Ципора Кохави-Рейни
Королева в раковине
Сыну моему Йони (Йоханану) Рейни и всем моим ученикам
Повесть о беспокойной жизни израильской писательницы Наоми Френкель
Издательство «Книга-Сефер», Израиль 2014
Перевод с иврита: Эфраим Баух
Редактор: Алла Борисова
Верстка, оформление: Генеса Неплох
© Ципора Кохави-Рейни, 2014
© Эфраим Баух, перевод, 2014
Вступление
"Лучше не спрашивай и не слушай, что будут обо мне говорить, не думай о читателях. Пиши истинную правду о моей жизни".
Наоми Френкель доверила мне свои самые сокровенные тайны, переложив на мои плечи все то, что тяжким грузом лежало на ее сердце. Каждый раз, когда я сомневалась, стоит ли выставлять на всеобщее обозрение то или иное событие ее жизни, она требовала: публиковать, какими бы откровенными или интимными не были эти истории.
Она говорила ясно и непререкаемо:
"В жизни моей были две возможности. Не жить среди людей или прятаться за всяческим повествованиями и каким-то образом все же находить общий язык с людьми. Литературное творчество ограждало от агрессивности окружающего мира. Меня даже боготворили. Этим я добилась для себя душевного спокойствия и все же ужасно страдала.
Представить это невозможно.
Соприкосновение с людьми заставляло меня рассказывать всевозможные небылицы. Я просто не могу сказать правду. Люди этого не понимают. Это приносило мне тяжкие душевные страдания, со мной случались ужасные вещи. Но все это кончилось, ушло в прошлое".
В годы, проведенные с любимым человеком Израилем Розенцвейгом, с 1952 по 1969 год, сердце ее раскрылось.
В первом нашем разговоре по поводу написания биографии Наоми сказала, что Израиль Розенцвейг ворвался счастьем в ее трагическую жизнь. Но счастье это исчезло с его смертью. Можно утверждать, что с того дня, как он обнаружил писательский талант Наоми, Израиль целиком и полностью пожертвовал собой, посвятив себя единственной цели – раскрытию и развитию ее личности, и делал это с горячим и любящим сердцем. Корни этой любви были глубокими, но запутанными и ранящими, хотя и невероятно сильными.
"Я хочу, чтобы знали: ты – единственная, которой я доверила мои интимные переживания, связанные с Израилем Розенцвейгом", – сказала она и вручила мне ключ к написанию ее биографии. Она понимала, что я не смогу понять ее, не поняв человека, который оказал на нее решающее влияние и продолжал влиять даже после смерти.
"Очень редко открывалось окошко вглубь его редкостной личности. Сам Израиль был человеком замкнутым, и никому не давал к себе приблизиться", – заметила она, чтобы точнее и детальнее передать мне подробности разных периодов его жизни. Наоми раскрыла мне его секреты, ознакомив с черновиками его статей, записями мыслей, размышлений, грудами писем, стихами и страницами дневников, хранящимися до поры до времени в папках. Среди его тетрадей я нашла и краткую автобиографию:
"Я родился в Варшаве 9 декабря 1902 года. После учебы в ивритской школе Ш.Л.Гордона и четырех классов образовательной гимназии "Хинух" был принят в 1918 году в государственный учительский семинар для граждан Моисеевой веры, который был основан в том году в Варшаве доктором Шмуэлем Авраамом Познанским. Мишну и Талмуд я изучал до совершеннолетия с частным учителем в родительском доме.
Закончил семинар в 1923 году и начал работать учителем в начальных государственных школах в одном из провинциальных городков Польши, а затем в Варшаве – до 1929 года. В том же году я репатриировался в Израиль. В 1930 году я вступил в кибуц Бейт-Альфа, где преподавал в школе до 1936 с перерывом в один год (1934), в течение которого изучал природоведение в институте биологии в Тель-Авиве, основанном Йегошуа Марголиным, чтобы в дальнейшем преподавать этот предмет.
