В избе жила Я. Я варила кофе в большущей бронзовой турке на огне камина.
Оре, Юм, Дюм и Олуи сели за стол и ждали.
– Знаете что, – несла Я кипящую турку к столу, – в этой турке – вся моя жизнь. Грядущие пару часов я заварю и разделю с вами. Здесь меня зовут Кари́я. И с этого места я вижу себя со стороны – кудрявую и в платье из чёрных перьев.
Кария поставила турку на середину стола. Гости с любопытством склонились над ней.
– Понимаете, – Кария водила пальцем над свежесваренным кофе, – все мои годы, все мои дни и часы живут со мной одновременно. Вот здесь – в теле этой бронзовой турки. Здесь мне и пять, и семь, и тринадцать лет одновременно. Глядите!
Кария ткнула когтистым пальцем в кофе – и в рельефе ряби проявилась сепия старинных фотографий.
– Когда мне было 11 лет, – бархатным голосом ворковала Кария, – я в сердцах бросила сюда ложку корицы да ещё и красного перца. Ох и накуролесила! А ведь не выношу корицу! Пришлось её пережить! А теперь вспоминать и терпеть каждый день, делая глоток за глотком… Будьте аккуратны с настоящим, друзья! Вам его ещё пить!
Кария водила когтем по коричневой глади, листая фотографии своей жизни.
– О, а вот и та треклятая щепотка красного перца! – восхищённо ахнула Кария. – Ну и штучка же была я! Вспоминать – одно удовольствие! Но теперь приходится считаться с этим жгучим прошлым! И отныне класть поменьше гвоздики. Да и коньяком отныне нельзя злоупотреблять!
Кария достала пальцем до самого дна и всколыхнула его. На глади показался чёрный флаг с красной Анархией.
– Этот напёрсток робусты варится здесь уже тринадцать лет. Ничто его не выпарит!
Оре взял Карию за руку.
– А плевали гады в эту турку? Топтали зёрна? Мешали с дерьмом?
Кария махнула рукой.
– Дерьмо – не худшее, поверь! Куда хуже безвкусная пустая вода или ядовитый синтетический сахар. Вот это ничем не вывести! И не заполнить! Дерьмо забродит и даст плоды. А пустота… Из неё нечего выжать. Самое противное, что её невозможно заполнить! Поэтому отныне я тщательно и осмотрительно подсыпаю новый кофе! Мне его всю жизнь пить! Лет семь назад я сыпанула кардамона. Зато теперь какао можно не жалеть! Но вот гвоздику мне пришлось ещё урезать и подождать годок-другой, пока прогоркнет кардамон! А перец чёрный позабыть надолго мне придётся!
Вода в реке заметно набирала скорость, и путники уже отчётливо слышали запах и шум океана. Равнины и лес сменились скалами. Кажется, близился залив и водопад.
Оре смотрел на гигантские синие горы на горизонте, занимавшие треть небосвода. И от их дьявольских размеров становилось жутко и захватывало дух. Оре пригляделся и понял, что никакие это не горы. Это застывшие во времени гигантские морские волны. А снежные вершины – это замёрзшая пена. Чёрт знает, сколько веков назад эти волны нависли над сушей, продлив её несчастную жизнь. И в какой момент они всё-таки решат рухнуть со всей смертоносностью?
– Две трети твоей массы – это мышцы. Не может быть! Ты ведь, чёрт возьми, из руды! Из камня! – восклицал Олуи, взбалтывая перед глазами мензурку с розовой жидкостью.
– Просто у меня огромное сердце! А чем больше сердце, тем больше на нём наростов, разрывов и шрамов! Вот оно и набирает вес! Я как Броди Буйвол – только бью тату на собственном сердце! Всё, что я вижу, выцарапывается сразу на нём!
– И почему ты всё принимаешь к нему так близко?
– Потому что оно здоровенное, кретин! К нему всё – близко! Большое сердце торчит из груди, над головой и даже из неповоротливой задницы! С ним неудобно ходить, негде присесть, не раздавив ни его, ни им же – соседа! Потому-то все его и задевают! Шаркают, царапают, толкают и плюют! Оно всем мешает! Оно не даёт другим прохода и места! Большое сердце сидит у тебя же на шее: захочет – вдавит в землю, захочет – поднимет в воздух! Большое сердце падает с треском и болтается у всех под ногами! Большому сердцу до всего есть дело, ясно?! Потому что, где бы ты ни был, ты находишься там всем своим сердцем, виснущим на тебе! И на что бы ты ни глядел, ты смотришь на него сердцем, выпирающим из глаз! Стоит тебе открыть рот – и большое сердце вываливается и оттуда, когда никто не просит! Вот и сейчас одним лишь острым вопросом ты полоснул моё неуклюже попавшее под руку сердце! Ты воткнул свой вопросительный знак ему в спину!
