Борис Михайлович Майнаев
Дочь греха

Климова весело рассмеялась:

– А что, отметим втроём эту знаменательную дату? Я тоже сегодня именинница.

– На что ты намекаешь? – Девчонки оттеснили меня к окну. Обе открыто издевались надо мной. – Кто он там, – Гульнара шутливо закатила глаза к потолку, – несчастный лейтенантик, что с него возьмёшь, кроме?..

Проказница склонилась к уху своей подруги и что-то прошептала. Та расхохоталась:

– Думаешь, у него хватит сил?

– Ну не капитан же он, да и мы, если что, поможем – жевать-то мы не разучились.

Намёк на старый анекдот, их грубые шутки с двойным дном и громкий смех вызвали у меня желание тут же поднять их юбки и отшлёпать, как маленьких. Девчонки, похоже, что-то почувствовав, мгновенно отстранились.

– Ого! – сказала одна, кивнув на мои брюки.

– Вот-вот, – поддержала вторая.

«Черныш!» – неожиданно память сама подсказала мне выход…

Я приобнял подруг и повёл их к выходу:

– Сначала едем в центральный гастроном. Там у меня работает сослуживец. Он затоварит нас дефицитом, потом поедем к моему приятелю. Он музыкант и поэт. Я вам обещаю незабываемый вечер.

– С продолжением до утра? – выдохнула в моё ухо Гульнара.

– Нет, – чуть приостановилась Раечка, – я в чужую кровать не лягу, а тем более с незнакомым мужиком.

– Да что ты?! – Упругая грудь Садыковой обжигала моё плечо. – Юрочка такой собственник, что никого к нам не подпустит.

Похоже, подруги знали меня лучше, чем я сам. Они говорили обо мне, а я никак не мог решить, как отреагирует на моё внезапное появление Черныш. Другие варианты отпали сразу. Все, кто мог бы уступить на ночь свою квартиру или, на худой конец, свободную комнату, либо были в командировках, либо только что обзавелись жёнами. Оставалась одна попытка – Черныш…

Лариска была на сносях, но, даже не вспомнив, что я у них не был с самого своего приезда, приветливо пропустила в дом:

– Черныш придёт поздно, – в её голосе слышались нотки усталости, – а мне одной сидеть в четырёх стенах тошно, поэтому я несказанно вам рада, проходите. Правда, в доме шаром покати. Он ест где и что придётся, а у меня интоксикация, и кроме воды, ничего в горло не лезет.

Раечка, в аудитории всегда уступавшая пальму первенства Гульнаре, вдруг решительно шагнула вперёд:

– Вот и прелестно. Где тут кухня? Нам нужна только посуда.

– У Боба сегодня день рождения, – пояснила Садыкова, – он угощает и даже поит.

Хозяйка кивнула в сторону коридора и пропустила девиц вперёд. Я бывал у Черныша в гостях, но никогда не заходил на кухню. Это была комнатёнка, тесно обставленная импортной белой мебелью и сверкающая дивной чистотой.

– Посуда в шкафчике, остальное – сами. – Лариса тяжело опустилась на табурет. – Плесните мне минералки из холодильника.

– Тут у тебя, – улыбнулся я хозяйке, – как в операционной, куда входить можно только в стерильной одежде.

Она усмехнулась:

– Может, выгнать вас отсюда, тем более что еда и спиртное уже на столе?

– Дудки! – Раечка шутливо ухватилась за горлышки бутылок. – Умрём, но своего не отдадим!

Девчонки, а за ними и Лариска весело расхохотались, и я понял, что вечер удался.

Черныш, которого, как оказалось, зовут ещё и Витей, пришёл около полуночи. К этому времени мы уже изрядно опустошили всё, что принесли, и веселились вовсю. Только делали это негромко, оберегая покой хозяйки, дремавшей на балконе, и лишая соседей повода для жалобы. Хозяин выставил на стол принесённую с собой бутылку и решительно взял гитару из рук Раечки.

– Инструмент, спиртное и жену, – он скроил на лице угрожающую мину, – не даю никому.

– Ну вот и появился пьяный Дон Жуан. – Лариса с трудом одолела высокий порог балкона. – Держитесь, он сейчас начнёт приставать к девушкам и всё опошлит.

Этого не было – приятель вёл себя корректно и продержался почти час. Черныш пел, читал стихи, пытался с моими девчонками танцевать джигу, но не удержался на ногах и свалился на пол.

– Всё, – Лариса кивнула мне, – уложим его в кровать и продолжим веселье.

– Может, – я кивнул в сторону двери, – нам пора и честь?..

