Борис Петров
Синица в руках
Из здания суда вышел Антон и радостно помахал им прозрачной папкой с бумагами.
– Папа, папа! – радостно завопила Маша.
– Сиди, сам подойдет, – спокойно сказала Женя, но сильно ерзая на лавке.
– Привет, мошенницы, – Антон поцеловал облепивших его дочек. – Они тебя не замучили?
– Нет, что ты, все хорошо, – ответила Алина, вставая с насиженного места.
– Ну как дела?
– Все, я теперь свободный человек! – весело улыбаясь, сказал Антон.
– Ты теперь женишься? – Маша вопросительно посмотрела на него.
– Маша, я же только развелся. Рано еще жениться.
– И ничего не рано! – настаивала Маша. – Алина согласна!
– Ну, это мы с Алиной вдвоем решим, хорошо?
– Ничего, мы дожмем эту Синюю бороду! – уверено сказала Женя, подмигивая Алине, раскрасневшейся от детской непринужденности в простых по сути, но таких сложных для взрослых вопросах.
6.
В комнате стояло гнетущее молчание, шипевшее, изредка угасающими искорками напряженности, вырывавшимися наружу при каждом испепеляющим взгляде, которым одаривала друг друга каждая сторона. Казалось, еще немного, и объемный взрыв от этих искорок разорвет густую атмосферу непонимания и все более крепнущей ненависти родных людей друг к другу. Безучастно тикали часы. Любопытная кошка, не желавшая оставаться вне центрального действия, примостилась на коленях у Саши, поблескивая зелеными глазами на нависшую над ссутулившейся девушкой грозную мощную фигуру матери, которая только покачивала головой и, шепча одними губами, заранее заготовленные, рассчитанные на публику, причитания.
– Что ты хочешь от меня, мама? – холодным тоном вновь спросила Саша, бросая на мать непонимающий и полный яростного огня взгляд.
– Разве я что-то хочу? Кроме того, чтобы моя дочь была счастлива, чтобы твои сестры были счастливы и устроены в жизни? Чтобы наша семья не бедствовала и жила достойно, так, как должна жить? Я для себя ничего не хочу! – закончила на патетичной ноте мать, глядя на дочь с детской наивностью и открытостью, сквозь которую слишком явно проявлялась еле сдерживаемая ярость, желание силой вытащить эту дрянь из дома и за волосы поволочь обратно.
Но это был чужой дом, и она в бессильной злобе мяла толстыми руками платок, не желая навлекать на себя позор побоища в чужом доме.
– Доченька, может поговорим дома, у нас, в родном доме? В родных стенах все и видится иначе, правильнее. Пойдем домой, тебя отец ждет. Он же тебя очень любит, помнишь, как он заботился о тебе в детстве?
– Я все помню, мама! И вашу доброту и то, как вы меня продали! – уже не сдерживаясь, воскликнула Саша, когда на ее коленях встрепенулась, изогнув спину и втыкая когти ей в ноги кошка. Саша шумно выдохнула и медленно стала гладить кошку, ей было дурно от этого разговора, бессмысленного по сути и смертельного в сухом остатке. Назад пути больше не было, она давно приняла решение, не видя понимания со стороны родных.
– Господи! Да как же ты с матерью разговариваешь? Да разве мы с отцом для тебя ничего не сделали? Мы тебя не любили, не заботились о тебе? Мы ничего для себя не просим, но мы думаем о будущем твоих сестер, наших внуков, – вновь принялась раскручивать свой любимый маховик жертвенной риторики мать, изображая лицом невообразимую гримасу горькой обиды и испепеляющей ярости.
– Ой, ну хватит, мама! Хватит уже прибедняться! Да разве это Эльдар все создал? Разве это он, а не отец положил все, ради нашего достатка, пропадая сутками на работе? Прекрати, мама!
– Доченька моя, – ласковым, чарующим голосом проговорила мать. От ее голоса вздрогнула даже кошка, еле слышно прошипев на гостью.
– Ты же не знаешь, что мне пришлось пережить. Думаешь, твой отец не бил меня? А я терпела, терпела – ради вас, потому что мои родители воспитали меня правильно, я уважала своего мужа, если он бил, значит я это заслужила.
