Чад Кушинс
Зверь. Джон Бонэм и Восхождение Led Zeppelin
Выступив перед двумя дюжинами студентов с сет-листом, состоящим из композиций Moby Grape и Buffalo Springfield, Роберт поинтересовался у Джимми, что тот думает о шоу. Пейдж как всегда уклончиво пробормотал: «Я позвоню на неделе» и исчез в ночи. Правда он все же позвонил и пригласил Планта в Пэнгборн, чтобы провести интенсивный курс погружения в блюз и рок-н-ролл на примере его любимых исполнителей, таких как Литтл Уолтер, Чак Берри, Джоан Баэз и Мадди Уотерс.
К радости обоих, их музыкальные вкусы оказались почти идентичны, и Джимми понял, что нашел своего солиста. В Пэнгборне Пейдж рассказал Роберту о группе, которую нарисовал в своем воображении: рок-квартет, пропитанный американским блюзом, но с более мягкими оттенками нового акустического калифорнийского звука, занимающий вершины хит-парадов по всей Америке.
Рок-н-ролльное кьяроскуро[9], или «свет и тень», по задумке Джимми, звучание должно было сочетать в себе как тяжелые, громкие, прогрессивные, монотонные низкочастотные звуки, так и более легкие, акустически управляемые композиционные штрихи. Более того, Пейджу был гарантирован тур по Скандинавии с любыми музыкантами, которых он планировал назвать The New Yardbirds. Терять было нечего.
Теперь оставалось лишь заполнить два важных вакантных места в группе. Джимми требовались мощные барабаны, основа, дополняющая его уникальное звучание. Когда Роберт спросил о кандидатах, Пейдж признался, что все еще в поисках. Сперва он рассматривал Б. Дж. Уилсона, работавшего с Джо Кокером над альбомом With a Little Help from My Friends. Самого Уилсона заинтересовала перспектива игры в концептуальной новой группе, но, как и Терри Рид, он не смог из-за действующих обязательств (перед группой Procol Harum). К счастью, Роберт предложил Пейджу кандидатуру получше. «Не принимай никаких решений относительно барабанщика, пока его не увидишь, – сказал ему Плант. – Это сложно описать. Не думаю, что кто-то играет на ударных так, как он. Я не знаю никого, кто смог бы его переплюнуть».
Сразу после отъезда из Пэнгборна Роберт автостопом добрался до Оксфорда, чтобы разыскать своего приятеля Джона Бонэма, который, по слухам, в тот вечер играл где-то с Тимом Роузом.
* * *
«Ну, вообще-то мне и здесь неплохо». Надо признать, предложение Джимми не впечатлило Джона так, как Роберта. Бонэм считал The Yardbirds популярной в прошлом группой, отжившей свой век. Иначе с чего бы все участники просто так отказались от своих прав в пользу Пейджа? К тому же сорок фунтов, которые Джон зарабатывал с Тимом Роузом, наконец-то обеспечивали его маленькой семье крайне необходимую стабильность.
«Мы с Плантом вместе заявились на квартиру Джона в Ив-Хилл, – позже вспоминал их общий друг Билл Бонэм. – Пэт явно была не в восторге, увидев Роберта, потому что Тим Роуз обеспечил ее мужа хорошей работой. А всякий раз, когда Джон участвовал в авантюрах Планта, семья лишалась доходов. Так что потребовалось немало времени, чтобы убедить Бонэма присоединиться к новой группе».
В конце концов Бонэм с неохотой согласился позвонить Джимми. Он прямым текстом сказал, что очень доволен местом у Роуза. «Лучшее – враг хорошего, – сказал барабанщик. – Нынешнее положение дел меня более чем устраивает. Все складывается как нельзя лучше».
Но Джимми не из тех, кто легко мирится с отказом. «Джон, пойми, группа может выстрелить, – настаивал Пейдж. – У нас потрясный менеджер… Нам представилась уникальная возможность. Обдумай все как следует, и позже мы еще вернемся к этому разговору». Сразу Джимми об этом не упомянул, однако позже он вспоминал, какое впечатление на него произвел Джон в тот вечер. Его игра была «за гранью всего, что я мог вообразить, – утверждал гитарист. – Он – сверхчеловек».
