Борис Тененбаум
Великий Черчилль
III
Прежде всего он собирался заставить немцев выйти из гавани и с этой целью собирался захватить тот или иной остров у побережья Голландии для устройства на нем передовой базы английского флота. Разумный аргумент, сводящийся к тому, что Голландия в войне не участвует и остается нейтральной, он сперва отвергал как несущественный, а потом стал использовать как дополнительный довод в пользу его предложения – по его мнению, это должно было подтолкнуть Голландию к тому, чтобы стать на сторону союзников. Почему при этом Голландия встанет на сторону именно союзников, а не Германии, он не пояснял. Его коллеги из штаба флота – сначала Баттенберг, а потом и сменивший его адмирал Фишер – предложения эти неизменно отвергали, ссылаясь на то, что они и непрактичны, и трудноосуществимы, что энтузиазма Первого лорда не уменьшало.
Энергия у него била через край, и он брался за самые неожиданные проекты. Когда его вниманию предложили идею помещать на трактор некую бронированную будку с установленным в ней пулеметом для прорыва проволочных заграждений, он загорелся и переправил ее Китченеру для рассмотрения. Тот ее одобрил и передал в особый комитет – опять для рассмотрения. Там она и застряла.
Когда через пару месяцев Черчиллю попалась та же идея, но уже в улучшенном виде – трактор предлагалось брать не в изначальном, чисто сельскохозяйственном виде, а с улучшениями, позвoляющими ему преодолевать траншеи, Черчилль не повторил ошибку с привлечением к делу армии, а взялся решать задачу силами Адмиралтейства. Он немедленно выделил из доверенных ему фондов 70 тысяч фунтов на разработку идеи и создал бюро для создания чертежей и постройки прототипов. Проект был засекречен под именем «Water Carriers for Russia» – «Перевозчики воды для России», или в аббревиатуре «WC», что потом стало трактоваться как «Баки для воды» – «Water Tanks», a вскоре было сокращено до простого слова «танки».
Слову этому в будущем было суждено стать наименованием для нового оружия, перевернувшего все военные теории, но это все – в будущем. А пока нетерпеливый Уинстон Черчилль непрестанно интересовался тем, как продвигаются планы постройки его «сухопутных линкоров», как он их называл.
Тем временем Китченер обратился к нему с запросом: не может ли флот сделать что-нибудь против Турции, желательно в районе Дарданелл?
Дело было в том, что Турция вступила в союз с Германией и Австро-Венгрией и теперь вела боевые действия на Кавказе против России, союзницы Англии. Русские хотели бы отвлечь часть турецких сил от их фронта, и морская демонстрация недалеко от турецкой столицы могла бы в этом отношении помочь.
Черчиллю идея понравилась – британский флот все еще имел в своем составе старые корабли, броненосцы додредноутнoго типа, которые в бою против германского флота были бы только обузой. Почему бы не использовать их для атаки на Константинополь? Если добавить к обстрелу еще и высадку десантов, то это может вообще выбить Турцию из войны и открыть проливы, что означало получение неисчислимых выгод для коалиции – например, открывалась прямая линия материального снабжения России, армии которой в начале 1915 года имели очень много солдат, но очень мало снарядов.
Но помимо улучшения снабжения уже существующей союзницы прорыв на Балканах мог означать и привлечение на сторону коалиции новых стран, Греции и Румынии, и перенесение военных действий в союзе с русскими в устье Дуная, что могло выбить из войны Австрию и, кто знает, вообще могло решить исход войны?
Однако Первый Лорд Адмиралтейства проявил не свойственную ему обычно осмотрительность и запросил мнение Первого морского лорда (начальника штаба ВМС) адмирала Фишерa. Тот ответил, что идея превосходна и что ее можно еще и улучшить. Новейший английский линкор «Queen Elizabeth», вооруженный теми самыми 15-дюймовыми орудиями, которые Черчилль на свой страх и риск пробил как основное вооружение нового поколения английских линкоров, должен был проводить тестовые стрельбы в районе Гибралтара.
