Зинаида Живило
Хэллоуин срывает маски
Ода оборотню
© Лариса Галушина
https://vk.com/clubrissabadzen
Охотники зажгли факелы. Крепче сжали копья и арбалеты. Громко кричали. Храбрились друг перед другом.
Смельчака войти в склеп не нашлось.
В склепе сидел оборотень. Я. Раненный и смертельно опасный.
Я выжидал, когда догадаются послать гонца за единственным оружием, способным убить оборотня. Хочу умереть без воплощения в другое существо.
Ну, давайте же, сообразите! Я сам внушил мысль о поимке оборотня на заброшенном кладбище, подсказал идею свежего трупа в склепе-ловушке. А эти бестолочи потеряли заговорённую стрелу. Да какие из них охотники? Крестьяне, умеющие выращивать хлеб и овощи, одурманенные страхом перед чудищем.
Если разорву горе-загонщиков, мир ничего не потеряет.
Ночь только началась. Мои раны затягиваются. Дротик уже выпал из раны на боку. На медном острие спеклась кровь вперемешку с клочком густого меха. Обломок копья царапал кость в бедре, мешал ходить.
Дурачьё, кто же идёт на оборотня с медными стрелами и рогатинами!
Я сам внушил старосте – только серебро.
Людям знать не положено о других способах заставить исчезнуть бессмертного оборотня. Пусть варятся в котле смертных жизней, поклоняются чепуховым выдуманным богам. Мир принадлежит существам из потусторонних миров. Навсегда, на вечную вечность.
Но оборотня Тени не будет.
Смерти ожидать лучше в облике человека. Подумаю о жизни, что до и после.
Я сел у неотёсанной деревянной стены на земляной холодный пол, раненую ногу уложил на покойника.
Покойник не возражал. Он при жизни был, вероятно, никудышным человеком, с него побрезговали снять грязные лохмотья, оставили нашейную деревяшку с обликом идола. Но мертвяк что надо – руки на груди, невидящие глаза в потолок, согласен на участь приманки.
Выкрики за стенками склепа стали громче, смелее. Затем замолкли.
Властный голос отдавал команды приготовиться и ждать.
Голос показался знакомым. И это неприятный сюрприз.
Я принюхался, но вонь шелудивых ран покойника мешала различить запах.
С трудом просунул кончик носа в щель между брёвнами, измазал щёку в нарисованной углем защите от нечистой силы (наивные смертные!), с шумом втянул воздух. Сквозь запахи горелой древесины, неприкрытого страха, чернозёма и коровьего навоза учуял то, что забыл навсегда.
– Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Хоть и я демонической природы, биться головой о брёвна больно и неприятно.
Дверь заскрипела.
Силуэт выделялся светлым пятном на фоне кладбищенской темноты.
Нос не ошибся. Этот запах врывался во сны, топорщил шерсть на загривке, заставлял грызть лапы. Я выл так, что жители соседней деревни перестали ходить в лес.
В склепе стало трудно дышать. Я прикинул, что легко сломаю стену, но не убегу. Догонит.
Молодой парень, не посмотрел по сторонам, уверенно зашёл, склонился над покойником.
Провёл руками над трупом, от древних слов воздух загустел.
Покойный раздался вширь и в длину, покрылся тёмной шерстью. Ноги и руки вытянулись, заострились когтями. Парень упёрся ногой в чавкнувший живот мертвеца, схватился руками за волосатые уши и растянул их до размеров ослиных.
Осмотрел придирчиво и остался доволен.
Крикнул звонко:
– Встать!
Удача, что из ноги не выпал обломок древка, мне удалось не вскочить. Сделал вид, что согнул ноги для смены положения.
Покойник послушно поднялся. Стоял, качался на хлипких лапах, уткнул узкую морду в пол. Бурая шерсть отваливалась клочьями. Хвост болтался верёвкой; на кончике повязан алый бант.
Я обиделся.И вовсе не похоже.
У меня мускулы. У меня клыки размером со стрелу. За шерстью и когтями старательно ухаживаю, даже вылизываюсь в… хм… интимных местах. И бант выбрал бы не алый, а медовый, под цвет глаз.
Парень ухмыльнулся, поднял с пола длинную соломину и ловко воткнул трупу под куцый хвост.