Заручившись согласием Пэт, Бонэм решил встретиться с Джимми лично и выслушать его. В начале августа он отправился в гости к музыканту в Пэнгборн. Как и Роберту, Пейдж показал Джону свою обширную коллекцию пластинок, каждая из них отражала звуковые грани, к которым он стремился. Джимми также подчеркнул, насколько значимая роль отводится барабанщику в новой группе. Именно это и склонило чашу весов: услышав, как ведущий гитарист и руководитель группы рассуждает о важности ударника, Джон вдруг всерьез задумался.
Спустя несколько дней непрерывных телеграмм и просьб Питера Гранта Джон наконец смог получить разрешение Пэт принять предложение Джимми. Она смилостивилась после неожиданного доказательства рентабельности The New Yardbirds: Джону с легкостью предоставили аванс будущего заработка (он, конечно, не знал, что эту сумму, как и большинство других расходов, Джимми фактически покрыл из своего кармана).
В конце концов Джон позвонил Джимми со словами: «Твоя взяла! Погнали!»
Пейдж очень обрадовался, что заполучил барабанщика. «Ты не пожалеешь», – пообещал он своему новому товарищу по группе.
* * *
«Я увиделся с ними [Джоном и Робертом] лишь через несколько недель в „Rum Runner“, – вспоминал позже их приятель Мак Пул. – Я тогда сказал Джону: „Только не говори мне, что ты в группе“. И он ответил: „Ну да“. И я такой: „Опять двадцать пять“. Тогда-то он и рассказал, что им даже аванс уже заплатили. Причем бешеные бабки, по три куска каждому! А это ведь совершенно другой уровень, потому что раньше никто из них таких деньжищ в глаза не видел. „Мы уже кое-что пишем, – сказал мне тогда Джон. – Тот мужик, Питер Грант, снял нам студию“. Я еще подумал: „Ни хрена какие вы шустрые“. А уже три недели спустя Джон хвалился: „Я только что заработал три штуки фунтов“. Я удивился, а он сказал: „Да, прикинь, привалила целая куча бабла“. Внезапно у Джона появилась тачка и стереосистема последнего поколения. Пэт казалось, что они сорвали джек-пот, хотя она относилась к этому очень философски. Девушка считала, что все это ненадолго».
Джон обмывал свалившееся на него добро недалеко от Бирмингема. Они с Робертом отправились в паб «Плуг и грабли» в Кинвере, Бонэм светился от восторга за рулем нового «Ягуара», правда, на нем была кепка шофера, чтобы не привлекать внимание полиции, ведь его права были недействительны. Несколько недель Джон лежал ночами без сна, задаваясь вопросом, действительно ли стоит последовать за Джимми Пейджем, словно за крысоловом из немецкой сказки. Вплоть до этого момента Бонэм и не думал бросать Тима Роуза ради каких бы то ни было предложений, хотя подобные поступали. «Мне столько всего нужно было обдумать, – позже признавался Джон. – Вопрос был не в том, у кого лучше перспективы, а в том, что мне ближе… Крис Фарлоу был хорошо известен, и я был уверен, что Джо [Кокер] тоже добьется успеха, но, играя в Band of Joy с Робертом, я узнал, что ему нравится, а еще мне стало известно, чем увлекается Джимми, и тогда я понял, что именно такая музыка мне ближе, и это окупилось с лихвой».
* * *
За несколько недель до поспешного дебюта The New Yardbirds в Скандинавии, когда Джон уже официально числился барабанщиком группы, одно место все еще оставалось вакантным – коллективу нужен был басист, причем не уступающий мастерством остальным трем участникам.
