Чон Хэён
День похищения
Jeong Hae-yeon
THE DAY OF KIDNAPPING
Copyright © Jeong Hae-yeon.
All rights reserved. First published in Korea in 2019 by Sigongsa Co., Ltd.
Russian Edition arranged with Sigongsa Co., Ltd. through Youbook Agency, China and Nova Littera
© Новоселов Г.П., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Пролог
24 апреля 1989 года
Ему было тогда всего двадцать четыре года. Двадцать четыре… Это значит, что ты вроде как взрослый, а вроде и нет: твои друзья уже успели сходить в армию, теперь вернулись и подкалывают тебя, молодого студента, – мол, жизни не видел. А родители, наоборот, постоянно бухтят и пилят: «Ты уже взрослый, когда на нормальную работу устроишься?»
Ему доводилось участвовать в протестах против диктатуры[1]: и на демонстрации ходить, и бутылки с зажигательной смесью бросать. Но, увидев, как полиция уводит его университетских знакомых, он тут же забросил политическую активность и больше их оппозиционный студенческий кружок не посещал. Потому что ради жены и ребенка он был готов на все.
Детей они с подружкой заводить не планировали, но когда он узнал об ее беременности, то чуть не запрыгал от счастья. Родители тоже были рады предстоящему событию. И это несмотря на то, что их семья находилась в крайне стесненном положении: у отца, который, по идее, должен был быть опорой семьи, обнаружили рак печени, причем в запущенной стадии, так что он лежал не вставая. Мать, работавшая кухаркой в небольшой столовке-времянке для рабочих на стройке шоссе, была вынуждена возвращаться домой поздно ночью, чтобы случайно не наткнуться на кредиторов. Да и ютились они все вместе в небольшой съемной комнатушке в подвале, где и ребенка-то особо положить некуда было. Но ради своей будущей семьи он был готов даже учебу бросить, хотя раньше держался за университет изо всех сил, отдавая на него последние деньги. У его жены Суён, со слезами на глазах признавшейся ему в своем «грехе», вырвался вздох облегчения: увидев, как он рад этой новости; она сама не сдержалась и разрыдалась – теперь уже от счастья. Он тогда твердо решил: его ребенок не будет жить такой жизнью, как он сам. Точнее, так ему тогда казалось, что он уже все решил…
* * *
Резкий крик ударил ему в уши. Парень моментально собрался, пришел в себя и огляделся по сторонам. Он сидел в приемной медицинского центра «Надежда». Крик доносился не из смотровой, а с противоположной стороны – из родзала в конце коридора. Все беременные женщины – и на начальных сроках, и на последних неделях – тут же с испуганным видом схватились за животы, придерживая их руками.
«Кто же знал, что так получится…» Парню тоже захотелось закричать. Сказать, чтобы все убирались вон из этой больницы. И что это вообще никакая не больница. Он считал, что смысл всей его жизни – оберегать двух своих любимых женщин: дочку, которая, придя в этот мир, смеялась бы так заливисто, как никто другой, и жену, с которой они растили бы ребенка и вместе с которой он был бы счастлив и в горе, и в радости. Но смысл его жизни был растоптан в одно мгновение – прямо в этой живодерне, именующей себя клиникой. К горлу словно подкатил обжигающий огненный ком, но он, сглотнув, задавил этот спазм. Если он сейчас не сдержится, то все пойдет насмарку. Вместо этого парень потрогал через плотную куртку нечто припрятанное у себя на груди. Нечто твердое, надежное. И только тогда жжение от внутреннего огня немного поутихло.
– А хочешь посмотреть, где папа работает?
– Ага!
