Борис Соколов
Вольф Мессинг
О Мессинге я знаю главным образом от моей мамы, Валентины Алексеевны Голубковой, жены Михаила Васильевича Хвастунова. У нее был свой немалый опыт общения с Мессингом. Она заведовала редакцией научно-популярной литературы издательства «Советская Россия». Однажды раздался звонок из ЦК. Сказали, что нужна книга, которая с материалистической точки зрения объяснит феномен этого удивительного артиста Вольфа Мессинга. Нужно было с ним связаться и выяснить, в какой форме он предпочитает видеть книгу о себе – то ли в виде мемуаров, то ли журналист должен написать книгу о Мессинге. Очень быстро выяснилось, что Мессинг хочет быть автором, но сам он ничего написать не может. Он не может отделить второстепенное от главного, не владеет литературным языком, не может выстроить сюжет. Но сам Мессинг всего этого не осознавал…
Когда моя мама поняла, что он написать не сможет, она сказала: «Вольф Григорьевич, Вам нужен помощник». И он согласился. Однако нескольких предлагаемых литобрабочиков Мессинг после встреч с ними отверг, не объясняя причин. Тогда она решила попробовать предложить в качестве литобработчика своего мужа – журналиста Михаила Хвастунова. Они встретились, и Мессинг сразу согласился. Отец говорил, что он не знает, почему Мессинг выбрал его в качестве литзаписчика. Я думаю, он почувствовал: отец бескорыстен, что им движет чисто человеческий интерес к его необыкновенным способностям. А у других потенциальных литзаписчиков он сразу же прочитал в мыслях корыстные мотивы и потому их отверг. Они с отцом сдружились, он стал бывать на квартире Хвастунова на Беговой улице. В этом доме сейчас компьютерный магазин «Чип и Дейл»».
А вот как этот эпизод отражен в романе Михаила Голубкова «Миусская площадь». Упомянутый в тексте главный редактор издательства «Культполитпросвет» Борис Александрович Яновский имеет своим прототипом Бориса Гаврилова, директора издательства «Советская Россия» в 50-е годы: «Понятно, почему переполошились, весело размышлял Боб, вспоминая сегодняшний утренний визит на Старую площадь. Конечно, весь город афишами оклеен. «Психологические опыты Вольфа Мессинга»! Театр эстрады! Сад Эрмитаж! Актовый зал ГБЛ! А нельзя ли, уважаемый Борис Александрович, издать, и желательно поскорее, небольшую такую научно-популярную книжечку? Из которой наш советский читатель смог бы узнать, что ничего сверхъестественного или, боже упаси, мистического и необъяснимого в психологических опытах Вольфа Мессинга нет, что природа их совершенна материальна и в основе этих опытов – точное знание психологии… чего там еще? биологии? медицины? В общем, сам решай, чего, но чтобы книжка была! И без раскачки! В общем, Боб, не подведи! Не то дружба дружбой, тем более фронтовая, а выручить тебя не смогу! С самого семь шкур спустят! Мы ведь, сам знаешь, бойцы идеологического фронта. А уж что за книжка, кто напишет – сам думай, тебе и карты в руки!»
Из этого свидетельства становится понятным, что инициаторами появления на свет мемуаров Мессинга не был ни он сам, ни Михаил Хвастунов, сделавший литературную запись мемуаров, а гораздо более высокие инстанции… Мемуарам Мессинга в какой-то момент придавалась важная роль в деле антирелигиозной пропаганды и материалистического объяснения феномена телепатии, в существовании которого в середине 60-х годов прошлого века, как кажется, руководящие работники ЦК КПСС уже не сомневались, во многом благодаря выступлениям Мессинга.
Встретился я и со старшей дочерью Михаила Васильевича Хвастунова, Натальей Михайловной Хвастуновой. Она непосредственно присутствовала при написании мемуаров Мессинга и рассказал мне, как это происходило: «Летом 1963 года позвонили отцу из издательства «Советская Россия». Папа сказал: будем писать книгу про такую выдающуюся личность как Мессинг. Писали эту книгу так. Мне тогда было 13 лет. Мы с Мессингом поселились на нашей даче в Барыбино на две-три недели, а отец приезжал к нам и работал с Мессингом. В ту пору там было безлюдно. В поселке почти никто не жил Я боялась, что Вольф Григорьевич читает мои мысли, и думала о всякой чепухе. Но Вольф Григорьевич понял эту чепуху, и улыбнулся. Помню такой случай. Мы собирались утром пойти на рыбалку вместе с Вольфом Григорьевичем. Я боялась, что просплю – встать надо было в 6 часов утра. Вольф Григорьевич успокоил, что он меня разбудит. И я проснулась ровно в 6 утра, свежая, отдохнувшая и легко встала. Я уверена, что он разбудил меня телепатически. Он уже покашливал за дверью.
