Борис Владимирович Попов
Очень сказочная работа 1
– А мы и им ноту направим! – начал было горячиться я, уже с горечью осознавая, что несу сейчас несусветную чушь, на которую улыбается даже Кот-Баюн.
– Да эти подлецы, понимаешь ли, постоянно позабывают представиться. И визиток у них с собой вечно нету.
– Извините, – практически прошептал я, подписывая документ.
– Бывает, – усмехнулся Вольдемар Иванович. – Мы с тобой уезжаем через три дня. Билеты на фирменный самарский поезд «Жигули» возьму я.
– Да я и сам возьму!
– Сам ты ничего не возьмешь, сейчас сезон отпусков, поезда забиты, и билет, по-хорошему, нужно брать за месяц перед поездкой. А у меня ведомственная бронь, и нам с тобой отыщутся места в купе на двоих в любом, даже самом переполненном, поезде.
Причем возьму не простое купе, где едет четыре человека и постоянно будет торчать кто-нибудь для нас с тобой лишний – потолковать за жизнь и о будущей работе будет нельзя, а двухместное «СВ». Вот там – шик, блеск, красота! Чистота неимоверная, обе полочки уже застелены, кондиционер, кулер, большое зеркало, свежая пресса, настольные игры, щетки для одежды и обуви. Можешь заказать блюда из ресторана с доставкой прямо в купе, если не хочешь до вагона-ресторана идти – ты же у нас паренек застенчивый и нелюдимый.
– Я стенчивый и людимый! – возмутился я и аж сам разинул рот от своих тунгусских выражений.
Впрочем, все приняли это за шутку и вежливо улыбнулись. Чтобы загладить печальный эффект от своего выступления, добавил:
– Я вообще-то люблю в ресторанах посидеть!
– И часто сидите, молодой человек? – ехидно поинтересовалась Олимпиада. – Пригласите симпатичную рыженькую девушку в лучший ресторан города прямо сегодня!
Врать я не умел, поэтому покраснел и признался:
– Да пока чего-то еще и не был ни разу… Да и денег-то у меня нету…
Все расхохотались, а Палыч еще и долил масла в огонь:
– А заалел-то, как маков цвет!
– Зато не обманул, – неожиданно жестко сказала Липа, – вот и молодец! Я мужское вранье терпеть не могу! А брешут все без исключения. Уж такие турусы на колесах разведут, что просто ай да ну! Они все поголовно думают, что глупая девица сейчас уши развесит, и бери ее прямо тепленькую. А я им сходу пенделя под зад за вранье, и прощай несостоявшийся любовничек!
Закончила она вообще как-то злобно.
– Ну хватит тут девичьи проблемы обсуждать! – строго пресек эти ненужные разговоры майор.
– Да вы тоже хороши! Развели тут рекламу фирменного поезда! – огрызнулась вставшей на дыбы медведицей Потаповна.
– Товарищ лейтенант!
– Товарищ майор!
– Эй, буяны! Уймитесь! Че ты, Иваныч, девке грубишь, – неожиданно встал на сторону Липы дядя Володя, – пошипит, пошипит, да и успокоится. Для нее, вишь, эта тема болезненная. Может кто замуж звал, да и обманул, а она теперь в старых девах кукует…
Олимпиада молнией метнулась к Палычу, сгребла его за грудки и прорычала:
– Помалкивай, старый пень, о том, чего не знаешь!
Палыч тоже в долгу не остался, ухватил ее мозолистыми лапищами рабочего человека за плечи и гаркнул:
– Девка! Не дерзи!
Я вскочил, не зная за кого вступиться: Палыч мой друг, да и Липа уже тоже вроде не чужая…
– Брейк, брейк, – попытался разнять бойцов Вольдемар и со вздохом подытожил: – ну никакого порядка во вверенном мне филиале нет, товарищи офицеры сцепились между собой, как кошка с собакой!
Потом посмотрел на меня, вздохнул и добавил:
– И даже молодой норовит ввязаться… Ты теперь тоже один из нас, курсант, так что веди себя соответствующе духу коллектива и можешь тоже чего-нибудь этакое отчебучить: укусить, что ли зазевавшегося кого…
Все расхохотались и разошлись по разным углам. Липа, на излете своего девичьего гнева, все-таки пробурчала:
– А мальчонку лучше бы в «Люксе» прокатили, ему бы в диковинку было…
– И моему карману это тоже в диковинку было бы! – парировал бережливый Иваныч. – Сама знаешь, у нас денег выделяется только на простое купе, и так от себя на «СВ» добавляю, а на «Люксы» цены просто заоблачные!