С 1936 по 1946 работал в хозяйстве кибуца. В эти же годы я также занимался редакторской работой, как член редколлегии издательства "Сифриат апоалим" (Библиотека трудящихся"), и различными переводами. После этого занимал различные общественные должности в кибуцах Бейт-Альфа, Арци, Ашомер Ацаир (Молодой страж), продолжая заниматься переводами, редактированием и писанием статей, главным образом, по вопросам образования и литературы. В течение пяти лет работал лектором по еврейской истории и ивритской литературе в семинаре кибуца Арци и Ашомер Ацаир в Гиват-Хавива. Уволился оттуда по состоянию здоровья. В последние годы работал на киббуцной фабрике термостатов.
Мои переводы:
Гришко де Луна. Генетика. Издательство "Сифриат Апоалим", 1950.
Фройлих. Роза Люксембург. "Сифриат Апоалим", 1942.
Редактирование:
Темы. Сборник исследований по вопросам экономики, общества, истории и литературы. Издательство "Семинар кибуца Арци в Гиват Хавиве".
Книга об организации "Ашомер Ацаир" (Молодой Страж). Том первый. "Сифриат Апоалим". Сборник статей на темы литературы, образования в кибуце.
Статьи:
Об Агноне: “Без бремени беременности" Журнал "Орлогин", 11, 12"
Об Изхаре: "Бог и долина". Журнал "Отклики". Сборник статей об образовании, проблемах общества и литературы – в журналах "Офаким" (Горизонты), "Орлогин” (Часы), "Хэдим" (Отклики) и "Сугиот" (Темы) ".
Больно было Наоми видеть жизнь Израиля. Его мудрость и талант давали возможность самореализации в любом месте и в любом обществе. Но им владела идея кибуца. Он увлекся утопией, которая сузила горизонты его жизни. Он не видел, а, быть может, не хотел видеть жестокую сторону киббуцной жизни, противоречащую человеческой природе. По мнению Наоми, он был пленен девизом, абсолютно лишенным живого человеческого содержания, под которым вел киббуцное движение страны (Кибуц Арци) ее вождь Меир Яари – "Первым делом, руки". До последнего дня он уже с трудом добирался до навеса фабрики термостатов предприятия "Амкор", боясь ужасного публичного оскорбления тех дней – "Паразит".
Она видела его в эти минуты слабости и сказала: в кибуце создали цветущие дворы и приятные для жизни белые домики, но человека оттолкнули в сторону.
После смерти Израиля, она выполнила его завещание. Построила дом для его единственной дочери вместе с ответственным секретарем Союза журналистов Меиром Бен-Гуром. Но сохранить этот дом не удалось, и дочь вернулась в кибуц Бейт-Альфа, в котором выросла.
По мнению Наоми, ее замужество после смерти любимого человека оказалось неудачным, ибо она не могла освободиться от присутствия Израиля. Он продолжал жить в ее душе и быть рядом во все дни ее жизни. Его портреты продолжали висеть над ее постелью и над рабочим столом в кабинете. В своем завещании она просила быть похороненной на кладбище кибуца Бейт-Альфа, рядом с человеком, с которым, по ее словам, прожила истинно счастливую и чистую жизнь.
Уже лежа в больнице, на смертном одре, до мгновения, когда закрылись ее глаза, она возвращалась к завещанию, чтобы еще и еще раз выкрикнуть правду о своей жизни. Я поклялась ей, что это напутствие мне будет дорого, как моя жизнь.
О Наоми Френкель
"Как немецкая девочка, я не очень была причастна к великой надежде на воссоздание еврейского государства. Ведь родилась я в ассимилированной семье. Когда растешь в такой семье, тема еврейства вообще мало кого интересует. Никто не воспитывал меня еврейкой. С того момента, когда я начала соображать, я слышала в нашем буржуазном доме, что я немка", – рассказывала Наоми.
Но с того дня, когда на улицах Берлина она наткнулась на нацистов, вышедших из подполья, она почувствовала себя еврейкой, и это буквально воспламенило ее душу. С тех пор она пыталась узнать, что такое иудаизм и что такое – еврей. Всю свою жизнь она тяжело шла к познанию своей еврейской идентичности.
Народ и страна Израиля были содержанием ее жизни. В центре ее творчества стояла тема иудаизма во всей своей сложности и проблематичности.
Историю народа Израиля она описывает в своей лирической прозе, соотнося жизнь человека с жизнью народа и с окружающей природой.
