Борис Левандовский
Вампокалипсис: Третья кровь

Виктор (Киев, мост Патона)

Виктор не любил маршрутные такси за их тесноту и раздражающую привычку водителей кланяться каждому столбу, подбирая все новых пассажиров, чтобы набить ими салон, будто тот сделан из резины. Однако сейчас это был самый простой и быстрый способ добраться от Контрактовой площади в Новую Дарницу, тем более что четырехлетний Владик вдруг раскапризничался, жалуясь на головную боль и озноб.

Виктор, в который раз за последние десять минут, потрогал горячий лоб внука – похоже, у мальчика действительно поднималась температура. Вечно с этими детьми так, – досадовал про себя Виктор, – только что они носились, как угорелые, а в следующую минуту их уже лихорадит от очередной ангины, свинки или еще какой-нибудь болезни. Обход книжного рынка, который он давно планировал себе устроить, пришлось прервать ровно на середине, и если бы не "Мать Тьма" Курта Воннегута, лежащая сейчас в желтом целлофановом пакете на его коленях, поездку можно было бы считать совершенно загубленной.

Пока салон маршрутного такси № 31, стоящего на конечной остановке, постепенно заполнялся людьми, Виктор нетерпеливо поглядывал в окно: Контрактовая площадь была многолюдна, на скамейках и на каменных окантовках клумб, потягивая пиво, кучковалась неформального вида молодежь, состоявшая в своем большинстве из студентов-гуманитариев и разных длинноволосых ребят, похожих на начинающих рок-музыкантов.

– Ой, мам! – ткнула в окно пальцем сидящая впереди девочка на два или три года старше Владика, указывая на долговязого парня с заплетенными в тонкие почти до пояса косички волосами и черной толстовке, из под которой выглядывала длинная блестящая цепь. – Смотри! Бугагот!

– Показывать пальцем некрасиво, прекрати, – сказала женщина, лишь мельком удостоив взглядом длинноволосого парня в черном.

К нему тем временем подошла девушка лет шестнадцати-семнадцати, в черных высоких ботинках, одетая почти как парень; ее лицо от бровей до нижней губы украшал щедрый пирсинг. Они поцеловались и подсели к компании таких же ребят.

Виктор скептически рассматривал молодых людей одного за другим, размышляя, как их родители позволяют им не только выглядеть так вызывающе, но и даже согласны платить за это. А потом вдруг поймал себя на мысли, что и сам бы многое отдал, ради возможности скинуть лет тридцать-сорок и прямо сейчас присоединиться к ним – и плевать, сколько булавок торчало бы из его физиономии и какой длины достигали волосы. Меняется время, меняется мода, рождаются новые кумиры, только молодежь всегда остается молодежью, – с мимолетной ностальгией подумал Виктор.

– Деда, а когда мы поедем? – тронул его за локоть совсем раскисший Владик. Нарастающая лихорадка уже проступила нездоровым блеском в его темно-карих глазах, глазах его матери и его бабушки, какими они были у нее в юности и какими Виктор запомнил их навсегда. Почти всю свою внешность мальчик унаследовал по женской линии.

– Сейчас, – Виктор усадил внука к себе на колени, чувствуя, как тот дрожит всем телом. – Вот прямо сейчас и поедем.

Освободившееся сиденье тут же было занято молодой женщиной лет тридцати, без умолку трещавшей по мобильному телефону. В этот момент водитель закрыл двери, и маршрутка тронулась.

Нужно было взять такси, – с запоздавшим сожалением подумал Виктор, – похоже, мальчишка подхватил грипп.

– Бугагот, – сказала девочка впереди, продолжая глазеть в окно. Владик приподнял голову, пристально и недовольно глянул в ее сторону, будто мог видеть сквозь спинку сидения, но ничего не сказал и вновь приник к груди деда.

Вскоре маршрутка выбралась на Набережное шоссе и помчалась вдоль берега Днепра. Солнце играло тысячами ярких бликов среди волнистой ряби, пуская фейерверки мягких зайчиков и давая насладиться последним теплом такого долгого в этом году бабьего лета; у причала швартовался прогулочный корабль, готовясь к отплытию.