– Скопидом, – мрачно оценила это положительное качество старшего по чину Липа.
– Транжира! Чего вражескую машину ухватила? Взяла бы замечательную отечественную какую-нибудь – зримо дешевле, и ремонт доступнее, – взялся давать добрые советы неразумной девице отец-командир.
– А моя машина просто не ломается, ее немцы делали! – как-то по-арийски отчеканила Энгельс.
Тут нашему патриоту крыть, по-видимому, было нечем, и он не нашел ничего лучшего, как задумчиво сказать:
– Ну, сломается же когда-нибудь…
– Не дождетесь!
Но тут уже пуля раздора была на излете, и мы вернулись к нашим баранам, то есть ко мне.
Вольдемар Иванович подсунул еще две бумажки: заявление на получение единовременной материальной помощи, то есть подъемных, и ведомость на получение денег. Получив мои подписи под документами, он приступил к выдаче денег, вынув их из портфеля. Всякие кормовые-дармовые я получил уверенно. Душа пела! Это были мои первые заработанные в жизни деньги.
Пересчетом шуршащих бумажек я себя не отягощал – здесь не обманут. А уж когда оценил толщину пачки подъемных, меня охватило чувство гордости – я почувствовал себя элитным специалистом. Бобер внес в память своего телефона номер моего мобильника.
– Завтра-послезавтра позвоню, отдам билет на руки. Не прошляпишь?
– Да что вы такое говорите! – возмутился я, при этом подумав: вполне возможный вариант…
– Теперь еще вот что. ФСИКИА организация молодая, и своего общежития у нее пока нет. Я, конечно, могу тебя пристроить в общежитие ФСБ, но ты там хлебнешь горя, каждый день бегая по начальству за пропуском. Гораздо проще снять однокомнатную квартирку и похаживать в нее, как к себе домой. Деньги на аренду жилья ты уже получил, но считаю нужным предупредить, что их будет явно недостаточно. На ту сумму, что тебе выдали, можно снять только вонючий клоповник на самом краю города, поэтому проще добавить и обжиться в более приличном районе. Сам-то я арендую квартиру в тихом месте неподалеку от ФСИКИА, но она двухкомнатная – ты один не потянешь. Впрочем, поживешь пока у меня, а как я все дела решу и уеду, у тебя будет время до конца месяца, уже все оплачено. Ну, а как осмотришься, ищи квартиру. Вопросы есть?
Я почесал в затылке и неуверенно ответил:
– Пока, вроде, нету…
– Сейчас я тебя провожу, не убегай без меня, – добавила с улыбкой Липа. – А то вдруг ограбят по дороге.
Прет, прет мне сегодня!
Но непослушный язык вытолкнул очередную дурь.
– Да зачем тебе ходить… Я и сам дойду…
– Ты от моей помощи не отказывайся, – нажала Олимпиада. – Я специально обученный для рукопашной схватки боец, а ты еще неопытен. Заодно и посмотрю, где ты живешь.
– Конечно пошли, – не стал больше топорщиться я.
Привести домой девушку! Показать ее родителям! Для меня это была невиданная удача. А то вечно: неловок по женской линии. А вот вам, глядите: налавчиваюсь прямо на глазах!
– Пора заканчивать, – подытожил командир, взглянув на часы. – У меня сегодня есть еще одно неотложное дело. Созвонимся.
Глава 3
Мы с Липой вышли на улицу. В руках я крепко сжимал выданный заботливым Палычем пакет, в который мы с ним переложили деньги. Жизнь была удивительно хороша: устроился на работу и учебу, обогатился и познакомился с удивительной девушкой.
– Живу я в доме напротив, – показала рукой Липа. – Подъезд первый, этаж двадцатый, квартира 120. Дом копия ваш, пойдешь ко мне, не заблудишься.
– Уже сегодня можно приходить? – с замиранием сердца спросил я.
– Не, сегодня ночью я занята, заваливай завтра.
