Сергей Цветков
Узники Тауэра
Пороховой заговор
Заговор патеров был всего лишь эпизодом в целой серии интриг, известных в истории под названием англоиспанского заговора. Этот заговор существовал в течение многих лет и проявлялся в различных видах и формах. Он созрел в испанской голове и осуществлялся английскими руками. Первая мысль о нем возникла в кабинете Филиппа III, подготовлен он был иезуитами в английских эмигрантских коллегиях Дуэ и Вальядолида и приведен в действие джентльменами из лондонских предместий и графств Средней Англии. Целью этого великого заговора было подчинение Англии испанской политике.
Пороховой заговор был самым громким делом в царствование Якова I.
Около полудня одного мрачного ноябрьского дня 1605 года несколько очень знатных лиц явились из Уайтхолла в Тауэр. Сэр Уильям Ваад встретил их у ворот, но его едва удостоили приветствием. По всему было видно, что сановники прибыли по весьма важному делу. Они прошли в Наместничий дом и приступили к допросу узника, доставленного в Тауэр накануне. Дело, которое они расследовали, на вечные времена закрепило за комнатой Наместничьего дома, где происходил допрос, название Комнаты Порохового заговора.
Эти знатные лица были: Роберт Сесил, граф Солсбери, государственный секретарь Англии; Чарльз Блаунт, граф Ноттингем, лорд-адмирал; Чарльз Говард, граф Девон, лорд – наместник Ирландии, и Генри Говард, лорд Нортгамптон, лорд – хранитель печати.
Сесил представил сопровождавшим его лордам бумагу, писанную в этот же день (6 ноября, четверг) от начала до конца рукой самого короля. Яков приказывал им допросить одного узника, содержавшегося в Тауэре, и добиться истины любыми средствами.
Человек, которого следовало допросить, был схвачен в предыдущую ночь при весьма необычных обстоятельствах: он начинял здание палаты лордов порохом. Доставленный той же ночью в Уайтхолл и допрошенный лично Яковом, он с удивительной откровенностью заявил, что намеревался взорвать короля, королеву, королевских советников, судей и всех главных лиц при дворе. На вопрос о его имени он назвал себя Джоном Джонсоном, бедным слугой, состоящим на службе у сэра Томаса Перси. Вообще он легко отвечал на любые вопросы, и, казалось, бравировал презрением к смерти. При обыске у него нашли письмо на французском языке. Оно было написано некой Елизаветой Вокс и адресовано Гвидо Фоксу. Следователи заподозрили, что, несмотря на видимую смелость и откровенность, узник скрывает свое настоящее имя.
Однако этот человек с лихорадочно горящими глазами и дикой, зловещей улыбкой стоял перед четырьмя лордами и по-прежнему отвечал им так беспечно, будто шутил с кабацкими товарищами, а когда его уличали во лжи, только смеялся в ответ. «Он так мало испуган, – писал Сесил в отчете о допросе, – как если б его взяли за простой разбой на большой дороге». Дело его было проиграно, впереди его ждали темница, пытка, виселица и рев разъяренной толпы, и, однако, узник не выказывал ни малейших признаков беспокойства. Ваад, пришедший за ним, чтобы вести на допрос, застал его спящим на соломе, «как человек, не имеющий других забот». Лордам было ясно, что они столкнулись с религиозным фанатиком.
В королевском приказе, оглашенном Сесилем, содержались шестнадцать вопросов, на которые надлежало получить ответ у арестованного. Все они были по порядку предложены узнику, а его ответы аккуратно записаны. Его зовут Джонсоном; он родился в Нидерландах; отца его звали Томасом, а мать – Юдифью; ему тридцать восемь лет от роду; он жил в Йоркшире, Кембридже и в других местах; у него была ферма, приносившая тридцать фунтов в год; раны на его груди происходят от болезни; он ни у кого не служил, кроме Перси; его господин снял дом, возле которого его арестовали, прошлым летом, а он носил туда порох; по-французски он научился говорить в Англии, а усовершенствовался за границей; письмо, найденное при нем, писано одной благородной дамой во Фландрии, она называет его Фоксом, потому что он сам так ей представился; он воспитан в католической вере, а не новообращенный католик и т. д. Большинство этих ответов были ложью.