Я позорно взвизгнул, поёжился этим местом. Покойник закатил мутные глаза ещё сильнее, хотя казалось, что это невозможно.
Непрошенный гость пару раз дунул в соломинку и пародия на оборотня раздулась во все стороны. Помесь драной кошки и гиены размером с крупного медведя. Залюбуешься.
Парень крикнул в открытую дверь:
– Гоню, не упустите! – пинками под рёбра и зад выгнал псевдооборотня наружу и засвистел. —Ату его! Лови, братцы!
В щель хорошо видно, как это соломенное чучело по-медвежьи затрусило на охотников. Бравые парни с криками бросились врассыпную, теряя вилы, колья и факелы. Пузатый староста стоял до последнего, зеленовато-бледный в лунном свете. Не выдержал, развернулся, бросился прочь на негнущихся ногах, споткнулся о могильный холм, упал. Дальше побежал на четвереньках.
Такой скорости позавидовал даже я. Любуясь бравыми парнями, чуть не забыл – за спиной враг.
Я повернулся и посмотрел на непрошенного гостя.
Полу́дница хохотала, она уже обрела привычный облик. Пряди волос по-змеиному протянулись ко мне и обвили запястья.
Взгляд острее серебряной стрелы.
– Ну, здравствуй, – улыбнулась и сквозь острые зубы мелькнул раздвоенный язык. Чистый ангелочек в белых одеждах.
Я не первое столетие живу на свете, и поэтому выпустил когти, мало ли что.
– Тень, посмотри на меня, – голос сладкий, что горячая кровь жертвы после утомительной славной охоты.
Как называется паук, что ползёт между брёвнами? Перебирает мохнатыми лапами. Я слизнул паука длинным языком, вкусно хрустнула хитиновая шкурка.
Я могу сидеть, пока жуки-древоточцы не сгрызут стену в пыль, но полудница не отвяжется. Раз пришла, значит, вытряхнет меня из шкуры, напьётся крови, поджарит сердце на углях, спляшет в кишках, а когда наиграется, выбросит прочь.
Скажу, что мне плевать, внутри отболело, я забыл и знать не хочу. Но вместо этого…
– Ты вышла замуж, – зарычал я в стену.
Зачем раскрыл пасть? Сила воли залегает в спячку при первых звуках её голоса и запаха.
Почему я, молодой и сильный демон-оборотень сам залез в ловушку? Зачем искал смерти? Может, потому что одна ветреная полу́дница переметнулась к колдуну – владельцу золотых сундуков и магического посоха?
– Ты про волхва? – она рассмеялась. – Я его отравила. Нелепый тип, жадный. И к тому же страдал геморроем.
Какое интересное бревно в стене.
– Я так скучала, – она подошла ближе. Нужно как-то вежливо и деликатно отодвинуть полудницу в сторону. Ещё разгневается, тогда я погибну самым мучительным способом. Потом воскресну, чтобы, рыдая, упрашивать о пощаде.
За пределами склепа раздались крики.
Славные охотники вспомнили про оружие, собрались в организованную толпу и ловят мой труп. Им не скучно, вот мне не до смеха.
Полудница нежно развернула меня и обняла за шею. Ну что ж, я прожил насыщенную событиями жизнь.
В моём лесу бьёт родник. Упавшие в воду листья чернеют и скукоживаются, а зазевавшиеся лягушки, змеи и твари крупнее впадают в вечную спячку.
Человеком я лежал на дне, позволял струям холодить меня до потери дыхания, до синего оттенка кожи и грезил объятиями моей (зачёркнуто) полудницы. Теперь меня обнимали наяву.
Усилием воли я задавил желание завилять хвостом и облизать тонкий нос. Оборотни не щенки домашней суки, дрессировке не поддаются.
Я дёрнулся. Ещё раз, сильнее, хотя знал, что легче прогрызть насквозь землю, чем вырваться из ласковых ладошек. Если прядки серебряных волос сожмут мои руки сильнее, придётся отращивать новые ладони.
Прорычал:
– Иди к чёрту!
Ангелочек мягко улыбнулась. Шепнула:
– Как скажешь! – резко и больно укусила за губу, всосала выступившую кровь. Вгрызлась в меня с урчанием голодной росомахи.
Я невольно заскулил. Втянул заострившиеся когти, убрал клыки. Вздохнул, закрыл глаза и отдался ненасытным губам на растерзание.