Господи, к ней что, кавалеры ходят по ночам и по очереди?
А Олимпиада продолжила.
– У нас сегодня большой выезд, типа парада, и мне сказали:
– Искра, все наши будут. Тебе тоже надо быть обязательно!
– А почему Искра?
– Да мне такую кликуху за резкость дали. Брякнул кто-то:
– Вечно ты искришь, прямо искра какая-то! Так и прижилось. У тех из нас, кто долго катается, у всех есть клички, а у всех наших машин есть имена. Вот я Искра, а моя бронетехника Гремучка, в нем вечно чего-то или звенит, или бренчит.
– В новой немецкой машине? – поразился я.
Олимпиада посмотрела на меня с недоумением, а потом рассмеялась.
– Немецкий у меня автомобиль, а Гремучка это байк сингапурского производства. Я его подержанный за гроши пять лет назад купила, как только получила права.
– Как это ты решилась? Ни с того ни с сего?
– Это если ты вдруг байк купишь, вот это будет ни с того ни с сего, – пояснила мне Липа. – С четырнадцати лет я жопогрейкой нарезала, но жабой, или не дай бог мамкой, никогда не была. А вот с шестнадцати, стала сначала лобстером, а через полгода братом. Сегодня ночью будет грандзабухатор, и, если не перебубеню, то завтра после обеда буду как огурчик. Надеюсь, и асфальтовая болезнь со мной не приключится.
Мы уже дошли до моего подъезда и присели на обычно пустующую в это время лавочку. Дом у нас новый, всего год как сдан, старушками не изобилует, весь народ молодой или среднего возраста, заработавший сам на здешние апартаменты. Единственная известная мне старушка, это баба Феня, которая сейчас, покормив дочку, зятя и двоих внуков ужином, готовится к просмотру «Спокойной ночи, малыши». Подростки и прочая молодежь уходили подальше от родительских глаз, и в общем, торчать на лавке было некому. Поговорим спокойно, не торопясь.
– А можно как-то все, тобою сказанное, перевести на русский язык? – поинтересовался я. – И желательно без матерных выражений?
– Да почему бы и нет, – легко согласилась байкерша. – Слушай перевод с байкерского сленга. Он у нас колеблется по разным городам, но в целом мы друг друга понимаем. Жопогрейка – это влюбленная в дорогу независимая и свободная девушка, сидящая на заднем сиденье байка. Почти каждому греет душу, когда ты едешь не один, а тебя сзади обнимает красивая девушка. Жаба дает, ой, пардон, имеет интимные отношения с тем, кто ее возит, обычно на стоянке. Мамку имеют все, кому не лень, где угодно, а иной раз даже и во время езды.
– Неужели это возможно? – ахнул я.
– У братьев все возможно! – сказала, как отрезала Искра.– Лобстер, это новичок, который только начал ездить, и поэтому делает это медленно и неуверенно. Грандзабухатор – большая пьянка с неимоверным количеством бухла, т.е. спиртного, и участников. Бубенить – выпить лишнего, и отнюдь не воды. Асфальтовая болезнь – сильно ободранное бедро после падения на асфальт. И мата тут нету вовсе! – гордо подчеркнула Липа. – Так что я тебя часа в два, самое позднее в три, вызвоню, и привалишь ко мне. Бухла, тортов и цветов не бери, не люблю. Чай, кофе, сахар, сыр у меня есть, перебьемся. Можно было бы и сегодня пойти, только я устала, как собака. Два прыжка за короткое время – это для меня перебор, выжата, как лимон.
– Так может и не идти сегодня никуда? – спросил я. – Отлежаться, поспать побольше.
– Да ты что! – поразилась Искра. – Разве так можно? Я же обещала! Причем братьям. Да еще без веской причины? Не-е, я так не могу. Домой приду, посплю пару часиков, и оживлюсь. Тебе-то хорошо, столько же прыгал, да еще первый раз в жизни, а выглядишь, как огурчик. Аж завидки берут!
Я гордо вздернул нос. Да, я такой! Выносливый крепыш! Километр, конечно, не пробегу, запыхаюсь и умаюсь, а прыгну через барьер между мирами хоть десять раз подряд.