На другой день ему пригрозили пыткой, и он сделался правдивей, но только в том, что касалось лично его. Лорды выяснили, что его зовут Гвидо Фокс. Он родился в Йорке; отец оставил ему небольшое поместье, которое он прожил несколько лет назад. Он поступил к Перси под именем Джонсона, дал клятву на Часослове не выдавать товарищей и после клятвы принял святое причастие. Прочие заговорщики также связаны клятвой. Теперь он сожалеет о своем намерении, ибо видит, что Бог был против смерти короля.
Его подвергли пытке. Фокс храбрился, но не прошло и получаса, как секретари записали его первые показания. Он открыл, что заговор носил религиозный характер, описал подробно, как подводилась мина; затем он сделал более важные признания – назвал имена и адреса. Когда ему дали подписать протокол, он взял перо, но дрожавшая рука отказалась повиноваться ему. Он только с трудом вывел: «Гвидо».
Начались аресты, постепенно прояснявшие картину заговора. И вот что следователям удалось вырвать жестокими пытками из уст арестованных.
Заговорщики начали действовать в последние месяцы царствования Елизаветы. Заговор возглавлял Генри Гарнет, префект английских иезуитов. Его подчиненные не находили нужным скрывать, что отец Гарнет весьма неравнодушен к женщинам и вину. Он был хорошим лингвистом, искусным богословом, но, прежде всего, английская жизнь сделала его великолепным артистом и конспиратором. Этот дородный, почти квадратный человек средних лет, с испитым лицом был известен под несколькими именами: во Фландрии он был отцом Грином, отцом Вэйтли и отцом Робертсом, в Англии – отцом Гарнетом, отцом Дарси, мистером Фармером и мистером Мизом. У него было столько же жилищ, сколько имен. Большую часть жизни он скрывался от королевских шпионов, менял маски и одежду. Сегодня он был богатым торговцем из Сити, завтра бедным солдатом, возвратившимся из похода, послезавтра кабацким завсегдатаем или пастором, преданным ее величеству королеве. Поэтому, хотя он и часто находился в подпитии, нельзя верить утверждению его врагов, что он никогда не бывал трезв.
Осторожный отец Гарнет предпочитал оставаться в тени. Непосредственное руководство заговором осуществлял Роберт Кэтсби – еще молодой джентльмен, красивый, высокого роста и хорошего воспитания. Он был вдовцом, давно интриговал против Елизаветы, так же, как и отец Гарнет, благодаря конспирации и переодеваниям прожил много жизней и в свои тридцать лет душой был разочарованный старик. В этом деле его, скорее всего, привлекали сильные ощущения. Помощником Кэтсби был католический фанатик Томас Уинтер.
Когда Яков I начал преследовать католиков, Рим отказался от идеи католического восстания, но Мадрид продолжал горячо отстаивать ее. Однако у Филиппа III не было ни флота, ни достаточной армии, чтобы поддержать заговорщиков. Что было делать в таких обстоятельствах? Заговорщики решили: надо убить короля. Для этого не требовалось иностранной помощи. Они вспомнили способ, при помощи которого мать Якова, Мария Стюарт, убрала его отца, лорда Дарнлея. Правда, здание палаты лордов было побольше Кирк-о'Филда. Но что с того? Босуэл употребил в дело двенадцать мешков с порохом, отчего им не заложить сто? Порох в то время был дешев, закладка мин считалась обычной военной практикой, и многие, даже не военные люди, были довольно близко знакомы с саперным ремеслом. С технической точки зрения такой способ устранения Якова был вполне приемлем. Все заговорщики некогда послужили солдатами (один из них, Джек Райт, даже считался лучшим бойцом на саблях своего времени). Кэтсби вызвал Томаса Уинтера и посвятил его в свой план.
– Это бьет в корень зла, – заметил Уинтер, – но если взрыв нам не удастся?
– Подрыв не может не удаться, если мы найдем человека, умеющего подводить мины, – ответил Кэтсби. При этом он упомянул имя Фокса, одного из заговорщиков. Фокс согласился, ему выправили паспорт на имя Джона Джонсона, и он принялся за дело.
На Парламентской площади, начинавшейся от пристани, стоял небольшой каменный флигель, который примыкал к покоям принца Уэльского, составлявшим часть палаты лордов, где находилось тронное место короля. Из подвалов этого флигеля заговорщики и решили подвести мину под своды палаты лордов.