– Вам спешить некуда. – Хозяйка улыбнулась. – Надумаете спать – бельё в стенном шкафу, там же и матрац. Правда, только один человек, – она подмигнула мне, – может нормально на нём устроиться, но вы сами придумаете, как его использовать. Ведь никто же не утверждал позы, в которых на нём нужно спать?..

Девчонки переглянулись.

Лариса, осторожно неся свой живот, неслышно двинулась по коридору в сторону спальни.

– Наверное… – начала Гульнара, – нам рано уходить, пойдём добавим по рюмашке?

– Именинник нужен нам в рабочем состоянии, – мягко возразила Раечка, – а не тушкой в углу комнаты. Кстати, – она повернулась ко мне, – я ни разу не слышала, чтобы тебя называли «Боб», как это делала Лариса. Лично мне больше нравится «Юрий».

– А у нашего друга, – Гульнара скорчила потешную мину, – для каждой явки свой позывной.

Я пожал плечами:

– Там, где в роте каждый боец, невзирая на звания, носил позывной, меня назвали Боб. Скорее всего потому, что тогда я любил напевать песенку из фильма «Последний дюйм». Её героем был Боб Кеннеди. Но этот позывной продержался немногим больше месяца. Не знаю почему, только ни одно прозвище ко мне не прилипает.

Черныш, всё ещё пластом лежавший на моих руках, зашевелился и попытался что-то сказать.

– Наконец, уложим его в кроватку, – Раечка кивнула в сторону спальни, – и займёмся изучением матраца…

Я проснулся от чужого взгляда. Стеклянная дверь в комнату, на полу которой мы спали, была мною же закрыта на ключ. Это подтвердила бледная рука, выбравшаяся из полумрака коридора. Она пару раз тряхнула ручку двери, но та не поддалась. Я убрал со своей груди ногу Раечки и натянул на обнажённых девчонок простыню. Подсматривать мог только Черныш, и я собрался указать ему на его неджентльменский поступок. Только встать я не успел. Из-за двери послышался негромкий голос хозяйки:

– Вот уж не замечала за тобой вуайеризма. Ты здоровый, нормальный мужик – и что, смог найти что-то новое в телах голых «цыплят» Боба? Тем более ты всего пару часов назад клялся ему в вечной дружбе. – В её голосе было больше усталости, чем раздражения. – Не дури и возвращайся в спальню.

– Ларчик, – Черныш заныл, как маленький мальчишка, – я только один разок вон с той смуглой татарочкой, а?! Тебе же нельзя, а у меня уже и зубы ломит, но, заметь, я тебе верен и прошу разрешения. А тут…

Горячая ладошка легла на мои губы, а ухо опалило прерывистое дыхание Раечки:

– Не вставай, не надо, она сама с ним разберётся.

– И правда, не хотелось бы портить такую ночь. – Оказалось, что и Гульнара не спит. – Завершающий акт должен быть таким же увлекательным и страстным, как начало.

– Ты ещё объяснишь мне поутру, откуда на вороте твоей рубашки пятна от губной помады? – голос Ларисы лязгнул, как взводимый ДШК{Крупнокалиберный пулемёт Дегтярёва – Шпагина. – Ред.}. – А сейчас мы с тобой вернёмся в спальню и не будем мешать твоему другу отдыхать. Ну! – Спор в коридоре закончился шлёпаньем босых ног в сторону спальни.

Слушать возвращающуюся тишину мне не дали: одни горячие губы впились в мой левый сосок, другие поползли по животу, предвещая бесконечную финишную сладость…

Потом мы осторожно оделись и, не прощаясь, покинули гостеприимный кров.

* * *

В следующий раз я побывал в этой квартире, когда дочери Черныша исполнилось три года. За то время, что мы не виделись, я окончил институт и работал в финансовом отделе Управления железных дорог. Трудился так хорошо, что мне выделили служебный автомобиль – старый, заезженный до икоты «форд», основным достоинством которого было умение стремительно набирать скорость и не коптить. Он был полностью на содержании Управления и не стоил мне ни копейки.

День был суматошный, и к вечеру я решил, что мне как воздух необходим отдых. Вот я и начал его с посещения супермаркета. Тут я набрал еды и питья и совсем было собрался позвонить парочке девчонок, чтобы отдохнуть по полной программе, как кто-то заступил мне дорогу. Это была женщина, по самые брови нагруженная покупками.

– Что, Боб, не узнаёшь?

– Лариса, ты?! – невольно вскрикнул я, отреагировав не на вид, а на знакомый голос.