– Ладно, пошли к твоим старикам, прикинусь пай-девочкой. Да гляди, не брякни про мое байкерство – родаки, – тут Липа, видимо, вспомнила мою просьбу, – родители этого не любят. Наш филиал называй не Сказочным, а Особым, так верней будет. А теперь пошли.
Мы поднялись на мой этаж, я на всякий случай позвонил в дверь, а то папаша вечно по дому в одних трусах гоняет, и полез в карман за ключами. Впрочем, они не понадобились – дверь распахнулась практически сразу.
– Ты куда пропал? – заголосила мама. – Я уж думала… Ой, ты с девочкой… Леша! У нас гости!
Высунувшийся из их спальни в своей сомнительной экипировке отец спрятался назад.
– Проходите в гостиную, извините за беспорядок – у нас сегодня не приемный день.
Ух ты! Мать видимо решила блеснуть аристократизмом. Так и подмывало спросить:
Мамуля! А когда у нас прошлый раз был приемный день? Года три назад? Ах, четыре? Ну надо же, как время-то летит…, и при этом еще этак картинно взмахнуть руками. Но я наступил на горло собственной песне – а то потом нравоучениями весь мозг вынесут. Впрочем, Липа не смутилась, и в том же ключе поддержала разговор.
– Ах да что вы, что вы! Это абсолютно не имеет никакого значения! Я же понимаю каково это – поддерживать идеальный порядок в квартире работающей женщине.
Они понятливо кивнули друг другу, мы прошли в зал и расположились вокруг большого стола.
Ну прямо расцвет восемнадцатого века! Маркиза? К вашим услугам, баронесса! Тут к нам присоединился приодевшийся отец.
– Здравствуйте, девушка! Какими судьбами к нашему двору? Просто в гости изволили зайти, или так, по казенной надобности?
И этот туда же! И тоже получил достойный ответ:
– Сегодня, скорее по казенной, а дальше как получится. Дмитрий, представь, пожалуйста, меня своим родителям.
– Олимпиада Потаповна Энгельс, – сотрудница Особого филиала ФСИКИА. Прошу любить и жаловать! – влился в коллектив и я.
– Мы с Дмитрием Алексеевичем теперь коллеги – он, после достойного прохождения испытаний, зачислен к нам на службу, – добавила Липа.
Тут отец не выдержал, и его прорвало.
– Кем же его могли взять в приличное место? Дворником по уборке снега летом? А на испытаниях он очень достойно отличил метлу от лопаты? Не смешите меня, Олимпиада Потаповна!
– Боюсь, вы не совсем верно оцениваете потенциал вашего сына.
– Да какой там потенциал, – горестно отмахнулся папаша, – нет там никакого потенциала. Вы ж его, поди, каким-нибудь пешим курьером или сторожем на автостоянку взяли? И то хлебнете с ним горя.
– Дмитрий Алексеевич с блеском выдержал испытания, на которых перед этим были отсеяны около десяти тысяч человек, – строго сказала Олимпиада. – На этих днях он вместе с командиром нашего подразделения майором Бобром отправляется для обучения на Высшие Академические Курсы в столицу нашей Родины – город-герой Москву.
Мать ахнула и прижала ладони к щекам.
– Так значит, Димочка не бездельничал этот год, а готовился к невиданно сложным экзаменам! А ты все говорил: бездельник, лежебока, орясина! Что ж ты молчал-то сынок? Может тебе помощь какая-нибудь была нужна? Закупка особых учебников, каких-нибудь пособий или компьютерных программ? Возможно и сейчас чего-нибудь нужно? Ты говори, не стесняйся!
Судя по ее воодушевлению и фанатичному блеску в глазах, она уже была готова для продвижения своего неловкого охламона по жизни продать с кухни свой любимый дуршлаг и лучший отцовский галстук.
– Дмитрий Алексеевич ничего вам не сообщал, так как не был уверен в результатах этого сложнейшего экзамена.
Тут все-таки встрял недоверчивый отец.
– А что это экзамен прошел в такое позднее время?
– В связи с большим наплывом желающих, – вдохновенно врала Липа, – руководство было вынуждено продлить продолжительность рабочего дня для оценки знаний претендующих на эту вакансию. Приказ подписал сам начальник Управления генерал-майор Томин. В таком же режиме экзамены проходят по всей России, ведь сроки поджимают.