Двадцатидвухлетний Джон Пол Джонс, как и Пейдж, несмотря на юный возраст, уже успел стать настоящим профи сцены. А еще, как и Джимми, он напрочь выгорел из-за изнурительной и беспощадной рутины, хоть и весьма прибыльной. Проработав вместе на десятках творческих сессий, начиная с 1965 года, Джонс и Пейдж одинаково устали от пусть и значимой, но анонимной работы. «Я был сессионщиком у Донована на записи „Hurdy Gurdy Man“, а Джон Пол Джонс отвечал за музыкальные аранжировки, – рассказывал позже Джимми. – Как-то в перерыве он спросил, не нужен ли мне басист в новую группу. Джонс, без сомнения, потрясающий аранжировщик и музыкант, и он видел во мне не просто работодателя. Ему очень хотелось выразить себя, и он решил, что вместе мы сделаем это круче… Так мне представился шанс заполучить его в группу».
Музыка у Джона Пола была в крови. Его отец в юности играл на пианино в театре, исполняя живую музыку к немым фильмам, и шестилетнего сына тоже научил играть. Десять лет спустя они сформировали собственный дуэт бас-гитары и фортепиано, работая на бар-мицвах, свадьбах и коктейльных вечеринках. Во время учебы в интернате Christ College Джон Пол собрал свою первую группу и обнаружил врожденный талант к оркестровой аранжировке. Привитые отцом вкусы вскоре начали меняться, и Джонс увлекся джазовыми басистами, такими как Чарльз Мингус и Скотт ЛаФаро. Парень понял, что в умелых руках бас может стать сольным или ведущим инструментом, и благодаря этому получил свой первый опыт профессионального музыканта, начав играть у джазового гитариста Джона Маклафлина. В восемнадцать, уже имея за плечами несколько крупных студийных сессий, он официально сменил имя с Джона Болдуина на более авантюрный сценический псевдоним «Джон Пол Джонс» и заработал репутацию потрясающего сессионного аранжировщика, работая на таких артистов, как The Rolling Stones, Дасти Спрингфилд и Том Джонс. Но именно сотрудничество с фолк-рокером Донованом и его продюсером Мики Мостом привлекло внимание гитариста Джимми Пейджа.
Джон Пол аранжировал, режиссировал и сыграл столько треков, что превзошел даже Beatles – по крайней мере, так позднее утверждал Мост. Но подобный послужной список зарабатывается часами изнурительной работы, и теперь счастливо женатый Джон Пол искал более стабильную работу. «Я начинал с сорока-пятидесяти проектов в месяц. Под конец приходилось работать с чистыми листами партитуры, я просто сидел и молча в него пялился».
Когда разочарование Джона Пола в работе стало очевидным, его супруга Мо убедила мужа бросить сессионную игру и примкнуть к музыкальной группе. «Моя благоверная как-то сказала: „Может, уже хватит слоняться по дому? Почему бы тебе не присоединиться к новой группе?“ – вспоминал позже музыкант. – На что я ответил: „Нет такого коллектива, в котором я бы хотел играть. А про что речь?“ И тогда она сказала: „Слушай, кажется, я прочла об этом в журнале Disc, Джимми Пейдж набирает группу… Может, позвонишь ему?“».
И Джон Пол последовал совету жены. Джимми не только обрадовался звонку старого друга, но пообещал держать его в курсе относительно барабанщика, которого планировал послушать, – ударника из группы Тима Роуза, о котором постоянно твердил Роберт Плант.
Ближе к августу Джимми позвонил Джону Полу, и тот без раздумий согласился прийти на первую репетицию. Джонс был даже готов вложить немного собственных денег, если первая репетиция оправдает ожидания Джимми.
Тогда во время первой встречи многое было поставлено на карту. Всего через неделю The New Yardbirds должны были выступать в Скандинавии.
* * *
12 августа 1968 года состоялась первая совместная репетиция группы. «Впервые встретившись в той маленькой комнатке, мы пытались выяснить, сработаемся ли, – рассказывал Джон Пол Джонс. – Первое, что меня поразило в Бонзо, – его уверенность. Он был такой, знаете, самодовольный сукин сын».