"Как-нибудь нужно устроить Владику небольшой речной круиз, – решил Виктор. – Когда поправится. Черт, угораздило же…".

– Пахнет рекой, – вновь подала голос невидимая девочка впереди и засмеялась, будто отмочила что-то ужасно смешное. – Пахнет лодками, пахнет островом…

Сделав крутой вираж вправо, чтобы описать почти полный круг, маршрутное такси выбралось на мост Патона и резко сбавило скорость. Виктор всегда любил этот участок пути через Днепр, хотя с тех пор, как сняли трамвайную линию, он утратил большую часть своего очарования: было что-то особое в этом – преодолеть водную гладь между Правым и Левым берегами в салоне трамвая. Что-то из сáмого детства.

"Да откуда же эта чертова хандра в последнее время?!" – думал Виктор, прижимая внука к груди, чувствуя его проникающее сквозь рубашку лихорадочное тепло и с недовольством отмечая, что маршрутка движется все медленнее.

Эта необъяснимая хандра, похожая на смесь безотчетной тревоги и какой-то острой, пронизывающей до самого сердца ностальгии, начала регулярно посещать его с одного памятного вечера несколько недель тому назад, когда Виктор внезапно увидел окровавленное лицо внука, бегущего к нему через детскую площадку. Смеющееся лицо, будто залитое сладким вишневым сиропом, а вовсе не его собственной кровью. И сколько бы Виктор потом не убеждал себя, что всему виной являлся свет предзакатного солнца, в нем глубоко пустило ростки чувство тревоги, почти уверенности, что кому-то из его близких грозит беда. Особенно мальчику. Нет, именно Владику.

– Пахнет перилами, пахнет столбом… – голос девочки был для Виктора сейчас чем-то вроде поплавка, не дававшего ему соскользнуть на действительно опасную глубину, где властвовала лишь сводящая с ума тревога, многократно усиленная внезапно подскочившей у внука температурой.

– …пахнет мостом…

– Вот дура! – не выдержал Владик. – Мосты не пахнут!

В пространстве между спинками кресел возникло лицо девочки. У нее были ярко-рыжие кучерявые волосы и насмешливые, близко посаженные зеленые глазки.

– От дурака слышу! Еще как пахнут! – сообщила она. – А если будешь обзываться, за тобой придет Бугагот! Ясно?

В этот момент маршрутка остановилась. Виктор расслышал чертыханье водителя и наклонился к окну, пытаясь разглядеть, что происходит впереди. Ряд машин слева также остановился. Похоже, образовалась пробка. Сейчас все это было страшно некстати – он снова приложил ладонь ко лбу внука. Невозможно было определить, стал ли тот еще горячее за последние минуты, но прохладнее он точно не становился.

– Что там такое? – склонился в проход Виктор. – Это надолго? У меня здесь больной ребенок.

– Кажется, снова авария, – ответил водитель. Несколько пассажиров, которые могли видеть, что происходит впереди, выразили согласие с его словами. Виктор мысленно выругался.

В проеме между кресел вновь возникло лицо рыжей девчонки.

– Это ты – больной? – осведомилась она, показала маленький острый язык и спряталась за спинкой.

"Если засранка сейчас скажет что-нибудь, вроде "пахнет больным"… – с раздражением подумал Виктор.

– А что с ним? – спросила молодая женщина на соседнем сидении, почти всю дорогу не отрывавшая мобильный от уха.

– Видимо, грипп… – мрачно предположил Виктор.

Маршрутное такси медленно тронулось, но тут же вновь затормозило, не проехав и десятка метров.

Снаружи постучали. Водитель открыл двери, и в салон вошли несколько человек. Как оказалось, они вернулись назад пешком с места происшествия, где их машина, следовавшая тем же 31-м маршрутом, сбила человека. Водитель позволил им не платить за проезд.

– Ну и дела… – качал головой седой мужчина, один из новых пассажиров, примерно одного возраста с Виктором. – Я стоял впереди и видел, как все случилось.