Но как было завладеть этим зданием? Оно принадлежало казне и находилось в аренде у сэра Джона Уиньярда, одного из королевских телохранителей, который в свою очередь сдавал его внаем антиквару Генри Ферерсу. Этот человек был соседом одного из поместий Кэтсби, но как многие католики старой школы он ненавидел иезуитов, а Кэтсби был слишком хорошо известен именно как их способнейший ученик. Нечего было и думать посвящать антиквара в планы заговорщиков. Чтобы уговорить Ферерса сдать дом внаем, следовало найти человека с незапятнанной репутацией.
У Джека Райта был зять Томас Перси, показавшийся Кэтсби именно тем человеком, который, не вызывая подозрений, может нанять флигель. Перси был знатный джентльмен, королевский телохранитель на пенсии, веселый малый, тративший деньги и здоровье в чипсайдских тавернах. И вот изнуренный излишествами сорокапятилетний гуляка был найден иезуитами в домах разврата и доведен ими до осознания греховности своей нечестивой жизни. Отныне его радость состояла не в бутылке и ласках продажных красавиц, а в ежедневном умерщвлении плоти. Перси имел зубок на короля, который, по его мнению, выбросил его на свалку.
Подготовленный иезуитами Перси был приведен в дом Кэтсби. Начался осторожный разговор о том о сем.
– Ну, господа, – сказал Перси, – неужели мы будем только говорить и никогда не начнем действовать?
Тогда Кэтсби подвел его к окну, указал на видневшееся вдали здание палаты лордов и посвятил в заговор. Перси, не долго думая, дал свое согласие. Затем все заговорщики пошли на квартиру Фокса, находившуюся в глухом переулке у церкви святого Климента. Верхняя комната в его доме была превращена иезуитами в часовню, и там-то Кэтсби, Уинтер, Фокс, Перси и Райт дали клятву верности друг другу и общему делу на Часослове и приняли причастие из рук отца Джерарда.
Перси удалось уладить все формальности с наймом флигеля, и Фокс под именем Джонсона поселился там.
Теперь только каменная стена в каких-нибудь двадцать футов отделяла заговорщиков от сводов палаты лордов, над которыми возвышался королевский трон. Но флигель был мал для того, чтобы хранить в нем порох, доски и все необходимые орудия. Для этой цели заговорщики использовали дом Кэтсби, стоявший на другом берегу Темзы. Вчетвером они днем заготавливали все необходимое – очередную порцию пороха и досок, – а ночью тайно перевозили груз через реку и складывали в дальнем конце пристани, близ Королевского моста; Фокс перетаскивал все это во флигель.
Потребовалось несколько месяцев напряженного труда, прежде чем Фокс мог приступить к закладке мины. К тому же постоянно возникали разные препятствия, а однажды заговор чуть не обнаружился. Парламентская сессия в то время была занята обсуждением законопроекта Якова I о превращении Англии и Шотландии в единое королевство – Великобританию. Был назначен комитет, для заседаний которого следовало очистить соседний флигель. Фокс и другие заговорщики пришли в ужасное отчаяние. Быстро убрать доски и вынести порох было невозможно, не привлекая внимания. Они просто оставили все так, как есть, и шестнадцать пэров в продолжение нескольких недель собирались и обсуждали вопрос о единстве двух государств, сидя над пороховым складом.
Наконец комиссия разошлась, и Фокс возобновил работу. Попутно он укрепил дом, чтобы в нем можно было продержаться несколько часов в случае нападения.
Когда приготовления были закончены, пятеро заговорщиков поздно ночью явились один за другим во флигель с карманами, набитыми пирожками и вареными яйцами. Они осторожно спустились в подвал, неся ломы и святую воду, и, окропив каменную стену, принялись долбить ее. Эта работа скоро изнурила их, и они позвали на помощь еще двух человек – Кея из Ламбета, негодяя, от которого отказался даже отец, и Кейта Райта, брата Джека. Но и всемером они ничего не могли поделать с каменной перегородкой. К тому же с другой стороны из-за нее доносился какой-то шум. Заговорщики долго не могли понять, что это за звуки. И вдруг их осенило: а что, если подвалы с другой стороны тоже сданы внаем?