Медные нити русалочьего волоса сверкали на солнце в воде. Водопад тянул их вниз и взбивал вместе с пеной в кудри.
– Вот мы и добрались до водопада в залив, где русалочьи волосы вместе с рекой впадают в море-океан! – прокричал в шуме воды Олуи.
Оре помчался вниз, прыгая по шатким валунам, остальные кое-как поспевали за ним. Оре бежал вдоль берега бухты подальше от облака брызг и спрыгнул с утёса в морскую глубь. Разорванная его падением поверхность воды вскоре зажила и разгладилась. Друзья, затаив дыхание, ждали Оре на утёсе. Лишь изредка Оре вновь прорывал водяную кожу – глотал воздух и скрывался в воде.
Спустя время Оре вышел на берег неподалёку от утёса.
– Ну! Ты поймал сердце? – кричал на бегу Юм, бежавший первым.
Ссутулившийся Оре с отчаянием выронил принесённый им предмет из рук.
– Башмак! – завопил он. – Чёртов башмак! Я битый час вычёсывал русалочьи патлы – еле его выпутал, а он – башмак!
Олуи подобрал сгнивший ботинок.
– Надень его!
– Ты что, рехнулся?
– Это левый башмак? Надень его, поганый упрямец, на левую ногу! – заорал Олуи так убедительно, что Оре со злостью и молчаливым доверием забрал протянутый ему башмак и влез в него.
– Теперь ступай наверх! К началу водопада!
Оре медленно, но послушно зашагал по камням. Олуи покровительственно следовал за ним. Юм и Дюм настороженно плелись позади.
На самом верху Юм и Дюм смотрели вниз на разбивающуюся о камни водяную ленту. Оре и Олуи стояли по колени в шумящей воде у самого обрыва.
– Чувствуешь? – крикнул Олуи.
– Что? – перекрикивая шум, отозвался Оре.
– А вот что! – заревел Олуи и сбросил Оре в бушующую бездну.
Юм и Дюм замерли в идиотских позах.
Олуи ждал, когда Оре скроется в пене, и после позвал братьев:
– Бежим!
Олуи ринулся, как ненормальный вниз, и братья что было мочи понеслись за ним.
Олуи с разбега запрыгнул в воду – туда, где упал Оре, а через минуту вытащил на себе Оре в башмаке и в русалочьей паутине.
– Получилось! – ликовал Олуи, торжественно схватив и подняв в воздух башмак вместе с ногой остолбеневшего Оре.
– Я тебя прикончу! – пришёл в себя Оре, набросился на Олуи и свалил того на лопатки. Юм и Дюм кинулись остановить драку.
– Да погоди же ты! – глупо улыбался Олуи, радостно получавший по морде.
Оре схватил его за грудки и начал трясти.
– Ты меня чуть не прикончил, кретин!
– Но ведь у нас получилось! – Улыбался окровавленными зубами Олуи, повисший на подтяжках, с медленно распухавшим глазом.
Оре безнадёжно бросил его на землю и рухнул было сам, но Олуи не угомонялся и забрался к Оре на колени.
– Видишь?! Башмак! Он запутался в сети!
– Ну и что с того?
– Но ведь ты испугался?
– Ещё бы, сукин ты сын!!
– Значит, сердце твоё упало в пятку! Твоё сердце находится слева, поэтому оно упало в левую пятку! Прямо в башмак! А башмак своими крючками непременно запутался в сетях, как я и думал! Значит, русалки поймали твоё сердце! А мы его – украли! Мы раздобыли талисман!!!
Юм, Дюм и Оре замерли в недоумении.
– Ты и был нашим талисманом, Оре, всё это время! – ласково говорил Олуи. – Ты наш спаситель!
Дюм удивлённо глядел в сторону.
– Ты и правда смышлёный, братец Олуи!
