Брендон Сандерсон
Ритм войны. Том 2
Если и впрямь получится, она станет первой слушательницей за многие поколения, кому удалось овладеть боеформой, с той самой поры, как человеки и певцы древности уничтожили друг друга в последней битве. Она могла принести своему народу такой дар, и они бы ее запомнили!
– Пойдем поговорим с Пятеркой. – Джакслим встала из-за станка.
– Подожди. – Венли схватила ее за руку, настраиваясь на ритм напряженности. – Ты собираешься передать им то, что я сказала? О боеформе?
– Естественно. Если ты намерена следовать этим путем, нам потребуется их благословение.
– Может, мне стоит еще попрактиковаться, прежде чем мы кому-нибудь расскажем.
Джакслим запела в ритме упрека:
– Венли, это как с твоим отказом исполнять песни на публике. Ты боишься снова потерпеть неудачу.
– Нет, – поспешила заверить она. – Нет, конечно. Мама, я просто думаю, надо убедиться, что все сработает. Иначе я могу вызвать неприятности.
В самом деле – лучше же убедиться, а тем самым избежать неудачи и насмешек! Это желание не делало Венли трусихой. Она примет новую форму, первой из всего народа. Это проявление отваги! Она просто хотела держать все под контролем.
– Пойдем со мной, – попросила Джакслим в ритме умиротворения. – Остальные это уже обсуждали – я была у них после того, как ты в первый раз мне все рассказала. Я намекнула старейшинам, что новые формы возможны, и верю, что они готовы попробовать.
– Неужели? – удивилась Венли.
– Да. Пойдем. Они отнесутся к твоей идее с радостью, которая редка для нашей нынешней формы. Она влияет на наш разум, пусть и не так, как тупоформа. Нам нужны новые формы, что бы ни твердили остальные.
Выйдя из шатра вслед за матерью, Венли невольно настроилась на ритм волнения. Если она обретет боеформу, откроет ли это ее разум? Придаст смелости? Успокоит страхи и тревоги, которые она часто испытывала? Она жаждала свершений. Жаждала изменить мир к лучшему – сделать его менее скучным, более ярким. Она хотела привести свой народ к величию. Из крема, из грязи – прямиком в небеса.
Пятерка собралась вокруг костра среди деревьев, обсуждая наступательную тактику предстоящего сражения. В основном она сводилась к тому, чем похваляться и каким воинам позволить бросить копья первыми.
Джакслим подошла к старейшинам и спела им песню в ритме волнения, от начала до конца. Хранительница песен редко кого-то удостаивала такой чести, и с каждой строфой Венли хотелось воспарить от гордости.
Когда песня завершилась, Джакслим поведала, что́ ей рассказала дочь. Старейшины и впрямь заинтересовались. Они поняли, что ради новых форм стоит рискнуть. Уверенная, что ее не отвергнут, Венли шагнула вперед и настроилась на ритм победы.
Но не успела она начать, как за пределами селения раздался какой-то звук. Предупреждающие барабаны? Пятерка поспешно схватилась за оружие – древние топоры, копья и мечи, каждый из которых был драгоценен и передавался из поколения в поколение, поскольку у слушателей не было средств для создания нового металлического оружия.
Что произошло? Ни одна другая семья не напала бы на них здесь, в глуши. Такого не случалось уже несколько поколений, с тех пор как семья Чистых Песен совершила набег на семью Четвертого Движения в попытке украсть их оружие. Слушатели из Чистых Песен из-за этого проступка стали изгоями.
Старейшины поспешили прочь, и Венли осталась одна. Она не хотела оказаться вовлеченной в стычку, если таковая действительно случится. Ученица хранительницы песен была слишком ценной персоной, чтобы рисковать жизнью в сражении. Оставалось надеяться, что внезапная помеха, чем бы она ни была, вскоре исчезнет и Венли сможет по-настоящему насладиться вниманием Пятерки.