Фокс был послан посмотреть, кто производит шум. За покоями принца он нашел огороженный двор. Несколько человек ходили по нему туда-сюда, появляясь через маленькую дверцу, которая, очевидно, вела в подземелье палаты лордов, и снова исчезая за ней. Расспросив их, Фокс узнал, что здесь производится продажа угля. Помещение арендовал некто Скинер, купец с Кинг-стрит.
Благодаря Бога за то, что Он позволил им вовремя заметить ошибку, заговорщики стали думать, как им переселиться на угольный склад. Выполнение этой задачи вновь взял на себя Перси. Скинер платил четыре фунта за аренду подземелья; Перси предложил пять, и подвал оказался в руках заговорщиков.
Новое помещение состояло из длинной анфилады подвалов с толстыми стенами и потолками, поддерживаемыми столбами и балками. Таким образом, теперь задача заговорщиков состояла лишь в том, чтобы перевезти сюда мешки с порохом. Это не потребовало много времени; привезенные мешки были спрятаны под кучами угля, щебня и битого стекла.
После этого Фокс отправился в Брюссель, к иезуитам, чтобы обеспечить поддержку планам заговорщиков со стороны иностранных дворов, прежде всего Мадрида и Рима. В детали заговора испанский король и Римский Папа не были посвящены. Между тем Кэтсби и Перси, как лица благородные, начали вербовать сторонников, которых можно было бы расставить в день покушения возле Тауэра, чтобы схватить тех членов королевской семьи и знатных сановников, которые останутся в живых после взрыва или не будут присутствовать на заседании парламента. Для вербовки нужны были деньги, и Кэтсби добывал их всеми правдами и неправдами. Одному знакомому джентльмену, сэру Стивену Литлтону, он объявил, что формирует отряд в триста кавалеристов для архиепископа Кентерберийского, и предложил дружище Стиву должность капитана в этом отряде; тот обещал собрать деньги и людей и быть готовым выступить по первому сигналу. Другая дойная корова – сквайр Амброзии Роквуд, имевший конный завод, – хотя и был воспитан в иезуитской коллегии, но никак не мог смириться с мыслью, что при взрыве погибнет множество ни в чем не повинных людей; Кэтсби солгал ему, что церковь благословила покушение, и намекнул, что против самого Амброзия, как тайного паписта, начато следствие. Испуганный Роквуд дал денег. Третий спонсор заговора – Эдвард Дигби, новообращенный католик и добрая душа, тоже сомневался относительно морального аспекта действий заговорщиков, но, убежденный и успокоенный своими духовными руководителями, раскрыл кошелек и пожертвовал полторы тысячи фунтов. Наконец еще две тысячи обещал дать Фрэнк Трешем, двоюродный брат Кэтсби.
Фокс вернулся с хорошими вестями: иностранные дворы пообещали посодействовать в обращении душ англичан к Богу. Он сразу отправился проведать подвал, а отец Гарнет и другие иезуиты выехали из Лондона, чтобы не компрометировать церковь участием в убийстве короля.
Все, что зависело от человеческой воли, было сделано: мина была заложена, фитиль подведен, и Фокс ждал только сигнала, чтобы запалить его. У Королевского моста качалась на привязи лодка, на которой Фокс надеялся успеть отъехать от берега, прежде чем прогремит взрыв. Ниже по реке стояло судно, готовое к отплытию. Парламентская сессия должна была открыться 5 ноября 1605 года, и этот день, по мнению заговорщиков, обещал стать знаменитым и славным в календаре английской католической церкви. К этому времени на лезвиях мечей заговорщиков были сделаны надписи духовного содержания, а на эфесах выгравировано изображение Страстей Господних.
У Кэтсби вызывал беспокойство только Фрэнк Трешем, который до сих пор еще не внес обещанные две тысячи фунтов. В том действительно произошла большая перемена. Недавно умер его отец, и Фрэнк сделался обладателем Раштон-холла, одного из лучших поместий Средней Англии. Теперь он весьма раскаивался в своей клятве на верность заговорщикам, так как она грозила лишить его громадного поместья, которое в случае раскрытия заговора было бы немедленно конфисковано.