Джон Пол, Джимми и Роберт, возможно, и не заметили, но Бонэм жутко волновался, спускаясь в подвал музыкального магазина на Джеррард-стрит – импровизированный репетиционный зал, который Джимми забил усилителями, готовясь к дневному прогону. «Такому, как я, парню из Мидлендса, игравшему до этого лишь с местными группами, было довольно странно познакомиться с Джоном Полом и Джимми, – вспоминал Джон. – Я очень стеснялся, решив на всякий случай помалкивать и сперва во все въехать».
Джон Пол добавил: «Джимми нам тогда сказал: „Ну вот все и собрались, что будем играть?“ И я ответил: „Не знаю. А что ты предлагаешь?“ И тогда Пейдж предложил: „Вы знаете что-нибудь из репертуара The Yardbirds?“».
Как выяснилось, все знали «Train Kept a-Rollin’», и как только Джимми дал отсчет, по словам Джона Пола, бешеная энергетика «взорвала» помещение. Музыканты сказали: «Отлично, продолжаем, это то, что нужно, у нас все получится!»
Позже Роберт вспомнил похожее ощущение мгновенно возникшей химии. «Я впервые в жизни так завелся, – признавался музыкант. – И, хотя мы все с головой ушли в блюз и R&B, в первые же полтора часа мы обнаружили, что у нас есть неповторимая индивидуальность».
Позже Плант добавил: «Я чувствовал, что со мной, да и со всеми в комнате, что-то происходит. Казалось, мы нашли нечто, с чем нужно было обращаться крайне осторожно, потому что оно могло ускользнуть, но это была поразительная мощь».
«Это было просто потрясающе – мгновенная концентрация, – вспоминал Джон Пол, как впервые увидел Бонэма за барабанами. – Он не выделывался, просто точно знал, на что способен. Абсолютное спокойствие».
Архитектор группы и главный провидец Джимми Пейдж был доволен больше всех. Если первый джем-сейшн и можно было считать предвестником, то стало понятно, что время, терпение и вложения гитариста окупились. «Мы собрались вчетвером в той комнате и начали играть – и все стало на свои места, – позже вспоминал Джимми. – Мы начали смеяться и прикалываться. Может, от облегчения или от осознания того, что способны работать вместе». И, что самое важное, у них было достаточно времени, чтобы привести группу в надлежащую форму перед грядущим турне. «В конце концов, мы знали, что все происходит на самом деле… это будоражило. „Возбуждало“ – вот подходящее слово. А потом мы приступили к репетициям альбома».
* * *
Окрыленные успехом первой попытки, участники группы решили встретиться дома у Джимми в Пэнгборне и устроить музыкальный марафон, чтобы отрепетировать и выучить сет-лист для скандинавского тура. Поскольку иностранная публика ждала старые хиты The Yardbirds, Джимми использовал эти композиции в качестве отправной точки для нового состава. Он начал с «Smokestack Lightning», затем добавил парочку песен из различных групп Роберта, например «As Long As I Have You» из Band of Joy. В конце Пейдж представил парням сюрреалистическую психоделическую композицию, которую уже начал писать, – «Dazed and Confused», она познакомила новую группу, а затем и публику с его фирменной техникой игры смычком. Но Бонэм и Джон Пол не оценили причудливую и замысловатую структуру аккордов длинной мелодии, поэтому от последней песни на время отказались. Тем не менее всем четверым музыкантам стало очевидно, что их совместное творчество – нечто исключительное. Джон Пол Джонс был особенно рад и воодушевлен перспективой делить ритм-секцию с таким талантливым музыкантом, как Джон Бонэм. «Будучи сессионщиком, я играл каждый день с тремя разными барабанщиками, – вспоминал Джон Пол. – Услышав игру Бонзо, я понял, что будет круто: он точно знает, что творит, и шарашит как оголтелый… У нас возникло взаимное уважение, когда мы поняли, что оба знаем свое дело. Я слушал его игру ногой по бочке, а он слушал меня. Настоящая ритм-секция».