Так и получилось, что о невероятном открытии Эшонай и о том, что мир слушателей навсегда изменился, она узнала одной из последних. А еще до Венли с большим опозданием дошло, что действия безрассудной сестры полностью затмили ее собственное грандиозное заявление.
46. Тяжесть башни
Я приступаю к этому проекту со смесью трепета и надежды. И не знаю, какое чувство должно преобладать.
Из «Ритма войны», с. 1
Рабониэль лишила Навани слуг. Сплавленная, очевидно, думала, что бывшей королеве без них придется трудно. Поэтому Навани позволила себе испытать некоторую гордость, когда в первое утро оккупации Уритиру вышла из своих комнат с чистыми и заплетенными в косу волосами, в простой, но выглаженной и опрятной хаве, а также с макияжем. Мыться в холодной воде было неприятно, но фабриали не работали, так что вряд ли она могла рассчитывать на теплую воду даже при наличии прислуги.
Навани отвели в библиотеку в подвале Уритиру. Рабониэль сидела за столом, который еще вчера принадлежал королеве, просматривая ее записи. По прибытии Навани поклонилась: достаточно низко, чтобы показать повиновение, но не настолько, чтобы подразумевать раболепие.
Сплавленная чуть отодвинула кресло и оперлась локтем о край стола, затем махнула рукой и запела, отпуская охранников.
– Что ты решила?
– Я соберу своих ученых, древняя, – сказала Навани, – и мы продолжим исследования под вашим наблюдением.
– Мудрый и опасный выбор, Навани Холин. – Рабониэль запела в другой тональности. – Я не нахожу в этих записях схем летательного аппарата.
Навани сделала вид, что размышляет, хотя на самом деле она уже обдумала этот вопрос. Секреты летающей платформы было невозможно сохранить; слишком многие ученые их знали. Кроме того, многие сопряженные фабриали нового типа, позволяющие боковое движение при сохранении высоты, уже использовались в башне. Сейчас они не действовали, но подчиненные Рабониэли наверняка могли распознать принцип их устройства.
После долгих споров с самой собой Навани пришла к выводу, что эту тайну придется выдать. Ее единственная надежда выйти из сложившейся затруднительной ситуации заключалась в том, чтобы притвориться, будто она готова работать на Сплавленную, и вместе с тем тянуть время.
– Я намеренно держу главные схемы только в собственной голове, – солгала бывшая королева. – Объясняю ученым каждую часть по очереди. Со временем я нарисую для вас механизм, благодаря которому этот механизм работает.
Рабониэль запела в новом ритме – Навани не знала, что он означает. Явно излучая скепсис, Древняя встала и взмахом руки велела бывшей королеве занять свое место. Потом сунула ей перо и сложила руки на груди в ожидании.
Что ж, ладно. Навани начала рисовать. Быстрыми, четкими линиями она набросала схему сопряженного фабриаля с кратким объяснением его устройства, а потом – более масштабное изображение летательного аппарата, в корпус которого были встроены сотни таких штуковин.
– Да, – сказала Рабониэль, когда Навани завершила набросок, – но как заставить его двигаться вбок? Конечно, конструкция позволяет поднять машину высоко, однако она просто останется там, на одном месте. Ты же не думаешь, что я поверю, будто у вас есть наземная машина, движущаяся в точной координации с той, что в небе.
– Вы понимаете в фабриалях больше, чем я предполагала, Повелительница желаний.
Рабониэль запела в неведомом ритме.
– Я быстро учусь. – Она указала на записи на столе Навани. – В прошлом мои соплеменники испытывали трудности, уговаривая спренов проявить себя в Когнитивной реальности в виде устройств. Похоже, спренам пустоты несвойственна такая… самоотверженность, как спренам Чести или Культивации.
Навани моргнула; смысл сказанного дошел до нее не сразу. Внезапно десяток разрозненных нитей в ее сознании сплелся в гобелен. Так вот в чем дело! Вот почему фабриали башни – насосы, лифты – не имели самосветов с пленными спренами.