– Только у тебя теперь рот справа красный, а глаз слева – синий! – Юм ткнул в лицо Олуи пальцем.
– Прости, что я тебя так отскоморошил, Олуи. – Оре взял беднягу за плечо, но на этот раз осторожно.
– Я знал, на что иду!
– Чёрт меня дери, моё сердце шаталось в русалочьих сетях! – Схватился за голову Оре. – Как я теперь взгляну в глаза Дергуне?
– Ну… Ты всё-таки был в башмаке! Погоди-ка… Королеве Дергуне? Ты с ней гуляешь?
– Не то чтобы серьёзно… Но я талисман! Значит, буду воевать по правое плечо от неё!
– Тогда что за вопрос – как это ты ей заглянешь в глаза? Как-как? Прямо сейчас!
Из земли забили фонтаны белого пара. Всё потонуло в тумане. Кажется, настало утро, и я проснулась.
Путники немедленно очутились в Хоффше – предупредить колдунью Келлу и всю деревню о скорой войне, а затем умчаться и примкнуть к армии Дергуны.
В доме тётушки Келлы путников ждал Тигот.
Он сидел напротив неё за кухонным столом и повернулся к внезапно нагрянувшим гостям. На столе стояли два стакана с наполовину выпитым остывшим чаем. Тётка с довольной ухмылкой смотрела на Тигота. Тигот же поднял взгляд на Оре.
– Сын…
– Не чувствую.
– Я тоже.
– Ты какой-то щуплый, папаня.
– А ты на вид туповатый!
– Это ещё стоит проверить! А вот ты явно не дорос, папаша!
– Мой! – заулыбался и прослезился Тигот.
Тигот подбежал к засвистевшему чайничку и поспешно плеснул прибывшим в кружки.
– Я уже предупредил Келлу о замыслах Гииды! Все бандюги деревни поставлены на уши и вооружены до зубов! А вас уже ждёт Дергуна во дворце! Но сначала чай! Чай моему сыну и его друзьям! И моё чистосердечное…
Тигот кашлянул и начал:
– То, что мой сын не умер много лет назад, – чудо из чудес! Но я от этого убийцей быть не перестал! Дурной из меня папаша! Поэтому, когда ко мне попала рука Оре, я сразу понял, что к чему. И поклялся, что отныне помогу своему сыну любыми чудесами! И даже смерть не освободит меня от этого долга! Я не сказал Гииде. Но мои раны – это не следы от боя с твоей непослушной рукой на наковальне! Когда я якобы с трудом выковывал из неё меч! От этого меча у меня всего одна рана, да и ту я ведь сам себе «инквизировал». Выбросил меч в окно так, чтобы тот по пути будто нарочно полоснул меня по спине! Меня бы ты ни за что не тронул, Оре! По лицу Гииды я понял, что обман мой удался! Нужно было доказать ей, что меч не слушается никогошеньки! И огрызается на всякого, не дай дьявол ей заподозрить, что меч послушался бы меня! Вряд ли бы он разрубил девчонку, но к чему рисковать? Я и выбросил его, зная, что он обязательно найдёт тебя, потому что отныне он был жив! Когда я ковал его, то сделал хитрость. Как я и сказал, я тут же догадался, чья это рука! И я очень боялся, что она умрёт. Я лил в сплав свою кровь и пот. Вот откуда мои раны и следы от порезов! Двойную службу сослужили! И руку выкормили, и Гииду с толку сбили! Чтобы сохранить жизнь твоей руке, я поил её своей кровью. Я сохранил жизнь и душу в твоём мече!
– Выходит, во мне теперь и часть твоей души вместе с твоей кровью?
– Нет, не более чем раньше! Я отец и уже однажды дал тебе жизнь куском своей плоти. Ничего страшного, если это случилось вновь!
– Тётушка Келла! – оживился Юм. – Это всё ты! Как ты узнала, что мы найдём Оре и спасём его, чтобы он спас нас?! Ай да Келла – мудрейшая колдунья!
– Да я просто хотела от вас избавиться, кретины! Никакая я не ведьма и не провидица, чёрт тебя дери!
– Но война действительно грядёт. – Вошла в избу Ирэя. – Гиида готовит армию. Найденная девочка всё нам поведала. Юм и Дюм притащили тебе талисман. Опять выйдешь сухой из воды? – Ирэя ядовито посмотрела на свою тётушку.