– Вот оно что… Извините, а вы кем там подвизаетесь? Что-то там у всех воинские звания, а вы, наверное, вольнонаемная и работаете секретаршей где-нибудь в канцелярии?
– Я офицер, и подвизаюсь, как вы изволили выразиться, оперативным сотрудником, – жестко доложила Потаповна. – Извольте убедиться! – и парой ловких движений она извлекла из элегантной сумочки, висевшей у нее на плече, красную книжечку.
Отец заинтересованно ухватил документ, раскрыл его и ахнул еще хлеще мамы.
– Лейтенант ФСБ! А мой-то ухарь в какой-то ФСИКИА ведь пристроился! Это вы с проверкой его благонадежности пришли? Не из диссидентского ли семейства паренек? Нет ли тут тайного вражеского логова?
– Ну что вы, – досадливо поморщилась Липа, – так это не делается, и этим заняты совсем другие товарищи. Просто наша организация совсем недавно выделилась из ФСБ, но мы числимся и их сотрудниками. Сразу после окончания Академических Курсов и ваш сын получит воинское звание.
– И долго он будет там учиться? – скептически спросил отец. – Пока не отчислят за неуспеваемость?
– Два-три месяца. И отчисление курсантов у нас не поощряется. Это уж нужно как-то особо необычайно проштрафиться, Кремль поджечь, к примеру, или организовать покушение на Президента нашей страны.
Отец окинул меня оценивающим взором и горестно вздохнул.
– Ну это он, пожалуй, не осилит. Либо спички отсыреют, либо винтовка проржавеет. Какое же звание он рванет после этаких невероятно продолжительных курсов? Неужели аж на младшего сержанта может замахнуться?
– Так ведь и я военных училищ и академий не заканчивала, – пояснила Липа, – после этих же курсов лейтенантом стала. Отработала всего несколько месяцев, а уже представление на очередное звание отправлено. У нас это не от выслуги лет или срока службы зависит, а только от личных способностей.
– Значит ходить ему до пенсии в лейтенантах, если за необычайные способности не разжалуют в рядовые, – уверенно и печально подытожил вдоволь наглядевшийся за нашу совместную жизнь на мои выдающиеся способности отец.
– Поживем – увидим, – не стала ввязываться в ненужные споры Олимпиада. – А теперь извините, мне пора.
– А поужинать! – заквохтала матушка.
– Некогда, – отказалась гостья.
– Ну хоть чайку!
– Не имею сейчас свободного времени! – сказала, как отрезала сослуживица. – Приятно было с вами познакомиться. Всего хорошего, – решительно поднялась со стула и направилась к выходу Олимпиада.
Я отправился ее провожать, и мы вышли на лестничную площадку.
– Забавные у тебя родители, – оценила этот изысканный прием Олимпиада, – но, похоже, не злые, а это главное. Ты мне вот что еще скажи: когда мы сегодня с дядей Вовой сцепились, ты кого из нас защищать бросился? Меня или его?
Я немного поколебался, но потом все-таки ответил честно.
– Даже и не знаю. Он мой друг, а ты какая-то уж очень славная девушка. Ты специально обучена рукопашному бою, но это все теория, а он, невзирая на годы, еще очень сильный мужчина, и повидал в своей трудной и длинной жизни немало, наверняка и в драке не последний человек. Скорее всего, я бы просто встал между вами.
– А мы бы тебя лупили в четыре руки, – завершила мое повествование Липа.
Мне оставалось только пожать плечами: ну что ж теперь поделаешь, другого выхода я в тот момент не видел.
– И опять не соврал, – констатировала девушка, – а другой бы понес семь верст до небес, – и неожиданно поцеловала меня в щеку.
Я как-то опешил. Потом немножко пришел в себя и не нашел ничего лучшего, как спросить:
– И что это значит?
– Только то, что ты теперь станешь моим парнем. Или ты против?
– Я за, за!
– Заодно я теперь отважу любителей до женского тела, – добавила Липа, – а то у охочих до баб уже что-то вроде конкурса на обладание недоступной рыжухой образовалось – всем охота пальму первенства получить. Но и ты на постель особо-то не рассчитывай, я до сих пор девственница, хотя это сейчас и не модно.