"Говорит так, будто увидел собственную мать верхом на метле", – с каким-то неприятным чувством отметил про себя Виктор.

– Тот парень просто вышел поперек дороги, – продолжал седой. – Как сомнамбула, будто совершенно ничего не замечал вокруг.

– Пьяный, а может, самоубийца… – предположил кто-то вслух.

– Нет, не думаю, – с сомнением покачал головой седой. – Мне он больше напомнил человека, который ходит во сне. Только… – Мужчина на секунду умолк, с удивлением взвешивая свою мысль. Отразившееся на его лице выражение могло показаться бы даже забавным, не иди речь о столь неприятных вещах – Но не мог же он, и в самом деле, быть одним из этих…

– Лунатиков? – подсказала мать рыжей девочки. – Нет, вряд ли. Скорее уж, наркоман.

– Просто вы его не видели, – обернулся к ней седой.

– А мне и не нужно. Лунатики не бродят средь бела дня по улицам. Тем более, чтобы попасть на мост…

– Дурацкий лунатик, – вставила рыжая.

– …он должен был пройти слишком большое расстояние и пересечь несколько многолюдных и шумных мест, его обязательно разбудило бы что-то. Нет, это невозможно. Кстати, что с ним? Он жив?

– Нет, – поднял голову седой. – Уж в этом можно нисколько не сомневаться.

– Ага, – подтвердил чей-то голос. – Точно можно. Как по мне, этот парень выглядел так, будто умер еще несколько дней назад.

Кто-то громко кашлянул.

– Люди, может, хватит об этом? – с брезгливым выражением сказала любительница телефонных разговоров, сидевшая рядом с Виктором.

Тут маршрутное такси тронулось с места и начало постепенно набирать скорость, мгновенно разрушив ауру некоего таинственно-темного единения, всегда возникающего между людьми, ставшими свидетелями чего-то непостижимого и скверного. Вскоре его колеса коснулись Левого берега, и мост Патона остался позади.

Виктор продолжал внимательно прислушиваться к состоянию Владика, но почувствовал себя спокойнее: минут через десять-пятнадцать они будут дома.

Рыжая с матерью выходили двумя остановками раньше. Когда двери открылись, она обернулась на мгновение, кольнув Владика своими острыми зелеными глазками.

– Его укусил Бугагот… Он и тебя поймает! Да!

– Пошли, – резко дернула ее за руку мать, и дверь закрылась.

Владик поднял к Виктору бледное осунувшееся лицо с проступившим на щеках нездоровым румянцем:

– А кто такой Бугагот, деда?

– Если будешь слушать разную ерунду, которую говорят маленькие глупые девчонки, в ушах вырастет морковка, а в носу укроп, – потрепал темные, как и у всех женщин в его роду, волосы мальчика Виктор, изображая беззаботную улыбку. Однако едва пошедшая на убыль хандра вновь защемила сердце. Еще и этот неприятный случай на мосту…

…этот парень выглядел так, будто умер еще несколько дней назад…

Тьфу! Ничего не скажешь, просто праздник души. А день так замечательно начинался…

Виктор занес на руках внука в квартиру, поднявшись пешком на третий этаж. Как он и думал, молодые еще не вернулись. Впрочем, он не слишком и рассчитывал на них – в конце концов, почти со всем, что касалось Владика, он справлялся лучше обоих родителей вместе взятых, давно и по собственной воле став его нянькой, пестуном и по-своему даже лучшим другом.

Овдовев семь лет назад, Виктор почти сразу вышел на майорскую пенсию пожарного и перебрался к дочери с зятем, а с рождением Владика внезапно обрел новый смысл жизни ("Я не дед, старые вы завистники, а отец в квадрате" – смеясь говорил Виктор, потом еще целый год принимая поздравления давних друзей и бывших сослуживцев). Примерно в то же время он увлекся компьютерами и внезапно открыл для себя недоступный большинству его ровесников прибабахнутый и завораживающий мир Интернета.