– Сделай одолжение, – тон Ирэи стал мягким и сердечным, – тебе ведь ничего не стоит! Предскажи нам Победу!
Оре, Олуи, Ирэя, Юм, Дюм и Тигот вбежали в Главную Залу Королевского Дворца.
Дергуна была облачена в доспехи, рядом с ней стоял её паж, несколько слуг и рыцарей. Золотые волнистые волосы блестели на свету вместе с латами, отчего Дергуна казалась ангельски сияющей.
Её маленькие, прозрачно-зелёные, всегда испытующе прищуренные глаза пронизывали дух насквозь так, что даже Оре было больно смотреть в них.
Подданные проверяли и подтягивали доспехи королевы, она же, не обращая на слуг никакого внимания, достала кисет и брякнула развязным тоном:
– От дрянь! – Дергуна насыпала на железное запястье добрую щепотку какого-то ядрёного пороха и лихо занюхнула. – Ну что же, грядёт очередная драчка в борделе! – Шмыгнула, как бывалая, и добавила: – С очередной шлюхой!
Дергуна насыпала ещё одну щепотку пороха на запястье, но её паж взволнованно подбежал к своей госпоже.
– Ваше Высочество! Быть может, хорош?
– Не мельтеши, мальчиша! – Отодвинула его рукой Дергуна и сделала шаг в сторону выхода.
Двери дворцовой залы распахнулись, и внутрь вбежала армия паучих в парадных костюмах.
Дергуна развела руками.
– Сама Трития Брутковски со свитой!
Трития на бегу бросила лакею трость.
– Я не на войну! Мы на пир!
На Тритии был чёрный бархатный фрак. Было совсем непонятно, где заканчивалась шея и начиналось тельце чёрной вдовы. Острые фалды фрака свисали, как пятая пара парализованных ног. На голове Тритии красовался чёрный цилиндр, а на одном из восьми глаз – чёрный круглый монокль на серебряной цепочке. Чёрные волосы блестели, покрытые воском, и лишь на спине Тритии были сплетены в шаль с двумя острыми фалдами, вторящими фрачным.
Остальные паучихи бежали, скученные за спиной своей госпожи. Все они были наряжены празднично: в чёрных котелках, чёрных атласных корсетах и с чёрными веерами.
Ближайшая фрейлина Тритии была в восьми высоких лакированных сапогах на толстой подошве, зашнурованных до самых коленок. На ней была фиолетовая клетчатая юбка, чёрный берет и чёрные круглые очки. Из-под берета сквозь волосы пробивались острые чёрные ушки, а пряди, обрамлявшие лицо, фрейлина опылила рыжей ржавчиной.
Трития со свитой подошли вплотную к Дергуне.
– Я уже поворковала с Гиидой. Вы обе дерётесь не на смерть, а лишь наносите смертельную рану, но оставляете соперницу в живых. Дальше за тело возьмусь я. Я сожру погибающую – это будет пир панихиды и пир победы!
Трития протянула Дергуне острые передние лапки, и они взялись за руки, как если бы захотели кружиться в танце.
– Вы обе мне очень дороги, Дера! Я люблю всеми сердцами и тебя, и Гииду – вас обеих мне будет одинаково жаль потерять и сладко сожрать!
Вдруг карман фрака на левой груди Тритии затикал и застучал. Из него выглядывала серебряная цепочка – та, на которую вешают карманные часы.
Трития схватилась за свой стучащий карман четырьмя лапами. Часики бешено колотились, и Трития повесила голову, всхлипывая:
– Мой Тео… Мой возлюбленный Тео…
Из глаз Тритии полилась паутина с густыми каплями на концах. Фрейлина и паучихи сочувственно окружили её и сложили лапы на фраке, поглаживая Тритии спину.
Зала вдруг опустела, Оре остался в ней один. Лишь зеркальный белый пол отражал для Оре собеседника.
Отражение отделилось от Оре и убежало вдаль – к высоким дверям, откуда ранее появилась Трития. Двери распахнулись. Вошла женщина.
Она была с серебристой кожей, как и Оре. Глаза были полностью жёлтыми, а волосы – ярко-рыжими. Женщина была голой, но будто обтянута туманной дымкой. Она медленно подплыла к Оре.
– Я твоя Тень. Я Оргия.
– Почему тогда ты не с жёлтой кожей и не с серыми глазами?