– Для будущего мужа себя бережешь? – криво улыбнулся я. – Невинностью хочешь суженого порадовать?
– Наплевать бы десять раз! Я замуж совершенно не рвусь, да и кто сейчас, не попробовав, как у вас в постели получается, под венец идет? Домострой давно отменили. Несколько раз пыталась отдаться, да видно не могу с нелюбимым – с души воротит и ничего не могу с собой поделать. Один подлец попытался было силой взять, пришлось мне его от всей души между ног уважить, так он потом три дня на байк сесть не мог.
– А если бы он пожаловался?
– Кому? Заявил бы в полицию, что попытался девушку изнасиловать, а она ему причинное место отшибла? За такие речи того и гляди самого в уютную комнатку с решетками на окнах пристроят.
– А вашим?
– Да ты что! Если бы он общественную мамку или свою жабу в кусты против ее воли поволок, тут бы взыску, конечно, особого не было, но посягнуть на другого байкера, брата по байку можно сказать, за это его всей толпой три дня бы метелили. Или ты не хочешь просто так встречаться? Тебе сразу результат подавай? Тогда давай только на работе встречаться, мне такой сильно озабоченный ухажер ни к чему!
– Да не падок я до женского естества, – успокоил я разгневанную девицу. – Давай будем просто дружить, друзей же в постель не волокут. Мне душа в человеке важна, а не телесные красоты.
– Врешь поди, – задумчиво сказала Липа. – Но до чего слушать приятно… Ладно, беги скорее к родителям, а то они уж там от любопытства зубами скрипят. Мы с тобой завтра наболтаемся. Смотри, не рассказывай им лишнего! Особенно про артефакты. Потом не расхлебаешь.
Мы расстались, и я, окрыленный беседой с моей (!) первой девушкой, вернулся к родителям. Они оборвали свой разговор и принялись выпытывать у меня все подробности.
– Славная девушка!– оценила Липу мама. – Как же ты с ней познакомился? Или она станет твоим непосредственным начальником? Куратором, так сказать?
– Олимпиада Потаповна была членом экзаменационной комиссии, – пояснил я.
– Подожди ты, мать, со своей бабской ерундой! А эта ФСИКИА не афера? Ты же, поди, никаких генералов и не видел? Может возьмут с тебя денег за курсы, ноги в руки и бежать?
Я молча высыпал деньги из пакета на стол. Банкноты в пачки запакованы не были, и поэтому рассыпались широко.
– Это… что… такое? – перехваченным от волнения голосом спросил отец.
– Это мне, сразу после подписания контракта, выдали подъемные, кормовые, транспортные и еще там какие-то деньги. Выдали первую курсантскую зарплату. Она составляет половину от оклада оперативного сотрудника. В связи с тем, что наши оперативники получают в месяц сумму равную пяти окладам общевойского офицера, то и моя половина получилась довольно-таки весомой.
Папа уже торопливо пересчитывал деньги. Самых крупных купюр у майора не оказалось, и потому гора денег казалась еще больше. Пересчет занял некоторое время, и наше молчание нарушал только тихий шорох бумаг и периодические хмыканья отца.
– Что ж, мать, тебе за такую сумму три года трудиться надо. Да и у меня не одна удачная сделка пройти должна, – подытожил свои труды родитель. – Поведай-ка, сынуля, что же ты должен будешь делать за этакие суммы.
В голове сразу зазвучал голос Олимпиады: лишнего не рассказывай! Особенно про артефакты! – и я решил последовать доброму совету.
– Понимаешь, пап, мне ведь еще доплачивают за сохранение государственной тайны. И за разглашение будут очень строго карать, вплоть до тюремного заключения.
– Вот оно как…, – задумчиво протянул батя.
– Именно так! – строго ответил я.
– Просто так больших денег не платят, – согласился отец. – Сегодня и за коммерческую-то тайну всю жопу порвут на восемь клиньев, а тут бери выше – государственная!
Видя недовольно насупившуюся на его речевые обороты супругу, папенька поправился:
– То есть задницу порвут, пардон, заднюю часть побеспокоят.
Материнское лицо разгладилось. Продолжаем разговор!
– Да, матереет сынок, растет, в силу входит, – одобрительно заметил папахен.
