Бэзил Генри Лиддел Гарт
Сципион Африканский. Победитель Ганнибала
В обращении с собственными войсками этот особый сплав щедрости и мудрости был не менее заметен. Добыча была скрупулезно поделена согласно римскому обычаю, который предусматривал, что все вначале сносилось в одно место; и как он разумно использовал каждый способ вдохновить воинов перед битвой, так теперь он использовал моральную ценность похвал и отличительных наград за подвиги. Еще более похвальным было то, что он поспешил обезопасить победу против любого непредвиденного промаха или вражеского контрудара. Он отвел легионы назад в укрепленный лагерь еще в самый день захвата города, оставив Лелия с его морской пехотой охранять город. Затем, после однодневного отдыха, он начал курс военных упражнений, чтобы держать войска на высоком уровне. В первый день солдаты должны были пробегать три с половиной мили во всеоружии, а легионы выполняли различные упражнения; во второй день они должны были чистить, чинить и проверять оружие; на третий день они отдыхали, а на четвертый – тренировались с оружием, «одни должны были сражаться друг с другом деревянными мечами, обшитыми кожей и снабженными на концах кожаными шариками; другие – метать друг в друга копья, тоже с кожаными шариками на концах»; на пятый день они начинали курс снова, и он продолжался все время их пребывания к Новом Карфагене. «Гребцы и морские пехотинцы, выходя в море, когда погода была спокойной, упражнялись в маневрировании в примерных сражениях». «Полководец уделял всем работам равное внимание. То он занимался на пристанях с флотом, то надзирал за упражнениями легионов; иногда он посвящал время инспекции работ, которые с большим усердием вели толпы ремесленников в мастерских, арсенале и доках».
Затем, когда стены были починены, он оставил гарнизон, достаточный, чтобы удержать город, и выступил в Тарракон с армией и флотом.
Подводя итог первому блестящему подвигу Сципиона как командующего, прежде всего нужно отдать дань его стратегическому кругозору и суждению, показанным в выборе Нового Карфагена в качестве цели. Те, кто возводит главные силы врага до уровня первейшей цели, склонны терять из виду тот факт, что уничтожение последних есть только средство, а цель – подчинить врага своей воле. Во многих случаях это средство является важнейшим, иногда единственно надежным; но в других случаях может возникнуть возможность прямого и успешного удара по вражеской базе, и ценность мастерского удара Сципиона являет тому пример, который заслуживает внимания современных исследователей военного дела.
В сфере тактики перед нами урок в соединении принципов внезапности и безопасности – вначале в том, как Сципион обезопасил каждое наступательное движение от любых помех или несчастных случайностей, далее в том, как он сковал противника перед своим решающим маневром и в ходе его. Ударяя по врагу, сохранившему свободу действий, вы рискуете ударить по воздуху и потерять равновесие. Это азартная игра в расчете на случай, и малейшая случайность может разрушить весь план. И однако, как часто в войне и даже в маневрах мирного времени командиры предпринимали какой-либо на первый взгляд блестящий маневр, только чтобы обнаружить, что враг ускользнул от смертельного удара лишь потому, что наступающий забыл его сковать! Тактическая формула: сковывание плюс решающий маневр – выражается в конечном счете народной пословицей: «Сперва поймай зайца, потом будешь его жарить». Принцип, однако, выглядит проще, чем практика, и не последней из заслуг Сципиона был его превосходный расчет фактора времени в выполнении указанной формулы.
Глава 4
Битва при Бекуле
Заполучив Новый Карфаген, Сципион захватил стратегическую инициативу, которая никоим образом не тождественна наступательным действиям. Атаковать карфагенские полевые армии, пока ему еще сильно недоставало людей, значило бы отбросить стратегическое преимущество и подставить под удар все, что он выиграл. С другой стороны, он держал ключ к любому возможному ходу карфагенян. Если они двинутся отвоевывать Новый Карфаген, при достаточном гарнизоне неприступный, тем более когда его защитник имеет господство над морем, то Сципион со своими главными ударными силами окажется у них на фланге. Если они двинутся против него, он будет иметь преимущество выбора места битвы и, в дополнение к этому, Новый Карфаген будет угрожать их тылу, ибо господство на море позволит Сципиону перебросить силы туда. Если они останутся пассивными и их бездействие подтвердит этот курс, то они будут страдать от невыгод, вызванных потерей базы, запасов и главной линии коммуникаций с Карфагеном. Ничто бы не устроило Сципиона больше, ибо отсрочка военных действий позволила бы моральному эффекту взятия Нового Карфагена глубже укорениться в мыслях испанцев и дала бы ему время навербовать свежих союзников и свести на нет численный перевес противника.