Парень повернулся. Знакомый голос – его он не забудет никогда. Главврач клиники. Возрастом чуть за сорок, но выглядит сильно моложе. Моложе даже его самого, хотя ему всего двадцать четыре. Холеное лицо лоснится уверенностью. И белый халат на его осанистой фигуре хорошо смотрится. Если б не девочка, держащая его за руку и называвшая «папой», можно было бы подумать, что он пытается произвести впечатление на молодых женщин в коридоре. Причем небезуспешно. «До чего же рубашка на нем белая – прямо до рези в глазах», – почему-то подумалось парню.
– А я уже поручил что-нибудь вкусненькое к чаю приготовить. – На шаг позади начальника шел Ян Тхэхун – главный администратор клиники.
С ним тоже довелось встретиться. Вот только общался администратор с ним совсем не так, и выражение лица было у него тогда совсем другим: «Говорю же, давайте не будем горячиться и попусту молоть языком. Всегда нужно придерживаться правил. Или думаете, что криком свое потомство вернуть сможете?» Вот так он тогда и говорил – мол, проблем не создавайте. И толкнул еще, да так, что парень упал – до сих пор эта холодная плитка на полу не забылась… Вот там, на плитке, он и решился. «Что ж, будем играть по правилам. Только не по вашим, крючкотворы, ничего тяжелее ручки не поднимавшие, а по моим».
Пока главврач не прошел мимо него к лестнице на второй этаж, парень сидел ссутулившись, пряча лицо. Нельзя, чтобы его заметили. Хотя доктор смотрел только на свою дочку – и с такой нежностью, что просто трудно себе представить. Девочке по виду было где-то лет семь-восемь. Волосенки у нее на голове пока были не такие густые, но уже заплетены в две косички с красными бантами. Одета она была в красное полупальтишко, на ногах белые колготки и красные туфельки – ну прямо как из сказки Андерсена[2]. Лицо у нее было белое, миленькое, и казалось, что даже запах от нее идет теплый, детский, уютный. «Вот бы нашей Наён в ее возрасте быть такой же красивой!» Наён… Они с женой столько размышляли, как назовут дочку… Вот только услышать собственное имя их девочке не довелось – она умерла еще в материнской утробе. Вместе с матерью.
Он даже не знал, как выглядел его ребенок. Теперь он смотрел на то, как радуется главврач, едва завидев свою дочь, и внутри его все переворачивалось. Парень поднялся и сунул руку за пазуху: холодный твердый предмет был на месте. Одним махом он нагнал главврача на лестнице. То ли на звук шагов, то ли просто чисто случайно, но Ян Тхэхун обернулся и заметил преследователя – от удивления его глаза расширились.
– Ох! – На короткий возглас администратора повернулся и главврач.
В мгновение ока парень достал из-под куртки нож. О, сколько раз он представлял себе этот момент – и вот наконец момент настал! Держа оружие в левой руке, правой он грубо оттолкнул Ян Тхэхуна, и тот растянулся на полу у лестницы – точно так же, как и он сам когда-то. Парень без колебаний переключился на главврача – схватил за грудки и замахнулся ножом. Тот рефлекторно прикрыл собой дочь, убрав ее за спину. Свет, льющийся через окно, вспышкой блеснул на лезвии. Ждавшие у кабинета пациентки и их провожатые все до одного испустили истошный крик.
«Ну вот и всё, конец», – подумалось ему. Однако Ян Тхэхун оказался проворнее и как-то ухитрился перехватить его запястье. Стоило парню перевести взгляд на администратора, как главврач что было силы оттолкнул нападавшего. Тот кубарем покатился вниз, сверху на него навалился Ян Тхэхун. Ножа у парня уже не было: видимо, отлетел куда-то в сторону. Распластавшись под Тхэхуном, он заорал дурным голосом – если все закончится вот так, по-бестолковому, то бушующий в груди огонь просто выжжет его изнутри.
Наконец подоспели охранники: один из них подбежал к парню и, схватив за шиворот, рывком поставил на ноги.
– Вы как? – Ян Тхэхун захлопотал над начальником.