Шквал… это разъясняло тайну духозаклинателей.
Рядом с ней возникло кольцо голубого дыма – явился спрен благоговения. Духозаклинатели не содержали спренов, потому что сами являлись спренами. Спрены могли проявляться в Физической реальности как осколочные клинки, здесь они становились металлом. Выходит, древних спренов каким-то образом уговорили принять облик не клинков, а духозаклинателей?
– Вижу, ты не знала, – заметила Рабониэль, придвигая себе стул.
Даже сидя, она была на фут выше Навани. Зрелище было причудливое: существо в броне, словно готовое к бою, сидело и перебирало научные заметки.
– Любопытно, что вы добились стольких вещей, о которых мы в былые эпохи даже не мечтали, но забыли гораздо более простой метод собственных предков.
– Мы… у нас не было доступа к спренам, которые могли бы говорить с нами, – пролепетала изумленная Навани. – Золотые ключи Вев… это… Не могу поверить, что мы этого не поняли. Это же приведет к…
– Боковое движение? – напомнила Рабониэль.
Навани, все еще оцепенелая, набросала ответ.
– Мы научились изолировать плоскости для сопряженных фабриалей, – объяснила она. – Надо использовать вот эту конструкцию из алюминиевых проводов, способных прикасаться к самосвету. В результате вертикальное положение сохраняется, однако возникает возможность перемещаться горизонтально.
– Поразительно, – сказала Рабониэль. – Ралкалест – вы называете его алюминием – вмешивается в Связь. Весьма изобретательно. Наверное, потребовалось много испытаний, чтобы получить правильную конфигурацию.
– Больше года, – призналась Навани. – После того, как мы сформулировали изначальную теорию. Наша проблема в том, что мы не можем двигаться вертикально и вбок одновременно – фабриали, которые двигают нас вверх и вниз, привередливы, и прикосновение алюминия возможно только после того, как положение зафиксировано.
– Неудобно.
– Да, однако мы выработали систему: сперва останавливаемся, затем совершаем вертикальные перемещения. Случаются проблемы, ведь даль-перья в движущихся транспортных средствах работают с трудом.
– Кажется, должен существовать способ применить эти знания для создания даль-перьев, которые будут работать во время движения, – проговорила Рабониэль, изучая рисунок Навани.
– Я тоже так думала, – сказала бывшая королева. – Я собрала небольшую команду, чтобы развить эту мысль, но мы были заняты в основном другими делами. Оружие, которое вы применяете против наших Сияющих, все еще не дает мне покоя.
Рабониэль запела в быстром ритме, который показался Навани пренебрежительным.
– Древняя технология, от которой мало толку. Мы, конечно, можем высосать буресвет из Сияющего, покуда он висит, пронзенный копьем… Но метод никоим образом не мешает спрену найти нового напарника. Мне бы хотелось, чтобы ваших спренов было легче поймать и заточить в самосветы.
– Я передам эту просьбу, – сказала Навани.
Рабониэль запела в другом ритме, потом улыбнулась. Выражение ее худощавого лица с мраморными разводами казалось хищным, и все-таки в том, насколько продуктивным выдался их разговор, ощущалось нечто заманчивое. Считаные минуты – и Навани узнала секреты, над которыми многие бились десятилетиями.
– Вот так мы закончим войну, Навани, – сказала Сплавленная, вставая. – Делясь информацией.
– И каким образом это завершит войну?
– Мы всем покажем: если действовать сообща, жизнь станет лучше.
– Под руководством певцов.
– Разумеется, – подтвердила Рабониэль. – Ты явно мудрая женщина, Навани Холин. Если бы ты могла многократно улучшить жизнь своего народа, разве это не стоит того, чтобы отказаться от самоуправления? Погляди-ка – прошло всего лишь несколько минут, а мы уже многого добились, поделившись знаниями.