Почему бы ему не пострелять для практики по фортам Дарданелл?
IV
В одном из последних своих писем к Венеции Стенли Асквит пишет, что получил послание от совершеннейшей психопатки. Письмо было одним из последних, потому что мисс Стенли, подумав, сочла, что секретарь Асквита, Эдвин Монтегью, и собой хорош, и умен, и богат, и влюблен в нее просто неистово – и коли так, то почему бы ей не выйти за него замуж? Так она и сделала, а Герберту Асквиту, премьер-министру Великобритании, дала отставку и писать ей в дальнейшем запретила. Он был страшно огорчен.
Что же до «совершеннейшей психопатки», то ею была кузина Венеции Клементина Черчилль. Она написала премьеру, что если он выгонит ее мужа, Уинстона, из возглавляемого им кабинета министров, то он ослабит и свое правительство, и свою коалицию в парламенте, и добавляла:
«Уинстон в ваших глазах и в глазах тех, с кем он вынужден работать, возможно, имеет недостатки, но у него есть качества, которыми мало кто из теперешних или будущих членов вашего кабинета могут похвастаться: силу, воображение и решимость. Если вы отошлете его прочь, туда, где он не будет сражаться, вы бесполезно растратите ценнейший военный материал и нанесете ущерб нашей стране».
Письмо это, конечно, было недипломатичнo до предела, но, говоря совершенно объективно, это была не истерика влюбленной женщины, а чистая правда.
Уинстон Черчилль в школе учился отвратительно, а уж латынь знал и вовсе плохо, но по крайней мере одному древнеримскому правилу – «Что делаешь – делай» – следовал свято. Придя к выводу, что атака на Дарданеллы может оказаться решающей для исхода войны, он взялся за ее осуществление со всем присущим ему пылом и со всей положенной важному делу серьезностью.
Проблема, однако, заключалась в том, что операция эта должна была быть комбинированной, с участием как армии, так и флота, и при этом обе стороны считали, что ответственность за успех несет другая сторона.
20 февраля 1915 года Черчилль написал Китченеру письмо с запросом на использование 29-й британской дивизии для десанта. В нее входило 18 тысяч солдат, в Египте имелось 30 тысяч австралийцев, и 8500 солдат из так называемой «Королевской Военно-Морской дивизии» (Royal Naval Division) он уже направил в Восточное Средиземноморье своей властью. Кроме того, Черчилль рассчитывал выколотить одну дивизию у французов, что дало бы еще 18 000 человек.
Китченер ему отказал. А в меморандуме Асквиту объяснил свой отказ тем, что дивизия ему пригодится в другом месте, а турки поднимут руки вверх сразу после бомбардировки с моря, и австралийцам останется просто прокатиться по морю из Египта в Стамбул.
Делать было нечего, и Черчилль велел адмиралу Гардену начинать бомбардировку, уверив его, что «армия последует вслед за ним вскоре после достижения им первых успехов», а покуда просил остерегаться мин и приложил к предостережению подробные инструкции, объясняющие, как это надо делать. Инструкции были подготовлены технической службой Адмиралтейства.
28 февраля 1915 года Черчилль узнал из письма русского главнокомандующего Великого князя Николая Николаевича, что, как только адмирал Гарден прорвется через Дарданеллы, Россия вышлет к Константинополю корпус числом в 47 тысяч человек. А дальше Великий князь объявил, что «Россия не допустит греческой оккупации Константинополя» – как раз в тот момент, когда англичане уговаривали греков примкнуть к нападению на город.
10 марта Китченер, ко всеобщему изумлению, сказал, что 29-я дивизия ему больше не нужна. Тем временем разведка сообщила, что на фортах Дарданелл серьезная нехватка снарядов и новые запасы подвезут из Германии только через пару недель.
Адмирал Фишер был твердо уверен в успехе, призывал начинать немедля и собирался срочно отбыть к эскадре сам, чтобы лично командовать взятием Дарданелл, – его насилу отговорили. Aдмирал Гарден сообщил Черчиллю телеграммой, что после подавления артиллерии фортов мины особой проблемы не представят. 12 марта генерал Гамильтон, командующий десантом, выехал из Лондона во Францию, а оттуда – в Марсель. Там его ждал военный корабль – Черчилль снабдил его быстрым крейсером для сокращения времени на пути в Александрию.