Результат доказал разумность его расчетов, ибо в течение следующей зимы Эдекон, Андобал и Мандоний – трое самых могущественных вождей Испании – перешли на его сторону, и большинство иберийских племен последовало их примеру. Как справедливо замечает Полибий, «те, кто достигает побед, гораздо многочисленнее тех, кто использует их к собственной выгоде», и Сципион более, чем любой другой великий полководец, кажется, понял, что плоды победы познаются в следующие за ней мирные годы – истина, которую едва ли как следует усвоили даже сегодня, несмотря на уроки Версаля.
В результате всего этого Гасдрубал Барка, столкнувшись с таким изменением соотношения сил, был вынужден перейти в наступление. Сципион, укрепив свои позиции, охотно принял вызов, ибо он давал ему шанс сразиться с одной армией противника, прежде чем к ней присоединились остальные. Но, твердо помня о принципе безопасности, он еще более укрепил свои силы, учитывая возможность, что придется сражаться более чем с одной армией. Он приказал вытащить свои корабли на берег в Тарраконе и добавил их экипажи к армии. Это было допустимо, поскольку карфагенские корабли были выметены с моря, а Сципион собирался двигаться в глубь страны. Предусмотренное заранее использование мастерских Нового Карфагена дало ему обширные запасы оружия, чтобы снабдить им моряков.
Пока Гасдрубал еще готовился к походу, Сципион уже двинулся. На марше с зимних квартир к нему присоединились Андобал и Мандоний со своими войсками. Сципион вернул вождям их дочерей, которых он, очевидно, оставил у себя – ввиду ключевой важности их отцов, – в отличие от других заложников Картахены. На следующий день он заключил с вождями договор, существенной частью которого было то, что они должны были следовать за римскими командирами и повиноваться их приказам. Очевидно, Сципион высоко ставил важность единства командования. Армия Гасдрубала располагалась в округе Касталон, близ города Бекула, в верхнем течении Бетиса, ныне Гвадалквивира. Когда римляне приблизились, Гасдрубал перенес свой лагерь в восхитительную оборонительную позицию – на маленькое, но высокое плато, достаточно глубокое для целей безопасности и достаточно широкое для развертывания своих войск, труднодоступное с флангов и с рекой, защищающей тыл. Плато, однако, состояло из двух ступеней, и на нижней Гасдрубал расставил свои легковооруженные войска – нумидийских конников и балеарских пращников, – а на верхней гряде за ними был поставлен укрепленный лагерь.
На мгновение Сципион замешкался перед такой сильной позицией, но, не смея медлить ввиду возможного подхода двух других карфагенских армий, он изобрел план. Он послал своих велитов и других легковооруженных пехотинцев на штурм первой ступени вражеской позиции, и, несмотря на трудный скалистый подъем, град камней и дротиков, их решимость и опыт в использовании прикрытий позволили им захватить гребень плато. Как только плацдарм был обеспечен, их превосходящее оружие и мастерство в рукопашной дали им преимущество над карфагенскими бойцами, обученными использованию метательного оружия при обширном поле для отступления. Так карфагенские легкие войска были в беспорядке отброшены назад, на более высокий уступ плато.
Сципион, который держал остальные войска наготове, но не выпуская из лагеря, теперь «послал вперед все свои легкие войска с приказом поддержать фронтальную атаку» и, одновременно разделив тяжелую пехоту на два отряда, сам повел одну половину солдат вокруг левого фланга вражеской позиции, а Лелия послал со вторым отрядом вокруг правого фланга, поручив ему найти хороший подъем на плато. Благодаря более короткому обходу воины Сципиона поднялись на плато первыми и бросились на фланг карфагенян, прежде чем те успели развернуться, ибо Гасдрубал, полагаясь на силу своей позиции, не спешил вывести свои главные силы из лагеря. Не успев построиться, находясь еще в движении, атакованные карфагеняне смешались, и в разгаре беспорядка Лелий, поднявшись на плато, ударил на их правый фланг. Можно отметить, что Ливии, в противоположность Полибию, говорит, что Сципион вел левое крыло, а Лелий – правое: расхождение, очевидно, объясняется тем, оценивается ли позиция с точки зрения атакующих или обороняющихся.