– Ой, вот только не говори, что вы были ко мне слишком добры, а я выросла неблагодарной дрянью! – истерично расхохоталась Саша, представляя, как тонкая высокая фигура отца противостоит мощи ее матери. – Мама, я не вернусь к Эльдару, прими это, и давай закончим, нам больше не о чем говорить.
– Тебе больше не о чем говорить со своей матерью? Господи, значит я что-то сделала в своей жизни не так, раз ты меня так наказываешь!
– Ну, прекрати, мама! – с нажимом сказала Саша. – Оставь этот театр для других.
– Я не заслужила того, чтобы моя дочь, любимая дочь! – она повысила голос.
– И хамила мне! Так ты еще придешь извиняться, придешь! Когда поймешь, чего стоит твой уголовник! А я приму тебя, приму – ведь я же люблю тебя! Ты моя любимая дочь!
Саша горько усмехнулась, вспоминая, как на нее повесили все хозяйство, после рождения этих двух принцесс, которых мать готовила для замужества с высокими видами.
– В моем доме я не позволю оскорблять моего сына, – Алия Каримовна, вынужденная свидетельница их разговора, вошла в комнату, властно глядя на гостью.
– Вам пора уходить.
– Не беспокойтесь, уйду, уйду. А ты, – мать встала и наставила толстый палец на Сашу, – Ты пожалеешь, горько пожалеешь. Запомни, материнское слово, запомни!
Шумно дыша, она быстро вышла из комнаты. Когда дверь хлопнула, Саша вся обмякла и закрыла лицо руками, сухие глаза уже давно выплакали все, и теперь только догорали угольками горечи потухшего костра обиды и досады, ненависти и любви.
Входная дверь открылась, и в сенях послышались другие шаги, ровные, четкие, как ходят солдаты на параде. В комнату вошел ее отец. Высокий, уже почти совсем седой мужчина с тонкими, как у Саши, чертами лица.
– Здравствуйте, Алия. Я могу поговорить с дочерью? – спокойным голосом спросил он. Алия утвердительно кивнула, и скрылась на кухне.
– Здравствуй Саша.
– Здравствуй, папа, – прошептала Саша, с надеждой глядя на него.
– Я не буду тебя мучить, – он пододвинул стул и сел рядом с ней, расстегивая ворот старой дубленки.
– Ты его любишь?
Отец смотрел на нее строгими, как всегда, но любящими глазами, ловя в ее покрасневших опухших глазах искры надежды и любви к нему.
– Да, папа очень сильно.
– Хорошо, пусть так и будет. За развод не беспокойся, устроим все быстро, ты больше никогда не увидишь Эльдара.
– Папа, он несчастный человек, не делай ему ничего, пожалуйста, – прошептала Саша, зная характер отца.
– Он обидел мою любимую дочь. Не проси меня забыть это, не проси, – он обнял ее и поцеловал в лоб. – За мать не беспокойся, я с ней поговорю.
– Спасибо, папа.
– Про твоего жениха выясню. Вы же собираетесь пожениться? – она часто закивала. – Сегодня поеду к прокурору, не беспокойся, все будет хорошо. Я уверен, что он честный парень, ты не могла бы полюбить другого.
Он склонился и еще раз поцеловал дочь в лоб, Саша схватила его небольшие крепкие ладони и прижала их к своему лицу.
– Ладно, мне пора. Как будут новости, я заеду, или Виктор подъедет, – он вышел из комнаты.
– Алия, спасибо Вам и будьте здоровы.
– До свидания, Рашид, – Алия вышла проводить гостя. – И спасибо Вам за участие.
– Не благодарите впустую, пока ничего не сделано.
Он вышел из дома, бесшумно закрыв за собой дверь.
Вечером приехал Миша. Когда он вошел в дом, все вокруг наполнилось запахами фабрики, кисло-сладким железистым вкусом, который прочно ассоциировался у Саши с отчаяньем. Она находилась уже третью неделю на больничном, и желания возвращаться не было. Миша старался держаться бодро, не желая показывать свою черную тоску, построенную из частей стены, которую он пытался разрушить. На него смотрели полные надежды и, в то же время, разочарования, глаза двух разных женщин, ставших так похожими за это время.
– Вот! – грозно потряс он папкой, – я собрал, наконец, характеристики на Марата. Даже из части прислали. Пусть теперь только попробуют, пускай попробуют не принять это во внимание.