Наоми, можно сказать, ворвалась в израильскую литературу трилогией "Саул и Иоанна". В романах, составляющих трилогию, она описывает историю во многом ассимилированной еврейской семьи и вообще еврейства Германии и Европы в период, предшествовавший Холокосту – 1932–1934 годы. Герои во многом автобиографической трилогии – Иоанна, ее Дед, родители Артур и Марта Френкель, братья и сестры – Руфь, Гейнц, Лотшин, Эльза, Луц и Эрнест по кличке Бумба и многие люди, связанные с ними, проходят по страницам романов. Их ассимиляция отражает общий отход от еврейства в Германии.
В дилогии романов "Ваш друг и дядя Соломон" и "Дикий цветок" она запечатлела историю кибуцного строительства в Сионе, на фоне истории создания Израиля вплоть до Шестидневной войны и Войны на истощение.
Своей кровной и духовной связи с трудной судьбой своего народа она посвящает два своих последних романа, описывающих кровавые события его истории. Времена инквизиции и исход евреев из Испании – в романе "Баркаи", и погромы середины двадцатого века, изгнания евреев из города праотцев, и семь первых лет еврейского государства – в романе "Расставание”, «Преда».
Кроме этого, Наоми редактировала дневники героя Израиля Меира Хар-Циона, добавив к ним и свои страницы.
Она написала книгу "Юноша вырос на берегах Аси" – биографический роман о Гиоре Ашкенази, капитане десантного подразделения, который пал в Шестидневной войне.
Она оставила после себя большое количество рассказов и очерков.
Я была студенткой и в то же время проходила действительную службу в штабе военно-морских сил, когда познакомилась с майором Наоми Френкель.
Наоми приветливо и подолгу пристально следила за мной, молоденькой девушкой, которая каждый раз отрывала глаза от книги в тот момент, когда Наоми спускалась в бункер, чтобы продолжать писать сокращенный отчет штабных заседаний. Дело происходило вскоре после войны Судного дня.
"Нашла", – призналась она потом. Она имела в виду путь к этой девушке, которая как-то сразу ворвалась в ее одиночество. Что-то подсказывало ей, что обе мы – одной душевной организации. И вот она пригласила меня к себе домой.
При первом посещении она дала мне книгу "Иудейский визионер конца эпохи Ренессанса" Йегуды Арье Модина и книгу "Иудейская пустыня" в ту пору уже покойного мужа Израиля Розенцвейга.
С Израилем, ее любимым человеком, она оставалась до последнего его дня, и до последнего дня их беседа не прекращалась. Он поддерживал ее, а порой и поругивал. Израиль и Наоми жили единым сердцем. Образ его и детали его жизни включены во все написанные ею романы – от трилогии "Саул и Иоанна" до романа "Расставание".
Что характеризовало ее жизнь? У нее был серьезный, я бы сказала, аристократический взгляд на мир. Тонкие черты ее лица несли на себе печать прозрения и нелегких раздумий. Форма ее диалектического мышления была важным элементом ее духовного и душевного понимания мира. Она обладала способностью создавать интеллектуальные формы, построенные на сложных и неожиданных парадоксах. Так в трилогии "Саул и Иоанна" действуют более сорока различных персонажей с непростыми характерами, сложно и весьма талантливо связанные друг с другом волей автора.
Наоми Френкель была редким человеком. Ум и талант были ее благословением и проклятием. Душевная ее жизнь была ограждена, внутренний ее мир был воистину замкнут в некое подобие раковины, лежащей на отмели, но в своей неприступности и загадочности хранящей тайны, не дающие покоя людским душам.
Никогда и никому она не исповедовалась. Наоми участвовала в боевых действиях в кибуце Мишмар Аэмек (Стража долины) во время войны за Независимость, в войне на истощение и в войне Судного дня. В этой войне она была единственной женщиной, которая в самый разгар боев форсировала с Ариком Шароном и его бойцами Суэцкий канал.
Сила, горение души, и в то же время слабость были связаны в ней в единый крепкий узел. Храбрость и мужество духа соседствовали с хрупкостью сосуда, который вот-вот упадет и разлетится на осколки. Все ее чувства, все мысли, все эмоции сплелись в единую, плотную ткань. Она была полна загадок и противоречий. Невозможно было определить ее ускользающую от четких определений личность. Внутреннее одиночество сопровождало всю ее жизнь, соседствуя с постоянной боязнью, что кто-нибудь ее поймет.