Позже Джон Пол добавлял: «Бонэм играл на небольшой установке, но на больших барабанах. Ее не назвать большой с точки зрения количества инструментов – по большей части он использовал всего четыре, да и стоек у него никогда не было… Причем было неважно, что именно это за барабаны, всякий раз, садясь за чужие ударные, он сразу выдавал фирменное звучание. Важно было, как он по ним бьет, ну и плюс безупречное чувство ритма».
Остальные музыканты сразу поняли, как подход Джона к инструменту отличался от коллег. Если другие барабанщики предпочитали снимать днища, заклеивать верхний пластик скотчем и набивать бас-бочки всевозможными подушками для смягчения звука, Джон использовал массивную установку и не трогал пластик. Он что-то менял лишь в случае реальной необходимости. И хотя «близкое звучание» (размещение микрофона в паре сантиметров от каждой мембраны) стало обычной студийной практикой в 1960-х годах, Бонэм и Пейдж сошлись во мнении, что это лишь подчеркивает менее приятные звуки, порождаемые инструментом. Звон и гул, которые следовало бы заглушить, оставались слышны, отвлекая внимание.
Друг и коллега Джона по ударным Дэйв Мэттекс позже заметил, что фирменное «звучание» Бонэма – идеальное сочетание настройки барабана и расположения микрофона Джимми. «Джон выбрал вариант [живого] биг-бенда – большие барабаны с высокой „джазовой“ настройкой, широко открытые, без затухания. Настроенные подобным образом установки не так хорошо звучат в маленьких помещениях и при близком расположении микрофонов. Их вообще следует убирать от барабанов, чтобы „услышать“ весь звук должным образом – отсюда и любовь к большим залам и фоновым микрофонам. Но в любом случае важно правильно сбалансировать установку, чтобы при игре тарелки, например, не заглушали барабаны».
Джон Пол быстро взял на вооружение уникальный подход Джона к игре, чтобы адаптировать свой бас и клавиши под звучание ударника. «Он очень сильно бил по инструменту, выдавая невероятно громкий звук, но на самом деле он утонченный барабанщик во многих смыслах этого слова», – вспоминал позже Джонс. Словно отражая собственные теории Джимми об их материале, Джон Пол добавил: «Повсюду были свет и тень, цвет и ритм».
Джон обычно играл фоновые ритмы пальцами левой руки, имитируя литавры, а правую руку держал ладонью кверху, фиксируя палочку немного выше, создавая идеально сбалансированный удар. Хотя многие считали, что звучание Джона – результат грубой силы, его истинная мощь заключалась в гибкости запястий, а также сверхчеловеческой выносливости. Тем не менее другие барабанщики приходили в восторг от того, как Джон использовал бочку, которая не только формировала его характерные триоли, но и создавала ложное впечатление, что всего их три. На самом деле Джон пытался играть на инструментах в таком количестве в 1969 году, пока товарищи не сказали, что и с одной бочкой он достаточно громкий.
Привычка часто использовать правую ногу и первоклассная техника владения бочкой позволяли Джону безупречно выполнять два сложных движения. Во-первых, двойные удары по бочке, например в «Good Times Bad Times», где он сыграл двойные партии как шестнадцатые триоли, а также техника под названием «Ценность трех», позволяющая наносить тройные удары или группировать бочки по три. После первого турне Led Zeppelin Джон начнет использовать на всех своих установках педали Ludwig Speed King.
В отличие от большинства других барабанщиков, особенно джазистов и музыкантов биг-бендов со сходными игровыми параметрами, Джон предпочитал сидеть за ударной установкой низко, даже находясь на подиуме. Его большую неповоротливую фигуру можно было безошибочно узнать даже по силуэту.