Предоставив дочери возможность раньше вернуться к работе и подолгу оставаясь с внуком, Виктор участвовал в дюжине аматорских форумов; его излюбленными, где он проводил большую часть времени, были для почитателей литературы и начинающих писателей. Поначалу Виктор полагал, что на фоне других покажется этаким нелепым мастодонтом, занесенным в Виртуальный Мир из позвякивающего машинками конторских секретарш и гудящего клаксонами прошлого. Но вскоре понял, что здешняя жизнь подчинена совсем иным законам, нежели жизнь реальная, в которой он пребывал от рождения. Просто мир вокруг меняется быстрее, чем некоторые люди, – убеждал он себя. Это в некотором смысле напугало и в тоже время восхитило его. Здесь ты мог умереть и заново родиться по собственной воле, обернуться темным принцем, важным инкогнито или бесстыдной шлюхой, и запросто общаться с людьми, которых никогда не встретил бы и не узнал. Здесь ники заменяли имена, а аватары – лица, и подобно божеству, заточенному в неприметной щели на краю мира, ты мог послать свой бесплотный стремительный дух покорять отрезанные камнями стен далекие дали…

Уложив Владика в постель и вызвав по телефону врача, Виктор зашел в свою комнату, включил компьютер и проверил электронную почту. В ящике оказалось почти два десятка писем: половина очевидный спам, и он, не открывая, сразу удалил их, одно от знакомого с приглашением порыбачить на ближайшей неделе, остальные – уведомления с форумов, где он участвовал.

И еще одно. Сердце Виктора сразу же учащенно забилось, когда он увидел адрес отправителя. Он две или три секунды помедлил, глядя на изображение нераспечатанного конвертика, а затем с улыбкой, мгновенно сделавшей его на двадцать лет моложе, открыл письмо (при этом как всегда жалея, что не может видеть ее настоящий почерк):

"Дорогой Виктор!

Последние дни оказались очень важны для меня. Их целиком занимали мысли и чувства. Все это было мне крайне необходимо, чтобы окончательно разобраться в себе и понять, какое место Вы теперь занимаете в моей жизни. Потому я тем больше ценю Ваш такт и терпение. И хотя мы прежде никогда не видели друг друга, я совершенно убеждена, что знакомство с Вами – это лучшее из всего, что произошло со мной за многие годы.

Я чувствую, что время для нашей встречи наконец пришло. И единственный вопрос, который я могу Вам сейчас задать, желаете ли Вы этого так же, как и я?

Искренне Ваша, Элея"

Стас Вишнит; Ползун вернулся (Киев, Новая Дарница, август)

У старых привычек год идет за день. На следующее утро после недолгого, но пронизывающего до самых глубин души погружения в оранжевое сияние, Стас Вишнит распечатал темно-коричневую пачку «Капитана Блэка» и закурил первую сигарету с чувством, словно бросил это занятие всего три дня назад. Голова закружилась после первой же затяжки, прогоняя похмелье не хуже нескольких глотков крепленого пива.

Он все еще рассматривал старую дешевую зажигалку, купленную в незапамятные времена, высекая огонек и удивляясь, как та привычно лежит в руке, когда фильтр стал слишком горячим, чтобы удерживать его между пальцами. Стас выронил окурок, секунду-другую наблюдая его полет с высоты пятого этажа, и, несмотря на головокружение после трех лет воздержания и крепость "Капитана Блэка", подкурил новую сигарету. Черт, сейчас это было то, что надо, это было круто… Балконная дверь позади него вдруг резко хлопнула, издав громкий визжащий скрип, и Стас дернулся, однако сразу расслабился, поняв, что причиной тому обычный сквозняк.

"Смазать бы…" – в который раз промелькнула ленивая мысль.

Но не вчерашние неприятности на работе, не похмелье и даже не внезапный шок от падения в оранжевую пучину минувшим вечером заставили его открыть пачку "Капитана Блэка", которая почти три года простояла нетронутой на полке среди его любимых книг – как памятник старой дурной привычке.

Этой ночью он снова увидел Ползуна. Давний детский кошмар, рожденный когда-то его собственным воображением, вернулся и разбудил его.