«Я поделилась ими только из-за твоих угроз, – подумала Навани, стараясь не выдать своих мыслей. Они с Древней не беседовали как равные. – Не важно, что ты мне скажешь, Рабониэль. Ты можешь раскрыть любую тайну, какую пожелаешь, потому что я в твоей власти. Ты можешь просто убить меня, как только получишь все, что хочешь».
И все же она улыбнулась Сплавленной:
– Повелительница желаний, я хотела бы проверить, как там мои ученые. Надо посмотреть, как с ними обращаются, и установить наши… потери.
Навани надеялась, что выразилась достаточно ясно. Кого-то из ее друзей убили. Она об этом не забудет.
Рабониэль запела и жестом пригласила Навани следовать за ней. Будет нелегко соблюсти равновесие в игре, где обе стороны пытаются друг друга обмануть. Навани придется быть очень осторожной, чтобы не поддаться Рабониэли. Таково было единственное преимущество, которым бывшая королева обладала, в отличие от своих ученых: может, она и не заслуживала места в их рядах, но ей чаще приходилось сталкиваться с реальной политикой.
Рабониэль и Навани вошли во вторую из двух комнат библиотеки – ту, где было больше столов и стульев. Лучшие люди Навани – как ревнители, так и ученые – сидели на полу, склонив головы. Судя по расстеленным одеялам, здесь им и пришлось провести ночь.
Несколько человек подняли головы, чтобы посмотреть на нее, и она с облегчением отметила, что Рушу и Фалилар не пострадали. Она быстро произвела подсчет и сразу определила, кого не хватает. Она подошла к Фалилару, присела на корточки:
– Нешан? Инабар?
– Убиты, светлость, – тихо ответил он. – Они были в комнате с самосветной колонной вместе с обоими подопечными Нешана, ревнительницей Веванарой и горсткой несчастных солдат.
Навани поморщилась.
– Передай остальным, – прошептала она. – Пока что мы будем делать вид, что сотрудничаем с оккупантами.
Затем она подошла к Рушу:
– Я рада, что ты в порядке.
Ревнительница с заплаканным лицом кивнула:
– Я как раз спускалась сюда, чтобы собрать письмоводительниц и составить перечень разрушений в той лаборатории, когда… это случилось. Светлость, по-вашему, эти события как-то связаны?
Посреди хаоса Навани почти забыла про странный взрыв.
– Ты, случайно, не нашла среди обломков заряженные сферы?
«Точнее, странную сферу, заряженную пустосветом?»
– Нет, светлость. Вы же видели – там не осталось ничего целого. Но я успела затемнить помещение и проверить, не светится ли что-нибудь. Ничего не увидела – ни буревого, ни пустотного света.
Как и опасалась Навани, взрыв наверняка был связан со странной сферой – которую, по-видимому, они утратили.
Бывшая королева встала и подошла к Рабониэли.
– Не нужно было убивать моих ученых во время штурма. Они не представляли никакой угрозы.
Рабониэль запела в быстром ритме:
– Больше никаких предупреждений, Навани. Используй мой титул, обращаясь ко мне. Я не хочу, чтобы тебе навредили, но есть тысячелетние правила приличия, которым ты обязана следовать.
– Я… понимаю, Повелительница желаний. Думаю, если немедленно привлечь моих оставшихся людей к работе, это пойдет на пользу моральному духу. Чем прикажете заняться?
– Чтобы облегчить переход, – сказала Рабониэль, – пусть продолжат то, что делали до моего прибытия.
– Многие трудились над фабриалями, которые больше не действуют.
– Тогда пусть займутся чертежами и напишут об экспериментах, которые проводили до оккупации. Я позабочусь о том, чтобы их новые теории опробовали.
Значит, фабриали Уритиру могут снова включиться?..
– Как пожелаете, Древняя.
А потом Навани занялась подлинной проблемой: стала планировать, как им всем выбраться из этой передряги.
Каладина разбудил дождь. Он моргнул, чувствуя туман на лице, и увидел небо, в котором застыли изломанные молнии – они висели неподвижно, не исчезая, обрамленные бурлящими темными тучами.