* * *
С самого начала решили, что Джимми – главный солист и лидер, а остальные выкладываются на полную, чтобы стать идеальной аккомпанирующей группой. Будучи уверенным в проекте больше, чем когда-либо, Джон Пол Джонс сдержал обещание, выделив дополнительные средства на предстоящий тур и первые записи. Также в последний момент он втянул новых товарищей по группе в один проект, который предстояло выполнить для другого артиста, подкупив Джона и Роберта дополнительным заработком. «Я, видимо, тогда еще не закончил заниматься аранжировками или у меня оставались какие-то обязательства, потому что, ненадолго прервавшись на репетицию в плавучем доме Пейджа в Пэнгборне, мне пришлось вернуться и закончить запись для Пи Джея Проби, для которой я уже сделал аранжировку, – вспомнил Джон Пол. – Чтобы поднять деньжат, я подрядил на сессию и ребят, ведь они были на мели. Я сказал тогда: „Вы же в курсе, что у нас с Джимми появился потрясающий барабанщик, который вам крайне необходим“, и даже дал [Роберту] бубен, чтобы он не чувствовал себя обделенным. Так что нашим первым профессиональным заказом стала работа над композицией Пи Джея Проби».
* * *
Гастрольный тур The New Yardbirds начался 14 сентября в Копенгагене.
Выступление включало композицию «Train Kept a-Rollin’», в скором времени превратившуюся в высокоскоростной оригинальный джем-трек, однако пока без текста. Группа разучила версию Джимми «Dazed and Confused», ключевую композицию старых The Yardbirds «White Summer», медленную, соблазнительную блюзовую балладу «I Can’t Quit You Baby», слова которой Роберт с легкостью выучил в момент, а также длинную вереницу ранних композиций любимых рок-н-ролл- и R&B-исполнителей, чтобы отдать дань уважения музыке, любовь к которой они пронесли сквозь года, а заодно чтобы поднять на ноги скандинавскую публику. К огромной радости Джона, он мог играть с новыми друзьями потрясающий программный материал, например, «We’re Gonna Groove» Бена Э. Кинга, «Shake» Отиса Реддинга, «Your Thing» братьев Исли и (к особой радости Роберта Планта) огромное количество классических произведений Элвиса Пресли, подогнанных под стиль хард-рока The New Yardbirds и хорошенько сдобренных адреналином. Даже спустя годы, когда у группы уже была внушительная коллекция хитов, их долгая прогулка по страницам истории рок-н-ролла оставалась их фирменной фишкой почти во время любого выступления.
Вскоре стало очевидно, что этот квартет хард-рокеров – абсолютно не The Yardbirds, и Джимми решил изменить название при первой же возможности. Хотя на репетициях это не обсуждали, новое имя было необходимо, и во время поездки накидывали множество идей, среди которых встречались «Бешеные Псы» и «Подушка-Пердушка», хотя их быстро забраковали. А потом Джимми пришел на ум разговор с товарищами по The Who Джоном Энтвистлом и Китом Муном, когда они впервые узнали о его попытках собрать новую группу, и ему вспомнилась шутка о «свинцовом шаре». Со временем они разошлись до свинцового цеппелина (Lead Zeppelin) и прикалывались, что американцы неправильно произносят это слово, превращая его в «leed».
«В конце концов, было важно не столько название, сколько то, примут музыку или нет, – рассказывал позже Джимми. – Меня зацепил вариант Lead Zeppelin – казалось, он отвечал всем требованиям, [и] в нем чувствовался намек на группу Iron Butterfly».
12 сентября 1968 года Джон Бонэм, Джон Пол Джонс, Джимми Пейдж и Роберт Плант отправились в Скандинавию как The New Yardbirds. Домой они вернулись через три недели, как раз к старту первого британского турне 4 октября, начавшегося в зале торжеств Mayfair в Ньюкасл-апон-Тайн. Одиннадцать дней спустя на афише Большого зала Гилфордского университета Суррея все еще было написано The New Yardbirds, но группа настояла на том, чтобы организаторы вывели их на сцену под тем именем, к которому единогласно пришли все четыре участника. Их старый приятель по Way of Life Реджи Джонс вызвался отвезти Джона и Роберта на концерт в университет Суррея на своем новом «Ягуаре». «Снаружи висел огромный баннер, на котором большими буквами было написано: «Сегодня вечером! The Ex-Yardbirds». Внизу мелкими буквами значилось: «Led Zeppelin».