Он был в затруднительном положении – флот в лице Черчилля требовал от него быстрой атаки всеми силами, а армия в лице Китченера призывала к осторожности и «к продуманным действиям – не спеша».
Фишер послал к Дарданеллам еще два линкора. Адмирал Гарден сообщил, что протраливание мин не идет, как следовало бы, потому что турки стреляют по тральщикам. Черчилль предложил ему высадить десанты для очистки береговой полосы от турецких орудий. Гарден решил, что это будет слишком долго и слишком сложно, и решил начать прорыв 18 марта, силами только флота. 16 марта он сдал командование своему заместителю, адмиралу де Робеку, сославшись на нездоровье.
18 марта началась атака Дардaнeлл c моря.
V
Единственное определение, которое можно подобрать для объяснения действий адмирала де Робека – помрачение разума. Ему предстояло пройти узким проливом, не опасаясь тяжелой артиллерии защищавших пролив фортов, потому что она была уже подавлена, но опасаясь минных заграждений, поставленных турками загодя. Он попытался протралить мины – как и было ему предписано инструкциями Адмиралтейства. Тральщики обстреляла полевая турецкая артиллерия. Попаданий не было – пушки стреляли с закрытых позиций по подвижным целям, так что корректировка помогала им мало. Адмирал мог продолжать процесс расчистки или высадить на берег десант с целью подавить турецкую полевую артиллерию. Однако адмирал счел, во-первых, что продолжать траление слишком опасно, и тральщики отозвал, во-вторых, решил, что высадка десанта – это слишком долго. И приказал кораблям идти вперед по непротраленному проливу.
Эскадра у него была смешанной, англо-французской. Первым на мину налетел французский броненосец – погибло около шести сотен моряков. Адмирал продолжал операцию. Тeперь на мины налетели один за другим два английских корабля. Когда адмирал приказал отходить, на мины угодил еще один. Выучка экипажей на английском флоте оказалась лучше, чем на французском – несмотря на то, что было подорвано три английских корабля, на них в сумме погибло только около 50 человек, в 12 раз меньше, чем на одном французском.
Новости о неудаче дошли до Лондона 19 марта. И Черчилль, и адмирал Фишер были уверены, что на следующий день де Робек повторит свою попытку. Фишер приказал отправить ему подкрепления и сообщил Черчиллю, что следует ожидать дальнейших потерь, вплоть до потери 10–12 кораблей. Почему это так, он не объяснял.
Де Робек второй попытки делать не стал. Сперва он сослался на плохую погоду, потом на то, что армия сперва должна очистить берег от турецких подвижных пушек, которые с кораблей он достать не мог. Броненосцам они были не опасны, но тральщикам могло и достаться – как он объяснил генералу Гамильтону, командиру армейских частей, назначенных на операцию.
Почему он отозвал тральщики, которым «огонь МОГ быть опасен», но послал вперед броненосцы, которые от мин не были защищены вообще никак, он объяснять не стал.
Его поддержали адмиралы, составлявшие военный совет при Черчилле. Адмирал Фишер вдруг поменял свое мнение на противоположное и в ультимативной форме потребовал остановить операции флота до тех пор, пока армия не разберется с турками на берегу. Свою готовность идти на риск потери даже десятка кораблей, столь горячо выраженную меньше недели назад, он позабыл.
Армия, однако, сообщила, что напрасно с ней не посоветовались раньше и что онa не готова начинать наступление без присылки 29-й дивизии, на что требовалось от трех до четырех недель. Проблема заключалась не в наличии или отсутствии 29-й дивизии, а в отсутствии единства командования. За общий исход операции не отвечал, в сущности, никто – ни армия не была подчинена флоту, ни флот – армии.