– Мишенька, ну что ты стоишь, проходи, – засуетилась Алия Каримовна.
– Да ну что Вы, я на минутку всего, – нерешительно потоптался Миша.
– Ну как это на минутку? Ну, мы же тебя ждали, – она заставила его раздеться и пройти на кухню.
Пока гостю не было дано все, что приготовила радушная хозяйка, Алия Каримовна не позволяла ни себе, ни Саше, ни ему говорить о Марате. Было что-то в ее ритуале от дальних предков, ушедших в своей жизни далеко-далеко вглубь веков. Когда гость поел, раскрасневшийся, сытый, только тогда она стала аккуратно пытать его вопросами.
– Ты же завтра к прокурору идешь, да?
– Да, завтра в десять по записи. Со мной хотели многие пойти, но нельзя, только одному, – Соврал он, не желая передавать, то равнодушие к судьбе ее сына, которое царило внутри фабрики.
– Ну, одному-то и лучше. А то столько народу набежит, а каждый сказать захочет? Нет, так нельзя, – согласилась она, с благодарностью глядя на него и понимая, каких трудов ему сейчас стоит держаться уверенным и обманывать ее, давая маленькую, но надежду.
– Говорят, что следователя из Уфы вызвали, надеюсь, что тому идиоту!
– Миша потряс кулаком над столом. Саша мягко погладила его руку, успокаивая готовое вырваться наружу проклятие.
– Каждый делает то, что должен. Не нам судить об этом, – спокойно проговорила Алия Каримовна, тяжело вздохнув.
Нет, таких надо живыми в землю закапывать! – не выдержал Миша.
– Ведь все же понятно любому идиоту!
– Ой, телефон, – Саша выбежала из-за стола, заслышав оставленный в соседней комнате телефон.
Звонок был с незнакомого номера. Саша поколебалась, в последнее время ей часто звонили странные люди и попрекали ее, что она оскорбила Эльдара.
– Алло, алло, – Саша держала трубку подальше от уха, ожидая очередное проклятие.
– Саша, привет, – раздался глубокий хрипловатый баритон.
– Ой, дядя Виктор, здравствуйте.
– Как твои дела? Голос вроде пободрее.
– Получше, но, сами знаете… – она всхлипнула и села на кровать. Всегда рассудительный голос дяди Виктора, которого она знала с самого рождения, обезоруживал ее, делая беззащитной, полностью доверившись родному человеку.
– Ну, милая моя, не плачь. Уже можно не плакать. Я был сегодня у прокурора, – дядя Виктор задумался, было слышно, как он несколько раз затянулся.
– Поговорили. Дело, конечно, мутное. Но не буду я тебе всего рассказывать, незачем это. Завтра все документы по делу отправят на экспертизу. Он показал мне журналы, даже и так видно, что разные руки заполняли. Я думаю, что скоро разрешится.
– Спасибо, дядя Виктор. Спасибо!
– Не благодари, за это не благодарят. Ты лучше о будущем задумайся, пора бы нам с Рашидом уже и дедушками стать, а?
– Да я… я готова, дядя Виктор! – заулыбалась Саша, а потом, смутившись сама себя, добавила почти шепотом, – он мне уже предложение сделал.
– Ну, вот и хорошо. Уверен, что парень стоящий, многие о нем положительно отзывались, хотя есть и те, ну да ладно. Так ты мне свадьбу летом обещаешь? Пригласишь, а?
– Конечно! Почему Вы спрашиваете?
– Я пошутил, не пригласишь, сам приду. Завтра к тебе Ольга приедет с внуками, поговорите, отвлечетесь.
– Да, конечно, будем очень рады!
– Ну, вот и договорились. Я как посвободнее стану, заеду на днях вечерком.
– Хорошо, только не тяните!
– Я буду стараться. Ну все, пока.
– Пока, дядя Виктор. И большое спасибо!
– Так, Саша!
– Спасибо! Спасибо! Спасибо!
Закончив разговор, Саша вбежала на кухню, где Миша перебирал большими руками тонкие листы с рукописными рекомендациями, показывая их Алие Каримовне. Саша сбивчиво, задыхаясь от нетерпения, пересказала им свой разговор, с горящими от возросшей надежды глазами глядя то на Мишу, то Алию. От ее слов он приосанился, увидев в своем труде действительную пользу, Алия тихо улыбалась, смахивая набежавшие капельки слез уголком салфетки, прикрывавший ее традиционный пирог.