Тот все еще стоял посредине лестничного пролета: задыхающийся, весь бледный от испуга, но по-прежнему укрывавший дочь за спиной.
Охрана крепко держала парня, завернув ему руки за спину. Того всего корежило, он выл диким воем. В какой-то момент его глаза начали закатываться – всем было понятно, что человек явно помутился рассудком. Но все же ему удалось расслышать, как администратор говорит кому-то, что нужно вызвать полицию.
И тут у парня перед глазами забрезжил какой-то странный свет. Его расфокусированный, плавающий взгляд устремился куда-то в сторону: со второго этажа по лестнице спускалась медсестра. Все это время она была наверху, шума из приемной не слышала и теперь не понимала, что здесь происходит. Женщина остановилась, в недоумении посмотрела по сторонам, заметалась туда-сюда, не зная куда идти. В руках у нее был стальной бикс со шприцами…
После смерти жены ему кусок в горло не лез. Заснуть он тоже не мог – только пил целыми днями. За это время очень ослаб, и после всего произошедшего сил у него уже не должно было оставаться. Но тут несостоявшийся убийца ощутил прилив какой-то странной энергии, пришедшей непонятно откуда и наполнившей все его тело. Издав воинственный клич, он исхитрился вывернуться, разбросать опешивших охранников и в один прыжок преодолеть лестницу. Главврач вжался в стену, стараясь уклониться от атаки, но главной целью парня, лишившегося своего оружия, был не он, а именно медсестра. Нападавший выхватил из ее рук бикс, наугад вытащил из него что-то и, даже не посмотрев, что схватил, замахнулся. По глазам ему ударил солнечный блик.
Буквально взлетев над землей, парень бросился к главврачу, размахивая зажатым в руке предметом. На лицо ему брызнуло чем-то горячим.
– Нет! – Крик главврача потряс коридор.
Парень огляделся: люди, толкая друг друга, с криками выбегали из клиники. Но он почему-то их вообще не слышал: в ушах скрежетал только какой-то странный металлический звук.
Главврач обхватил дочку – у той сзади на шее алела рана, кровь текла по белой коже и капала прямо на красные туфельки. А парень смотрел на измазанный кровью шприц у себя в руке. Ради своей жены и дочери он был готов пойти на что угодно. Но только не на это…
Глава 1
Похищение
1
21 августа 2019 года, среда
Когда тьма поглотила мир, Мёнчжун наконец решился. Несколько дней он все тянул, откладывая решение на потом, но со всех сторон, куда ни глянь, были лишь обрывы и пропасти, а вернуться назад, даже если захочешь, не получится – дороги уже нет. Так что хочешь не хочешь, а определяться было нужно.
Всё, его выбор тверд. Вот только когда он вставал, ноги сильно дрожали. Мёнчжун застегнул пряжку ремня на впалом дряблом животе: у него уже второй день маковой росинки во рту не было. Где же свитер? Вроде где-то здесь был… В углу комнаты валялось когда-то белое худи – теперь это была просто мятая тряпка непонятного цвета. Даже не стряхнув с одежды пыль и грязь, Мёнчжун так и занырнул в нее с головой. На пороге ненадолго призадумался, но… нет. Мотнув головой, он вышел из дома и сел в припаркованную во дворе машину.
Некоторое время ехал в темноте, пока не добрался до центральных районов, полностью залитых светом. Мёнчжуну показалось, что его дом на склоне горы и центр Йонина, через который он сейчас проезжал, словно находятся в разных часовых поясах. Белых ночей в этих широтах не бывает, но та часть города, на которую он смотрел из окна своей машины, казалось, вообще не знала, что где-то в мире существует тьма. Проехав по свету, Мёнчжун свернул туда, где его ждало одно дело.