Открыв среди ночи глаза от какой-то неясной тревоги, Стас впервые за долгое время снова увидел его луноподобное, как у имбецила, бледное лицо, которое скалилось непомерно огромным ртом в изножье кровати, глядя на него и пуская длинные слюни. Ноги Стаса сами подтянулись к животу, как и в те ночи, когда ему было шесть, а все тело мгновенно покрылось холодной испариной. Но вот прошла секунда… и Ползун уже скрылся за спинкой кровати, слышен только суетливый стук его локтей по полу. Где-то совсем близко, но точно определить невозможно, и его круглое безумное лицо может появиться в любой момент, откуда угодно; возникнуть прямо у изголовья, вынырнуть из сумрака, будто маска, слепленная из сырого теста. И снова близкое шуршание, беспорядочный стук, приглушенный толстым ковром… У Ползуна нет ног, поэтому он передвигается, катаясь по полу волчком или быстро-быстро перебирая локтями и подтягивая бледное бесформенное, как у слизняка, тело. Временами он ворчит – голос пьяной, едва ворочающей языком бабы. Все, как и раньше, но Стасу кажется, что Ползун стал будто бы крупнее и даже проворнее, словно повзрослел вместе с ним за эти годы.

А затем – внезапная тишина, почти звенящая. И вновь в комнате никого нет, кроме Стаса, вцепившегося холодными руками в край одеяла и улавливающего только собственное сбивчивое дыхание, будто Ползун явился лишь затем, чтобы дать знать о своем присутствии, о том, что он вернулся из долгого паломничества в Страну ночных кошмаров – Мекку всех вымышленных детьми злобных существ – сумев найти спустя много лет обратную дорогу.

Стас, невесело улыбаясь, запустил вниз второй окурок. А он-то считал, что его ближайшие неприятности ограничатся разборками на работе и неизбежным увольнением. Все показалось вдруг мелким и незначительным. Да катись они к чертям… Стас бросился в уборную, роняя на пол пачку "Капитана Блэка" с зажигалкой, и едва успел согнуться над унитазом до того, как его вырвало утренним кофе напополам с желчью.

"Главное, – напомнил себе Стас, глядя в зеркало красными слезящимися глазами, – не дать ему стянуть себя с кровати. И не должно быть никакого зазора со стеной, куда Ползун мог бы просунуть руку и вцепиться своими липкими пальцами. Но самое важное – не позволить ему стянуть себя на пол. Потому что…".

Ну и мысли же лезут в голову, усмехнулся Стас, открывая кран и обдавая лицо прохладной водой. Ведь ему прекрасно известно, что никаких ночных тварей на свете нет, а своего личного монстра он выдумал во время тяжелой ангины, когда ему было шесть. Кажется, это был всего лишь белый наполовину сдутый воздушный шар, который остался после его дня рождения, и каким-то образом оказавшийся на стуле в ногах кровати, а остальное дорисовало его воспаленное лихорадкой воображение. Только и всего.

– Только и всего… – пробормотал Стас, заметив в зеркале, как в отраженном проеме двери за его спиной мелькнуло что-то светлое и быстрое. У самого пола.

Стас, медленно ступая, вернулся в комнату. Похоже, в зеркале он увидел солнечный блик, отраженный стеклом балконной двери.

– Только и всего, – повторил он. Никаких монстров из его детства, всего лишь ночной кошмар, навеянный вечерней выпивкой и недавним стрессом на работе – неизменными приятелями любого менеджера. И никакого Ползуна, готового в подходящий момент схватить за руку, чтобы стянуть с кровати и затащить в свой жуткий полуночный мир.

"А разве ему это однажды почти не удалось?" – возразил его же собственный голос, голос Стаса-ребенка.

Нет, что-то он не припомнит такого, разве что несколько ярких и запомнившихся на многие годы дурных снов. Херня все это.

"Херня, да? – в голосе ребенка звучал совсем недетский сарказм. – А как же тот случай, когда в твоей комнате остались ночевать гости? Двоюродный брат отца с женой, которые остановились проездом на пару дней. Мама постелила им на полу в твоей комнате, потому что в гостиной оказалось слишком мало места. У этого дяди Бори были чертовски длинные ноги, которые торчали из-под одеяла, как две ходули, помнишь? Худые с выпирающими голубоватыми венами и очень смуглые, будто он всю жизнь провел на пляже. А когда ты проснулся ночью в туалет, то увидел Ползуна, сосущего большой палец на его левой ноге, словно леденец… И это тоже, по-твоему, еще один херов сон?"

