего и от града во град и от веси в весь преходящего, утруждающегося, чудодействующего, прокаженныя очищающего, слепыя просвещающего, мертвыя воскрешающего[49] и прочия вышеестественныя дела творящего; видели за спасение наше страждущего, умирающего, и умершего, и погребенного, и воскресшего из мертвых, и возносящегося на небо видели. Сии самовидцы согласно нам проповедали: Еже исперва, еже слышахом, еже видехом очима катима, еже узрехом, и руки наша осязаша, о Словеси животнем; и живот явися, и видехом, и свидетельствуем, и возвещаем вам живот вечный, иже бе у Отца, и явися нам: еже видехом и слышахом, поведаем вам[50]. И паки: Не ухищренным бо баснем последовавше, сказуем вам силу и Пришествие Господа нашего Иисуса Христа, но самовидцы бывше величествия Онаго. Приеме бо от Бога Отца честь и славу, гласу пришедшу к Нему такову от велелепныя славы: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже Аз благоизволих. И сей глас мы слышахом с небесе сшедш, с Ним суще на горе святей[51]. Истину сию самовидцы и достовернии свидетели тоя[52] не только словом и чудесами и различными знамениями, но и кровию своею, и различным страданием и смертию своею утвердить не усумнелися. Верно слово и всякаго приятия достойно[53], которое не един, не два, не три, но многии самовидцы согласно проповедали, и не токмо проповедали, но и знаменьми и чудесами подтвердили, и крови и душ своих не пощадили. Рассуждай сие, брате[54], в сем поучайся, в сем стой, мужайся, крепися, и хульникам и безбожным, которых уже немало является, заграждай уста, и молися, да Бога, явившегося во плоти нас ради, не видяще, всем сердцем возлюбим и, на Него же ныне не зряще, верующе же, возрадуемся радостию неизглаголанною и прославленною: приемлюще кончину вере нашей, спасение душам[55].
Спасайся!
Истинно и праведно ты отвещаешь, что великое человеколюбие Божие есть, что Он Сам пришел взыскати[56] и спасти[57] человека. Зде можем праведно возгласите оное Псаломника слово: Господи, что есть человек, яко познался еси ему, или сын человечь, яко вменяеши его [58] Дивное создание Божие – человек! Создан не так, как прочие вещи; о всех вещах написано: рече Бог, и быта; повеле, и создашася[59]. О человеке не тако: но что? – Сотворим человека. Тако Триипостасный Бог советовал, аки[60] некое великое дело имея сотворить[61]. Бог глаголал: Сотворим человека. Какого человека? По образу Нашему и по подобию сотворим[62]. Великою и высокою честию почтен был человек от Создателя своего в создании, так что высшая быть не может. Вси твари суть свидетели всемогущества и премудрости Божией, но человек, кроме того, образом Божиим почтен и особенным советом Его сотворен. Познаем, брате, первобытное наше благородие, достоинство и преимущество. Когда сие дивное создание Божие лукавством змииным и своим преслушанием обесчестилось и погибло, – чего оплакать не можем, – благость Божия паки явилася на нем, паки почтила его чудесно, паки превознесла его. Как? Сам Бог, Создатель его, пришел взыскати и спасти его. Не послал Ангела или Архангела, но Сам вступил в дело сие, Сам в плоть человеческую облекся, и на земле пожил, и пострадал и умер за человека. Видишь благость Божию, видишь и достоинство человека. Сам Бог ради его погибшего пришел, так что чем более обесчестился человек хитростию змииною, тем более паки почтен и превознесен от Создателя своего. Слава Богу, благоволившему тако! Слава Богу, пришедшему спасти нас! Буди слава Господня во веки! Поклонимся Богу, пришедшему спасти нас, грешных, и истинною верою и благодарным сердцем почтим Его: обратимся от твари к Творцу нашему и от суетного мира к Богу нашему, и возлюбим Его, и поищем Его, и поработаем Ему чистым сердцем, да не явимся неблагодарни.
Спасайся.
К непостижимому человеколюбию Сына Божия и к высокой чести рода человеческого и тое надлежит, что Апостол написал: Не от Ангел бо воистину приемлет, но от Семене Авраамля приемлет\ То есть Сын Божий, хотя нас спасти, сотворился плоть от плоти нашей и кость от костей наших; уподобился нам во всем, кроме греха; Сын Божий Сыном Человеческим и Бог непременный Человеком стался. Откуду видим во Святом Евангелии Его, что Он Себя
Сыном Человеческим многажды называл от любви к нам и смирения; который ради вины1 не стыдится братиею нарицати человеков, глаголя: Возвещу имя Твое братии Моей[63] [64]. Сего ради и Бога, Отца Своего Небесного, сотворил нашим Отцом, и Отцом Его нарицати повелел, глаголя: сиие молитеся: Отче наш, Иже еси на небесех[65]. И по воскресении глаголал ученикам: восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему[66]. Слава Богу, так высоко почтившему нас, недостойных! Слава Сыну Божию, уподобившемуся нам ради нас! Почтим убо и мы почтившего нас Господа, да и вечныя от Него чести сподобимся благодатию Его.
Спасайся.
Видел ты, как человек от Бога почтен: знай точно, что человек, тако от Бога почтенный, который бесстрашно закон Его святый нарушает, бесчестит Бога, по свидетельству Апостола: преступлением закона Бога безчествуеши[67]. Слово сие сказано иудеям беззаконным, но ныне приличествует оно христианам, которые на место иудеев вступили, и закон Божий взяли, и познанием Бога хвалятся, но закон Его святый бесстыдно и бесстрашно нарушать не сомнятся. Сего ради постигнет их гнев Божий, когда[68] истинно к Богу не обратятся. о, когда бы человек рассуждал, како его Бог почтил и како он Бога почтившего бесчестит, – непрестанно бы воздыхал, плакал и рыдал. Но ослепленный не видит сего. Отца своего по плоти оскорбит – и сетует о сем, плачет и рыдает часто, но Бога, Создателя своего, непрестанно оскорбляет и прогневляет – и не чувствует сего. Берегись, возлюбленне, сего нечувствия и… о мне молись.
Спасайся.