Послеобеденное время тянулось лениво безмятежной тишиной, подобной замиранию воздуха во властных лучах летнего полуденного солнца на берегу реки, подавляющего все желание, кроме желания ничего не делать, просто лежать на траве, прикрыв голову от жарящего солнца. Яркий сноп света бил в палату, разогревая воздух до приятного душного жара, подзабытого за долгие зимние месяцы. Заброшены на прикроватных столиках бесконечные кроссворды, в углу тихо бубнило радио, даже не пытаясь разбудить мирно дремлющих больных.
– Сидит, – многозначительно проговорил сухощавый пожилой мужчина, разглядывая что-то в яркое окно, – она словно на посту.
– Почему Вы решили, что это та же ворона? – удивился молодой парень, оторвавшись от своего телефона. Он бесшумно соскочил с кровати и подошел к окну.
– Я ее лицо запомнил, – уверенно ответил он. – Вон, как сморит. К нам в окно, не иначе.
– Может она в гости хочет? – подал голос другой больной, вырвавшийся из своей полудремы и с живым интересом наблюдавший за ними, не вставая с кровати.
– А почему вы решили, что это ворона? Может это ворон? – удивился другой больной, выключая радио.
– Ну как же, яиц-то не видно, значит – ворона! – загоготал парень и пошел к себе.
– Сейчас уточним.
Он взял телефон и погрузился в поисковую ленту.
– Чуть что, сразу в телефон. Сами уже ничего не можете, – проворчал сухощавый мужчина у окна.
– Не наезжай, – ответил ему Семен Карлович. – Раньше ты сам как что-то узнавал?
– Ну как, шел в библиотеку и там читал, – удивился мужчина у окна.
– Вот, а разве ты сам по стеллажам лазил, искал нужную книгу? То-то, кто-то за тебя все описал и разложил. Вот так вот.
– Ну не знаю. Так-то оно так, только мне никто на блюдечке ничего не приносил – давали с десяток книг. Сам сиди, ищи.
– А зачем лишняя работа? – пожал плечами парень. – Раз, и все. Вот, ворона не имеет выраженных гендерных различий. Так что, может это и ворон!
– Все-то у тебя просто, – проворчал мужчина у окна.
– А чего усложнять? Вы же на лошади не ездите? Надо пользоваться плодами прогресса, новое время – новая жизнь.
– Мы с тобой свое пожили, а жизнь, сама все рассудит, – примиряющее сказал Семен Карлович, все время выступавший в качестве разводящего в непримиримом споре поколений.
В коридоре послышались шаги и недовольный шепот дежурной медсестры.
– Больные спят, у нас тихий час, – громко шептала она.
– Какой спят? – басил знакомый голос. – Никто не спит, вон, ходят!
– А ну-ка, по палатам! – скомандовала медсестра.
– Так, а вы куда пошли? Вам не разрешала!
– Мы тихо, – пробасил Миша, входя в палату. Здорово, мужики!
Миша, нагруженный пакетами, каждому пожал руку, стараясь не уронить, норовивший съехать на пол, белый халат, накинутый на плечи.
– Семен Карлович, – Миша уважительно поклонился, сгружая на кровать принесенные гостинцы. – Ты посмотри, кого я тебе привел, а?
В дверях топтались Марат с Сашей, не решаясь войти. Семен Карлович радостно вскинул руки, размашистыми жестами призывая их пройти к нему.
– Здравствуйте, – смущаясь, проговорила Саша, ведомая вперед Маратом.
– Здравствуйте, Семен Карлович, – Марат аккуратно пожал ему руку.
– Ну, здравствуйте, здравствуйте, – Семен Карлович криво улыбался, стараясь сдержать эмоции, чтобы не навредить заживающему после ожога лицу.
– Ну, как ваши дела? Марат, ты как?
– Да все хорошо. Позавчера отпустили. Вы как себя чувствуете?
– Да я то что, заживается все как на собаке. На старой правда, собаке, но заживает.
– Поскорее бы Вы выздоровели, – Саша с некоторым страхом смотрела на его пораженное лицо.