Он то и дело бросал взгляд на клочок бумаги с адресом. До этого перечитывал его, проверял и перепроверял так часто, что теперь этот адрес до последней буквы отпечатался у него в голове. Но все равно сейчас Мёнчжун смотрел на него так, словно видел впервые в жизни: надпись казалась чужой, незнакомой. Он сжал губы. Все сомнения типа «А может?.. Или не надо?» были отброшены в тот момент, когда он завел машину: стрела, спущенная с тетивы, тоже не знает, попадет она в цель или нет, но долететь до конца ей все равно придется.
«Может, все-таки нужно было заранее проверить, где стоят камеры видеонаблюдения?» Хеын же говорила ему, что в том районе камер не так много и что нужно съездить посмотреть, где у них мертвые зоны. А он все отнекивался – мол, если часто там мелькать, то тебя, наоборот, могут заметить, а потом узнать и выследить. Но это были лишь отговорки – просто на самом деле душа у него была не на месте. Любому ответственному мероприятию всегда предшествовала подготовка: и когда в школе экзамены сдавал, и когда в университет поступал, и когда к церемонии открытия Корейских игр всей командой показательное выступление готовили – перед особым Днем Х всегда был День Х-1. На тренировках всегда говорили, что ошибка при отработке уменьшает ошибки на выступлениях. Интересно, что же он не отработал, если уж у него вот так жизнь сложилась?
В итоге Мёнчжун никак к сегодняшнему делу готовиться не стал, но теперь, словно восполняя свою прежнюю нерешительность, старательно избегал больших улиц и вел машину по самым глухим закоулкам. За рулем он постоянно рыскал взглядом по сторонам, отмечая, где находятся камеры слежения и куда они направлены.
Зазвонил мобильный – это была Хеын. «Может, не брать?» Но телефон не успокаивался. Мёнчжун включил громкую связь.
– Ты на месте?
– Пока нет. Скоро буду.
Его взгляд устремился вверх, к небу; мысли – куда-то дальше, где было еще темнее. Возможно, поэтому он слишком поздно заметил тень, мелькнувшую перед машиной, и не успел вовремя вывернуть руль. Боковым зрением увидел прошмыгнувшего мимо кота. Только было с облегчением перевел дух, как тут – бум! – спереди что-то сильно стукнулось о бампер и с глухим звуком опрокинулось на землю.
– Что у тебя там? – спросила Хеын, но отвечать было некогда.
Он ударил по тормозам и попытался собраться с духом, который вот-вот был готов покинуть его. Мёнчжуна всего трясло крупной дрожью. «Так, надо поставить машину на ручник…» Он потянул за рычаг, но все силы куда-то девались. «Нужно собраться… собраться…» Еле-еле справившись с ручным тормозом, Мёнчжун все еще трясущимися руками натянул капюшон на голову и вылез из машины. На земле лежала маленькая девочка – от удара ее отбросило в сторону.
Хорошо еще, что он догадался прикрыть номера куском картона… Мёнчжун еще раз огляделся по сторонам. Обычный ночной закоулок: прохожих нет, зевак тоже. Он заспешил к неподвижному телу; из-под головы змейкой струилась кровь. Мёнчжун двумя пальцами коснулся шеи девочки, проверил пульс. «Сердце бьется – значит, жива». Он перевернул пострадавшую на спину, увидел ее лицо – и только тут понял, кого сбил. От изумления у него задергался глаз. Уж если это не судьба, то что тогда? Мёнчжун поднял ребенка на руки и отнес в машину. Телефон был по-прежнему на громкой связи: Хеын вопила, пыталась докричаться до него. Видимо, она слышала и звук столкновения, и хлопанье открывающихся-закрывающихся дверей.
– Алло! Алло! Да что там у тебя?! Ты в аварию попал? Сбил кого-то? Что ты там делаешь?!
– Не волнуйся, все нормально. Сбил кого надо – как раз ту, кого мы и собирались похищать.
И Мёнчжун что было сил утопил педаль газа.