Мессинг жил на нашей даче 2–3 недели. У меня незадолго до этого, в мае 1963 года, умерла мама. Отец несколько раз приезжал (не каждый день) и оставался на ночь. Папа сказал мне, что Вольф Григорьевич приедет на такси. Я удивилась: почему не на электричке. Приехать в 63-м из Москвы на нашу дачу на такси – это было нечто. Машин тогда было мало, стоила поездка загород дорого. Папа ответил, что Мессинг так воспитан, что не может сидеть, когда женщина стоит, уступит место, и ему весь путь придется простоять на ногах. Он был очень вежлив. Чувствовалось дореволюционное воспитание, какого у нас уже не было. Никто его в этой даче не запирал, как утверждал этот человек (Шенфельд. – Б. С.). Он сам изъявил желание отдохнуть на этой даче. И никаких денег себе папа не требовал. Он был бескорыстным человеком. Я присутствовала при их беседах с отцом во время написания мемуаров. Было очень трудно и отцу и мне уразуметь, откуда у Мессинга такие способности. Папа мне говорил о времени как способе существования материи (по Ленину). Говорил, что ученые очень мало знают о времени».
Сохранился карандашной портрет Мессинга, сделанный тогда Натальей Михайловной. На его обороте Михаил Васильевич написал: «В.Г. Мессинг 16.I.64. во время чтения первых глав его рукописи». Это – одно из немногих документальных свидетельств, точно датирующее время работы Мессинга над его мемуарами.
Кстати сказать, по свидетельству Натальи Михайловны, Мессинг еле все – и рыбу, и мясо, и овощи, и фрукты. Это – по поводу утверждений некоторых людей, якобы знавших Мессинга, насчет того, что он был вегетарианцем и никогда не ел мясо.
Прерву здесь рассказ Натальи Михайловны. Упомянутый ею разговор, по свидетельству Михаила Голубкова, почти дословно воспроизведен в первой части его романа «Миусская площадь», причем воспроизведен не со слов отца, а как результат его собственных размышлений в попытке объяснить феномен Мессинга.
Вот как ведут разговор о времени один из героев романа Голубкова советский дипломат Константин Грачев и немец инженер Вальтер фон Штайн, зашедшие в гости на новоселье к сотруднице Константина студентке коммунистического университета Анне. Вальтер прихватил с собой бутылку вина, которую и подарил Анне, хотя как будто не мог заранее знать о своей встрече с Грачевым, как и о том, что тот пригласит его с собой в гости к Анне:
«– Это невозможно даже теоретически. Мы с вами познакомились несколько часов назад. Вы не имели ни малейшей возможности знать о моей случайной встрече с Анной и о ее приглашении… даже если взять во внимание ваше странное признание. Решение придти к Анне, да еще вдвоем с вами, возникло спонтанно, когда мы спускались по лестнице наркомата. Как можно знать то, чего еще попросту нет.
– Я точно не могу вам сказать, но кое-какие соображения у меня есть… если они не покажутся вам совсем бредовыми. Видите ли, мы ведь живем в мире иллюзий, и, возможно, самая большая иллюзия – это время. Возможно, что времени-то и нет. То есть нет прошлого, которое вроде бы за нашей спиной, нет будущего, которое вроде бы впереди. То есть они существуют, но, как бы это выразиться, одновременно. То, что было, никуда не ушло, а существует рядом с нами, и будущее тоже есть, и тоже рядом. Время, с позволения сказать, превращается в пространство, если встать на такую точку зрения, а мы с вами как бы идем по этому пространству в строго определенном направлении – из прошлого в будущее. Но некоторым иногда удается, ну, не то чтобы погулять по этому пространству, самим выбирая маршруты, побродить, что ли, хотя возможно и такое, а чуть-чуть заглянуть вперед, увидеть нечто вроде тропинки, по которой направляешься. Вот и у меня что-то похожее подчас получается. Как вам такая гипотеза?