Но существовало еще одно препятствие, о котором Кэтсби и не догадывался. Дело в том, что сэр Роберт Сесил знал о развитии заговора в каждом его фазисе благодаря своим агентам при иностранных дворах, куда обращались заговорщики. Это дело было так хорошо известно ему, что он даже вступил в переговоры с папским нунцием в Париже, готовым гарантировать личную безопасность короля при условии отмены уголовных законов против католиков и дарования свободы католического богослужения в Англии.
Политика Сесила состояла в том, чтобы не делать ничего минутой раньше, чем следует. Неожиданное раскрытие заговора, спасение королевской жизни, суд над преступниками и арест иезуитов доставили бы ему вечную благодарность Якова. И Сесил терпеливо ждал.
Заговорщики думали, что они невидимы, и сами не увидели приготовлений против них. В продолжение лета и осени более проницательный взгляд мог бы заметить необыкновенное движение в армии. Все подразделения были укомплектованы и усилены, заготавливалось оружие и боеприпасы, как будто королевству угрожает иностранное вторжение.
27 октября все нити заговора были в руках у Сесила, но он, как опытный игрок, не хотел до последней минуты открывать своих карт. Кэтсби полагал, что государственный секретарь дурак, и Сесил охотно не разубеждал его в этом мнении. И все же тонкая игра государственного секретаря едва не была сорвана. Вечером 27 октября, когда он принимал у себя за ужином нескольких важных государственных чиновников, один из гостей вынул из кармана и зачитал анонимное письмо, в котором неизвестный благожелатель советовал ему не ездить в парламент 5 ноября. Сесилу стоило большого труда успокоить паникера и убедить присутствующих, что не следует тревожить его королевское величество по пустякам.
О происшедшем за ужином у государственного секретаря стало известно и Кэтсби. Его рассуждения были просты: если донос вызвал подозрения правительства, то подвал палаты лордов будет подвергнут обыску. Однако когда через день Фокс спустился туда, то он нашел, что порох нетронут и все вообще находится в прежнем порядке, даже заметка, оставленная им на случай посещения подвала посторонними. Вечером Кэтсби с облегчением выслушал его рассказ и решил, что удача еще не отвернулась от них.
Но кто был предатель, написавший злополучное письмо? Кэтсби питал сильные подозрения на счет своего двоюродного брата Фрэнка Трешема, который упорно тянул с денежным взносом. На самом деле так оно и было. Вожделенный Раштон-холл заставил перетрусившего Фрэнка забыть о страшной клятве. Впрочем, он никому не желал зла. Он рассчитывал, что Кэтсби, узнав о провале заговора, скроется за границу и, таким образом, ничто не помешает ему вступить во владение отцовским поместьем.
В пятницу 1 ноября Кэтсби и Том Уинтер вызвали Трешема на встречу. Направляясь туда, Кэтсби прямо заявил своему товарищу, что, если Фрэнк окажется изменником, его следует прикончить на месте. Но Трешем так горячо клялся спасением души, что это не он написал письмо, что Кэтсби заколебался. Когда же он для испытания верности двоюродного брата попросил двести фунтов на покупку оружия и Фрэнк с радостной готовностью выложил деньги на стол, Кэтсби поверил в его честность. Его последние сомнения исчезли, когда 3 ноября Фокс еще раз проверил подвал – там все было тихо. Кэтсби решил играть до конца.
В понедельник утром 4 ноября Перси купил часы и отослал их Фоксу, чтобы тот мог считать решающие секунды. Заговорщики разошлись по назначенным местам, уверенные, что жить королю остается меньше суток.
Но тем же вечером в подвале палаты лордов произошли события, мгновенно изменившие ситуацию. Сесил выложил козыри. Когда стемнело, по его поручению в подвал спустились лорд Суффолк и лорд Монтигл в сопровождении пажа, чтобы проверить, как продвигается заговор. С ними не было стражи, и они вели себя как подвыпившие гуляки, поэтому Фокс ничего не заподозрил. Расхаживая под сводами и громко разговаривая, они спросили Фокса, кто он такой, и, получив ответ, что он служит сэру Перси, пошутили о громадных приготовлениях к рождественскому фейерверку.
Схема Тауэра – около 1100 г. Постройки Вильгельма I и Вильгельма II.
Схема Тауэра – около 1200 г.
Схема современного вида Тауэра с учетом всех перестроек.