Мне тут же представилось, как после возвращения домой из Москвы, раньше вечно мерзнущий я, окончательно заматеревший на академических курсах, обживаюсь на нашей лоджии, распахиваю пошире все окна на улицу, и, хорошенько выспавшись на уютном снегу в особо холодную зимнюю ночь, рычу грубо-хриплым голосом:
– Мать! В душную кухню не пойду. Закинь мне кастрюлю с хлебовом прямо сюда, на наледь. Я тут в холодке, на воле, косточками похрущу.
Я быстренько встряхнул головой, отгоняя наваждение, и опять включился в обсуждение моей будущей, наверняка невыносимо тяжелой столичной жизни.
– А где же ты там два месяца жить будешь? – забеспокоилась мама. -Ведь родни у нас в Москве никакой нету.
– Поторчит в общаге, – ответил за меня отец. – Рановато ему барствовать, не оперился еще.
Я горестно вздохнул и признался:
– Нету пока у нашей организации общежития, придется квартиру снимать.
– Так, – нахмурился отец, – значит, тебе все деньги придется с собой брать, в Москве цены кусаются. Готовь, мать, лоскут ткани да иголку с ниткой, будем ему карман к трусам пришивать.
– Именно к трусам? – обиженно спросил я, представив, как лезу за деньгами. – А если я в вагон-ресторан пойду? На весь поезд ведь опозорюсь!
– Это ты дело говоришь, – согласился папа, – все яйца в одну корзину не кладут. Надо твои финансы на две части разделить.
Я облегченно вздохнул: из кармана деньги достать гораздо проще. А отец продолжил:
– Готовь два лоскута, мать, еще один к внутренней стороне джинсов пришьешь.
– А как же я буду питаться в дороге? – заныл я.
– Всю жизнь езжу, – пояснил своему дурню бывалый путешественник, – а рестораны только за чужой счет посещаю. А в вагон-ресторан вообще никогда не хожу: слишком дорого, да и качество продуктов оставляет желать лучшего. Прихватит в дороге понос, потом греха не оберешься. Лучше тебе мать яиц с собой наварит – целее будешь. А если в столице поистратишься, звони, у нас на твое обучение изрядная сумма отложена, враз перешлем.
– Я зарабатывать начну, сразу отдам!
– Твое дело молодое, начнешь зарабатывать – начнешь и тратить. А там женишься, дети пойдут – деньги просто улетать будут. В общем, если перед пенсией отдашь, и то неплохо будет.
– У нас и получка большая, а уж премии просто колоссальные! – доказывал я свою будущую платежеспособность. – Вон капитан Боян после блестящего выполнения задания себе с премии однокомнатную квартиру в нашем доме купил, Липа с одной премии квартиру в доме напротив рванула, с другой – новую иномарку приобрела.
Отец пожевал губами.
– За блестяще выполненное задание, говоришь? А квартальных или годовых премий нет?
– Да вроде нет…
– Значит, перед пенсией, – сделал вывод отец.
Они с матерью расхохотались. Ну никто в семье не верит в мой потенциал удачливого добытчика! Особенно я сам…
– Да я, может, еще хлеще всех заработаю! – решив поднять свою самооценку, гаркнул я.
– Для этого, сынок, – ехидно улыбаясь, продолжил свои издевки папаша, – нужно соответствовать общему духу вашего филиала. Вот гляди: майор Бобёр, капитан Боян – все в рифму ложится. А ты? Какой-то Комаровский. Под тебя и воинского звания пока не придумано.
– А вот Липа -Энгельс, и ничего, – обиженно пробурчал я.
– Чтобы две такие премии получить, надо как минимум уметь стрелять хорошо, – пояснил отец. – Такие деньжищи только убийцам-профессионалам платят. Это она официально лейтенант, а в кругу своих ее, поди, Энгельс–Снайпер зовут. А тебе придется фамилию менять, был Комаровский, станешь Комарень – Не попал в большую мишень.
Тут мне крыть было нечем. С моим зрением, даже и в толстенных очках, ну куда я там попаду, особенно из сказочного лука. К моему новому прозвищу можно только добавить: большую и ближайшую мишень.
А отец продолжал:
– И заметь, мать, то он все говорил: Олимпиада Потаповна, а теперь она вдруг стала просто Липа. Если так быстро дело пойдет, то и вариант Липуся-дорогуся не за горами.