Странное чувство завладело Константином Алексеевичем: это было чувство рыбака, в самое сердце которого отдается рывок удилища с крупной рыбиной, и одновременно это было что-то похожее на то, что, скорее всего, чувствует карп или сом, заглатывая наживку и ощущая во рту или в горле острие крючка, который, еще, как кажется, можно и выплюнуть. Он чувствовал себя и охотником, и жертвой одновременно, и не мог понять: ему ли улыбнулась удача встретить человека, который, возможно, мог понять загадки Ганусена, или же он будет помогать кому-то что-то понять в скрытой от него игре.
– Да, все это очень интересно: физика времени, Эйнштейн, теория относительности, – несколько небрежно проговорил Константин Алексеевич, но небрежность получилась наигранной. – Как жаль, что я не понимаю языка формул!
– Ах, Константин Алексеевич, Константин Алексеевич! Пусть сегодня будет день, когда я с вами откровенен, но не имею шансов на взаимную откровенность. Я подожду – ведь будет и завтра, и послезавтра. И, заглядывая вперед, – вдруг я и сейчас могу это сделать, разглядеть, что там, на тропке будущего, куда мы с вами направляемся? – скажу: я терпелив, и терпение мое вознаградится… Нет, вы только подумайте, какие чудесные перспективы открываются перед всеми нами: ведь если мы видим будущее, мы можем его изменить, поправить по своему усмотрению. Ну, скажем, два серьезных человека, русский и немец, молодых и сильных, прагматически мыслящих, патриотически настроенных, имеющие кое-какие возможности в своих ведомствах, смогут заглянуть вперед и кое-что подправить, совсем чуть-чуть. А то ведь дела могут совсем не в ту сторону пойти, а, Константин Алексеевич?
Ах ты, бестия белокурая! А то ты не знаешь, что все это уже есть! Что коллеги твои уже давно пристроили этого несчастного Ганусена к твоему Гитлеру и что есть сил внушают через него, что захотят!»
Попытки объяснить феномен ясновидения, точного предсказания событий будущего и определения действительного хода событий прошлого, о которых ясновидец вроде бы ничего не должен знать, действительно, обычно основываются на представлениях о времени как об особом виде пространства, существующем в другом измерении, в которое могут заглядывать лишь обладатели крайне редко встречающихся специфических способностей (в случае же, если дается мистическое объяснение, то в это, другое измерение могут проникать лишь посвященные. Здесь приходит на память роман британского писателя и убежденного сторонника превосходства «избранной расы» Эдварда Бульвер-Литтона «Врилы – грядущая раса». А этом научно-фантастическом произведении существует подземная цивилизация Врил-Йа, создатели которой овладели таинственной энергией «Врил» (Vril). Главный герой книги – спелеолог, т. е. исследователь пещер. Во время одного из путешествий он проваливается в трещину и оказывается в подземном мире, населенном могущественным племенем сверхлюдей Врил-Йа, которые имели доступ к этой волшебной энергии, способной творить все. Энергия заключается в необычных электромагнитных флюидах, называемых «Врил», и улавливать их могут только сверхчеловеки. С помощью энергии «Врил» можно было лечить любые болезни, читать человеческие мысли, а при необходимости – уничтожить все человечество. Многие читатели приняли эту фантастику всерьез, и легенды о всемогущем тайном обществе «Врил» бытуют вплоть до наших дней.
В дальнейшем идеи Бульвер-Литтона получили развитие в трудах тех, кто считал, что энергия электромагнитных волн может передавать человеческие мысли, которые таким образом можно улавливать любо с помощью специально сконструированных приборов, либо с использованием уникальных способностей отдельных людей. Эти идеи также вдохновили советского писателя-фантаста Александра Беляева на создание романа «Властелин мира», о котором мы еще поговорим далее в этой книге.
Пока же вернемся к роману «Миусская площадь». Цель предстоящей командировки Константина Грачева в Германию как раз и заключается в том, чтобы собрать информацию о Ганусене и вступить с ним в контакт.
Диалог Константина и Вальтера о времени продолжается в поезде по дороге в Берлин:
«– Однако, вы, Константин Алексеевич, нарушили свое правило – не курить до еды.
– Дорога настраивает и вносит другой ритм, время в дороге по-другому течет…
– Вот-вот, время, это вы очень точно заметили, – оживился Вальтер. Впрочем, как может течь то, чего нет?
– Чего нет? Времени нет?