***
Дорогие читатели, на этом месте ненадолго выйдем из склепа. Как люди воспитанные, дадим героям уединиться.
Подождём снаружи.
***
Звёздное небо. Хотя я из всех только Большую Медведицу и знаю. Воздух чист, в голову лезет всякая лирика. Лунный свет так романтично играет могильных плитах.
Лёгкий ветерок принёс запах жжёной шерсти и горелой плоти.
Охотники, наконец, поймали мой труп, обездвижили заговорённым серебром и сжигают на костре. Подкидывают в огонь толстые поленья. Слышны отголоски победной песни. Больше половины загонщиков, наверняка, уже лыка не вяжут.
Славную победу над кровожадным оборотнем будут воспевать барды в тавернах и постоялых дворах годы или даже столетия. «Ода оборотню», ну как вам название?
Я лежал и смотрел на потолок. От моих глаз по брёвнам прыгали жёлтые отблески, переплетались с зелёными искорками полудницы; на одно бесконечное мгновенье исчезали, затем вспыхивали ярче небесных звёзд.
Волосы полудницы укрыли нас обоих белоснежным саваном.
– Ты меня любишь? Скажи!
– Что слова? – Я пожал плечами. – Вот ты говоришь о любви всем мужчинам.
– Говорю, – легко согласилась она, – но спасаю только тебя.
Она удивилась, будто эта мысль только пришла в голову. Задумалась. Встряхнула волосами; они сами собой заплелись в замысловатую косу в пять прядей.
Тут полудница посмотрела пристально. Заставила заёрзать. Чего она хочет?
– Заключим сделку.
Уф, полегчало. Против кого драться на этот раз?
– М-м-м?
– Сделка – это когда существа договариваются о взаимных обязательствах…
Я глухо зарычал. Полудница засмеялась. Зелёные огоньки загорались и гасли.
– Дай клятву, что не будешь искать смерти.
Она выдержала паузу для ответа. Я молчал.
–Ты обязан дожить до 7 258 года.
Я прикинул, 21 век. Ответил:
– Успеем вернуть к жизни динозавров, заново приручить и запрячь в телеги.
– Долго, – кивнула она. Прядка волос выбралась из причёски и пощекотала мой нос. – Нас, потусторонних существ, в 7 528 году от сотворения мира или 2020 году от Рождества Христова ожидает нечто необычайное. Гадальный череп никогда не ошибается.
Любопытно узнать, кто такой Рождествахристова, но вместо этого я спросил:
– Предположим, я не умру, не погибну и не развоплощусь до этого 2020 года. Что получу взамен?
– Меня, – сказала моя Грёза.
Я обнял её крепче. Такая хрупкая, в зверином обличии укрываю двумя лапами, как одеялом.
Вдруг я понял. Полудница – моё наказание за грехи прошлые, настоящие и будущие. Если и погибну, то только от нежных ледяных рук этого ангелочка. Она – моя сладкая погибель и вечная отрада.
Оказывается, оборотни приручаются и ещё как.
Блуждая среди легенд
© Юлия Синкина
Эта история началась там, под тенью высоких кладбищенских дубов и елей. В тот далёкий день на погосте два неясных силуэта светились в туманной мгле под луной.
– Ты будешь моей всегда? – шептал он в темноте, чувствуя, как время утекает, будто песок.
– Всегда! – отвечала она. Но лишь эти слова слетели с ее губ, как она обратилась в пепел и, вслед за ветром, улетела далеко за море.
Генрих тяжело вздохнул и упал на колени, в крике воздев руки к небу. Вопль перерос в рык ужасного монстра, именуемого местными жителями (коих почти не осталось в округе) Минотавром. Что странно, поскольку на того самого мифического Минотавра он совсем не был похож. Но кто ж его рассматривал вблизи, если при одном лишь взгляде на него все живые обращались в пепел?
Лишь она смогла пережить этот взгляд, с каждым разом возрождаясь заново ради того, чтобы провести с ним несколько дней в радости и любви. До тех пор, пока проклятье не сработает вновь. Сколько лет повторяется эта история? Или веков? Для этих двоих время словно замерло.
Генрих бродил в сени увядающих деревьев, среди возвышающихся во мраке бугров могил, и выл от боли и отчаяния.