Жизнь в Тауэре. Иллюстрация из книги стихов герцога Карла Орлеанского, содержавшегося в крепости в 1415–1440 гг. Французский принц крови был пленен в битве при Азенкуре и провел в Тауэре 25 лет в отместку за то, что его супруга Изабелла предпочла его королю Англии Генриху V.
Плененного Ричарда II ведут в Тауэр. Средневековое изображение. Король, захотевший установить в Англии абсолютизм по образцу французского, перешел дорогу могущественному дому Ланкастеров. Став пленником герцога Ланкастера, отрекся от престола в 1399 году и был тайно умерщвлен в Тауэре.
Самый известный портрет Ричарда III, созданный в конце XVI века при Тюдорах.
Королева Елизавета Вудвиль, сыновья которой были убиты в Тауэре Ричардом III, в 1487 г удалилась в монастырь Бермондсей, где и провела остаток жизни.
Убийство двенадцатилетнего Эдуарда V и его восьмилетнего брата Ричарда в Тауэре. Версия преступления, изображенная Джеймсом Норткотом в конце XIX века с чувствительностью, присущей викторианской эпохе.
Генрих VIII, казнивший в Тауэре двух своих жен и множество политических противников. Безграничное самолюбие и эгоизм сочетались в нем с умом, решительностью и разносторонними талантами человека эпохи Возрождения.
Сэр Томас Мор, философ, автор знаменитой «Утопии» и канцлер Генриха VIII. Поборник свободы совести, не согласившийся с жестким курсом короля на реформу церкви, казнен в Тауэре 6 июля 1535 года.
Томас Кромвель, портрет работы Г. Гольбейна. Сын кузнеца стал могущественным министром Генриха VIII, дав уставшему от семейных проблем королю совет развестись с Екатериной Арагонской и жениться на Анне Болейн без санкции Папы. Казнен в 1540 году по обвинению в государственной измене.
Королева Анна Болейн, вторая жена Генриха VIII, заточенная в Тауэр и казненная по обвинению в измене королю.
Допрос с применением пыток в XVI веке.
«Девятидневная королева» протестантка Джейн Грей, жертва своего слишком близкого к трону происхождения. После свержения герцога Нортумберленда заточена в Тауэр и казнена по приказу королевы Марии I.
Королева Мария I («Кровавая Мэри») восстановила позиции Католической Церкви, ослабленные реформацией Генриха VIII и Эдуарда VI. При ней Тауэр наполнился протестантами.
Принцесса Елизавета, будущая королева Елизавета I, была заключена своей сводной сестрой королевой Марией I на два месяца в Тауэр. Выросшая среди образованных придворных Генриха VIII, она была превосходно начитанна, в шестнадцать лет проявляла «мужское прилежание» в изучении наук, отлично сидела на лошади и грациозно танцевала.
Декоративная тарелка периода правления Елизаветы I с видом Тауэра. По кругу надпись «Красная роза, зеленые листья, Боже, храни Елизавету, нашу королеву» (намек на герб Ланкастеров-Тюдоров)
Мария Стюарт в молодости. В возрасте девятнадцати лет великая авантюристка стала вдовой и унаследовала шотландскую корону.
Лорд Дарнлей, второй супруг Марии Стюарт Шотландская королева постоянно повторяла «Если я не освобожусь от него каким-то способом, мне и жизнь не в радость». Погиб во время взрыва королевской резиденции Кирк-О'Фильд в Эдинбурге.
Мария Стюарт в возрасте тридцати семи лет в период заточения в Тауэре.
Королева Елизавета I в зените славы. В течение двенадцати лет она не подписывала смертных приговоров, пока в Англии не появилась Мария Стюарт.
Сэр Уолтер Рэйли. Портрет, написанный в 1588 году неизвестным художником с монограммой «Н». Один из самых знаменитых узников Тауэра, любимейший герой английских преданий. Его трижды бросали в королевскую тюрьму, которая за двенадцать лет его заточения превратилась в филиал Академии наук и искусств.
Титульный лист «Всемирной истории», написанной Уолтером Рейли во время его долгого заключения в Тауэре.
«Вещий граф» Нортумберленд, томившийся в Тауэре одновременно с Рэйли. В течение шестнадцати лет он занимался там астрологией и другими оккультными науками.