2
22 августа 2019 года, четверг, ночь
(второй день похищения)
Он слышал в какой-то передаче, что при травмах головы внутреннее кровотечение опаснее внешнего: кровь должна литься из раны, а если ее нет, то она, скорее всего, накапливается где-то внутри; от этого повышается внутричерепное давление и резко возрастает вероятность того, что от обычного сотрясения мозга человек может умереть. У девочки кровь текла, так что, по идее, умереть она не должна. Но вот лицо ее было белым, как бумага. Мёнчжун в панике схватился за голову, пальцы его тряслись. Время от времени он подносил руку к ее носу, проверяя дыхание. Вроде бы есть слабая струйка воздуха, касающаяся его ладони… Но вдруг он выдает желаемое за действительное и это ему только кажется? Мёнчжун прикладывал ухо к ее груди, напряженно вслушиваясь, бьется ли сердце. И только после этого разрешал себе вздохнуть.
«Бум!» – снова прокатилось у него в ушах эхо удара. Он заткнул уши, втянул голову в плечи и закрыл глаза, но это не помогало: в голове снова и снова прокручивался момент столкновения. Все еще дрожа, Мёнчжун открыл глаза и вгляделся в лицо похищенной.
Ее зовут Чхве Рохи, одиннадцать лет. Изящное тонкое личико, губы маленькие, но правильной формы – плотным бантиком. Большие глаза и белая кожа хорошо сочетаются с черными волосами. Стрижка очень короткая – настолько короче обычного боб-каре, что Рохи даже можно принять за симпатичного мальчика. «В школу, поди, ходит… А моей на школу даже издалека взглянуть не довелось». Когда Мёнчжун вспоминал о Хиэ, у него сразу щемило сердце. Если и этой девчонке, как и его дочери, в маленькое тельце воткнут с десяток разных трубок, обмотают проводами и подключат дыхательный аппарат, то он никогда в жизни себе этого не простит.
* * *
На полу задергался мобильный. Входящий номер можно было не смотреть – Мёнчжун и так знал, кто это: Хеын дала ему этот телефон, когда они планировали похищение. Она сказала, что для дела нужен «левый» номер, который нельзя будет отследить. Скорее всего, он был оформлен на подставное лицо, но Мёнчжун этого не уточнял. Как ей удалось раздобыть такой телефон, он тоже не спрашивал – сейчас ему вообще ничего лишнего знать не хотелось, он думал только о Хиэ. Всякий раз, когда ему хотелось бросить эту затею, он убеждал себя, что все это ради нее. Подняв с пола телефон, Мёнчжун вышел во двор. Пусть даже девчонка и без сознания, но при ней он все равно разговоры вести не будет. Небо пока еще было объято тьмой, горячий ветер назойливо лип к его телу.
– Ну, как там? – Голос Хеын был на удивление спокойным.
– В себя пока не пришла.
– И что теперь? Я тебе сколько раз говорила, что нужно быть осторожнее!
«Как будто в аварии попадают по своему желанию!» Внутри поднялась волна злости, но он сдержался, закусив губу: «Думай только о Хиэ, думай только о ней!»
– Ладно, ничего не поделаешь, как вышло, так вышло. Сейчас нужно довести начатое до конца. Как очнется, надо будет ей домой позвонить, с родителями…
Прежде чем Хеын закончила фразу, Мёнчжун нажал на «отбой» – надоела. Свободной рукой взъерошил волосы. Что ж за жизнь у него такая… трудноперевариваемая. У него вырвался глубокий вздох. Ну почему все так обернулось? «Нет, давай завязывай с такими мыслями!» Он повернулся, чтобы вернуться в комнату, и тут натолкнулся на чей-то взгляд.
– Кхык!
Мужчина непроизвольно отпрянул назад, издав странный звук, чем-то похожий то ли на крик, то ли на хрип. Он даже не заметил, что девочка очнулась. Или нет, точнее говоря, не услышал, как она открыла дверь и просунула голову в проем. Рохи смотрела на него снизу вверх, от испуга ее большие глаза стали еще больше – настолько, что были видны белки.
