Борис Петрович Саприн
Извечная любовь
Внезапно эти сладостные для души Тимофея объятия прервались. Девушка, отступив на шаг назад, погладила его по плечам и сказала:
– Мне очень жаль. Я знаю, что никакие слова не облегчат ту боль, которую ты сейчас чувствуешь. Держись!
– Спасибо, – обронил Тимофей, которого одолевали как жгучее, огнетворное горе, так и неизъяснимое блаженство.
– Как это произошло? – сострадательным тоном поинтересовалась девушка, когда они оба уселись за стол.
– Если тебе больно об этом говорить, то можешь не рассказывать, – вдруг опомнившись, добавила девушка.
– Я расскажу, – отрезал Тимофей. – Только не во всех подробностях. Иначе я заплачу.
– Хорошо, – обронила девушка, а после добавила: – Я такая же.
Девушка понимала, что Тимофею очень больно говорить о смерти его мамы, но она ясно видела, что ему самому хочется поведать ей о своём горе. Поэтому она не стала препятствовать прохождению Тимофея по охваченным пламенем дебрям его колючих воспоминаний. А когда Тимофей начал свои душевные излияния, она просто молча слушала, сочувственно глядя на него. В силу её сострадательной, возвышенной души, ей тоже было больно.
Тимофею в ходе повествования пришлось дважды собирать всю свою неистощимую силу воли в кулак, чтобы сдержать невольно набегающие на глаза слёзы.
– Кстати, я рассказала маме о твоём горе, – вдруг произнесла девушка, чтобы немного отвлечь Тимофея от его душевных страданий. – Мама передаёт тебе соболезнования.
– Спасибо большое, – поблагодарил Тимофей. После чего выдохнул и сказал: – После смерти мамы я как живой труп ходил по улице. Целый месяц я был в таком состоянии. Мне ничего не хотелось. Но в один из угрюмых, серых дней мне пришлось помогать одному из близких друзей, попавшему в беду. Только после этого мне назад дороги не было. Но я не мог не вернуться, поскольку здесь осталась любовь всей моей жизни. И вот осенённый простёртой надо мною чёрной дланью смерти, я нахожусь здесь.
– То есть у тебя неразделённая любовь? – поинтересовалась девушка, в глазах которой загорелся пламень интереса.
– Нет, – отрезал Тимофей, отводя свой взгляд от любимой: он боялся, что в его глазах девушка узрит его невысказанную тайну. – Я ей даже не сказал… ни разу. Она ничего не знает.
– И сколько ты уже её любишь? – спросила удивлённая девушка.
– Двадцать два года, – ответил Тимофей, по-прежнему пряча от возлюбленной свои глаза. – Я влюбился в неё сразу, как увидел. Нам тогда было по восемь лет.
– А я её знаю? – с горящими пылким интересом глазами вопросила девушка.
– Не знаю… – промямлил сбитый с толку Тимофей. – Знаешь…или не знаешь… Мой роман, который я опубликовал в интернете, как раз о ней.
– Двадцать два года… – неосознанно повторила возлюбленная Тимофея. – Как так получилось?
– Сначала у меня не было с ней связи, потому что она переехала, – ответил Тимофей, сумев взять себя в руки и посмотреть девушке в её лучистые глаза. – А когда я сумел найти связь с ней, у неё уже был парень. Я не стал разбивать их пару. Ведь она была такой счастливой. А её счастье, её здоровье, её жизнь для меня важнее всего на свете, даже – собственной жизни. И вот я терпеливо ждал, когда она освободится, чтобы рассказать ей о своих чувствах. Но, увы! – с невыразимой болью во взгляде и с обесцвеченным кручиной лицом промолвил Тимофей. (Девушке стало его очень жаль.) – Она в итоге вышла замуж. Узнав это, я начал метаться по комнате, как измученное неволей животное в клетке зоопарка. Я подошёл к висевшей в моей комнате боксёрской груше и стал избивать её, что было мочи. Даже когда я разбил руки в кровь, когда мои костяшки на руках оголились, я продолжал наносить удар за ударом. Мне хотелось заместить душевную боль физической. И лишь, совершенно обессилев, я упал на колени и закричал, подобно зверю, от отчаяния. После этого я пытался продолжать жить, но все мои попытки были тщетны. Влюблявшихся в меня девушек я отвергал, поскольку не мог им дать того, что им было нужно. Всё это время я любил лишь одну девушку. Люблю её сейчас и продолжу любить до самой смерти.
В глазах своей любимой Тимофей видел живой интерес, безудержное восхищение и счастье. Её счастливое лицо всегда приводило его в неописуемый восторг. Сладкая, блаженная истома разливалась в его душе в такие прекрасные моменты. Его бы воля – она всегда была бы столь счастливой. Это всё чего он хотел на протяжении всей своей жизни. Поэтому он никогда и не разбивал её отношения с другим парнем острой секирой своего признания в непреходящей, вечной любви к ней.
И только теперь, когда уже было слишком поздно, он понял, что, не признавшись в своих чувствах, он вероломно, пусть по недомыслию, лишил свою возлюбленную истинного права выбора. Ведь она же и не подозревала о его питаемых к ней чувствах. И даже если у неё были когда-то к нему чувства, она старательно скрывала их, поскольку не знала, будут ли они взаимными.
Однако теперь его признание уже ничего не может изменить. Ведь больше они, вероятнее всего, уже не встретятся. В этом Тимофей был безоговорочно уверен, даже убеждён. Поэтому и снял непроницаемый покров со своей извечной тайны, поэтому и позволил своему сердцу освободиться от шипованных оков, и тем самым сбросил неподъёмный камень сожаления со своей истерзанной души.