– Конечно! Вы его можете пощупать, потрогать? Определить, наконец, что это такое? Может быть, это чистая умозрительность? Почему мы представляем себе будущее где-то впереди нас, а японцы думают, что оно позади? И кто из нас прав – мы или они? Впрочем, бог с ним, со временем – давайте хоть выпьем под хорошую папироску! – Костя невольно бросил взгляд на пиджак Вальтера, думая увидеть под полой бутылку вина. – Ну уж нет, на сей раз давай обойдемся без фокусов для дам. В этот раз ничего фантастического не будет происходить, я же прекрасно знал, что предстоит поезд, а в поезде я предпочитаю ехать с бутылочкой хорошего коньяка.
Вальтер достал из- под дивана желтый кожаный саквояж и в его руках появилась бутылка коньяка.
– «Ани», шесть лет выдержки. Мне кажется, один из лучших советских коньяков. Армянский! Давайте выпьем за нашу неожиданную встречу, которая, надеюсь, выльется в крепкую дружбу, и за то, чтобы наши цели оказались общими. Так их легче достигать.
Только сейчас Костя хватился сумки, которую передал ему Борис. Она, наверное, осталась на вокзале. Ну да: в зале ожидания доставали билеты, сумку поставил на мраморную скамейку, а чемодан около нее, на пол. Надо же, жалость какая! Старались же и мама, и сестренка, собирали для него… Растяпа! Ну да ладно, без закуски будем.
– Так что же со временем? – спросил Константин Алексеевич, согревая в пальцах железнодорожный стакан тонкого стекла и вдыхая терпкий коньячный аромат. – Если даже представить его, как вы предлагали это у Ани, в виде некого пространства, то что нам это дает? И если действительно два патриотически настроенных человека, как вы нас с вами давеча определили, попробуют по этому пространству прогуляться, то смогут ли они что-то изменить? Ведь если вашу гипотезу принять, то получается, что все уже и так есть, существует, предопределено, стало быть?
– Сами посудите. Мы спокойно передвигаемся по нашему земному пространству, скажем, по дачному участку, если он у нас есть, конечно же, и при этом легко его можем изменять: можем вскопать грядку, можем не вскопать, можем посадить розы и ухаживать за ними, а можем не посадить и забросить землю: тогда вырастет чертополох.
– Я бы предложил тогда тост за возделывание роз и за борьбу с чертополохом! – произнес Константин, держа стакан на уровне глаз и любуясь цветом коньяка. Тревожное состояние отступило – был ли коньяк причиной того, или сама невнятная причина тревоги куда-то отошла.
– Вот именно! Но я боюсь, что кое-кто и у нас, и у вас уже возделывает кое-какие грядки, культивируя чертополох, как это ни грустно. Поэтому я очень рад, что именно вы будете пытаться каким-то образом найти этого странного мистификатора, Ганусена, что ваши коллеги хотят на него повлиять, хотя и знаю, что это не просто, а может быть, и невозможно. Давайте выпьем за откровенность – как вам такой тост?»
Здесь в иносказательной форме дается понять, что ясновидцы своими действиями могут внести изменения в будущий ход событий. Строго говоря, это противоречит законом логики, ибо если будущее изменено, то предсказание или предвидение, на основе которого сделано это изменение, автоматически оказывается неверным.
Мемуары Мессинга, как убедится читатель, содержат много явно ошибочных сведений явно ошибочных сведений о биографии автора. Очевидно, Вольф Григорьевич в ряде случаев сознательно мистифицировал читателей. Однако целый ряд содержащихся в мемуарах утверждений приходится принимать на веру, поскольку проверить или опровергнуть их в настоящее время не представляется возможным.
Вторым по важности источником сведений о Мессинге традиционно считаются мемуары, точнее, уже упоминавшаяся «документальная повесть» Игнатия Шенфельда, которая была впервые опубликована в 1989 году в русскоязычном журнале «Грани» в Германии». Многие исследователи склонны считать в целом достоверным источником для подлинной биографии Мессинга. Особенно убеждены в этом те, кто настроен критически по отношению к телепату и старается опровергнуть утверждения не только о его сверхъестественных способностях, но и, в первую очередь, мнения о его высоких моральных качествах. Как будет показано ниже, на самом деле мемуары Шенфельда о его встречах с Мессингом представляют собой прежде всего художественное произведение, которое содержит очень мало реальных фактов из жизни Мессинга, если вообще содержит таковые.