– Сколько раз я должен терять её и обретать, чтобы этот круг разомкнулся? – бессильно вопрошал у мертвецов и глухо рычал. Но лишь тяжёлое эхо отзывалось ему.
***
Рьянна родилась среди лесных нимф и дриад и стала одной из тех, кто обрек Генриха на такую жизнь. На одиночество, на вечный неутолимый голод, который заставлял его грызть землю над давно забытыми усопшими.
Обрекла на сделку, которую он заключил на том самом месте, где каждую встречу они обменивались любовными клятвами. Тогда он хотел переступить через старших братьев и получить корону. Все считали его достойнейшим, но не смели преступить традиции. Генрих хотел доказать свою решительность.
Молодой наследник рода заключил договор с Высшим. Кем тот был? Демон, бог, джинн, дракон? Никому из перечисленных не следовало доверять.
Высший понял желание человека по-своему. Заплатить за земли будущий король мог только кровью варваров острова Забвения. Того самого, где в единении с природой тысячелетиями обитали дриады, ведуньи и нимфы.
Только вот в договоре, который Генрих подписал своей кровью, значилось лишь «равноценный обмен одного на другое». Молодой наследник не стал размышлять, что бы это значило. В его горячей голове уже зрел план развития будущей Империи, которую он примет в свои руки.
Но ворожеи острова прознали о грядущем. Чтобы спастись, они собрались на Шабаш Сотни Душ, обряд, что до того проводился лишь раз. Чтобы расторгнуть договор короля с Высшим, нужно было не позволить Генриху стать правителем. Но ведуньи, дриады и нимфы не хотели просто лишать его трона. Шабаш хотел отомстить за глупость и самонадеянность несостоявшегося короля.
Генриха прокляли и обратили в чудовище. Конечно же Минотавр не мог унаследовать престол. Его имя вычеркнули из правящей семьи и никогда больше не вспоминали. Королём стал тот, кто и должен был. И привел страну к небывалому величию, заодно даровав свободу жителям острова Забвения, которые веками присягали на верность короне.
Рьянна тогда была ещё молода. Она не понимала, как можно заставить кого-то так страдать. Ведь Генрих сам не знал, на что согласился! Она умоляла освободить узника от оков, но ее просьбы и мольбы остались без ответа.
Юная нимфа долго терзалась муками совести. Ведь никто не мог посмотреть на Генриха и выжить. Одиночество захлестнуло его. Погубив несколько деревень, неудавшийся король понял, что не может жить рядом с людьми. В облике Минотавра он проводил дни и годы на заброшенном давным-давно кладбище, там, где впервые встретился с Высшим. Что он искал? Новой встречи, сделки или отмены заклятья? Но исполнитель желаний больше не появлялся.
Нимфа разыскала несчастного, хоть и не знала, что будет делать, когда найдет. Рьянна лишь пела издалека долгими вечерами, не показываясь бывшему престолонаследнику. Она понимала, что не выживет после встречи с чудовищем.
Все решил случай: Минотавр спросонья влетел в дерево, на котором дремала девушка. И лишь Рьянна бросила на него взгляд, готовая разлететься в пепел, как он обернулся человеком: голым грязным, исцарапанным и исхудавшим. Нимфа увидела в его глазах тяжёлую злобу, но все же не бросилась прочь.
Он вопил так, как не может кричать человек. Но когда Генрих пришел в себя, Рьянна оказалась рядом. Рассказала, что произошло. Он узнал, что она была среди тех, кто его проклял. Но удивительным образом, не питал к ней ненависти. Он так долго был один, что не мог чувствовать ничего.
После нимфа и Генрих долгими ночами проводили среди могил, под звёздами. За разговорами, за тишиной, за прикосновениями. Но когда наступал шестой день, Рьянна обращалась в пепел с первыми лучами солнца. Ее дух возвращался на остров Забвения, где грядущий год томилась призраком среди лесных кущ. После девушка возрождалась и возвращалась к Минотавру, позволяя ему снова быть человеком. А себе – любить.
Никто из ныне живущих не знает, чем кончилась их история. Быть может и сейчас они тают в объятиях друг друга под вековыми дубами, среди осевших от времён курганов. Но все в тех краях помнят легенду о Нимфе и Минотавре. И неудачную сделку, которая изменила их судьбы и жизнь королевства.