Если бы не он, то стоящую передо мной приятную блондинку я никогда бы не признал женой Черныша. Её самую чуточку кругловатая фигура прямо излучала желание любви. Оказалось, что у женщины огромные русалочьи глаза, чуть припухшие губы и немного великоватый, чувственный рот. Лёгкое сиреневое платье не только открывало ослепительные колени, но и подчёркивало бесконечную линию бедра, созданного и для любви, и для созерцания.

– И как тебе, – усмехнулась женщина, без всякого стеснения смотревшая в мои глаза, – твои девчонки лучше?!

Я, извинившись, подхватил её сумки:

– Ты прелестна!

– А ведь ты бы не узнал меня. – Что-то в её голосе вызвало во мне, как закипающая на горизонте весенняя гроза, тревогу. – В последний раз ты смотрел лишь на мой живот. Кстати, сегодня у меня праздник – дочери исполняется три года. Сейчас она сидит с нянькой, а я вот прикупила всякого и собралась в одиночестве отмечать.

Я невольно обвёл взглядом площадь и парковку. Лариса усмехнулась:

– У него, как всегда, был бы повод… – Её губы сложились в куриную гузку. – Он со своими лабухами обслуживает одну грузинскую свадьбу. Денег привёз кучу, а сам обещал явиться, как только сможет.

– Так ты одна?

– Ну почему «одна» – со своей крохой.

Её голос сказал больше, чем она хотела, и я, внутренне негодуя и понимая, что делаю глупость, склонил голову:

– Готов скрасить ваше одиночество, а принцесса дома?

– Нет. Езжай за мной, заберём Сонюшку и поедем к нам праздновать. Если, конечно, у тебя нет дел поважнее.

У неё был новенький «Гольф». Похоже, что с материальной стороны в доме всё было в порядке: Черныш по-прежнему хорошо зарабатывал.

Лариса махнула рукой и резво взяла старт. Машину она водила резко, дерзко обгоняя и подрезая другие автомобили. Я держался за ней, отмерив для себя почти десятиметровую дистанцию. Мы пролетели пару кварталов и остановились у высокого новодела. У дома ещё топорщились бесформенные кучи строительного мусора, хотя детская площадка уже была обустроена. Лариса выскочила из машины и подбежала к моей:

– Ты тут не нервничай – мне придётся немного покормить Сонюшку и, наверное, переодеть.

Я кивнул:

– И ты не волнуйся, я отъеду ненадолго за подарком для именинницы.

Молодая мама улыбнулась и убежала.

В «Детском мире» мне посоветовали купить куклу с набором кухонной и туалетной мебели. Цветы для самой Ларисы я приобрёл, слетав на площадь Звезды. Счастливая мама уже сидела в своей машине и кормила дочь яблочными дольками. Я представился и, поздравив, протянул девчонке коробку с подарком. Это было странно, но вместо того, чтобы посмотреть его, Соня полезла ко мне на руки и, обняв за шею, что-то зашептала на ухо.

– Дома наговоришься, – голос Ларисы чуть захрипел, – возвращайся в своё кресло, а дядя Юра поедет следом за нами.

Но едва я попытался усадить именинницу в её кресло, как она истошно закричала и сильнее сжала мою шею своими горячими ручонками.

– Принцесса, – я снова попытался оторвать ребёнка от своей груди, – садись на своё место, мы быстро поедем домой и начнём праздновать.

В этот раз она ещё плотнее прижалась ко мне, обхватив мою талию ногами. Лариса медленно выбралась из салона и погладила дочь по голове:

– Ты уверена, что хочешь ехать с дядей Юрой?

Маленькое тельце попыталось раствориться на моей груди:

– Да.

– Хорошо, я переставлю твоё кресло в его машину, но ты потом не кричи. Договорились?

Похоже, ребёнок не до конца поверил своей матери и, перестав кричать, вертел головой. Только когда Лариса принесла детское кресло, поставила его в мою машину и закрепила, Соня перебралась из моих рук в своё сиденье и, чуть потешно произнося слоги, негромко сказала:

– Поехали. Я покажу тебе свои игрушки…

Лифт, словно специально для проверки моего физического состояния, не работал. Именинница без всякой помощи сначала одолела расстояние от кресла до моей груди, потом перебралась ко мне за спину.

– Не свалишься?

На мой вопрос ответила Лариса:

– Она, когда её папа изволит появиться, тоже катается на его плечах. Не волнуйся – удержится.

На сверкающей чистотой кухне пыхтела, выдувая из-под крышки пар, небольшая кастрюля.

– Ну, – ссаживая девочку с плеч, удивился я, – а если бы вода залила огонь?