Он уставился на странное зрелище, а потом перекатился на бок и наполовину погрузился в лужу ледяной воды. Это его родной Под? Военные лагеря? Или… какое-то другое место?
Он застонал и вынудил себя подняться. Ран не было видно, но в голове стучала боль. Оружия нет. Без копья он все равно что голый. То и дело налетал шквалистый ветер, неся полосы дождя, и Каладин готов был поклясться, что видит внутри их очертания – как будто капли, падая, на миг обрисовывали человеческие фигуры.
Вокруг было темно, однако вдали угадывались какие-то утесы. Он пошел по воде, удивляясь, что рядом нет спренов – даже спренов дождя. На вершине холма мелькнул свет, и Каладин двинулся вверх по склону, стараясь не потерять равновесие на скользком камне. В глубине души он удивился, как может что-то видеть. Застывшие изломы молний давали слишком мало света. А не доводилось ли ему бывать в подобном месте? Где есть свет под черным небом?
Он остановился и уставился вверх, дождь стекал по его лицу. Все было… неправильным. Это же… не настоящее, верно?
Движение.
Каладин резко обернулся. Из темноты по склону спускался кто-то невысокий. Казалось, незнакомец целиком состоял из клубящегося тумана, его лица было не разглядеть, но он был вооружен копьем. Быстрым движением руки Каладин поймал древко, вывернул его и оттолкнул противника, применив классический разоружающий прием.
Этот призрачный нападающий был не слишком опытен, и Каладин легко отнял копье. Инстинкт взял верх: он развернул оружие и вонзил в шею незнакомца. Когда коротышка упал, из ниоткуда появились еще двое, оба с копьями в руках.
Каладин отбил один удар и отбросил нападавшего рассчитанным толчком, затем развернулся и сбил другого с ног. Он заколол его быстрым ударом в шею, а затем легко вонзил копье в живот оставшемуся противнику, когда тот встал. Кровь стекала по древку на пальцы Каладина.
Он выдернул копье; дымчатый силуэт упал. Приятно было держать оружие. Иметь возможность сражаться без забот. И ничто не давило на него, кроме отяжелевшей от дождевой воды униформы. Раньше драться было просто. До того как…
До того как…
Клубящийся туман рассеялся, и трое убитых оказались молодыми гонцами в униформе Амарама. Каладин прикончил их своим копьем. Перед ним было три трупа, включая его брата.
– Нет! – хрипло закричал Каладин, преисполненный ненависти. – Как ты смеешь мне такое показывать? Все случилось не так! Я там был!
Он отвернулся от посыльных, устремив взгляд в небо.
– Я его не убивал! Я просто подвел его. Я… я просто…
Каладин отшатнулся от мертвых мальчиков и, уронив копье, схватился за голову. Ощупал шрамы на лбу. Они казались очень глубокими – словно ущелья, рассекающие его череп.
«Шаш». Опасный.
В вышине зарокотал гром, и Каладин, спотыкаясь, спустился с холма. Перед глазами стоял образ Тьена – мертвого и окровавленного. Что это было за ужасное видение?
– Ты спас нас, чтобы мы могли умереть, – произнес голос из темноты.
Он знал этот голос. В поисках источника звука Каладин развернулся, подняв брызги дождевой воды. Теперь он был на Расколотых равнинах. В потоках дождя мелькали очертания людей. Образы, сотворенные падающими каплями, отчего-то пустые внутри.
Дождевые призраки атаковали друг друга, и он услышал гром войны. Крики, лязг оружия, топот. Звуки неслись отовсюду, сбивая с толку, а потом – в один миг – он очутился посреди страшной битвы, и предполагаемые очертания превратились в реальных людей. Солдаты в синем сражались против других, тоже в синем.
– Прекратите драться! – крикнул им Каладин. – Вы убиваете своих! Они такие же, как вы!