Но в парламенте обвинили Черчилля. Объяснялось это двумя причинами – во-первых, он был самым видным из сторонников проведения операции, во-вторых, в 1904 году он перешел из партии консерваторов в партию либералов и именно в качестве либерала и получил свои министерские назначения в правительстве лидера либералов Асквита.
Консерваторы-заднескамеечники клеймили Черчилля как «изменника, предателя и перебежчика», что не очень его беспокоило. Он был человек очень независимый и в выборе между своими убеждениями и популярной в данный момент точкой зрения никогда не колебался. Однако сейчас его не просто бранили, а обвиняли в служебном упущении – в том, что он действовал через голову своих профессиональных морских советников, не считаясь с их советом. Это была неправда, но защищаться посредством предоставления на парламентское рассмотрение документов он не мог – Асквит запретил передавать парламенту какие бы то ни было официальные документы, связанные с ведением войны. А защищаться от слухов, циркулирующих в газетах, он тоже не мог – адмирал Фишер внезапно подал в отставку. Что у него треснуло в голове, понять трудно, но он повел себя поистине как безумный. Он отказался принимать участие в совещаниях, заявил, что не может нести ответственность за «бессмысленную операцию у Дарданелл», которую он совсем недавно поддерживал всей душой и которой собирался командовать лично, а когда премьер форменным образом приказал ему не объявлять об отставке, нашел способ известить о ней главу парламентской фракции консерваторов, который немедленно поднял скандал в прессе. Тема была золотая – старый заслуженный воин, уходящий в отставку из-за разногласий с не считающимся с ним молодым Первым Лордом Адмиралтейства, толкнувшим флот на опасную операцию, не подготовленную должным образом, и которого защищает некомпетентное правительство. Асквит увидел опасность и сделал все, чтобы ликвидировать проблему в зародыше. Перед лицом парламентского кризиса он пригласил консерваторов войти в правительство и разделить с ним ответственность за ход войны. Консерваторы согласились, поставив условием немедленную отставку Черчилля с поста главы Адмиралтейства.
Условие это Асквит принял.
VI
В 1915 году Черчиллю должны были приходить в голову невеселые мысли. Асквит отказался предоставить ему командный пост на фронте и не отпустил куда-нибудь в колонии в качестве губернатора. Он даже оставил ему место в кабинете – на посту «Kанцлера герцогства Ланкастерского». Это был совершенно архаичный пустой титул, последний по рангу в министерской иерархии, и где-нибудь во Франции или в Италии соответствовал бы званию «министра без портфеля». Отец Черчилля, лорд Рэндольф, пример и образец, по которому он и мерил свое честолюбие, и оценивал свои достижения, в 37 лет стал канцлером Казначейства – а потом сорвался, потерял и пост и влияние и в возрасте 45 лет умер.
В середине 1915 годa Уинстону Черчиллю шел 41-й год. Параллели просто напрашивались, и по-видимому, именно этим объяснялись и поистине истерический тон, и гневное содержание письма Клементины Черчилль премьер-министру страны Герберту Асквиту. Ее муж пребывал в глубочайшей депрессии. Его поносили последними словами во всех газетах – это стало своего рода эталоном хорошего тона.
Браня Черчилля, можно было продемонстрировать «зрелость и независимость в суждениях», и пользовались этим очень широко.
Защищаться он не мог. Много позднее Черчилль напишет в своих мемуарах, что «возможности правительства во время войны огромны и бесконтрольны, правительство может все». Разумеется, российскому читателю не следует понимать это буквально – правительство в Англии даже и во время войны «может все» не в абсолютных терминах, а исключительно в рамках незыблемых английских понятий. Но заткнуть рот одному человеку, засекретив все правительственные документы, связанные с войной, правительство могло и в Англии.
Дарданелльская операция продолжалась, теперь уже на суше. Высадка английских войск на полуострове Галлиполи успеха не принесла. Китченер говорил всем, кто соглашался его послушать, что он, Китченер, всегда был против этой сумасбродной затеи и что глупо тратить первоклассные войска в таком второстепенном месте. Австралийские и новозеландские солдаты, составлявшие основную часть галлиполийских десантов, обвиняли во всех своих бедах Черчилля, который был смещен задолго до их высадки, а к сухопутной операции не был даже и причастен.