Всю жизнь она стремилась быть как все. Но это так и не осуществилось, несмотря на ее невероятные усилия, как в кибуце, так и в два последних десятилетия ее жизни в Хевроне – Кириат-Арбе. Она была подвижницей поселенческого движения. С большой любовью относилась она к каждому поселенцу. Она покинула этот мир с верой, которая сопровождала ее с восьмидесятых годов двадцатого века, верой в то, что дух поселенцев Иудеи и Самарии, истинно любящих народ и страну Израиля, победит.
Она постоянно говорила о том, что государства, как политической конструкции, недостаточно для подлинной жизни духа и тела нации. Единственное, что придает смысл еврейскому суверенитету над страной Израиля, это возвращение народа на его историческую родину. Еврейский суверенитет – это возрождение союза евреев со страной Израиля. В заповеди заселения страны речь идет не только о земле. Эта заповедь обращается к душам евреев, избирающим жизнь в стране, как истинное продолжение традиций праотцев и дней величия народа и страны. В заповеди заселения речь идет о сохранении духовного наследия еврейского народа на его исторической родине. Возвращение в Сион, это возвращение к священному акту у горы Синай, это обновление союза, который был нарушен изгнанием в диаспору.
Наоми черпала поддержку в душевной силе и твердости молодежи, верной своему народу и стране. В них она видела верность того еврейского меньшинства, которое, как говорится, не спрыгнет с телеги в дни тяжкого кризиса, а понесет факел из поколения в поколение, по примеру праотцев. Она хранила в сердце мечту, что настанет день, и появятся смелые духовные учителя, которые внесут необходимое обновление в иудаизм.
Наоми всегда была одиночкой. Никто не виновен в ее несчастливой жизни. Она от рождения отличалась чертами характера больших художников, которые осложняли ее жизнь. Большую ее часть она жила в обществе, начертавшем на своем знамени великую и справедливую в ее глазах идею, и во имя ее она была готова выдержать самую жестокую несправедливость по отношению к себе.
Реальный и виртуальный миры воспринимались ею воедино. Она жила в постоянной борьбе за разделение этих миров из боязни, что виртуальный одолеет реальный. Все вокруг виделось ей как бы в двойном фокусе. С детства, когда она читала книги, воображаемый мир и оригинальные мысли смешивались в этих повествованиях, создавая самостоятельную реальность. Всю жизнь она боролась с этими качествами больших художников, тяжело переживая свою необычность и отчужденность. О своем отличии от окружающих ее людей она писала в трилогии "Саул и Иоанна":
"Она пела свою песню, и мелодия была ее собственной, не заемной. Голос ее действительно не вливался в хор. Она никогда не уловит уже готовую, преподносимую ей мелодию. Всегда сама сочинит ее, и голос ее будет звучать фальшиво в любом коллективном исполнении".
Литературные премии
Премия Рупина (1956)
Премия Усышкина (1962)
Премии главы правительства имени Леви Эшкола (1969, 1983)
Премия Союза журналистов (1971)
Премия Ньюмена (2005)
О создании трилогии
Трилогия рассказывает о бурном начале жизненного пути Наоми Френкель на фоне судьбы еврейского народа в диаспоре и в Израиле.
Описываемые исторические, общественные, военные события, а также душевные состояния того или иного образа раскрывают субъективное отношение ко всему Наоми Френкель. Автор не собирается углубляться в общие темы той исторической эпохи, достаточно исчерпывающе освещенные и прокомментированные в специальной литературе.
У Наоми и Израиля были весьма сложные и противоречивые характеры. И потому, по ее совету, я бы даже сказала, по ее настойчивой просьбе, я посчитала возможным привести в этой книге значительную часть их переписки и даже фрагменты их дневников. Благодаря этому, читатель сможет заглянуть в их внутренний мир и, согласно собственному пониманию, представить себе черты их характеров, раскрыть сущность их устремлений.
В их переписке есть дополнительная ценность: аутентичные свидетельства их жизни, ее сильной любви к Израилю, ее тяжкие переживания во время работы над трилогией, ее отношения с теми, кто ее окружал, развитие ее как общественной деятельницы.