Еще один важный мемуарный источник сведений о жизни Мессинга – это книга его горячей поклонницы Татьяны Лунгиной «Вольф Мессинг – человек-загадка», вышедшая в США в 1989 году. Лунгина в значительной мере пересказывает мемуары Мессинга или воспроизводит устные рассказы Мессинга на те же темы, что и в мемуарах, перемежая их собственными впечатлениями от общения с великими телепатом и ясновидцем. Некоторые ее свидетельства о встречах с Мессингом, а также о жизни Вольфа Григорьевича в 60-е и 70-е годы прошлого века, оставшиеся за пределами его собственных мемуаров, представляют определенный интерес.
Единственная биография Мессинга, заслуживающая внимания за то, что представляет собой осмыслить личность и деяния Мессинга с позиций научной критики, принадлежит перу бывшего иркутского следователя Николая Николаевича Китаева и называется «Криминалистический экстрасенс» Вольф Мессинг: правда и вымысел». Она вышла в Иркутске в 2006 году. Китаев с профессиональных позиций разоблачает многие мифы, созданные самим Мессингом, прежде всего, насчет его встреч с разными великими людьми XX века, от Шолом-Алейхема до Сталина, а также о расследовании им ряда громких преступлений, как в довоенной Польше, так и в СССР. Он также показывает, опираясь на публикации ряда ученых, сделанных еще при жизни Мессинга, что в его «Психологических опытах» мы имеем дело не с телепатией, а с умением читать идеомоторные акты. Однако Китаев, разрушая одни мифы, одновременно создает новые мифы, в частности, слишком доверяясь «документальной повести» Игнатия Шенфельда. По всей вероятности, главным мифом книги Китаева является взятое из повести Шенфельда утверждение, будто Мессинг несколько месяцев провел в камере Ташкентской тюрьмы по обвинению в попытке незаконного перехода границы.
Все остальные биографии Мессинга, равно как и газетные и журнальные публикации, в том числе и лиц, лично знавших Мессинга или бывавших на его сеансах, как правило, ограничиваются пересказом с некоторыми фантастическими дополнениями, эпизодов, отраженных в мемуарах Мессинга. Одним из немногих исключений являются статьи иллюзиониста Юрия Горного и некоторых других скептиков-ученых, которые свидетельствовали, что при соответствующей подготовке индуктора и его нацеленности на то, чтобы не давать медиуму идеомоторных подсказок, опыты Мессинга заканчивались неудачей.
Подводя итог вводной части нашей книги, следует сказать, что Мессинг всегда стремился предстать перед публикой человеком таинственным, загадочным. Многим он казался магом и волшебником, едва ли не общавшимся с потусторонними силами, хотя сам артист, пребывая в стране государственного атеизма, безусловно, категорически отвергал подобные предположения. И таинственность Мессингу удалось сохранить не только на сцене, но и в жизни. Сегодня, через 36 лет после его смерти, мы едва ли значительно больше знаем о великом телепате, чем было известно современникам при его жизни. Повторю, что документов о жизни Мессинга сохранилось считанные единицы, причем подавляющее большинство из них значительного интереса для историков не представляет. И не сохранилось никаких более или менее объемных текстов, написанных Мессингом собственноручно. Его эпистолярное наследие ограничивается короткими записками. Можно предположить, что сколько-нибудь больших текстов – объемом хотя бы с одну машинописную страницу, Мессинг вообще не создал. Ведь, как явствует из приведенных выше свидетельств, Вольф Григорьевич был начисто лишен литературных способностей. Конечно, русский язык не был для него родным, знал он его не в совершенстве, особенно по части письма. Но нет свидетельств, что после смерти от Мессинга сохранились хотя бы крохотные записки, написанные Мессингом на родном идише или на немецком. Лучше всего Вольф Григорьевич владел именно этими языками. Однако поскольку в светской школе он никогда не учился, с немецким письменным у него наверняка были трудности. В СССР идиш фактически уже к концу 40-х годов XX века превратился в мертвый язык, и писать на нем Мессингу просто не было никакой необходимости. Нет также ни одной более или менее подробной и уж тем более приближающейся к стенографической, записи сеанса Мессинга. У нас нет документов о времени и месте рождения Вольфа Григорьевича, поэтому свои суждения на этот счет мы можем строить только с его слов.