Хозяйка весело рассмеялась:

– У меня в спальне окно открыто – газ туда вытянуло бы. Зато, пока я ездила, ингредиенты для оливье сварились.

Мы готовили ужин, но я временами ругал себя за то, что согласился сюда приехать. Хозяйка явно проявляла ко мне особое внимание. И началось это с переодевания. На пару минут исчезнув, женщина вернулась в коротких шортиках и мужской рубашке. На ней оставались незастёгнутыми две верхние пуговицы. Этого было достаточно, чтобы высокая, налитая грудь держала мои нервы в напряжении, временами почти выпрыгивая наружу. Кухня была маленькой, и, пользуясь этим, Лариса, проходя мимо, находила такие узости, что наши тела плотно соприкасались. Это заставляло волноваться ту часть меня, которая не всегда подчинялась голове. Её кухонные хитрости были бессмысленны: женщины моих друзей и приятелей, чего бы они сами ни хотели, были для меня святым табу. Наконец мама маленькой шалуньи, то взбиравшейся на мои колени, то тащившей меня к стенному шкафу, набитому игрушками, достала из морозилки бутылку водки и наполнила спиртным две рюмашки.

– Ну, мужчина, говори.

Я взял со стола уже запотевший сосудик и произнёс длинный тост. Лариса, одним движением опрокинув в себя содержимое рюмашки, через весь стол потянулась к селёдке. Вырез её рубашки выполнил приказ своей хозяйки и чуть не уронил своё сокровище в мою тарелку.

«Надо уходить, – подумал я, – немедленно встать и откланяться».

Сонюшка, вдруг оказавшаяся рядом, решительно полезла на мои колени, и, пока я её поднимал, пузатенькая крохотная рюмашка, из которой я только что пил, сменилась стограммовым стаканом. Пил я хорошо, и, чтобы затуманить свои мозги, нужно было потрудиться. Самым смешным было то, что и хозяйка перешла на ускоренное опустошение бутылки с водкой. Стремительно покончив с первой, мы перешли ко второй. Еды было много и самой разнообразной, но я ждал курицу. Мы усадили её на бутылку с водой, которую торжественно водрузили в центр жаровни. Теперь она подрумянилась, но до готовности оставалось ещё минут десять.

Вдруг я обратил внимание, что за окном стемнело и яркие звёзды устроили передо мной конкурс красоты. Именинница с удовольствием посапывала на моих коленях. Я осторожно взял из её ручки вилочку, встал и понёс девчонку в спальню. Детская кроватка стояла в ближнем углу, притиснутая родительским лежбищем к стене.

– Тебе пора завести своих детей, – голос Ларисы наполнился многоцветьем лёгкого опьянения. Она странным образом проскользнула и оказалась прямо передо мной. Рубашка натянулась, то ли грозя, то ли обещая выбросить мне в лицо женское сокровище.

Теперь, чтобы положить спящего ребёнка в кроватку, я должен был либо лечь на Сонину маму, либо снова отодвинуться от широченного лежбища и обойти его со стороны двери. Пышущий жаром рот Ларисы украсился двумя рядами ослепительно-белых зубов и медленно выпустил наружу розовый треугольник языка. Он прополз по пухлым губам. Я, упёршись коленом в кроватную раму, положил ребёнка в кроватку. При этом мне удалось удержать дистанцию между собой и Сониной мамой.

– Ты… – Я уже был на пороге спальни, когда она попыталась что-то сказать.

Я, твёрдо решив уйти, направился на кухню за своей папкой. Бумаги, лежавшие в ней, были важны, и я не мог оставить их здесь.

– Ну, куда ты собрался? – Лариса сидела на корточках перед плитой. – Курица готова, и хозяин, чтоб у него яйца отвалились, стоит перед дверью. Сейчас будет целиться в замочную скважину.

Она поднялась и поставила в центр стола пышущую жаром и источающую волнующий аромат куриную тушку. Я обратил внимание на теперь застёгнутую под самый ворот рубашку. От двери донёсся тонкий стук металла о металл, потом послышался лёгкий скрежет.

– Смотри, попал! – Женщина рассмеялась. – Да и время не позднее.

Я оставил свою папку на подоконнике, зная наверняка, что уйти сейчас не удастся, и направился к двери.

– Вот это подарок! – Черныш шагнул через порог, поставил на стул большую картонную коробку и обнял меня. – А я уже решил, что либо ты вернулся в армию, либо в городе перевелись хорошенькие девчонки. А где мой ребёнок? Я принёс ей пожарный автомобиль.