«Черт, вот же попал!» В голове у него все перемешалось. Наверное, нужно что-то сказать? А что? Может, объяснить ситуацию в целом? Или лучше сначала спросить, как она себя чувствует? В итоге он просто стоял и молчал, давая ей возможность как следует разглядеть и запомнить себя.
– Кто?
От ее резкого вопроса вся кровь моментально отхлынула у Мёнчжуна от головы. И что сейчас прикажете ему делать? Спрятать свое лицо? Или, наоборот, завязать ей глаза? Он чувствовал себя как та тетка, которую мужики голой в бане увидели: от волнения все определиться не может, что ей раньше прикрыть – верх или низ? Вот и он сейчас так: не знает, что для него в такой момент важнее и что нужно делать прежде всего…
Девочка пристально рассматривала его: взгляд у нее был явно осмысленный и незамутненный. Под этим взглядом Мёнчжун непроизвольно продолжил понемногу пятиться назад. И тут начинающего похитителя озарило. Он посмотрел на карман своих мешковатых штанов. Все же не зря считается, что залог успеха – в продуманной подготовке. В штанах у него лежал моток веревки – просто на всякий случай, если ребенок сбежит или какие другие проблемы возникнут и другого выхода уже не будет. Мёнчжун осторожно засунул руку в карман, нащупал там аккуратно скрученный нейлоновый шнур и в одно движение достал его, одновременно пряча руку за спину. Он проделал все так быстро и ловко, что девчонка, конечно, ничего не смогла заметить.
– Веревка для чего?
«Эх, заметила…»
– Э-э-э… Б-б-белье развешивать, – сказал он, после чего, вопреки логике, почему-то отбросил шнур подальше.
Рохи не отводила от него взгляд, словно вынуждая все-таки ответить на предыдущий вопрос. Мёнчжун покосился на веревку. Когда твой оппонент – ребенок, то понятно, что тебя будут мучить угрызения совести. Он знал, что нужно действовать как можно более гуманно, но когда похищаешь человека, то связать его или держать под замком – вещь неизбежная, разве нет?
– Ты спрашивала, кто я? – Мёнчжун украдкой подбирался к веревке.
– Кто я?
* * *
– Так ты что, вообще ничего не помнишь?
Взволнованный голос Мёнчжуна разносился по всей комнате. Он то и дело нервно теребил подбородок и взъерошивал волосы. Действительно, когда он сбил девочку, та упала и ударилась так сильно, что, казалось, аж треск стоял. Понятно, что при этом мозгам и повредиться не трудно.
Сама пострадавшая с абсолютно безмятежным лицом расселась на полу комнаты. Ее чем-то привлекла валявшаяся в углу чесалка для спины – девочка подобрала ее и начала осматривать обстановку. Похоже, самым взволнованным здесь был Мёнчжун: он все прокручивал в уме, как сильно все эти непредвиденные обстоятельства повлияют на успех затеянного им дела, в котором на кону стояла его жизнь. Но суть-то как раз и заключалась в том, что обстоятельства были непредвиденными, причем настолько, что просто не укладывались в голове, и теперь Мёнчжун все никак не мог успокоиться. Словно не в себе, он метался по маленькой тесной комнатушке из стороны в сторону, а потом внезапно плюхнулся на пол рядом с Рохи.
– Нет, ты правда ничего не помнишь? Совсем ничего?
– Угу. Тебе есть дело?
Она и говорила как-то странно: как голосовой помощник в мультиварке. Хотя нет, мультиварка разговаривает даже более естественно. Мёнчжун повертел в кармане записку – аккуратно сложенный клочок бумаги размером с ноготь. Там почерком Хеын было написано имя девочки, адрес и возраст. Ей, по идее, вроде как уже одиннадцать, а со старшими говорить не научили – незнакомым взрослым тыкает… Или сейчас для одиннадцатилетних это нормально? Неужто и Хиэ через пару лет будет с ним в таком тоне разговаривать? Просто немыслимо…
– Кто?