Точно так же о жизни Мессинга в Польше мы знаем практически только из его мемуаров, а также из единственной цитируемой там посвященной ему статьи из неназванной польской провинциальной газеты.
Биография Мессинга в годы Великой Отечественной войны также имеет весьма скудные документальные источники. Это – не датированная телеграмма Сталина Мессингу с благодарностью за взнос на постройку боевого истребителя и статья Героя Советского Союза Константина Ковалева, воевавшего на самолете, построенном на средства Мессинга и рассказывающего о встрече с Вольфом Григорьевичем. Она опубликована в газете «Летчик Балтики» от 22 мая 1944 года.
Послевоенные годы жизни и творчества Мессинга также небогаты источниками. Это – несколько бухгалтерских документов, связанных с его концертными выступлениями, а также воспоминания ряда зрителей, присутствовавших на его сеансах. Не сохранился архив Мессинга, да и по свидетельству лиц, с этим архивом знакомых, там не было рукописей мага и чародея, а главным образом были письма к нему, заключавшие в себе благодарности за сеансы психологических опытов, восхищение талантом Мессина и просьбы помочь в лечении тех или иных болезней. Кроме мемуаров, в том виде, в каком мы их знаем, фактически написанных литзаписчиком Михаилом Хвастуновым, пусть и на основе бесед с мемуаристом, Вольф Мессинг не оставил нам ничего о своей жизни и своем уникальном даре. После его смерти не осталось ни родных, ни близких ему людей. Зато остались многочисленные легенды, передающиеся из уст в уста, из поколения в поколение его многочисленными поклонниками и немногочисленными недоброжелателями.
В этой книге я не ставлю себе задачу реконструировать подлинную биографию Мессинга. В настоящий момент эту задачу решить невозможно, и трудно сказать, будет ли это возможно когда-нибудь в будущем. Наверное, Мессинг навсегда останется фигурой загадочной и многоликой, в которой каждый отражает собственные представления о сверхъестественном и непознанном. Мы же постараемся лишь попытаться понять, каким человеком был Мессинг, о чем он думал, что переживал, как относился к своему дару, наконец, насколько он был честен со зрителями и с самим собой. А также попробуем понять, в чем заключается суть тех феноменов, которые были неразрывно связаны в сознании публики с фигурой Вольфа Мессинга. Это – гипноз, телепатия и ясновидение.
Необходимо только оговориться, что ясновидцем, т. е. предсказателем некоторых будущих событий, Мессинг ни в коем случае не был, поскольку ясновидение противоречит фундаментальным законам природы. Ведь если мы в состоянии точно предсказать будущее, то, зная результат происходящего в настоящем процесса, мы можем некоторым образом изменить условия его развития, что приведет в будущем к совершенно иному результату, чем был предсказан. А это создает неразрешимое логическое противоречие. Раз в результате наших действий событие не произошло, значит, предсказание, на основе которого были предприняты наши действия, следует признать ошибочным. Но тогда получается, что предсказание ясновидца – это всего лишь средство манипуляции, призванное вызвать определенные действия со стороны тех, для кого это предсказание предназначено. Если же, несмотря на произведенные изменения, результат все равно будет тем же, что был предсказан, то будет нарушен другой фундаментальный закон – закон причинно-следственной связи. Например, если мы точно предскажем человеку, что он умрет через десять лет в такой-то день и час, он может от отчаянья покончить с собой, и тем самым сделать невозможным предсказанное будущее.
Присущая человеку свобода воли, отличающая его вместе с разумом от животного мира, делает невозможным предсказание как будущих событий в жизни одного отдельно взятого человека, так и будущего развития человечества в каждый данный момент времени, поскольку существует неопределенность насчет любых будущих событий. Если точно предсказать будущее как целому обществу, так и отдельному индивиду (а отыскание в общественной сфере законов, совпадающих по своему характеру с естественнонаучными законами предполагает только точное предсказание) значит лишить их свободы воли и смысла существования. Представьте себе, что какой-то предсказатель предскажет вам вашу жизнь лет на двадцать вперед, а то и до самой смерти, да еще распишет по дням, что именно и когда будет с вами происходить, да еще предупредит, что ничего изменить вы не в состоянии. Захочется ли вам после этого продолжать жить?
Хочу принести самую сердечную благодарность людям, своими рассказами оказавшим мне большую помощь в написании книги. Это – Михаил Михайлович Голубков, Наталья Михайловна Хвастунова и Марина Андреевна Мартынова.