– Дай бы Бог, – даже перекрестилась атеистка мама. – Она, похоже, девушка серьезная, строгая, не чета этим современным свиристелкам, у которых только ветер в голове гуляет. Опять же на хорошей работе и с собственной квартирой, а это вообще дорогого стоит. Дай Бог! Ладно, Леша, хватит над сыночком подшучивать, идемте ужинать. Мал он еще твои подначки понимать.
– Да все я понимаю, – обиженно пробурчал я.
– Только обижаюсь, – спародировал мою манеру говорить папаша.
– Ничего я не обижаюсь, – обиженно надулся я, но на это никто не обратил внимания – привыкли, наверное, уже…
– Димка, а у них на задания по одному ходят или группами? – спросил отец, сгребая деньги назад в пакет.
– Обычно парами.
– А премия как-нибудь по личному вкладу в общее дело делится?
– Да вроде нет, всем дают одинаковую.
– Вот тебе бы Олимпиаду в напарницы, пока она в твой таинственный потенциал верит. Пока ты там озираешься, она, глядишь, уже чего и спроворит, и вы оба с премией. Девица ловкая, видно, что хорошо обученная – даже движется легко и быстро, как барс. Я таких вижу – сам в свою пору в самбо походил. Так что ты ей не дерзи и не груби, а постарайся к этой девице втереться в доверие. Глядишь, и свою квартирку прикупишь, не век же тебе с нами, старыми хрычами, сидеть.
Мне на это оставалось только кивнуть. Кандидатура напарницы и, возможно, будущей невесты, семейным советом была единодушно одобрена, теперь можно было смело идти ужинать.
В завершение разговора отец горделиво сказал:
– Вот теперь и я вижу, что Дмитрий на меня похож. Проявилась наконец-то славная кровь истинного Комаровского!
Всю жизнь, сколько я себя помню, папенька наше сходство отрицал. Мама, в очередной раз доказывая ему очевидное, говорила:
– Алёшенька, ну посмотри, Димочка же весь в тебя, почти твоя копия.
– Сильно ухудшенная копия! Можно сказать, совсем не копия. Настолько уцененный вариант, что его и за так в большую жизнь не сбудешь. Может он такой в вашу породу удался?
– Да нет в нашей породе никого с такими волчьими и хищными чертами лица, как у вас. Мы все круглолицые, круглоглазые…
– И кругложопые! – обрывал ее отец. – Ладно, ладно, круглопопые, – утихомиривал он вскинувшуюся на грубое слово маму.
– Вот Наташенька, та в нас… – начинала мама искать приятное для сердца сходство.
– Натаха вся в меня! – не соглашался батя. – С годами ваша круглота у нее пройдет, подтянется и охищнеет девка. А Димон, от постоянного лежания на диване, задрав ляжки, растолстеет и округлится.
А теперь, вишь, признал. Как кучу денег увидел, враз родную кровь почуял, волчара хищная.
После ужина я просто рухнул в постель – то ли два перехода и для меня не прошли без последствий, то ли наплыв новых впечатлений подкосил еще неокрепшую юношескую душу, тут не угадаешь. Засыпая, подумал: укатали сивку крутые горки…
Ночью мне снился толстенный рогатый черт, который в кухонном переднике приплясывал передо мной, размахивая половником, и пел хрипловатым баском вначале что-то заманивающее:
Милый, милый Дима,
Милый дорогой,
Ты скорей вставай-ка,
И пошли со мной!
Ага, счас я среди ночи попрусь куда-то с чертом! Дураков ищите в зеркале!
– А ну-ка, Митька,
Скорей давай сюда,
Здесь добрая пища,
И славная вода.
Что есть, то есть, подумал я. В Сказочном Царстве антибиотиков скоту и птице не дают, пестицидами и химическими удобрениями землю не посыпают, слива токсичных отходов от заводов в реки нет, и хлоркой воду не очищают. Все экологически чистое, натур продукт, так сказать. Только вот обращение мне активно не понравилось. Какой я вам, рогатым, Митька? Кому Митька, а вам Дмитрий Алексеевич! Да и текст дальше приобрел какое-то сомнительное звучание:
