Жизнь переходит в память. Художник о художниках – Борис Мессерер

Все поразъехались давным-давно,

даже у Эрнста в окне темно,

лишь Юра Васильев и Боря Мессерер —

вот кто остался еще в Эс-Эс-Эс-Эр.

Булат Окуджава «На эмигрантские темы»О том, что художники, сменив кисть на перо бывают замечательно хороши с прозой знает всякий, кто читал «Письма к брату Тео» ван Гога, репинское «Далекое близкое»; «Хлыновск» Петрова-Водкина. Художник и сценограф Борис Мессерер, титулованный «королем московской богемы» продолжает славную традицию. Его рассказ о собственном творческом пути, который занимает в книге значительное, но не основное место, главное отдано коллегам – это огромное читательское удовольствие.А для человека интересующегося позднесоветским творчеством «Жизнь переходит в память» неоценимый источник знаний о живописи и художниках. Род энциклопедии, которая расширит, углубит и приведет их в систему. Люди творчества, воспринимаемые большинством как некое общее множество, на самом деле достаточно четко отграничены локальными, мало пересекающимися подмножествами: отдельно цвет научной интеллигенции, каждый в своей дисциплине, отдельно писательская, кинематографическая, геймдизайнерская (для современного мира) среда; очень разные музыканты со своей табелью о рангах, трудно представить соседствующими в одной группе рэпера и классического исполнителя. Художники отдельно.И когда появляется фигура достаточно значимая, чтобы вовлечь в сферу своего притяжения ярчайших представителей разных подгрупп; человек,способный сделать границы сред менее ощутимыми, стать универсальным посредником – это событие. Таким человеком для новейшей советско-российской истории стал Борис Мессерер. Некоторые люди соединением различных обстоятельств словно бы предназначены для такой роли, остается добавить «немногое»: талант, харизму, умение дружить. У автора все это есть. Сын балетмейстера и хореографа Асафа Мессерера и двоюродный брат Майи Плисецкой, архитектор по образованию, театральный художник по призванию, муж Беллы Ахмадуллиной, друг многих писателей, поэтов, артистов, и конечно художников.Эта книга рассказывает главным образом о художниках, Василий Аксенов, Андрей Битов, Булат Окуджава, Владимир Высоцкий и Марина Влади появляются на ее страницах мельком. Наверно более подробно о них в другом месте, но для меня настоящим открытием стали главы об учителях: Викторе Эльконине, Артуре Фонвизине, Александре Тышлере. Об эмигрировавших и добившихся на Западе разного уровня признания друзьях-сверстниках Льве Збарском, Михаиле Шемякине. Юрии Красном, Эрнсте Неизвестном. О здешних художниках, которых знают и любят ценители, но дилетантам вроде меня их имена ничего не говорили, кроме, разве Валерия Левенталя, да и то, по родству с Вадимом Левенталем (снова пересечение сред).Удивительно интересный, остроумный, яркий, иногда смешной, часто грустный, порой трагичный рассказ о времени, о себе, о людях, чьи работы – спасибо огромному благу интернета – можно увидеть воочию, читая о них. И это замечательно. Вообще любое просветительство Божья работа, а возвращать из небытия имена, не столь широко известные, дарить их неравнодушным людям – вдвойне.А как потрясающе Мессерер рассказывает о работе над офортами, это ода влюбленного предмету своих страстных мечтаний. Интересно с точки зрения профана которому в тонкостях объясняют технологию совершенно прежде неизвестного процесса, а как читатель ты просто понимаешь, что такая любовь, такой уровень увлеченности не может остаться без взаимности, и огромный успех художника – это в первую очередь результат бесконечного труда по огранке алмаза природного таланта.А какая дивная хулиганская история с Ильей Глазуновым, научившим молодых коллег плохому, вот уж не подумала бы, что маститый и увенчанный, он в поисках подходящего помещения для мастерской может бродить по чердакам с кусачками, чтобы перекусывать перекрывающую вход (советское «зачинено-заборонено») проволоку.Таких забавных милых подробностей с участием персонажей разной степени известности в книге множество, она читается с неизменным интересом и, хотя не заменит курса по Истории искусств, может стать неплохим подспорьем для желающих знать.

У меня остались очень противоречивые впечатления от этого сборника воспоминаний. С одной стороны, мне не было скучно ее читать, порой было даже интересно, но осталось ощущение какой-то незавершенности. Книга все же (и в конце автор это признает) не о художниках, с которыми автор дружил и работал, а о самом Борисе Мессерере, и только о нем выстраивается какое-то целостное представление. Я обычно очень люблю в воспоминаниях колорит эпохи, проскальзывающий в словах, мелочах, объяснениях, а здесь он куда-то уплыл, подевался, был оставлен за скобками, в общем, мне его очень сильно не хватило. Немного смущало также почти стандартное завершение рассказов о коллегах типа «он был очень хороший человек и великолепный профессионал, и я рад, что знал его/работал с ним/учился у него». Но, может быть, это немного наивное и школьное описание – просто свидетельство «подлинных», литературно не обработанных воспоминаний и стремления автора вспомнить всех и всех поблагодарить.

Когда я начал рисовать, это превратилось в жизненную страсть.Это Борис Мессерер в книге своих воспоминаний «Жизнь переходит в память. Художник о художниках» делится впечатлениями о прожитом, прочувствованном, выстраданном.Это книга – калейдоскоп историй, связанных с профессиональной деятельностью знаменитого художника, итоги девяностолетней творческой жизни.Господи, всем бы такой неуёмности, бодрости духа, кладези ума, тонкости наблюдений, сарказма и юмора, как у Бориса Асафовича в его года!Неравнодушие к жизни, желание творить, а еще любовь к богемным кутежам, которые не «лечатся» временемВ общем, если вам интересна закадровая жизнь советского творческого бомонда (последние 30 лет – ставшего российским), если вам понравился слог Мессерера в его книге воспоминаний о Белле Ахатовне, и тем более, если вы ее не читали, то искренне рекомендую «Жизнь переходит в память» к внимательному прочтению