Мне тогда было семь, всего лишь семь, – мысленно возразил себе Стас, и в этот момент на столе зазвонил мобильный.

Однако вместо того, чтобы сразу взять трубку, Стас посмотрел на часы. Что?! Просто невероятно, что он настолько утратил чувство времени… Нет, точнее, оказался так выбит из колеи давним детским кошмаром, вернувшимся этой ночью, что совершенно забыл о его существовании, да еще в такой момент!

Поднимая мобильный, он мог поспорить, что уже знает, кто и зачем ему звонит.

– Стас, ты с ума сошел? – по голосу Глеба – его единственного близкого приятеля в фирме, а заодно и коллеги по отделу продаж – явно угадывалось желание не оказаться подслушанным окружающими, несмотря на душившие его эмоции. – Горгона и ее оборотни уже битый час просто рвут и мечут, ожидая, когда ты объявишься! Весь офис стоит буквально на ушах, а ты… – до Стаса долетел приглушенный смешок, – А ты торчишь дома и в ус не дуешь…

– Что значит, на ушах? – спросил Стас. – Все уже обо всем знают?

– Ну, не мне тебе рассказывать, что такие новости разлетаются мгновенно. Не каждый день выясняется, что один из ведущих менеджеров больше года кидал собственную фирму… – Стас вдруг уловил мгновенное смущение в его голосе. – Ты действительно делал это?

– Да.

– Слушай… Нет, правда?

– Да, и нисколько не жалею об этом.

На несколько секунд повисла пауза. Стас слышал далекие знакомые голоса, долетающие из помещения офиса, голоса, к которым привык за последние два года работы в фирме.

– Ты хоть представляешь, что тебя ждет сегодня? – сказал наконец Глеб.

– Вообще-то мне плевать… – Стас внезапно принял для себя решение. Впрочем, не исключено, что сделал он это еще вчера, но, напившись, забыл о нем. Похоже, так и было, учитывая, что оно не вызвало ни удивления, ни беспокойства. – Я не появлюсь сегодня.

– Что?

– И завтра тоже.

– Послушай…

– В этом нет никакого смысла, меня попрут в любом случае. Я не собираюсь ни перед кем оправдываться. Просто когда все поутихнет, вернусь забрать документы.

– Но они могут…

– Да ни черта они не смогут, – Стас знал, к чему ведет Глеб. – Это палка о двух концах: если они обратятся в прокуратуру с обвинениями в хищении средств фирмы, значит, будут должны признать и свое прямое участие в откатных схемах.

– Хорошо, допустим. Но ты мог бы попытаться хотя бы как-то сгладить углы, иначе они закроют для тебя все двери в нашей сфере. Вспомни, как произошло с Воробьевым. Ты потеряешь всю базу, все, что успел наработать за эти годы. Неужели так хочешь все начать с нуля?

– Насрать… Старик, ты даже не представляешь, как давно мне все это остохерело… – Стаса начало трясти от безудержного смеха. – Я просто оказался способным учеником, всего лишь делал то, чему они меня сами научили. Только и всего.

У него перед глазами стояла сцена четырнадцатимесячной давности. Кабинет очередного начальника отдела закупок, пригласившего потолковать тет-а-тет менеджера частной фирмы, торгующей ГСМ.

– Наша месячная потребность составляет примерно сорок кубов компрессорного масла, – говорит снабженец, оценивающе глядя на Стаса, для которого в этом взгляде, неторопливой манере речи, в жестах скрыто гораздо больше, чем могло бы показаться простому стороннему наблюдателю. Он кивает собеседнику, давая понять, что они легко найдут общий язык, а их предыдущий телефонный разговор этим утром и отправленные по факсу прайс-листы – едва ли не пустая формальность.