Полибий говорит, что первоначально Гасдрубал в случае поражения намеревался отступить в Галлию и, набрав там как можно больше туземных рекрутов, присоединиться к своему брату Ганнибалу в Италии. Будь то догадка или факт, но, как только Гасдрубал понял, что битва проиграна, он поспешил убраться с плато со своей сокровищницей и слонами. Собрав по дороге столько беглецов, сколько смог, он отступил вверх по реке Таг (Тахо) в направлении Пиренеев. Но предпринятый Сципионом двойной охват, а еще более его предусмотрительность – ибо он заранее выслал две когорты, чтобы блокировать две главные линии отступления, – поймали основную массу карфагенских войск как в сеть. Восемь тысяч было перебито, двенадцать тысяч взято в плен. В то время как африканские пленники были проданы в рабство, Сципион еще раз показал свою политическую мудрость, отослав испанских пленников по домам без выкупа.
Полибий пишет, что «Сципион не думал, что разумно было бы преследовать Гасдрубала, ибо он боялся быть атакованным другими полководцами», и для военного критика это звучит убедительно. Было бы глупо забираться в глубь гористой страны, имея за спиной две превосходящие по силе вражеские армии, способные окружить его или отрезать от базы. Простая постановка этой военной проблемы уже дает исчерпывающий ответ тем историкам – в основном штатским, – которые ставят Сципиону в вину, что он позволил Гасдрубалу покинуть Испанию и двинуться в Италию в неудачной попытке соединиться с Ганнибалом. Интересно отметить, что Гасдрубал следовал по пути Веллингтона после Вигтории, направляясь к северному побережью Испании, и перешел Пиренеи у нынешнего Сан-Себастьяна, через западный проход, где горы понижаются к морю.
Думать, что Сципион, останься он в обороне, мог бы блокировать этот проход, абсурдно, ибо его база была на восточном побережье. Либо одна из двух оставшихся карфагенских армий смогла задержать его, – в то время как Гасдрубал ускользнул бы через один из многочисленных западных проходов, – либо, если бы он рискнул предпринять столь дальний марш через дикую горную страну, он не только оставил бы без прикрытия свою базу, но просто напросился бы на катастрофу. Если бы не наступление Сципиона и победа при Бекуле, Гасдрубал мог бы вступить в Галлию со всеми силами и, следовательно, избежать двухлетней задержки – столь фатальной для судьбы карфагенян, – к которой он был принужден необходимостью набирать рекрутов и реорганизовывать армию в Галлии, прежде чем следовать дальше.
События после Бекулы, как и после Нового Карфагена, содержат два случая, освещающие характер Сципиона. Первый произошел, когда испанские союзники, старые и новые, все приветствовали его как царя. Эдекон и Андобал сделали это, когда присоединились к нему на марше, и в тот момент он обратил на это мало внимания. Но когда титул повторили все вожди, он принял меры. Созвав их на собрание, он «сказал им, что он желал бы, чтобы его именовали по-царски и вести себя по-царски, но он не желал быть царем и быть названным царем кем бы то ни было. Сообщив это, он велел им именовать себя полководцем» (Полибий). Ливии, рассказывая об инциденте своими словами, добавляет: «Даже варвары чувствовали величие духа, который с такой высоты может презирать титул, который у остального человечества вызывает благоговение». Без сомнения, перед нами ярчайший пример достоинств ума и духа Сципиона: в блеске первого триумфа юный завоеватель смог сохранить власть над собой и уравновешенность.
Только за свой характер, помимо своих достижений, Сципион заслуживает быть названным величайшим воплощением римских доблестей, гуманизированных и расширенных греческой культурой, однако устоявших против ее разлагающего влияния.
Второй случай, объясняется ли он единственно душевной чуткостью и проницательностью, которые особенно отличали Сципиона, или его дипломатической дальновидностью, которая сделала этот дар столь неисчислимо ценным для его родины, столь же показателен. Квестор, продававший африканских пленников, дошел до красивого мальчика и, узнав, что он был царской крови, отправил его к Сципиону. В ответ на вопросы последнего мальчик рассказал, что он нумидиец по имени Массива и прибыл в Испанию со своим дядей Масиниссой, который собрал конное войско, чтобы помогать карфагенянам. Ослушавшись дядю, который счел его слишком юным для битвы, «он потихоньку взял коня и оружие и, не известив дядю, отправился на поле битвы, где при падении коня был сброшен и взят в плен». Сципион спросил его, не желает ли он вернуться к Масиниссе, и, когда тот, со слезами радости, ответил утвердительно, подарил юноше «золотое кольцо, халат с широкой пурпурной каймой, испанский плащ с золотой застежкой и полностью снаряженного коня, а затем отпустил его, приказав конному отряду эскортировать юношу так далеко, как тот пожелает».