Джордж Вильерс, герцог Бэкингем. Сын провинциального сквайра и горничной, благодаря своей красоте ставший всемогущим фаворитом Якова I. Сделал Тауэр из грозной королевской тюрьмы «углом», куда шаловливый юноша ставил провинившихся взрослых.
Сэр Томас Овербюри, жертва прекрасной отравительницы леди Фрэнсис Говард.
Леди Фрэнсис Говард, графиня Сомерсет, заточенная в Тауэр по обвинению в отравлении сэра Томаса Овербюри.
Заговорщики из таверны «Лошадь и Грум» в момент ареста полицией. Их лидер Тистлвуд и четверо других были повешены.
Капелла святого Иоанна Богослова в нижнем этаже Белой башни.
Современный вид на Белую башню Тауэра.
Современный вид на Тауэр и мост Тауэр-Бридж.
Когда незваные посетители удалились, Фокс надел высокие сапоги, завел часы и зажег фонарь. Около полуночи он сделал пороховой след и вышел на улицу… Несколько человек в черном набросились на него, схватили и подвергли обыску. При нем нашли часы, пучок спичек и связку трута – слишком очевидные улики, чтобы запираться.
– Что ты тут делаешь? – спросили Фокса шпионы Сесила.
Фокс презрительно усмехнулся:
– Если бы вы попытались схватить меня внутри, я взорвал бы вас, себя и все здание на воздух.
Кэтсби и другие заговорщики предпочли умереть в бою, а не на виселице. Они бежали в Уэльс, чтобы призвать католиков к восстанию. По пути они остановились в Голвиче, в доме у Стивена Литлтона. Погода была ненастная, и Кэтсби с тремя другими заговорщиками решили просушить порох над очагом. Но на поднос, на котором было рассыпано зелье, упала искра. Раздался взрыв. Заговорщиков разбросало в стороны, мешок с порохом вылетел через пробоину в крыше. Том Уинтер вбежал в комнату на шум и, увидев корчившихся в мучениях Кэтсби и его товарищей, спросил, что они намерены теперь делать.
– Мы собираемся умереть здесь, – ответил за всех Кэтсби.
– Что сделаете вы, сделаю и я, – сказал верный Том.
Около одиннадцати часов вечера отряд правительственных войск уже окружил дом и открыл огонь по окнам. Первым пал Том Уинтер – рана его была несмертельна; Джек Райт был убит наповал, за ним пуля попала и в его брата Кейта. Осаждавшие ворвались во двор и закололи еще одного заговорщика копьем.
– Стойте твердо, мистер Том, – закричал Кэтсби, – и мы умрем вместе!
Но Уинтер был слишком тяжело ранен, чтобы защищаться.
– Сэр, я не владею правой рукой, – простонал он.
В эту минуту раздались выстрелы, сразившие двух последних заговорщиков – Кэтсби и Перси (впоследствии стрелявшие были награждены Яковом I пожизненным пенсионом). Борьба была кончена, и дом Литлтона захвачен королевскими солдатами. Раненые заговорщики истекли кровью и умерли на руках своих врагов, за исключением Уинтера.
Все живые участники заговора были схвачены. Но проходила неделя за неделей, а арестованные все не появлялись на скамье подсудимых. Дело было в том, что Сесил хотел замарать участием в заговоре своих врагов и добивался нужных ему показаний. От Фокса требовали, прежде всего, улик против католических лордов, и почти исключительно на основании его показаний в Тауэр были брошены граф Нортумберленд и некоторые другие знатные лица. Между тем заключенные выказывали своеобразную совестливость: с самого начала они довольно легко выдавали друг друга, но упорно молчали о иезуитах, называя только имена тех патеров, которые находились за границей. Дело пошло лучше, когда был арестован Фрэнк Трешем, который ради спасения поместья и жизни начал выдавать одного за другим духовных наставников Порохового заговора. Он также подписал бумагу, где обвинял всех неугодных Сесилу лиц, после чего в ту же ночь умер со странной скоропостижностью.
Наконец состоялся суд, приговоривший участников заговора к смерти. Осужденные были повешены на площади Святого Павла. Фокс и Уинтер были вначале вздернуты на виселицу, а потом сняты и выпотрошены.
С Пороховым заговором было покончено. Оставалось расправиться с его вдохновителями – английскими иезуитами.