– Наши прессы работают в две смены и жрут, как звери, – снабженец что-то пишет на маленьком квадратном листке. – Предыдущий поставщик начал нас регулярно подводить, и теперь мы ищем нового.

Стас улыбается одними губами – для него это не новость, поскольку иначе и быть не могло – и машинально ворошит в уме список фирм-конкурентов, одна из которых то ли по недосмотру курирующего менеджера, то ли по каким-то еще причинам лишилась этого весьма жирного куска.

Хозяин кабинета скользит листком по столу в сторону гостя. Стас видит цифру, которая означает добавку к цене, ориентировочно прикидывает общую сумму "верхушки", медленно кивает. Чуть ниже цифры карандашом выведено:

?/?

Он достает из внутреннего кармана пиджака свой «Паркер», который специально приберегает для таких случаев, и отвечает:

60/40

Собеседник отрицательно качает головой в тишине кабинета, но Стас ничего другого и не ждет: это лишь часть ритуала, которую, впрочем, он иногда и опускает. Но не сегодня.

Тихий скрип ручки, изучающей мелкие щербинки стола сквозь тонкий лист бумаги:

50/50

Тот несколько секунд размышляет.

– Мы были бы заинтересованы в постоянном сотрудничестве, если… – листок скользит обратно к Стасу.

40/60

Такое соотношение в рамках его полномочий, но он извиняется и выходит из кабинета якобы позвонить по мобильному, чтобы заручиться согласием своего руководства. На самом деле Стас вспомнил об одном интересном разговоре, произошедшем пару недель назад в баре, где он встретил старого приятеля. Они много выпили, но кое-что из его слов накрепко засело у Стаса в голове.

Он звонит в офис и сообщает директрисе, что потенциальный заказчик готов работать на условиях 30 к 70-ти, но долгосрочно, сообщает объемы и еще, как бы между прочим: у кабинета в ожидании приема ошивается чей-то представитель и, кажется (хотя Стас, хе-хе, и не уверен на все сто), тот намазывает масло на кусок хлеба "Водолею", их прямому конкуренту. Горгона что-то брюзжит о слипшейся заднице, однако, в конце концов, соглашается – фирма сейчас переживает не самый лучший период, а всякой мелочевки, вроде "Водолея", черт бы их побрал, развелось уж слишком много.

Стас возвращается в кабинет, сияя ослепительной победной улыбкой, и сообщает, что все в порядке: его руководство согласилось на 40 к 60-ти.

Четырнадцать месяцев каждого 12-го числа он передает из рук в руки невзрачный, обернутый плотной бумагой пакет в одном из баров у метро "Золотые ворота", передает, затем сразу поднимается и уходит, четырнадцать месяцев каждого 12-го числа он перед этим вычитает из пакета свою маленькую личную премию.

– Кто же мог подумать, что Горгона и его жена однажды станут сгонять жир в одном фитнес-клубе… – будто извиняясь за это досадное совпадение, сказал Глеб. – Ну, а если она решит тебе отомстить? Ты думал?

– Брось, сейчас уже давно не девяностые, – поморщился Стас, у него вдруг сильно разболелась голова. А еще ему снова захотелось сигарету.

"Это все из-за похмелья и этих дурацких детских кошмаров. Особенно из-за второго".

– Ладно, мне тут пора заняться кое-какими делами, – сказал Стас. – Еще увидимся, пусть только все уляжется.

– Что ж, ясно… – насколько Стас знал Глеба, тот сейчас улыбался, но улыбался грустно (и этот маленький эмоциональный штрих, возможно, только воображаемый, оказался ему все же приятен). – Не пропадай надолго. И удачи тебе.

Они разъединились.

* * *

– А разве ты не должен сейчас быть на работе? – удивленно спросила Вера, пропуская Стаса в квартиру и разглядывая его неделовой прикид – черную футболку с эмблемой какой-то неизвестной ей рок-группы, старые джинсы и не менее старые кроссовки. Ее же вид являл полную противоположность: деловая «двойка» с юбкой до колен и строгий умеренный макияж, словно она собралась на какой-то важный прием или совещание акционеров крупной компании.