Сципион вернулся в свой лагерь и провел остаток лета, извлекая пользу из победы путем заключения союзов с большинством испанских государств. Мудрость отказа от преследования Гасдрубала видна из факта, что через несколько дней после битвы при Бекуле Гасдрубал, сын Гискона, и Магон прибыли, чтобы соединиться с Гасдрубалом Баркой. Их появление, слишком запоздавшее, чтобы избавить последнего от поражения, позволило им обсудить планы на будущее. Понимая, что Сципион своей дипломатией и своими победами завоевал симпатии почти всей Испании, они решили, что Магон должен передать свои силы Гасдрубалу Барке и отправиться на Балеарские острова для набора новых вспомогательных войск; что Гасдрубал Барка должен двинуться в Галлию возможно скорее, пока оставшиеся у него испанские войска не разбежались, а затем идти в Италию; что Гасдрубал, сын Гискона, должен удалиться в самую отдаленную часть Лузитании, близ Гадеса – нынешнего Кадиса, – ибо только там карфагеняне могли надеяться на испанскую помощь. Наконец, Масинисса, с отрядом в три тысячи конницы, должен был, беспрерывно маневрируя, грабить и разорять земли римлян и их испанских союзников.
Хронологию в эти годы трудно определить, но победа при Бекуле, по-видимому, была одержана в 208 г. до н. э. В следующем году власть Сципиона над страной подверглась новой угрозе. Новый полководец Ганнон прибыл из Карфагена со свежей армией, чтобы заменить Гасдрубала Барку. Магон также вернулся с Балеарских островов и, вооружив туземных наемников Кельтиберии, которая включала части нынешних Арагона и Старой Кастилии, соединился с Ганноном. Опасность грозила не только с одного направления, ибо Гасдрубал, сын Гискона, двигался из Гадеса в Бетику (Андалусия). Если бы Сципион двинулся в глубь страны против Ганнона и Магона, он мог увидеть Гасдрубала у себя в тылу. Поэтому он отрядил своего лейтенанта Силана с десятью тысячами пехоты и пятью сотнями конницы, чтобы атаковать первую армию, в то время как сам он, очевидно, наблюдал за Гасдрубалом и сдерживал его.
Силан, несмотря на труднопроходимые ущелья и густые леса, двигался настолько стремительно, что напал на карфагенян, опередив не только вестников, но даже слухи о своем приходе. Преимущество внезапности уравновесило недостаточность его сил, и, напав сперва на кельтиберский лагерь, где не было должной охраны, он разгромил кельтиберов, прежде чем карфагеняне пришли им на помощь. Магон бежал с поля боя почти со всей конницей и почти двумя тысячами пехоты, как только исход боя сделался ясным. Он отступил в окрестности Гадеса. Но Ганнон и те из карфагенян, которые прибыли на поле битвы, когда исход ее был уже решен, были взяты в плен, а кельтиберские наемники были рассеяны так основательно, что опасность, что другие племена последуют их примеру и присоединятся к карфагенянам, была подавлена в зародыше.
Характерно для Сципиона то, что он не знал пределов в похвалах Силану. Обеспечив безопасность своего фланга при движении на юг, он выступил против Гасдрубала, и этот последний не только отступил с неприличной поспешностью, но, чтобы его объединенная армия не привлекала внимания Сципиона, разделил ее на мелкие гарнизоны, разослав их по различным укрепленным городкам.
Сципион, видя, что противник перешел к пассивной обороне, решил, что не имеет смысла вести серию мелких осад, в которых, вероятно, его собственные силы истощились бы без соразмерной выгоды. Однако он послал своего брата Луция штурмовать город Оринкс, который служил Гасдрубалу стратегическим опорным пунктом для налетов на лежащие внутри страны княжества. Луций успешно выполнил задачу, а Сципион дал новый пример своего характера, осыпав Луция высочайшими похвалами и представив взятие Оринкса как равное по важности своей собственной победе при Новом Карфагене. Поскольку приближалась зима, он отвел свои легионы на зимние квартиры и послал своего брата с Ганноном и другими выдающимися пленниками в Рим.