Оргия ухмыльнулась и на миг покрылась рыжими пятнами, которые тут же исчезли.
– Потому что я Тень. А не Противоположность! Смотри!
Оргия улыбнулась, сверкнув жёлтыми стеклянными глазными яблоками. Наклонила голову влево, и улыбка вместе с левым уголком губ стала стекать вниз, точно из наклонённого стакана. Оргия вся медленно таяла и поплыла по диагонали, как косая свеча.
Потом Оре услышал треск под ногами. Он опустил взор и увидел, что твёрдые ступни Оргии растрескали глянцевый белый пол, вонзившись в него когтями. Оргия крепко вцепилась в него пальцами ног, как сова в мышь. Таявшая Оргия, как стрелка часов, перекрутилась вниз на сто восемьдесят градусов, вновь став отражением в полу. Оре смотрел на размытое отражение, медленно продолжавшее ход, а над ним никого теперь не было. Оргия разогналась и перевалила вверх, ударив в полночь. Теперь она опять стояла во плоти перед Оре и медленно ползла к часу дня. Разогналась ещё раз и вновь перевалила под пол. Так Оргия сделала дюжину оборотов, и когда она в тринадцатый раз оказалась внизу, под полом, Оре быстро встал на её место, навеки заточив Оргию под собой и вернув себе отражение. Точно под водой, Оргия пробурлила гремящим голосом:
– Мы теперь Карта! Бубновая ВалеДама!
Оре зашагал к выходу, а глянец пола под его шагами покрывался рябью, как вода.
Оргия смеялась внутри отражения и тоже заставляла пол колыхаться. Вдруг отражение резко остановилось, и Оре, привязанный к нему, чуть не споткнулся.
– Стой! – донеслось бурление снизу. – Ты Чёрная Ладья. А я – Белый Конь. Мы выиграем с тобой эту игру, Оре!
Снова неизвестный голубой лес. Оре, Юм, Дюм и Олуи ждали Дергуну, как им было велено, перед полётом на поле сражения. Олуи приобнял друзей за плечи.
– Перед войной нам обязательно нужно поиграть во «Что-Что»!
– Это как?
– Мы встаём в круг. Кто-то начинает. Этот кто-то выбирает из круга того, на кого серьёзно обижен или рассержен, и в лицо говорит ему: «Пошёл на ***!» Если посланный согласен и знает за что, то посылает следующего. Если же понятия не имеет, то отвечает: «Что?!» Дальше продолжает тот, кто хочет. Главные правила: не останавливаться и не думать. Игра прекращается тогда, когда мы наиграемся. Конечно, сотые оскорбления превратятся в шуточные, но поверьте: вы поймёте, какие из них были правдивыми. Встаём! Оре, ты начинаешь!
Оре серьёзно посмотрел на Олуи, вспомнил, как тот его столкнул в водопад, и без сожаления:
– Пошёл на ***!
– Пошёл на ***! – спокойно ответил Олуи.
– Что-о? – возмутился Оре.
– Пошёл на ***! – выпалил Дюм в сторону Юма.
– Пошёл на ***! – согласился Юм.
– Пошёл на ***! – Дюм повернулся к Оре.
– ЧТО?!
– Ничего! Пошёл на ***!
Друзья вошли во вкус. Четверть часа в лесу не прекращался обстрел из ограниченных фраз. Все сделались радостные.
– Пойдите, пожалуйста, на ***!
– Только после вас!
– Развлекаемся, – вдруг врезался суровый и неодобрительный голос Дергуны. Она шла, шелестя доспехами, вместе с вооружённой до зубов Ирэей и плетущимся позади Тиготом.
Все замерли. Олуи открыл было рот, но Дергуна убедительно ответила за него:
– Наигрались! Цоп-цоп! – и ушла в сторону поляны. Ребята побежали за ней.
Оре никогда не видел Дергуну такой грозной. Он впервые в жизни кого-то не на шутку побаивался.
На бегу Оре перешёптывался с Олуи:
– Не пойму, зачем мы играли в эту дрянь прямо перед битвой? Как мне теперь воевать на стороне тех, кто от всей души послал меня, ну, ты понял!
– О, да ты теперь ни за что не дашь нам умереть, пока не выяснишь, за что мы тебя отчихвостили! Да и сам не окочуришься с чувством вины, пока не объяснишься за свои дурные признания!