К осени, однако, Уинстон Черчилль решил, что сожаления о прошлом бесполезны, а жаловаться на несправедливость – не его удел.
Он подал в отставку со своего чисто декоративного поста, написал Асквиту письмо, в котором говорил, что в минуту испытаний он не готов получать высокое жалованье на службе, которая является чистой синекурой, и попросил о направлении его в армию – он надеялся на командование бригадой. Ему, правда, не дали бригады и отказали даже в командовании батальоном, но, тем не менее, он восстановил свой чин майора резерва и уехал на фронт. Его назначили во 2-й батальон полка гвардейских гренадеров, и новые сослуживцы встретили своего нового собрата с большой настороженностью – они предполагали найти в нем чисто декоративного офицера. Они ошиблись. Майор Черчилль оказался храбр, распорядителен и неприхотлив. Жене он писал часто и просил посылать ему время от времени продуктовые посылки. Еды ему хватало, но он хотел вносить свой вклад в офицерскую складчину своего батальона. Пребывание в траншеях, видимо, вернуло ему чувство внутреннего покоя. Полк стоял в обороне, так что потери были невелики, но пули в линии траншей ни чинов, ни званий не выбирали, риск был велик, и по сравнению с этим карьерные соображения казались чем-то мелким.
Клементина не была так уж уверена в душевном спокойствии супруга и писала ему, что, если он погибнет, все будут думать, что он нарочно искал смерти, поэтому ее дорогому Уинстону следует позабыть на время о своей обычной браваде и думать только о том, как он сможет в конце концов посрамить своих немилосердных критиков.
Миссис Черчилль была умной женщиной и знала, на какие точки души ее мужа надо нажать для того, чтобы получить желаемые результаты.
Она беспокоилась напрасно: Уинстон Черчилль смерти не искал. Он подал по начальству докладную, указывая, что идти в атаку на проволочные заграждения и пулеметы, «используя в качестве средства прорыва только голую грудь храбрецов», – дело довольно глупое и что следует изготовить какие-нибудь передвижные бронещиты на колесах или, еще лучше, на гусеницах, снабженные парой-тройкой пулеметов, и наcтупление вести с помощью этих устройств, а кстати и напоминал, что нечто в этом роде уже проходило разработку в технической службе его Адмиралтейства.
Нет, он больше не был несчастен. В январе 1916 года его произвели в подполковники и назначили командиром 6-го батальона полка королевских шотландских стрелков.
VII
В частном письме Дэвид Ллойд Джордж написал однажды следующее:
«…Асквит слишком сильно беспокоится о мелких вещах. Если вы покупаете большой особняк, он способен прийти к вам и сказать: «А подумали ли вы о том, где разместить кошку?»
К 1916 годy примерно к этому же выводу пришли и английские избиратели. Его методы руководства войной в их глазах стали выглядеть совершенно не адекватными масштабу проблем, с которыми столкнулась Англия. Его популярность непрерывно шла вниз и вниз, и в середине декабря 1916 года коллеги Асквита сделали из этого факта соответствующие выводы.
Его поставили перед выбором: отставка или вынесение вотума недоверия правительству в парламенте, и его долгое премьерство – восемь лет и восемь месяцев, самое долгое со времен лорда Ливерпуля добрых сто лет назад – на этом окончилось.
Новым премьером стал Ллойд Джордж.
B конце марта Черчилль вновь появился в парламенте и произнес речь, связанную с военными ассигнованиями. Адмирал Фишер, успевший в очередной раз поменять свое мнение о Черчилле на прямо противоположное, назвал ее лучшей из всех, которые он когда-либо слышал.
Черчилль к этому времени вернулся на фронт. В мае eго батальон попал под программу перетряски фронтовых частей английской армии ввиду нехватки «человеческого материала» – потери были высоки, а пополнения недостаточны. В результате батальон был расформирован, он потерял свой командный пост и вернулся в Англию.