– Скоро, врачи говорят, что через пару недель домой отправят, а дома получше будет. Не хочу вдаваться в эти гнусные подробности, как меня все достало, ты не представляешь! – Семен Карлович жестом отмахнулся от подобных расспросов. – А ты прямо расцвела, глаз не оторвать.
– Спасибо большое, – Саша скосила глаза на Марата.
– Ну что, молодежь – это у вас серьезно или так? – строго спросил Семен Карлович.
– Да, – уверенно ответил Марат. – Через два месяца поженимся.
– Надеюсь, вы придете? – спросила Саша.
– А то! Конечно же! – воскликнул Семен Карлович. – Марат, Марат! Все у тебя так быстро, молодец! Это здорово, когда знаешь, чего хочешь.
– Спасибо, – ответил Марат.
– Ничего, все образуется, – Семен Карлович подмигнул ему. – Далеко пойдешь.
– Карлович, а чего ты ничего не съел? – возмутился Миша, делая ревизию его тумбочки.
– Да как же не съел? – возмутился он. – Все съел. Это ко мне дочка из Уфы приезжала.
– А, приехала все-таки, – проворчал Миша.
– Ты слишком категоричен, – доброжелательно сказал Семен Карлович. – У нее много дел, незачем разыгрывать из себя смертельно больного.
– Ну-ну, – процедил сквозь зубы Миша.
– Ой, ты смотри! – воскликнул парень, – все это время смотревший за вороной в окно,
– Семен Карлович, Вы как к окну подошли, так она аж вздрогнула!
– Кто так вздрогнул? – непонимающе пробасил Миша.
– Да, ну, не придумывай, – отмахнулся Семен Карлович.
– Чего ты там увидел? – Миша подошел к окну.
– Да вон. Ворона. Она уже какую неделю на посту сидит, –парень показал на фонарь во дворе, на котором сидела умная птица, завидев Мишу, она взмахнула крыльями.
– Семен Карлович, а ну-ка подойди-ка. По-моему это наша.
– Да ну. Брось, ты же сказал, что она улетела, – отмахнулся Семен Карлович.
– Ну так это с фабрики. Я ж ее только пару раз кормил, как ты просил. А потом ее и след простыл. Ну, подойди, что ты там, ну?
Семен Карлович подошел к окну и посмотрел на птицу. Ворона резко взмахнула крыльями и подлетела к окну, выбирая место для посадки.
– Господи, и впрямь Каркуша, – Семен Карлович бросился открывать окно, но шпингалеты не поддавались.
– Больной, отойдите, – важно скомандовал Миша, отодвигая разнервничавшегося Семена Карловича, и легко открыл окно.
Свежий весенний воздух ворвался в палату, разгоняя душную атмосферу отрешенности лечебного заведения, вдыхая жизнь в застывшее время.
Ворона села на подоконник, громко каркнув. Семен Карлович сел рядом, глядя восторженными глазами то на птицу, то на обступивших окно друзей, вставших полукругом, не желая подойти ближе, чтобы нарушить волшебство момента. Ворона радостно каркала, свое «Карович! Карович!», прижимая голову к шершавой ладони, Семена Карловича, нежно гладившей друга.
– Так. Что это вы тут устроили? – раздался позади возмущенный голос медсестры.
– Да тихо ты, родная. Ты только посмотри, – ее порыв строгости соблюдения режима остановил больной с радио, освобождая ей место. Она хотела возмутиться, но слова застыли в уже открывшемся для очередного приказа рте, глаза широко раскрылись от удивления, увидев трогательную картину общения человека с птицей.
В приемной непрерывно жужжал копир. Секретарша отправляла стопку за стопкой документы в приемный лоток. Не глядя, на вошедшего Марата, она махнула ему рукой на дверь.
– Проходи. Он тебя ждет.
Марат постучал и вошел в кабинет, не дожидаясь ответа. За большим столом сидел высокий худой мужчина, что-то быстро набиравший на компьютере.
– А, проходи, садись, – он быстро взглянул на вошедшего и показал на свободное место за длинным столом, придвинутым торцом к его столу.
Марат сел, с интересом рассматривая разложенные на столе технологические схемы. Главный инженер заметил это и довольно улыбнулся.
– Я сейчас закончу. Можешь посмотреть, если интересно.