Интонации ее были не очень понятны, но, кажется, Рохи снова спросила, кто она. Посмотрев на пялившуюся на него девочку, он решил уточнить:
– Себя имеешь в виду?
– Тебя.
– Я? Я…
Кем бы назваться? Ну не скажешь же, что он ее похититель… Погруженный в эти раздумья, Мёнчжун чуть не ответил: «Секундочку, дай подумать». Что бы такое сказать, чтоб вплоть до получения выкупа обращаться с ней как можно человечней? Чтобы не надо было ее ни связывать, ни держать взаперти? Пусть он ее и украл, но так с людьми обращаться неправильно… «О, кстати!..» Эта мысль привела его в чувство.
– Эй, а ты почему ко мне на «ты» обращаешься?
– Сейчас это важно?
«Она права, сейчас это неважно».
– Э-э-э… хорошо. Я твой…
– Папа?
– А?
От изумления у Мёнчжуна аж плечо дернулось. На что Рохи лишь подозрительно хмыкнула и недоверчиво потрясла головой. Хоть она и потеряла память, но, похоже, у нее были сильные сомнения на этот счет – мол, что-то здесь не то. А ведь если в сериалах главный герой терял память, а потом находил родителей, то все было совсем не так – они частенько смотрели дневные дорамы вместе с Хиэ, усевшись рядышком перед телевизором. Теперь же Рохи осмотрела его скептическим взглядом и сказала:
– Или нет? Не очень похоже…
– Да папа я твой, точно папа.
Слова вылетели из него почти рефлекторно, хотя надо признать, что мысль «Вот он, шанс!» промелькнуть успела. Ведь раз он отец, то тогда она будет слушаться и вести себя спокойно. А если не будет убегать и звать на помощь, то не будет и необходимости ее связывать, чего он так опасался. Теперь его больше всего заботил вопрос, как позвонить ей домой и потребовать выкуп. «Ничего, навешаем ей какой-нибудь лапши на уши, запишем голос, а потом дадим прослушать родителям…»
– Как меня зовут?
Мёнчжун оторопел.
– Чхве… Нет, Ким Хиэ.
Он все-таки назвал имя своей дочери. Рохи не торопилась верить ему и разглядывала Мёнчжуна своими огромными глазищами сверху донизу. А он почему-то избегал ее пронзительного взгляда. Да что ж такое! Она и память потеряла, да и вообще обычный ребенок, в конце-то концов! А он дергается постоянно… Это потому, что совесть нечиста. Не зря же говорят, что на воре шапка горит… Так, надо вызвать у нее доверие. Мёнчжун собрался с силами и посмотрел Рохи прямо в глаза. «Смотрим… Еще смотрим…» И – нет, не выдержал, отвел взгляд. В груди стучало так сильно, что ему пришлось вдохнуть и выдохнуть, чтобы успокоиться. Так, глядишь, и до тюрьмы дело может не дойти – сам от инфаркта окочуришься…
И тут ему в шею внезапно воткнулась чесалка. Хорошо еще, что он от испуга рефлекторно дернул головой и деревяшка скользнула мимо, а то бы точно горло пропорола. А еще говорят, что «от чесалки еще никто не умирал»…[3] Проморгавшись, он увидел, что Рохи снова нацелилась палкой ему в шею.
Неловкая пауза как-то подзатянулась: за наставленной чесалкой был виден блеск ее глаз. «Ей точно память отшибло или она все-таки о чем-то догадывается?» В тишине комнаты было лишь слышно, как Мёнчжун громко сглатывает накопившуюся слюну. Наконец Рохи соизволила открыть рот:
– Еды.
И это был ее первый приказ своему похитителю.