Нельзя сказать, что его встретили аплодисментами. Тот же Ллойд Джордж, например, заметил: «Однажды вы обнаружите, почему ваши суждения не пробуждают доверия к вам, хотя неизменно вызывают восхищение, – потому что из каждого вашего слова видно, что национальные интересы для вас совершенно заслонены личными амбициями».
Hoвый премьер был человек злоязычный – этим и славился.
Жена Асквита Марго, особа весьма колючая, говорила о Ллойд Джордже:
«Он еще ни разу не видел какого-нибудь пояса без того, чтобы не ударить ниже его».
Про него еще и не то говорили – он считался прохиндеем легендарной пронырливости, обманщиком, демагогом и неистовым бабником.
Тем не менее, всеми признавалось, что человек он способный и энергичный и в военное время показал себя замечательным министром, ответственным за производство боеприпасов, а потом – превосходным военным министром, куда лучше, чем был фельдмаршал Китченер, которого он после его гибели заменил.
В роли премьера Ллойд Джордж тоже обнаружил замечательные качества – и энергию, и ум, и воображение.
И ему были нужны энергичные сотрудники. Начиная с мая 1917 года он начал все чаще и чаще советоваться с Черчиллем. В июле он назначил его на пост министра производства вооружений – тот самый, который в 1916 году занимал он сам. И не пожалел о своем решении – хотя его поносили за это все консервативные газеты. Уинстон Черчилль извлек кое-какие уроки из своего падения с политического олимпа Англии – он перестал пытаться заменять собой все правительство. Вместо этого он взялся за доверенный ему участок и в три месяца реорганизовал его на диво эффективно: вместо полусотни автономных отделов он создал совет, всего из 11 человек, каждый из которых получил свой участок работы. Заодно к деятельности совета были привлечены промышленники, занимавшиеся самим производством боеприпасов, – дело они знали до тонкости и оказались прекрасными советниками и консультантами. Заодно Черчилль ликвидировал все трудовые споры, разрешив деятельность профсоюзов. За более высокую квалификацию рабочим стали приплачивать дополнительные деньги. Грандиозной проблемой была стачка рабочих оружейных заводов. Черчилль встретился с Дэвидом Кирквудом, одним из лидеров забастовщиков. Они поговорили. Все уволенные забастовщики были восстановлены на работе, и через три дня забастовка прекратилась. Черчилль назначил Кирквуда управляющим на заводах Майлс Энд, ответственным за организацию оплаты труда, и тот разработал систему бонусов, которая казалась ему справедливой. Черчилль утвердил ее, не исправив и запятой, – и через три месяца Майлс Энд побил рекорд производительности, показав самый высокий в Британии результат по производству снарядов.
Новый министр вооружений Уинстон Черчилль оказался прекрасным руководителем, у Ллойд Джорджа не было причин сожалеть о сделанном им выборе.
11 ноября 1918 года было подписано перемирие с Германией, положившее конец военным действиям. Вечером этого дня Ллойд Джордж пригласил Черчилля на ужин. Присутствовало еще два человека – Ф.E. Смит, приятель и Черчилля, и Ллойд Джорджа, и сэр Генри Уилсон, начальник имперского Генерального штаба и главный военный советник Ллойд Джорджа.
Сэр Генри в своем дневнике отметил интересный диалог, происшедший за этой дружеской беседой:
«Война окончена. Л.Дж. [Ллойд Джордж] предлагает расстрелять кайзера. Уинстон – против».
Кайзера не расстреляли.
Окончание Великой Войны в 1918 году Черчилль так и встретил на посту министра вооружений.
K концу войны в его жизни случился к тому же и чисто личный сюрприз. Второй муж его матушки ушел от нее к актрисе Стеллe Патрик Кемпбелл, приятельнице драматурга Б. Шоу.
Однако и матушкa Черчилля не осталась одинокой и вышла замуж в третий раз. Ее муж, его новый «отчим», был моложе Уинстона на три года.
Леди Рэндольф Черчилль и в 64 года не изменила себе.