Марат придвинул к себе чертеж и стал его внимательно изучать. Закончив печатать, главный инженер встал и сел напротив Марата, передав ему листы спецификации.
– Что-нибудь понятно? – спросил он.
– В целом да, но надо уточнить некоторые символы, не знаю этих значков.
– Ну, и что понял?
– Это похоже на наш 392-й участок, та же компоновка.
– Хм, верно. Мы думаем его слегка модернизировать, инновации, так сказать, – Главный инженер криво ухмыльнулся. – Как сам?
– Спасибо, все хорошо.
– Обиды на завод не держишь?
– Нет, все нормально.
– Да нет, ненормально это, – покачал головой главный инженер.
– Чай будешь или может кофе?
– Нет, спасибо.
– Хорошо, тогда поговорим. Что думаешь делать дальше?
– Работать.
– Понятно. А тебя все в работе устраивает?
– Сложный вопрос. Устраивает то, что есть работа.
– Правильный ответ, – главный инженер пристально посмотрел ему в глаза. – Не буду тянуть кота, ты мастером пойдешь?
– Мне нельзя, я без высшего.
– Этот вопрос мы решим. Дадим тебе разряд и назначим И.О. Сам-то хочешь?
– Да, мне было бы интересно. Цех я знаю, не хватает данных по технологии.
– Думаешь, кто-то из них знает? – он махнул рукой в сторону воображаемого цеха.
– Такие остолопы! Значит, я предлагаю следующее: год поработаешь мастером, пока все изучишь, втянешься, так сказать, ну а потом отправим тебя от предприятия целевиком на заочный.
– Большое спасибо.
– А почему сам не пошел учиться?
– Не сложилось.
– Понимаю. Ну, ничего. Научишься, себя проявишь, пойдешь дальше. Мне нужны нормальные люди, на которых я могу положиться. Я читал твои докладные, не думай, что мы тут ничем не интересуемся. Просто до всего сразу руки не доходят.
– Я так и не думал. А можно вопрос?
– Почему ты?
– Да, почему я? Я же слесарь.
– У тебя очень хорошие друзья, – улыбнулся главный инженер. – Да и твой подход к работе мне нравится. Еще когда ты был в ремцехе, мне старший мастер говорил про тебя. А нам нужно растить свои кадры понимаешь? А эти, придут после института и ничего делать не хотят, только деньги получать.
– Все работают из-за денег.
– Не ври, я изучал твое личное дело. Ну что, договорились? – он протянул ему руку.
– Договорились. Спасибо! – Марат крепко пожал ее.
– Ну вот и хорошо. С понедельника приступаешь. Завтра пойдешь на экзамен, получишь разряд, – он сложил чертеж на столе и положил его в папку вместе с листами спецификации.
– Вот, изучай. Позже пришлю документацию. Это тебе проект на этот год.
7.
Игорь зажмурился и отложил книгу в сторону. Мысли в голове путались, мешая сосредоточиться на чтении, перебивая повествование своими размышлениями. В палате было тихо, соседи ушли смотреть футбол, и из открытой двери доносились возмущенные возгласы под аккомпанемент громко кричащего телевизора.
Через пару недель его должны уже выписать, сломанная в двух местах ключица сильно болела, но он к ней привык. Воспринимая эту боль как само собой разумеющееся состояние. Он встал с кровати и подошел к окну. Вглядываясь в чернеющие улицы, подсвеченные разгорающимися фонарями, Игорь вновь возвращался туда, на рудник. Прошло уже больше двух месяцев, как его забрали родители из местной больницы в Москву, потом череда операций, сливающихся в один нескончаемый поток, пустое осознание себя в этих бездушных стерильных стенах с такими же как он потерянными манекенами. И ничего… больше ничего он не знал о Кате.