– Я решил уйти, – просто ответил Стас и поцеловал Веру в щеку.

– Уф!.. Что это? – выражение удивления по-прежнему не сходило с ее лица. – Мы знакомы почти месяц, но я не знала, что ты куришь.

– А-а, это… – рассмеялся Стас и лукаво подмигнул. – Я полон сюрпризов.

– Я вижу.

Он наконец обратил внимание, как она одета.

– Кажется… я что, не вовремя? Ты собралась уходить?

– Угу, но время еще есть, к тому же, мне назначено не на конкретный час. Что-то вроде ознакомительного визита, прежде чем приступить к обязанностям. Чаю хочешь?

– Не откажусь, – он последовал за Верой в кухню. – Значит, тебя можно поздравить?

– Наверное, уже можно, – она включила электрический чайник и села напротив Стаса. – Даже как-то немного странно: я устроилась на новую работу, а ты – ушел со старой. Что-то случилось?

– Да не то чтобы… Долгая и ужасно скучная история. Лучше расскажи о своем новом месте. Это те ребята из строительной конторы… как их там?

– Нет, – покачала головой Вера. – Одна сетевая компания, они только организовались и, можно сказать, делают первые шаги.

– А-а, – слегка разочарованно протянул Стас. – Собираешься заставить всех знакомых мыть голову чудо-шампунем по цене "Мерседеса", травить душещипательные байки о посудных щетках, сделанных по космическим технологиям НАСА, и строить Сеть?

Чайник отключился, щелкнув тумблером, и Вера разлила кипяток по кружкам с пакетиками "Ахмата".

– Не совсем так, – улыбнулась она. – Мне предложили штатную должность в отделе маркетинга. Торговать посудными щетками – для меня слишком высокая планка.

– Ты себя недооцениваешь.

– Нет-нет, торговля щетками – это для крутых, а меня устроит и скромная офисная должность.

– Ладно, я очень рад за тебя, – Стас перегнулся через стол и поцеловал ее в губы. Вера ответила на поцелуй, и когда Стас отстранился, в ее глазах играли едва различимые искорки. Но он все же поймал их отблеск, и эти искорки, будто звезды, отраженные бархатной гладью ночного пруда, окончательно изгнали все недавние неприятности из его мыслей.

– Погоди, я сейчас, – Стас поднялся из-за стола и направился в коридор, пока Вера делилась впечатлениями о своих новых работодателях. – Я тебя отлично слышу, продолжай.

Он тем временем пристально оглядел вешалку, полку для головных уборов выше ряда аккуратных крючков, заглянул в небольшой комод, но не нашел ничего похожего на ту вещь, о которой думал.

– Что ты там делаешь? – спросила Вера из кухни.

– Сейчас, – Стас открыл дверцу коридорного шкафа, где висела одежда, ожидавшая прихода своего сезона. Его взгляд сразу остановился на темно-зеленом шелковом платке, перекинутом через плечо легкого осеннего пальто. Оно.

– Но знаешь, что странно? – продолжала Вера. – Я дважды общалась с их директором, вчера днем в офисе и сегодня утром по телефону, и мне показалось, что я говорила с двумя совершенно разными людьми.

– Правда? – Стас вернулся в кухню, сворачивая платок в длинную узкую полоску. – Иногда такое случается, когда впервые говоришь по телефону с малознакомыми людьми. Со мной это бывало много раз.

– Понимаешь, тут дело совершенно в другом, у меня возникло чувство, будто… а это зачем? – она указала на платок в руках Стаса.

– Так… – улыбнулся он, медленно заходя Вере за спину. – Просто возникла одна идея, не отвлекайся. И что же тебя смутило в том телефонном разговоре?

– Ну, этот директор… Альберт Рубинштейн, он словно… – Вера запнулась, когда Стас перебросил сложенный в узкую полоску платок ей через голову, а затем поднял на глаза и осторожно завязал концы на затылке.

– Так что же с ним не так?

– С ним… Кстати, попробуй угадать название этой компании. Если тебе это удастся меньше чем за тысячу попыток, я превращусь в Золотую рыбку и выполню три твоих любых желания.