Лариса хмыкнула:

– Посмотри на часы! Я удивляюсь, как это ты о дне рождения собственной дочери не забыл! Да и не мальчишка она. Сонюшке куклы надо дарить. Ты бы ещё экскаватор притащил!

Хозяин, не отвечая на выпады жены, открыл коробку, достал из неё большую пожарную машину и, чуть подумав, водрузил её на телевизор в комнате.

– Ты только посмотри на него! – Хозяйка всплеснула руками. – Утром ребёнок проснётся, полезет за отцовским подарком и всё это разгрохает. А телик, между прочим, японский, стоит почти штуку баксов… Папашка, твою мать…

Черныш снял машину с телевизора и поставил её в угол комнаты, потом положил левую руку на моё плечо и повёл меня на кухню:

– Ты помнишь старый анекдот? – От него несло смешанным ароматом хорошего коньяка и французских женских духов. – Холодное шампанское утром – это стопка водки под шипение супруги. – Он наполнил наши стаканчики, налил себе полный фужер водки и встал: – Ты, я вижу, не женат?

Я улыбнулся.

– И не женись. – Он в два глотка осушил свой бокал. – Помни, что это не равнозначный обмен свободы на карцер объятий жены.

Выдохнув последний звук, мой приятель стремительно опустился на стул и уставился в стол. Потом лицо Черныша сжалось, уменьшившись до размера ладони, глаза потухли, и он, не глядя и не сопротивляясь, уронил голову в тарелку. Она, предварительно выбросив в него нетронутую порцию оливье, поднялась на ребро и вертикально застыла.

Я вскочил с намерением помочь Чернышу, но тут меня хлестанул незнакомый женский голос:

– Сидеть!

Это был не крик и не шёпот. Это вообще не походило ни на что человеческое. Может быть, так шипит какой-нибудь аспид или нечто страшно ядовитое, потому что этот возглас вызвал странное чувство. Задрожала каждая клеточка моего существа, а желудок так сжался, что чуть не выдавил своё содержимое за последние лет пять.

В её глазах застыло нечто похожее на отчаяние или истерику человека, поднявшегося в атаку.

– Пошли. – Женщина решительно поднялась. – Не будем ему мешать.

Мы – она впереди, я позади – вышли в коридор. Она двинулась в сторону спальни, я решил вернуться на кухню.

– Ты куда?

– Папка… Мои бумаги… – пропищал я.

Женщина шагнула ко мне, и я удивился: рубашка на её груди была снова распахнута, и наружу выглядывали два шаловливых детских лица. Я не успел вздохнуть, как они одним прыжком укрылись у меня на груди. Для этого им хватило моего полвздоха, уместившегося в крохотное мгновение. Под моими лопатками была стена, а два тугих мяча, прижатые к груди, с невиданной силой выдавливали из меня воздух. Я, чувствуя горячую волну страсти, уже начавшую с горла свой стремительный спуск, схватил женщину за плечи и отбросил от себя. Только потом я удивился, ощутив под руками её голые плечи. Оказалось, что рубашка, только что бывшая на Ларисе, уже лежит на полу. Едва я подумал об этом, как две белые руки змеиным броском метнулись к моему горлу, но я успел отступить и скомандовал:

– Стоять!

– Ну хочешь, мы пойдём на балкон, туда, где ты чуть не час пользовал балерину?

Лариса, похоже, совершенно потеряла над собой контроль. Моя попытка не поднимая шума блокировать её и выскользнуть из квартиры не удалась. Пока я у двери возился со связкой ключей, она подошла ко мне сзади и две тёплые ладони скользнули по моим бокам. Они тоже оказались голыми, а моя футболка стыдливо висела на поясе, неизвестно как покинув согретый уют брюк.

– Идём!..

Таким приказным тоном со мной не разговаривал даже старшина в первые дни моей службы в армии.

– Не сходи с ума! – Я отодвинул почти одуревшую женщину. – Вы мои друзья. На такую подлость я не пойду.

Мой голос или моя решительность – что-то остановило её. Она опустила руки и чуть отступила от меня. Я наконец нашёл нужный ключ, но в этот миг позади меня раздался глубокий вздох и что-то ударило по стене. Я невольно оглянулся. Женский кулак снова врезался в стену.

– Ты что? – Я едва успел перехватить её руку. – В кровь разобьёшь!

Тут пухлые губы Ларисы разошлись, а из глаз хлынули слёзы. Она не кричала. Она задыхалась, и это не было игрой. Лёгкая синева кольцом очертила её рот, а появившиеся под глазами круги походили на болотные омуты.