Мысль метнулась в другую сторону, сердце налилось обидной горечью, стало гадко во рту. Он увидел в отраженном свете улиц на стекле лицо своего руководителя, доброжелательно улыбающегося, доверительно смотрящего ему в глаза. К горло подкатил ком мерзкого чувства презрения к нему и к себе. Также деликатно принимающего свое увольнение, лежа, с загипсованным давно немытом телом. Кое-как он левой рукой подписал заявление на увольнение, на прикроватной тумбочке до сих пор небрежно валялась трудовая книжка. Тогда ему еще хотелось спорить, доказывать, что он не был пьян в ту ночь, что ни с кем не вступал в конфликт, он рассказывал все заново, как автомат, постепенно глохнув от своего голоса, звучащего в тишине безразличия. Но это все было сначала, а потом приехал этот душка, заискивающе улыбаясь, компания же не может иметь отношения с такими, как он… такими, именно так и было сказано. А горестно ему было не от потерянной работы, тут он, скорее, был даже благодарен, но все же не желание компании пойти ему навстречу, по сути пустяк – отдать его номер, но нет, собственность компании. Он слабо верил в обещании, что его номер передадут, а ведь она звонила, писала – он был уверен в этом.
Оказалось, что у него совсем нет друзей, кроме своих родителей. Мать, конечно же, сокрушалась, что у них с Кристиной все так сложилось, пыталась уговорить его попытаться. Напроситься обратно? Отец же больше молчал, взглядом останавливая мать. Игорь чувствовал, что у него стало больше общего с отцом, они больше не спорили, находя случившееся в некоторой степени положительным. Он поддержал сына, когда Игорь, отойдя после наркоза последней операции, заявил, что поедет ее искать. Эта идея завладела им давно, завладела полностью, подчинив собой все его желания и мысли. Игорь не рассчитывал, что она его ждет, как принца на белом коне, он должен был сдержать свое слово, должен.
Единственной ниточкой оставался Сан Саныч. Он рассказал Игорю официальную версию происшествия, что, дескать, он, получив отказ на свои ухаживания, грубо нарушил режим, напившись с неизвестными лицами, с которыми поспорил и спровоцировал драку. Странно, что в официальной версии не объяснялось, почему и как был утерян его телефон, кто и чем нанес ему ножевые ранения. Все было грубо слеплено, но вполне удовлетворило все стороны. Катю досрочно отправили домой, больше вызовов от фабрики на нее не поступало. Сан Саныч обещал ему разведать ее телефон, но все тщетно, старые номера не отвечали, не было и точного адреса, девчонки из лаборатории говорили, что она живет где-то рядом с Красноярском, в каком-то из бывших закрытых городков. Слишком мало информации, он даже не знал ее фамилию, от разных источников поступала противоречивая информация, да и Сан Саныч не мог точно вспомнить, так что получалось, что у нее могло быть до шести вариантов фамилии. Отдел кадров фабрики отказывался разглашать личную информацию бывших сотрудников, ссылаясь на заключенное веерным образом со всеми соглашение о неразглашении и … в итоге ничего.
На кровати глухо завибрировал телефон, Игорь оторвался от своих размышлений и подошел к своему месту. Звонил Сан Саныч.
– Да, Сан Саныч! Чего не спите? – повеселев, ответил Игорь.
– Так я на ночной. Как дела? – по телефону голос Сан Саныча был мягче, но в нем не было тех жалостливых интонаций, которые Игорь слышал у других, за что он был ему благодарен.
– Нормально, через две недели отпустят.
– Это хорошо. Ну что. Не передумал еще?
– Нет, не передумал.
– Ну что ж, вот тебе еще пара ниточек. На этой неделе заступила новая смена, одна из девчонок встретила Катю в Крае. Запоминай, она работает в районе Взлетки.
– Взлетки. Это где, там, где автовокзал?
– Точно, очерти циркулем радиус в пять километров и прочеши каждый метр. Я шучу, – Сан Саныч вздохнул. – К сожалению, больше информации нет.
– Сан Саныч. Это уже много, большое спасибо! Я ваш должник.
– Да ну, прекрати. Ты лучше летом приезжай, я как раз в отпуске буду. Сходим на рыбалку, дом у нас большой, места хватит.
– Обязательно! Надеюсь, что вместе и приедем.
– Ну, Игорь, я тебе дам совет – ты лучше особо не надейся, потом тяжелее будет. Да и с чего ты решил, что она согласится?
– Вы правы, это все глупо. Но что с того? Пускай, а иначе, зачем все?
– Что ж, если решил, действуй. Ладно, я побежал, надо на участок идти.
– Спасибо, Сан Саныч. Спасибо!
– Все, бывай!
Игорь сжимал в руках телефон, не в силах оторвать взгляд от затухающего экрана. План выстроился моментально, из полной неопределенности, которую он испытывал, изучая карту Красноярска, засветилась яркая точка. Скорее бы туда добраться, а там на месте он осмотрится и придумает, обязательно что-нибудь придумает!