Они, казалось, не слышали его. Кровь текла под ногами вместо дождевой воды, брызги и потоки сливались, а копейщики нетерпеливо карабкались по телам павших, чтобы продолжить убивать друг друга. Каладин оттолкнул одного от другого, затем схватил третьего и потянул назад – только чтобы обнаружить, что это Лопен.
– Лопен! – сказал Каладин. – Послушай меня! Хватит драться!
Лопен оскалил зубы в ужасной усмешке, затем отшвырнул Каладина в сторону, а сам бросился на еще одного бойца – Камня. Тот споткнулся о труп, и Лопен убил его копьем в живот, но затем Тефт убил Лопена ударом сзади. Бизиг ударил Тефта ножом, и Каладин не увидел, кто прикончил Бизига. Он был слишком напуган.
Сигзил с дырой в боку упал рядом, и Каладин подхватил его.
– Почему? – спросил Сигзил, кровь капала с его губ. – Почему ты не позволил нам спать?
– Это не настоящее. Это не может быть настоящим.
– Ты должен был дать нам умереть на Равнинах.
– Я хотел вас защитить! – крикнул Каладин. – Я должен был вас защитить!
– Ты проклял нас…
Каладин бросил умирающего и заковылял прочь. Потом склонил голову и, чувствуя туман в голове, побежал. Краем сознания он понимал, что этот ужас был ненастоящим, но все еще слышал крики. Обвинения.
«Зачем ты это сделал, Каладин? Почему ты убил нас?»
Он зажал уши ладонями, так стремясь спастись от кровавой бойни, что чуть не свалился в пропасть. Он резко остановился, балансируя на краю. Споткнулся и посмотрел налево. Военные лагеря были там, на невысоком холме.
Он здесь уже бывал. Он вспомнил это место, эту бурю, легкий дождь. Это ущелье, где он чуть не погиб.
– Ты спас нас, – сказал знакомый голос, – чтобы мы могли страдать.
Моаш. Он стоял на краю пропасти рядом с Каладином. Бывший мостовик обернулся, и Каладин увидел его глаза – черные ямы.
– Люди думают, что ты был милостив к нам. Но мы оба знаем правду, не так ли? Ты сделал это ради себя. Только не ради нас. Если бы ты был по-настоящему милосерден, то подарил бы нам легкую смерть.
– Нет, – сказал Каладин. – Нет!
– Пустота ждет, Кэл, – продолжил Моаш. – Ничто. Ты сможешь сделать все, что угодно, даже убить короля, без сожаления. Один шаг. Тебе больше никогда не придется чувствовать боль.
Моаш сам шагнул вперед – и упал в пропасть. Каладин рухнул на колени на краю, дождь струился вокруг. Он в ужасе уставился вниз.
Потом начал просыпаться где-то в холоде. Сразу же суставы и мышцы заныли от боли, требуя его внимания с усердием ребенка в истерике. Он застонал и открыл глаза, но вокруг была только темнота.
«Я в башне, – подумал Каладин, вспоминая события предыдущего дня. – Шквал. Уритиру захватили Сплавленные. Я едва успел спастись».
Кошмары, похоже, усиливались. Или они всегда были такими, но Каладин этого не помнил. Он лежал, тяжело дыша, обливаясь потом, словно после тренировки, и вспоминал, как умирали его друзья. Вспоминал, как Моаш шагнул во тьму и исчез.
Сон должен был освежить, но Каладин чувствовал себя более усталым, чем когда рухнул без сил. Он застонал и с трудом сел, прислонился к стене. Затем, ощущая внезапный приступ паники, ощупал все вокруг. Смятенный внутренний голос твердил, что он обнаружит Тефта мертвым на полу.
Но тот лежал рядом и все еще дышал. Каладин вздохнул с облегчением. Тефт, к сожалению, обмочился – если ничего не предпринять, его ждет быстрое обезвоживание, а без мытья и подкладного судна наверняка появятся спрены гниения.