Неотделимой частью этих писем является описание доминантных настроений в израильском обществе тех лет. Она возвращается к постоянным и типичным проблемам жизни кибуца, отношениям между товарищами, различным точкам зрения на реалии киббуцной и городской жизни. В эту переписку проникают размышления об исторических событиях, происходивших в стране и мире, анализируемые двумя израильскими интеллигентами.
Любовные письма приводятся полностью, за исключением случаев, когда эти корреспонденты считали нужным сократить слишком детализированное описание, чтобы облегчить чтение. По просьбе Наоми, частое употребление понятия "ностальгия" сокращено, за исключением случаев, когда они специфически относятся к этому понятию. Сокращение отдельной согласной или целого слова дополняется адресатом в скобках.
Подробно описаны периоды жизни, способствующие становлению ее личности, или повлиявшие на ее мировоззрение. Исторические события или душевные состояния, облеченные в литературную форму в ее произведениях, особо выделены. В последние годы Наоми призналась мне, что всю жизнь несла в душе тоску по матери, которую потеряла в пятилетнем возрасте. Всю жизнь она пыталась проникнуть в характер и поступки матери. Она неустанно выпытывала у старшей сестры главное, что ее интересовало: как мать, дочь польских глубоко религиозных евреев, боролась с ассимиляцией в Германии. Вообще, смерть матери, сиротство, сильно повлияли на ее развитие и подробно описаны в ее книгах, в частности, в трилогии "Саул и Иоанна", в романах "Баркаи" и "Расставание". Эта тема доминировала и в ее жизни, и в творчестве.
События, которые подробно освещены – прямо или косвенно – в ее книгах, выделены мной по ее просьбе.
В течение последних девяти лет Наоми и я, как говорится, просеяли зерна правды в ее книгах. Проследили аутентичные образы героев, вылепленные ею черты, внешний облик, характерные движения, походку членов семьи: деда Иакова, отца Артура, братьев ее, сестер и близких. И все это – по описаниям в трилогии "Саул и Иоанна". Она передала мне также внешние и внутренние характеристики остальных образов. Диалоги в этой книге выписаны такими, какими дошли до слуха Наоми или рассказаны были ей старшей сестрой Лотшин.
Описания детства также основаны, главным образом, на воспоминаниях Лотшин (Шарлоты) Френкель – Швелве и самой Наоми. Все годы жизни сестра испытывала тоску по отчему дому. В своих бесчисленных беседах о прошлом, Лотшин не скрывала от младшей сестры тот кошмар, который заполнил дом с ее рождением, и как эти события повлияли на удивительные отношения между матерью и отцом.
В дополнение к фрагментам детства приложены письма Наоми к старшей сестре и первый, написанный Наоми рассказ.
Дневники, тетради, стихи и лекции, которые она прочла на двадцатипятилетие с момента создания организации молодежной репатриации (Алият Аноар), рисуют картину периода ее взросления.
Годы с Израилем Розенцвейгом задокументированы в обширной переписке, в сочиненных стихах и в устных ее рассказах.
Отношения ее с тремя дочерьми были трагичны. Об этом конфликте я уже писала.
Обзор тридцати последних лет ее жизни основан на интервью с ней, переписке, статьях и беседах с ее супругом в этот период, журналистом Меиром Бен-Гуром. Наоми заупрямилась и настояла на том, чтобы я жила в ее доме не менее трех дней в неделю, чтобы войти в ее ближайшее окружение и понять взаимоотношения с теми, с которыми она соприкасается в каждодневной жизни.
Следует отметить, что все, что написано о Меире Бен-Гуре, он сообщил мне сам в 2001–2003 годах. Все интимные детали его жизни и взаимоотношений с Наоми, которые есть в этой книге, переданы мне устно Меиром и Наоми.
Для усиления подлинности в трилогию введены размышления и сентенции героев книг Наоми Френкель, а также ее самой. К примеру, образ министра юстиции Пинхаса Розена:
"Есть в нем какое-то особое спокойствие, чистота, ясность, неколебимая порядочность и стойкая уверенность в себе, и даже нечто от педантичного порядка полотен голландских художников" ("Саул и Иоанна" Том второй, стр.217).