– О! Игорян, здорова! – в палату вошел запыхавшийся Коля. – Хожу, ищу тебя, а ты вот где!
– Коля? – удивился Игорь, без особого желания пожимая потную пухлую ладонь. – Ты чего пришел?
– Ну, ты что? Мы же друзья! Вот, пришел проведать друга?
– Друзья? Хм, ну-ну.
– Да ладно тебе, ты чего, обиделся? Че ты, жизнь она такая, сложилось так, понимаешь?
– Понимаю, понимаю, – ухмыляясь, ответил Игорь. – Пойдем в коридор.
Они вышли из палаты и направились к свободным кушеткам возле окна. Игорь сел, чувствуя, как от нервного напряжения стала саднить рука.
– Ну, как сам? Выглядишь неплохо, – улыбался Коля. Было видно, что ему не терпится решить какой-то вопрос, но он не знал, как к нему быстрее подступить.
– Ладно, что ты хочешь? – Игорь пристально посмотрел ему в глаза, давая понять, что с любезностями можно заканчивать.
– Слушай, тут такое дело, – засуетился он. – Меня Кристина попросила.
– Кристина? А, тогда понятно.
– Что тебе понятно?
– Ты давай. К делу переходи.
– Как с тобой тяжело разговаривать. Короче, вы же вместе машину покупали?
– Машину? – Игорь засмеялся, он и забыл про нее. – Вообще-то я ее покупал.
– Нет, ну как, вы же вместе жили, так, значит это как, вроде совместно нажитого имущества, да?
– А, вот вы к чему, ну и подлецы.
– Ты это, следи за базаром, а то я не посмотрю, что ты больной.
– Слушай, а ты ее давно уже трахал, а? Мне просто интересно, когда началось?
Коля вскочил, побледнев от гнева.
– Только потому, что я считаю тебя своим другом!
– А друзья не трахают друзей за их спиной! – Игорь встал, оказавшись с Колей лицом к лицу.
– Да ты сам виноват! – взвизгнул Коля. – Сам, сам! Зачем ей нужен, такой как ты? Чего ты стоишь? Кто ты такой?
Игорь представил Кристину вместе с Колей, пыхтящих на их кровати, и ему стало тошно. Не осознавая до конца свои действия, Игорь отошел в сторону и, пошатнувшись, левой рукой ударил в челюсть Колю. Коля грохнулся обратно на кушетку, как-то обмякнув, растекаясь толстым не по годам телом по коричневому кожзаму. Игорь не удержался на ногах и упал на пол, сильно приложившись травмированным плечом. На шум набежала толпа больных, двое мужчин помогли Игорю встать. У него ломило зубы от боли, глаза застилала мутная пелена накативших слез.
– Вот ты как, да? Так, да? – истерично кричал Коля, боязливо трогая челюсть. – Я к тебе, как к другу…
– Пошел вон! – рявкнул на него Игорь. – Вон!
– Он меня ударил, вы видели, видели? – обращался к больным, с безучастием зевак смотревших на них.
– Так, мужчина, что Вы тут устроили? – прибежала медсестра. – Уходите, отсюда!
– Он меня ударил!
– Мне что, охрану вызвать? – медсестра дернула Колю за руку, вытягивая его к выходу.
– Идите уже!
– Ты мне за это ответишь, – бросил Коля Игорю, глядевшего на него с кривой ухмылкой.
– Я к твоим услугам, мразь, – шире улыбнулся Игорь.
Автобус подъехал к одноэтажному терминалу, выпуская на свободу засидевшихся сонных пассажиров. Толпа рьяно штурмовала узкие двери, боясь не успеть получить багаж, еще только выгружаемый из самолета. Игорь безучастно смотрел на это, по-новому осознавая себя в хорошо известном ему месте. Тот же терминал прилета, рядом двухэтажный терминал со смотровой площадкой, то же поле с немногочисленными, по сравнению с Москвой, самолетами, тот же легкий снежок, быстро тающий под лучами весеннего солнца. Но цель другая. Как иначе выглядит все вокруг, когда ты никуда не торопишься, когда ты сам по себе, нескованный рамками служебной командировки, свободный и невидимый для окружающих.