Шквал. Над Каладином нависла тяжесть его поступка, почти такая же невыносимая, как вес самой башни. Он один, затерян во тьме, без буресвета и без питья – не говоря уже о настоящем оружии. Ему надо позаботиться не только о себе, но и о друге, находящемся без сознания.
О чем он только думал? Каладин не верил в увиденный кошмар, но и не мог полностью избавиться от его отголосков. Почему? Почему он не мог просто сдаться? Почему продолжает бороться? Неужели это действительно ради них?
Или ради себя? Потому что он не мог опустить руки и признать поражение?
– Сил? – позвал он в темноту. Когда она не ответила, он позвал снова, его голос дрожал. – Сил, где ты?
Нет ответа. Каладин ощупал вокруг себя и понял, что понятия не имеет, как выбраться из этого помещения. Он похоронил себя и Тефта здесь, в этой слишком густой темноте. Они умрут медленной смертью в одиночестве…
Затем появился огонек – к счастью, это была Сил. Она не могла проходить сквозь стены – у Сияющих спренов было достаточно плотности в Физической реальности, чтобы большинство материалов им препятствовали. Вместо этого она, похоже, проникла через какое-то отверстие высоко в стене.
Ее появление отчасти вернуло Каладину способность мыслить здраво. Он судорожно вздохнул, когда она опустилась на его протянутую ладонь.
– Я нашла выход, – сказала она, принимая облик бойца в униформе разведчика. – Но не думаю, что ты там пролезешь. Даже ребенку будет тесно. Я разведала окрестности, хотя далеко уйти не смогла. На многих лестничных площадках стоят стражники, однако они, похоже, не ищут тебя. Эти этажи достаточно обширные, и я думаю, они поняли, что найти здесь одного человека практически невозможно.
– Думаю, это хорошая новость. Есть идея, что за свет привел меня сюда?
– У меня… есть теория, – призналась Сил. – Давным-давно, еще до того, как между спренами и людьми все пошло наперекосяк, было три узокователя. Один для Буреотца. Один для Ночехранительницы. И еще один – для Сородича. Это был спрен не мужского и не женского пола, который обитал в этой башне и не показывался людям. Все считали, что Сородич давно умер.
– Хм, – сказал Каладин, ощупывая дверь, которая открылась, чтобы впустить его. – Каким… было это существо?
– Не знаю, – сказала Сил, перелетая к нему на плечо. – Светлость Навани задавала по этому поводу вопросы, и другие Сияющие спрены знали не больше, чем я только что сказала. Помни, многие спрены, знавшие о старых временах, умерли – а Сородич всегда был скрытным. Я не знаю, каким он был и почему смог создать узокователя. Но если он жив, то я не понимаю, почему в башне столько всего не работает.
– Ну, эта стена сработала, – сказал Каладин, нащупывая самосвет.
Теперь камень потемнел, но с этой стороны он был гораздо заметнее. Каладин легко мог не увидеть его из коридора. Выходит, такие камни были встроены в стены, скрывая потайные двери и в других комнатах?
Он коснулся самосвета. Несмотря на то что буресвета больше не было, внутри появился огонек. Белый и мерцающий, как звезда. Огонек расширился и превратился в маленькую вспышку буресвета, после чего дверь бесшумно распахнулась вновь.
Каладин перевел дух и почувствовал, как паника немного отступает. Он не умрет в темноте. Будучи заряженным, самосвет работал, как и любой другой фабриаль, до тех пор, пока у него оставался запас энергии.
Он посмотрел на Сил:
– Сможешь найти дорогу обратно к Тефту, если мы уйдем на разведку?
– Я запомню путь.
– Отлично, – сказал Каладин. – Потому что нам нужны припасы.
Он пока не мог позволить себе мыслить в долгосрочной перспективе. Пугающие вопросы – как быть с башней, с десятками Сияющих во вражеском плену, с его семьей – должны были подождать. Сначала понадобится вода, еда, буресвет и, самое главное, оружие получше, чем скальпель.
